Глава 4
Аллисандр помирился с Алексеем, разбудив на следующее утро впервые напившегося друга, которому заметно поплохело по пробуждению.
Старший лишь рассмеялся, закурив, посмотрев в окно, отмечая солнце, что светит, но уже не греет.
Набоков еще долго приходил в себя, умываясь и выпивая воду, отчего Уэльсон фыркнул, назвав Алексея неопытной девицей, благо дело, сударь этого не расслышал.
Последующие дни прошли довольно нудно. Аллисандр то и делал, что лишь пил и развлекался в трактирах.
Алексей бегал к другу каждый вечер, истеря из-за неблагодарных родственников.
Те пригрозили судом, и в скором времени служанка отдала Набокову письмо, в котором было сказано явиться на рассмотрение ситуации.
У дворянина чуть сердце не остановилось от такой наглости, из-за чего он стал посещать театры и библиотеки, полагая встретить там образованную и милую барышню, с которой не стыдно идти под венец.
Аллисандр на это, ясное дело, закатывал глаза и иронично высказывался, что в случае потери поместья, Алексей сможет жить вместе с другом, на что юноша гордо поднял голову, отвечая: "Неимущий никогда не поймет потерю богатого", намекая, что Уэльсон спокоен, потому что сам никогда не имел того, чего можно было потерять.
Алексей, по сути, был прав, да и сам Аллисандр осознавал это, не видя причины для спора.
Явившись в суд, Набоков рассказал всё, как есть, благо дело, удача улыбнулась, и судья не нашел весомой причины, по которой Алексея стоило бы лишить титула или особняка.
Таким образом, невежественные родичи лишь самих себя опозорили, ибо были неграмотными и довольно глупыми, раз посчитали приемлемым заявить, что дом стоит отдать им во владение, ведь Алексей "долгое время пропадает в селах всяких, да женой не обзавелся".
Неимущий Аллисандр пил и ходил на работу. Мужчина иногда помогал с грузом, но также работал в одном ателье, где шил одежду для благородных дам.
Кто именно изобретает им платья женщины не знали, ибо ателье находилось в хорошей части города, где хозяйка сама встречала персон, по большей части, жен купцов и некоторых аристократов, показывая им красоту, что недавно, якобы, привезли откуда-то из заморских стран.
Аллисандр был талантливым, однако не усидчивым. Он не получал от работы удовольствия, ибо никогда не мог подумать, что ему придется изготавливать одежду для высокомерных сударынь...
Хотя, по большей части, он не шил, а, скорее, пришивал к уже готовым тканям различные ленты и кружева, за что ненавидел себя еще больше.
Да и Уэльсон, наверняка, в юности планировал прожить совсем иначе.
Хозяйка встречала посетительниц исключительно сама, запрещая Аллисандру показываться на глаза приличным людям, на что месье лишь усмехался и кивал.
Ему и самому не хотелось слышать похвалу от дамочек, которые повыдирают друг другу волосы, коль платье новое не поделят.
Владелица ателье также делала постоянные замечания, требуя, чтобы мужчина не сквернословил и выглядел современнее, а не как оборвыш.
Одежда Аллисандра была чистой и недырявой, однако одевался он старомодно, что раздражало хозяйку, угрожающую вышвырнуть, как блохастого котенка.
Закончив рабочий день, Уэльсон вышел из ателье, запирая двери ключом.
Месье решил направиться к Алексею, ибо знал, что дворянин будет дома.
Аллисандр закурил, проходя по темным и узким переулкам. Он не боялся, что на него нападут грабители и простые хулиганы: брать было нечего, а собственная жизнь мужчину волновала мало.
Сударь шел вперед по известной ему дороге, спокойно куря, благо дело, было довольно поздно, да и темнеть начинало заметно быстрее, ведь была уже поздняя осень.
Внезапно послышался звук копыт, и Аллисандр поднял голову, замечая неподалеку карету.
