Безнадёжные

Нельзя раскисать. Даже в мнимой безопасности, даже если хочется - нельзя. "Впереди ещё куча проблем, с которыми надо разобраться," - гложет Надю Предчувствие, которым её давным-давно заразила Лера. Пусть учителям физкультуры и естествознания плевать на посещаемость, но девушка себя не обманывает - её пропажу заметили. По дороге в школу Надя тщательно продумывает оправдания. Неровная хромающая поступь Светы, её костлявая рука, давящая на плечи, сильно отвлекают.

- А если так: мы зашли в шваберную...

- Зачем?

- Ну мало ли... За шваброй, за чем ещё, - пыхтит Надя, - и нас там случайно закрыла уборщица. Как тебе?

Несмотря на мороз, над верхней губой Светы собираются капельки испарины. Кажется, она целиком сосредоточена на том, чтобы продолжать идти, и ей не до разговоров.

- Звучит как завязка многообещающего фильма, - отвечает она, когда Надя уже и не ждёт.

- Да ну тебя.

- А если серьёзно, то бред. Уборщицы всегда пользуются кладовкой на обеденном перерыве, нас бы выпустили час назад.

- Может, тогда у тебя есть идеи? - с нескрываемой издёвкой интересуется Надя.

- Нет.

Кто бы сомневался.

- Тогда давай так: мы пошли на физру, и ты в самом начале подвернула ногу, из-за чего так расстроилась, что два часа сидела в раздевалке и ревела, а я изо всех сил пыталась тебя успокоить. Больше похоже на правду? Чёрт, у тебя же нет с собой формы...

- Есть.

- ????

- Она всегда в рюкзаке. На всякий случай.

- На всякий?.. Допустим, но ты что, одобряешь?

- Почему нет?

Вообще второй вариант Надя предлагала не всерьёз, но с другой стороны, "почему нет?" Тем более, никто не против.

На горизонте маячит знакомый забор.

- Ок, с этим разобрались. А в раздевалку как возвращаться? Ты ж на третий этаж со своей ногой не влезешь.

- Через пожарную дверь можно.

- Ага, нас там же поймают. А потом поведут к воспитателям, и те спросят, мол, где вы шлялись? А мы им, так да так, нас чуть не убили наркоманы на заброшке. А они нам: "чуть" не считается - и добьют окончательно. Эй, я сказала что-то смешное?

- Совсем нет. Это была гримаса боли.

- Ну да, конечно.

Они останавливаются у ограды. Несмотря на то, что сейчас ещё должен идти урок, на дворе за школой шумно и многолюдно.

- Что там такое?

Девушки пробираются между погнутыми прутьями и, согнувшись в три погибели, крадутся за чахлыми кустиками шиповника. Света честно старается быть тише - получается плохо.

Звуки приближаются, и при старании можно выделить отдельные голоса: "Я так и знала...", "Чё с ней теперь?..", "Инспекторы какие-то фрики, а я-то думал..."Ветки кустарника редеют, и сквозь них Надя видит площадку перед парадным входом, переполненную людьми. Ученики в разноцветных куртках поверх формы плотно окружили маленькую парковку.

- Разошлись все!

Узнаваемый приказной тон перекрывает ропот. Тучный директор спускается с крыльца и семенит к парковке. Студенты разбредаются, и тогда Света настойчиво дёргает спутницу за штанину. Вдвоём они пробираются через колючки и легко замешиваются в толпу - всего пара ласковых прилетает им в спину. Теперь остаётся ждать, когда все будут возвращаться в школу, и проскочить вместе с ними.

Света времени зря не теряет: она стучит по плечу огромного парня, ветровка на котором чуть не лопается по швам, и спрашивает:

- Почему все здесь? Что-то произошло?

Мальчишка окидывает её ядовитым взглядом.

- Ты вообще кто? Потеряйся.

Девушку это словно не задевает, и она обращается к следующему ученику. Пока вокруг Светланы образуется круг отчуждения, Надя всячески притворяется, что не знает её.

- Надеж, - мгновенно сводит на нет все усилия та, - ты не против подсадить меня?

- Не против... Чего?? С какой стати?