Молодой человек решил переждать, пока она проедет, да и торопиться ему особо было некуда.
Экипаж медленно приближался к курящему силуэту. Выражение лица известного прохожего отображало скуку и едва заметную усталость.
Карета приблизилась и почти было отъехала, как не пойми откуда появился автомобиль, случайно прикрывая путь лошадям.
Животные заржали, и Уэльсон закатил глаза, ожидая, когда, наконец, недоразумение разрешится.
В экипаже сидели две девушки, возмущающиеся, повелевающие кучеру объехать автомобиль как угодно, пока тот спорил с водителем машины, объясняя как нужно вести себя на дороге.
"Неслыханно! Мы так никогда не доедем до салона", - сказала барышня, сидящая внутри.
Карета стояла в двух шагах от длинноволосого, из-за чего тот ненароком услышал разговор двух дам, как и прежде, не придав этому значения.
"Если этот усатый болван не поторопится, мы опоздаем. Это же очень дурной тон!" - заверещала вторая, намекая на кучера.
Через пару секунд, наконец, спор разрешился, и автомобиль подал назад, давая лошадям пространство. Кучер поспешил вернуться на рабочее место.
Девушка в желтом платье выглянула из окошка кареты, замечая возвращение:
"Ну наконец-то! Коль к восьми часам не явимся, Шарлотта не допустит нас к той худощавой девушке."
"Довольно, Лидия, Маргарет примет нас в любом случае" - ответила вторая, после чего кони сорвались с места.
Месье удивленно вскинул голову, вытаскивая сигарету изо рта, оборачиваясь на отъезжающий экипаж.
Что-то щелкнуло в голове Аллисандра, и он сделал несколько быстрых шагов вперед, но в это время автомобиль притормозил, едва не сбив мужчину с ног.
Водитель что-то прокричал снаружи, немедленно уезжая.
Уэльсон так и остался на месте, обреченно смотря вперед, пока карета не завернула за угол и не исчезла из виду.
***
Жизнь Ирины наскучила ей уже к ноябрю.
Девушка посещала светские мероприятия, возвращаясь домой вместе с мужем, устало падая на кровать и засыпая через пару минут.
Арсений не разделял такого увлечения жены, предпочитая делать заметки, приглашать в дом преподавателей, обсуждая какое-либо научное открытие.
В эти дни Ира хотела лезть на стену от этих довольно скучных и глупых, как ей казалось, разговоров о ново-обнаруженных растений семейства пасленовых.
Молодая женщина думала, что либо выстрелит себе в грудь револьвером, висящим в кабинете Аксенова, либо соберет вещи и сбежит на первом поезде.
Заумные и научные фразы Аксенова раздражали девушку.
Если в первое время она хихикала и кивала мужу, показывая заинтересованность, то чем дальше длились дни, тем сильнее в сердце девушки зарождалась ненависть, но не к Арсению, а к его бессмысленной деятельности.
Ирина начинала обвинять мать в этом браке, крича, что ее жизнь становится невыносимой из-за постоянных рассуждений мужа о тропических растениях и неестественно больших помидорах, выращиваемых в Провансе.
Как-то раз юная особа достаточно сдержанно предложила мужу остаться наедине, отказаться от предстоящего собрания ученых в их доме, на что Арсений улыбнулся, поцеловав ее руку, объясняя, что от этих бесед зависит его будущее положение и количество пышных и дорогих нарядов любимой супруги.
Вот и сейчас, что старшая, что младшая Рококо недовольно сидели на кухне, отмечая, что прошло уже полтора часа.
Ирина ходила по кухне, велев служанке оставить их и не приближаться, пока не позовут.
Девушка нервно размахивала веером, хотя стояла морозная погода, и жители города ожидали выпадения снега.
Мария сидела в кресле, раздражаясь от суетливой дочери, что мелькала перед глазами с недовольным цоканьем, пиная все, что попадется под руку: пустую корзинку, консервную банку, не пойми откуда взявшиеся на кухне бумаги Аксенова и даже собственную шляпу.