- Хочу посмотреть.

- Н-ну, - ошеломлённо тянет Надя, - я тоже многого хочу. Раз тебе надо, то ты и подсаживай.

Света указывает на больную ногу. Надя скрипит зубами.

- Перехочешь. Нет, и точка.

- Ладно.

Минуту спустя Надежда с трудом выпрямляется, хотя спина под тяжестью Светы так и норовит сгорбиться вновь.

- Можно поровнее?

- Конечно, - пыхтит девушка, удобнее перехватывая под чужими коленями, - сразу после сальто назад.

А ведь договаривались по-тихому, не высовываться...

- Я вижу машину.

- На парковке? Удивительно.

- Старая, сейчас таких уже не делают. Без ремонта давно. Тонировка облезлая.

- И ради такой рухляди всех сняли с уроков?

- Не, там ещё люди. Двое мужчин, странные: оба в бордовых пальто. Спорят с директором. А, и вроде рядом с ними школьница.

- Погоди, - резко обрывает её Надя, - в бордовом? А на машине ничего не написано?

- Написано. И Д, большими буквами.

Больше Надя ничего не слышит - так громко кровь застучала в ушах. Нет, нет, нет, не может быть.

- Это Инспекция Душ, - выдавливает она. - У них всегда такие древние авто...

- Да, знаю. Они, кстати, уезжают. Вместе с девочкой.

- Что они вообще здесь забыли?!

Света соскальзывает на землю. Люди начинают расходиться.

- Думаю, как обычно: ежегодная проверка на Пакто*. - Света заметно смурнеет. - Почему ты не сказала, что они приедут сегодня?

- Потому что проверка была месяц назад! Их не ждали сегодня!

Едва миновав порог школы, Надежда останавливает малявку с тонкими косичками и взглядом оленёнка - такая точно ответит.

- Привет. Не бойся. Ты знаешь, зачем тут была Инспекция?

- А Вы нет? - заикается та. - Они пришли ещё на обеде. Ничего не сказали, стали проверять всех подряд. Вроде им кто-то нажаловался, что у нас есть ученики, которые связались с Ростовщиками! - на последних словах девочка понижает голос.

- А они есть?

- Представляете! Вон, даже одну выпускницу прямо из класса забрали! На ней свежий Пакто нашли...

- Блеск, - вяло комментирует Надя уже на пути в раздевалку. - Что ж так не везёт-то? Пропустить внеплановую проверку, это ж надо! Влетит по полной теперь.

Спутница благоразумно отмалчивается.

- Легенду не забыла?

Та мотает головой.

- Хорошо. Тогда стой здесь, никуда не уходи, ясно?! Я за рюкзаком..."А дальше будем выкручиваться".

***

-... В общем, всё было так. Да.

Не зная, куда деть руки, Надя сначала кладёт их на чашку, шипит, обжёгшись, и опускает на колени. Настенные часы, обычно тихие, каждую секунду отсчитывают щелчком, напоминающим щелчок бича. Стул под ней, раньше удобный, вынуждает ёрзать.

Дарья Михална неспеша отпивает из кружки; девушка бы тоже хотела - хоть какой-то способ себя занять, - но у неё чай, как назло, сущий кипяток.

Всё в кабинете Щуки, самом уютном и родном, словно обращается против Нади. Осуждает её, не верит ей.

- Значит, вы прогуляли два урока? В раздевалке?

Щука спрашивает спокойно, и в то же время так сухо, что колет где-то под рёбрами.

- Я не так рассказывала, но если по сути, то да. Дарь Михална, я знаю, что это плохо! - опережает она женщину. - Но я растерялась. Света отказывалась выходить, мне что, надо было её бросить?

- Тебе надо было отвести её к медсестре. Звонил врач: у неё не просто вывих, она связку рванула. Лишь бы до операции не дошло...

Щука устало трёт переносицу. Надя подавленно молчит.

- Я собиралась предъявить вам за то, что пропустили проверку. Но по сравнению с травмой это просто смешно. Ладно, иди уже, поздно. Потом решим, что с Инспекцией делать.

Девушка встаёт и бредёт к выходу. Уши по ощущениям пылают. Ей бы сейчас убраться подобру-поздорову, но она не закончила. Давно надо было сказать - и расставить все точки над i.

- Дарь Михална, есть ещё одно...

- Да?

Девушка собирается с силами и выпаливает:

- Я больше не могу общаться со Светой!

От удивления Щука чуть не роняет чашку.

- Почему? Вы поссорились?

- Не-ет, мы не ссорились, - тянет девушка. - Дарь Михална, она пугает меня.

Единственные честные слова за последний час.

- Объясни.

- Она ведёт себя ненормально. Мне кажется, она хочет причинить себе вред. То падение и травма, они как будто не были случайными. Я не уверена, но, по-моему, очень трудно получить разрыв связок, просто упав с крыльца.

Она снова хитрит. Более того, идёт не по оговоренному со Светой сценарию. Но почему-то именно сейчас выглядит убедительнее всего.

- Только этого не хватало, - бормочет Щука. - Я поняла, Надюш. Спасибо, что поделилась. Иди к себе, действительно поздно.

Девушка уходит с чувством облегчения.

Несмотря на прозвучавшую команду отбоя, в спальне как никогда оживлённая атмосфера. Девочки сбиваются в островки вокруг кроватей и обсуждают сплетни, а за Надей словно тянется шлейф тишины - стоит приблизиться, и он гасит беседу, как свечу. Как и всегда, девушка привыкла.

Она переодевается в пижаму и ложится, с головой накрывшись одеялом и свернувшись под ним калачиком. Какой же бесконечный день.

***

Надя растерянно крутит в руках гребень и ленту. Взяла по привычке, не задумываясь. Девочка бросает ненужные предметы в раковину и берёт ножницы. Оттягивает прядку со лба, вертится перед зеркалом, пытаясь понять сколько отстричь. Похоже, короче всего на затылке.

- Что ты делаешь?

В дверях появляется Лера. Платьице с рюшами и заплетённые корзинкой волосы совсем не вяжутся с жёлтым фингалом.

- Хочу исправить, - Надя указывает на голову, - вот это. Слушай, помоги, а?

Лера сомневается:

- Я ценю твоё доверие, но я ж не парикмахер. Вдруг хуже сделаю?

- Хуже, чем сейчас? Не смеши. Ладно, смотри: даже если ты каким-то образом сделаешь хуже, я не буду на тебя злиться, честно.

Приятельница мнётся.

- Лер, не заставляй меня просить кого-то ещё.

- Ч-чёрт... Ты и мёртвого уболтаешь. Давай сюда... Это что за секаторы, ты их у садовника отняла?! И не шевелись!

Пока Лерка орудует ножницами, Надя старается реже дышать - что что, а уши ей дороги.

- Надь, что вдруг на тебя нашло? - спрашивает подруга.

- В смысле? Сегодня же мэр приезжает, надо привести себя в порядок.

- Да, но не ты ли собиралась сбежать неделю назад?

Надя становится задумчивой. Стреляет глазами в сторону окна - оно закрыто наглухо.

- Сказала же, не шевелись!

- Да, да. Знаешь, сбежать всегда успеется. А мэр ждать не станет. Тебе не интересно его увидеть? Посмотрю на него, а потом можно подумать об остальном.

- Ну-ну. Я вроде закончила, как тебе?

Надежда критически оценивает причёску и повязывает ленту на лбу. Вроде не так уж и плохо. Даже экзотично.

Наконец она прикалывает на воротничок бейджик: на нём нет имени, только номер, присвоенный воспитанникам; Мразь говорит, так их проще различать. Лера хмурится.

- Разве у тебя было не другое число? Не сорок три?

- Сорок три, семнадцать - разницы нет, - отмахивается она. - Пошли в гостиную, не хочу опоздать.

Внизу собрались почти все Юниоры: в две линеечки около стен выстроились мальчики и девочки. Мразь царственно расхаживает между рядами.