Мэри сжала руки в кулаки, но девушка не заметила, продолжая копошиться на месте, начиная ныть.
- Да сядь ты уже! - не выдержала женщина, поправив платье. - Ходит тут кругами, словно мужа с каторги ожидает.
- Да типун тебе на язык, - пропищала девушка, сжимая веер. - Лишь ссылка Арсения мне сейчас нужна для полного счастья, - Ира бросила сарказм, устав от наставлений и замечаний матери.
Мадемуазель начинало казаться, что Мария полюбила зятя всей душой и считает всему виной свою нетерпеливую дочь.
По какой причине Мэри постоянно ругала ее Аксеновой понятно не было.
- Чего ноешь сутки напролет? - рыкнула Рококо, расположив руки по обоим бокам. - Он ведь не по девкам ходит, а на твои браслеты зарабатывает.
- Да лучше бы по девкам ходил, чем это, - пискнула Ира, намекая на скучные лекции. - Нудно, хуже французского!
- Вот ведь родила я дуру набитую, - женщина негодовала от мыслей, крутящихся в голове младшей. - Совсем рассудка лишилась? От жиру бесишься, только и всего, - Рококо внезапно на стену, слыша за ней чей-то смех, по-видимому, профессора.
- Каждые будни так, - простонала Ирина, облокачиваясь спиной на дверь. - Он мне уже из дому выходить запрещает, мол поговаривают, что супруга Аксенова не за очагом семейным следит, а за титулованными дамами, - пожаловалась девушка, не понимая, что, по сути, так оно и было.
- Оболгали что ли тебя? Бедная моя девочка, - иронизировала Мария, воображая, что может происходить сейчас в кабинете ученого.
- Мама, довольно! - громко произнесла Ира, подходя к окну, глядя сверху вниз на ноябрьскую панораму Петербурга.
Женщины просидели на кухне в тишине какое-то время, пока не раздалось бряканье ключей, и не послышались голоса.
Ирина подбежала к кухонной двери, едва ее приоткрывая, поглядывая оттуда на "заумных".
Судари пожали руку хозяину квартиры и, попрощавшись, поспешили к выходу, сопровождаемые прислугой.
Арсений улыбнулся, кивая в знак прощания.
Ира выдохнула, приоткрывая, наконец, дверь и проходя вперед.
Мария тихонько последовала следом, стараясь вести себя тихо и прилично.
О да, это была не деревня, где Рококо превозносили, точно императрицу какую-то.
Женщина могла добиться приглашения любой светской для деревни персоны и наоборот: вышвырнуть из своего поместья того, кто сегодня не люб ее глазам.
Арсений был городским, как и его престарелая мать, которая хоть и жила отдельно, проводя большинство своего времени в постели, будучи не столько больной, сколько исхудалой.
Если в первое время Мария хорохорилась, искренне полагая, что все на свете будут ей подчиняться и смотреть в рот, как это было в селе среди всяк рода пустомелей и клонов на парижан, то в роду Аксеновых подобным вещам места не было.
Разумеется, горожане отличались от деревенских образованием и мышлением, хотя определенное количество состоятельных дам и жен чиновников, торговцев, государственных деятелей наравне с Рококо стремились догнать элиту, подражая ей, вот только, забывая, что помимо нарядов и драгоценностей, светские персоны также владели этикетом, манерами, грацией и прочими элементами высокой культуры.
Арсений относился к Марии с безразличием, вежливо веля женщине лишь не вертеться, говорить на два тона ниже и не мешать ему во время работы.
От Ирины мужчина требовал того же, вот только вслух не высказывался, считая, что истинной супруге достаточно лишь взгляда, нежели бурных, прилюдных замечаний.
Жить у родственников Купле, играя роль служанки, Марии было не по душе, потому она была согласна хоть день молчать, лишь бы жить в Петербурге вместе с дочерью и всеми надлежащими условиями.