Сегодня праздник Очищения. Именно в этот день много лет назад Инспекция смогла остановить великое Перенаселение и вернуть всех духов в Навь. И тогда же открыла людям своё существование. С тех пор ввели новое летоисчисление, а 21 февраля положили началом года - отмечать его полагалось с весельем и благодарностями. Только вот вид у детей совсем не весёлый и, тем более, не благодарный; скорее напряжённый и осунувшийся.

- При Алексее Алексеевиче не беситься, не вопить, под ноги не бросаться, говорить только после обращения, - наставляет Мразь.

Девочки шмыгают мимо неё и встают с самого края.

- Уже совсем скоро приедет... Все помнят, как здороваться? Ну-ка, порепетируем: три-четыре, Здравствуйте, Алексей Алексеевич!

За воспитательницей повторяют вяло, нескладно, потому Надино звонкое старательно приветствие выделяется среди прочих; Лерка кривится от звона в ушах, но Наде всё равно. Она должна сегодня хорошо проявить себя. Мэр приезжает в их приют раз в год, на праздник Очищения. Маленьких детей к нему не пускают, чтобы не учудили чего, а вот подросткам при должном везении удаётся лично пообщаться с главой города. Надежда слышала от соседок разное: и что мэр так тешит нереализованный родительский инстинкт, и что у него есть нездоровые наклонности. Какова бы ни была причина, Надю она не интересует.

- Мелкие недоумки, - шипит Мразь. - Никакой дисциплины.

Как оказалось, она недосчиталась одной девочки. Опоздавшая, словно ждала особого приглашения, кубарем спускается со ступеней; её хватают за руку и тащат к женскому ряду.

- Ангелина Петровна, Ангелина Петровна! - причитает она, вырываясь.

- Ну чего ещё?!

- Это не мой номер!

Чуть не плача, она оттягивает бейджик с числом "43". Подозрительный взгляд Леры прожигает Надю насквозь.

- Твой - не твой, я сейчас разбираться должна? Цыц, - она прижимает к уху плюющийся неразборчивой речью телефон. - Здравствуйте, да. Уже? Поняла, ждём.

Она сбрасывает звонок.

- Подъезжают, подъезжают! Все по местам. И только попробуйте что-то выкинуть...

По окнам мажет тёплый свет противотуманных фар, глухо рычат двигатели. Директриса и сторож спешат навстречу гостям. Хлопает невидимая дверь, мучительно долго никто не появляется из коридора. У Нади сосёт под ложечкой.

Под руку с щебечущей Крысой выходит мужчина. Одет он дорого и опрятно: брюки с заутюженными стрелками и тёмно-зелёный свитер хорошо сидят на подтянутой фигуре. Единственный предмет роскоши - массивные часы на запястье. Уложенные тёмные волосы едва тронуты сединой. Всё совсем не так, как представляла Надежда: никакого свисающего мамона, обилия золотых цепей, проплешин и сального выражения лица. Девочка на миг теряется.

Мразь обводит их яростным взглядом, и воспитанники, опомнившись, невпопад повторяют приветствие.

- Здравствуйте, - произносит Надя немного погодя, в установившейся тишине, и чуть улыбается, когда глаза Алексея Алексеевича находят её.

- Здравствуйте-здравствуйте, - добродушно отвечает он. - Я смотрю, столько новых лиц. Тебя я помню, конечно, - он кивает на Шпалу, - Мариша. И тебя, Артём. А с остальными нужно знакомиться. Ребят, что думаете?

- Ну же, не робейте, - несвойственным ей ласковым тоном подбадривает Мразь. - Проведите Алексею Алексеевичу небольшую экскурсию.

Самые смелые, в ряды которых затесались и Лера с Надей, приближаются к мэру.

- Идёмте, Алексей Алексеич, - зовёт Морда, - покажем, где у нас что.

Хотя мужчина наверняка уже наизусть выучил расположение комнат за прошлые визиты, он терпеливо следует за детьми и слушает их сбивчивые объяснения. Постепенно все воспитанники храбреют достаточно, чтобы окружить мэра и тянуть его за собой в разные стороны.

- А там у нас спортивная секция...

- За углом медпункт, там гематоген вкусный...

Через толпу Наде не пробиться, и она отправляется в Учебную - ту часть дома закономерно любят меньше всего, и потому не спешат показывать.

Помещение, напоминающее нечто среднее между библиотекой и классом, постоянно проветривается - директриса вычитала, что свежий воздух снижает детскую гиперактивность. Девочка протискивается между пластиковых парт с рисунком под дерево к стеллажу, забитому учебниками и энциклопедиями - книгами их назвать язык не поворачивается. По бокам - стены с тусклыми однотонными обоями и старый постер: на нём толстый человечек с чёрным провалом вместо лица, который прорезала зловещая зубастая улыбка, протягивал мальчику в пионерской форме непропорционально огромную конфету. Мальчик бескомпромиссно отказывался и в целом слишком напоминал трезвенника с плаката "Нет!". Почти затёртый текст внизу гласил: "Ростовщик - тебе не друг!". То, что Ростовщик подозрительно походил на буржуя, разумеется, просто совпадение.

И всё - больше взгляду не за что уцепиться. Крыса думала, это поможет сконцентрироваться и настроиться на рабочий лад. На деле же воспитанники обходили комнату за версту.

По коридору приближаются шаги.

- А это... Это наша Учебная, - без энтузиазма сообщает Морда.

Мэр кивает, а увидев Надю, медленно останавливается. Выслушав детей, мужчина всё же приближается к ней и опускается на стул рядом.

- Я Надежда, - представляется она.

- Очень приятно, Надежда. Я Алексей.

- Алексей Алексеевич, - поправляет девочка.

- Ну, или так, - он хмыкает. - А ты чего здесь? Прячешься?

- Совсем нет. Просто пришла посидеть.

- Хм.

Он поднимается и жестом приглашает за собой, на выход. Надя послушно следует за ним, пока другие воспитанники провожают её завистливыми или непонимающими взглядами.

- Так значит, ты любишь это место?

- Да, - врёт девочка.

- В Учебной мы делаем домашку, - встревает Ниночка, - нормальные люди это не любят.

- Понятие нормальности растяжимо, - поучает её мэр, но отстранённо, словно отмахиваясь. - Так что же, - он возвращается к Наде, - любишь учиться?

- Учиться не очень, - признаётся та. - А вот математику люблю. Особенно числа.

Лицо Алексея Алексеевича неуловимо смягчилось. Он мельком посмотрел на её бейджик.

- Математика - это похвально. Как с ней в школе успехи?

- Не знаю, учителей надо спрашивать, - скромничает Надя.

- Не надо. Более чем уверен, что всё в порядке.

Гурьбой они доходят до раздевалки; натягивают куртки, шапки, зимнюю обувь и с разрешения Крысы высыпают на улицу. Осталось показать последнее - парк и площадку.

- А ещё чем-нибудь увлекаешься? Нельзя ж целыми сутками за задачами корпеть, - вновь обращается к Наде мэр. Теперь он далеко от неё не отходит.

- Конечно, у меня много хобби. Например, причёски люблю делать. Правда, теперь только другим...

Она непритворно грустит и умолкает. Волосы всё же жалко.

- У тебя раньше длинные были?

- Ага.

- А что случилось? Болеешь чем-то? - с сочувствием спрашивает мужчина.

- Нет, что Вы. Будь у меня вши или грибок, половину детдома бы побрили. Просто... Неприятный случай.

Мэр ощутимо напрягается.

- Что за случай?

Девочка тупит взгляд и не отвечает.

- Надя, - он преграждает ей путь и склоняется, чтобы быть на уровне, - что произошло?

- Не думаю, что мне можно говорить...

- Тебя постригли против твоей воли?

Она вжимает голову в плечи, и это лучше любого признания. Алексей Алексеевич стискивает челюсти.

- Кто? Почему?

- Не знаю, почему, может, я им не понравилась, - она намеренно игнорирует первый вопрос, - или провинилась в чём-то. Хотя мне и не сказали, в чём.

- Кто?

- Да это ерунда, вон, смотрите, Лера, - подруга, услышав своё имя, оборачивается, представая во всей побитой красе, - с фингалом уже неделю. Так что мне повезло...

- КТО?!