Арсений прикрыл дверь, попросив служанку накрыть на стол, ибо изрядно изголодался от двухчасовых дискуссий. Та тот час же поспешила на кухню.
- Милейший мой, - обратилась Ирина, подбегая к мужу, прижимаясь к его груди.
Мэри села на диван в гостиной, тихонько наблюдая за спектаклем, который дочь разыгрывала каждый раз, дабы не потерять любовь и доверие супруга.
- Дорогая моя, - Аксенов чуть отстранил девушку, целуя ее руки. - Приступим же к обеду, я изрядно проголодался. Прошу вас, - хозяин обратился к Марии, показывая на стол, чуть улыбаясь.
Женщину такое внимание со стороны зятя приятно удивило и польстило. Рококо с радостью встала, осторожно следуя к столу, присаживаясь.
Через пару минут пришла служанка, кладя на стол супницу, разливая по половнику каждому.
Все трое принялись обедать. Мария ела едва слышно, откусывая хлеб.
Складывалось впечатление, что женщина всячески старалась угодить Аксенову и, признаться, у нее получалось, ибо Арсений больше не заговаривался о том, что чета должна жить одна и без родителей.
Мэри начала ходить, а не топать, разговаривать, а не вскрикивать, безмолвно пережевывать пищу, а не чмокать.
Сейчас же за столом Мэри лишь изредка вздыхала, а, в прочем, это не нарушало поведение за столом.
Ирина же копошилась в тарелке, сделав лишь несколько ложек, нервно и медленно стуча прибором по дну тарелки.
Арсений поправил очки, обтерев рот салфеткой.
- Mon chéri, не стучи, пожалуйста. Это дурной тон, - попросил Аксенов, с нежностью смотря на возлюбленную.
- Конечно, мун амур, - ответила Ирина, оставляя свое занятие.
- Mon аmour, - исправил Арсений, продолжая обедать.
Рококо младшая помолчала немного, после чего нервно швырнула ложку в тарелку, благо дело, ничего не упало, и брызги от супа не разлетелись по сторонам.
Мария испуганно посмотрела на дочь, не понимая почему та провоцирует ученого: Арсений с детства увлекался природой, потому что ботаника была его стихией.
Мужчина, казалось бы, не удивился, словно подобное случалось уже не раз.
- Тебя, видно, что-то расстроило, супруга моя нежная, - обратился Арсений, с беспокойством смотря на девушку. - Никак борщ слишком острый?
Нет, это не было сарказмом.
Аксенов и в правду волновался об Ирине, боясь, что та захворала либо подхватила осеннее уныние.
- Хороший борщ, как и прежде, - Ира подняла голову, смотря на мужа. - Вот только любовь моего супруга ко мне уже не столь жарка и страстна, коей в августе была, - молодая дама встала изо стола, поспешив с свою спальню.
Ничего не понимающий Арсений остался сидеть на месте, но обеспокоенная Мария тут же вскочила, желая побежать за дочерью и образумить ее.
- Прошу ее простить, господин. Вероятно, из-за большой и чистой любви моя дочь ревнует вас к педагогам, - Мэри с громким звуком отодвинула стул, поспешив за Ириной.
- Постойте же, - Аксенов коснулся руки свекрови, непонимающе на нее глядя. - Как же та ревность? К чему она, ведь в моем сердце лишь Ирина?
- Вы не женщина, господин, не понять вам причины беспричинной ревности, - каламбуром ответила Рококо, направившись в спальню дочери.
Ирина громко хлопнула дверью, присаживаясь перед зеркалом, недовольно глядя на свое отражение.
Волосы девушки немного выбились, из-за чего та чуть ли не расплакалась, ведь ей было обидно каждое утро причесываться и придавать волосам вид аристократки, что занимало добрых полтора часа.