Вокруг них так тихо. Дети незаметно обступили их, и теперь внимают каждому слову. Надя замечает Катюшу и других забияк - они буквально излучают бессильную ярость. Но нет, дольше тянуть она не будет.

- Ангелина Петровна.

От её слов, как от какого-то заклятья, всё замирает; кажется, даже снежинки застывают на полпути к земле. Мэр каменеет и как будто не дышит.

Первой в себя приходит, как ни странно, Катюша. Она откашливается и глухо произносит:

- Алексей Алексеевич, это правда. Я сама видела. И ещё кое-что...

Она касается носа, с которого не до конца спал отёк. К Катюше присоединяются подручные, а следом и все остальные. Да, Надю не любили - но Мразь ненавидели куда сильнее.

И вот уже каждый считает своим долгом описать побои и притеснения со стороны воспитательницы. Надя мимолётом удивляется фантазии приятелей - истории ни разу не повторялись, - но мэр не чувствует подвоха.

Когда гомон стихает, мужчина как-то деревянно поворачивается к приюту; Надя видит только затылок, зато воспитатели, которым не повезло столкнуться с мэром лицом к лицу, стремительно белеют.

Несмотря на связи в Инспекции, Ангелину Петровну с позором увольняют тем же вечером, а вместе с ней и половину персонала. В том числе, и сторожа Петровича, и горечь от этой новости затмевает прочие эмоции.

С Алексеем Алексеевичем попрощались скомкано: как только с Мразью было покончено, он быстро вручил детям подарки и уехал "по делам". Очевидно, разбираться с теми самыми злополучными связями бывшей воспитательницы.

Праздник Очищения полностью оправдал своё название.

За окном чернота, и это ничего не значит, зима ведь. Девочка бесцельно следит за настенными часами: секундная стрелка лениво подтягивается наверх, к двум другим, перегоняет их и начинает новый круг, а вместе с ним и новый день. Полночь. Никогда ещё Надя не бодрствовала так поздно. Обычно дежурные проверяли сразу после отбоя, все ли соблюдают режим, но сегодня у взрослых куда более серьёзные заботы.

Девочка ложится на кровать поверх покрывала, не раздеваясь. На душе почему-то погано. Надо сказать, после отъезда мэра она не услышала от воспитателей и слова упрёка. Вообще ни единого слова, если честно. Зато от детей слов было достаточно.

Когда половина сирот толпились у окон и чуть не махали ручками сгорбленным спинам мучителей, теряющимся за снежной пургой, к Надежде приблизилась Катюша со свитой. Надя повела плечами, скрывая напряжение и, чего уж таить, страх.

Внезапно отвратительный рот расплылся в улыбке.

- А ты молодец, - хохотнула та, приземлив тяжёлую ладонь на Надино плечо, - соображаешь. Можешь же, когда хочешь, а?

С одной стороны, похвала вызывала гордость; с другой, захотелось немедленно отмыться. Девочка вспомнила растерянного Петровича, и настроение упало окончательно.

- Я надеюсь, раз ты теперь на короткой ноге с большими дядями, то больше стучать не станешь? - вкрадчиво, с ноткой угрозы, осведомляется Юля. - М-м-м?

Лена, спрятавшаяся за Ниночкой, шмыгнула носом; сколько бы Надя ни пыталась поймать её взгляд, та его трусливо отводила.

- Не стану, - сквозь зубы ответила она. - Если вы от меня отвалите!

- Пожалуйста-пожалуйста, - Катя подняла руки, капитулируя, - раз уж ты у нас такая блатная... Слушай, а тебе идёт! Блатная, а? Как тебе?

Надя промолчала.

- Ну, точно лучше, чем Ябеда, - оскорблённо заметила Катюша. - Но ты это, не зазнавайся. А то мэр ведь далеко, а мы рядом.

Она сально подмигнула Наде, прежде чем оставить её одну.

В их половине спальни почти пусто - только Шпала читает книжку, привалившись спиной к изножью, - а вот мелкие за ширмой вовсю сопят. У них строгий режим, они привыкли. У Нади тоже глаза слипаются, но она не может заснуть - почти наверняка будут кошмары. Она должна что-то сделать, подвести события вчерашнего дня к логичному завершению.