Мэри открыла дверь, входя внутрь, благодаря судьбу за Арсения, который не был столь упрямым, потому не направился следом за свекровью, ведь Ирина тогда наговорила бы много чего лишнего, ибо действовала сейчас лишь на порывах и эмоциях.
- Выйди, мама! - приказала мадемуазель, смотря в свое отражение. - Выйди, оставь меня одну.
- Чтобы ты взглядом разбила зеркало, привезенное из Парижа? - проворчала женщина, присаживаясь на кровать, позади дочери. - Ну нет уж!
- Здесь почти всё из Парижа! Всё, не считая меня! - простонала девушка, обижаясь. - Его ничего не интересует, кроме несусветных листиков и травы, да прибудет этому конец!
- Ой, ой, глупая, - Мария закатила глаза, назвав дочь недалекой уже в пятый раз за день. - Срам то какой на деятельность мужа смотреть косо. Да коль не цветочки те, не жили бы мы в роскоши такой.
- Роскошь, мама, и в душе быть должна. А вот Сене я вообще не в радость. Зачем ему жена? Одно лишь название, что я любовь его единственная, - рассуждала Рококо, тая обиду в сердце, не осознавая, что для Аксенова его растения, точно наряды для Ирины.
- Жена может быть не первой, но важно, чтоб любимой да последней была, - нарекала мать, осматривая потолок спальни. - Малохольной станешь, кажись, другая в этот дом войдет, а ты прямиком обратно в деревню. Не забыла еще, как коровы пахнут? - спросила Мэри, вспоминая, как до раскола с Геннадием и приобретения поместья доила корову да сено выгружала.
- Мхм, мама, - Ира поморщилась, вспоминала их прошлую жизнь. - Не бывать этому, уж лучше сгину.
- Ты, Ирка, о другом думать должна. О том, как сделать так, чтобы муж твой и в правду не сбежал никуда, - Мария и сама не знала, почему в ее голову закрались подобные мысли, ведь Аксенов никогда не задерживался, возвращался вовремя и с дамами беседовал от силы два раза в год, ибо на балы ходил довольно-таки редко, присматривая за старой матерью, но то было до свадьбы, а сейчас... Как знать?
- Ботаник в очках, да кому он сдался? - промямлила Рококо, считая, что хоть ее муж внешне не дурной, но чересчур робок и стыдлив.
- Ну вот, чтоб наверняка уж, - размышляла Мэри, внезапно направив взор в окно. - Ребенок вам нужен.
- Ребенок? - Ирина округлила глаза, а после рассмеялась, снимая сережки. - Из травы или коры? - развеселилась девушка, хихикая.
- Из плоти человеческой, - проворчала женщина, заставляя дочь замолчать и задуматься. - Ты молода, красива, да болтлива до безобразия, - высказалась женщина, считая, что младшая менее сдержанна, чем умудренная опытом мать. - А коль ребенок появится, покрестите вы его, считай, Бог брак ваш благословил. Арсений и шагу сделать не сможет от тебя. Не по-христиански это, - объясняла Рококо, подсев к Ирине, надеясь как угодно образумить легкомысленную барышню.
- Хм, - Ира нахмурилась, осознавая, что мать кое в чем права. - Может быть, мама, - и когда Мария улыбнулась, решив, что донесла до дочери истину, та продолжила: - Лет так через пять, может, и заведем, когда я старой и некрасивой стану.
- Да что там через пять? Сейчас надобно! - разозлилась Мария, вставая, едва не роняя стул. - Бес что ли в тебя какой вселился?
- Вселился, мама, - Ира обернулась, недовольно посмотрев на старшую. - "Стремление к счастью" имя ему.
- Ой, и упустишь же ты счастье свое, Ирка, - с досадой и отрешенностью проговорила Мария, вздыхая, подходя к двери.
- А вот и посмотрим, - многообещающе произнесла Ирина, поправляя прическу, задумываясь над тем, как проведет последующие дни.