Вытаскивает из носка зажигалку - Морда одолжил. Скатывается с кровати и садится на корточки около тумбы. На дверце коряво нацарапано:

"ЯБЕДА"

Надя мешкает, прежде чем чиркнуть колёсиком. И ещё раз - капризное пламя появляется не сразу. Подносит огонь вплотную к слову. Сначала ничего не происходит, но потом лак плавится, пузырится, дерево под ним жухнет, съедая букву за буквой. Когда ничего не остаётся, девочка убирает зажигалку и задувает маленькую тлеющую искорку.

Шпала никак не комментирует увиденное.

***

Часы застыли на пятнадцати минутах первого - время, когда маленькая Надя в прошлом всё же решила дать себе шанс и легла спать. Как ни странно, повторять выученный наизусть за пять лет кошмаров сценарий не хочется. Да, тот день снится ей довольно часто, поэтому Надя без малейшего удивления или сомнения принимает факт - она во сне, не самом приятном, но привычном. Наверное, чтобы он закончился, надо вернуться в постель, но девочка не спешит. У неё и наяву полно проблем.

Кроме того, её не покидает Предчувствие. Чего-то сумбурного, интригующего и неизбывно тревожного.

Надежда встаёт, чтобы размять мышцы, хотя в этом нет смысла. Комната незаметно пустеет: исчезла Шпала, исчезли сопящие малолетки и, внезапно, мебель. Вся, кроме её, Надиной. Впрочем, для сна ничего удивительного. Девочка оборачивается к тумбочке, готовая лицезреть что угодно, кроме ожидаемого, но нет: тумбочка и тумбочка. Только вместо дверцы появились ставни.

Надя опускается на колени и прижимается носом к щели - оттуда сквозит. Она открывает створки, с трудом, тянет всем весом, а когда ей удаётся, слышит завывание ветра. Внутри темно, ни зги не видно, и Надежда просовывает руку, чтобы нащупать заднюю стенку, но словно проваливается в пустоту. Тогда она встаёт на четвереньки и залезает в шкафчик по пояс - по-прежнему никаких препятствий. Наоборот, её легко, на грани ощущений затягивает внутрь. "Почему бы и нет?" - думает девочка и ныряет в туннель.

Ползком она пробирается дальше и дальше; кажется, минует больше часа, а Надя не чувствует и толики усталости. Нескончаемое путешествие ей надоедает, и тогда она легко, снова не встретив преград, выпрямляется в полный рост и оказывается... В туалетной кабинке. Ничего необычного. Пожав плечами, она выходит в ванную комнату. Перед глазами: раковины, капающий кран, разбитая ею плитка; сбоку - мимолётное движение. От неожиданности Надя вздрагивает и оглядывается.

В двух шагах от неё стоит Света. Профиль её подсвечивается зелёным, Её внимание целиком поглощено чем-то или кем-то за внушительным наличником, а профиль подсвечивается радиоактивным зелёным, но источника излучения не видать. Девочка хочет поздороваться, но резко осекается. А Света ли перед ней?

Её лицо, обычно безэмоциональное, сейчас обезображено таким безумным животным бешенством, что Надя едва его узнаёт. Чёрные глаза вытаращены и со всей ненавистью впиваются в кого-то, кого Надя не видит: недруг скрывается по другую сторону проёма. Когда девочка набирается смелости и почти окликает Свету, та заговаривает. Хотя нет. Она кричит.

- Ты сказал, что всё исправишь!

Эхо, отражаясь от кафеля, многократно повторяется.

- Сказал, что спасёшь их! Ты поклялся!

От её вопля звенит в ушах. Света не унимается, с каждой секундой теряя человеческий облик. Беспокойное свечение становится ярче - оно исходит от новенькой; отбрасывает дрожащие блики на кафель, слепит.

- Ты обещал-обещал-обещал мне! Ты соврал! Ты... ЛЖЕЕЕЕЕЦ!!!!

Она визжит, срывая голос. Слишком реально. Надя, обмирая от ужаса, мечтает только об одном - сбежать, но неведомая сила связывает её по рукам и ногам и подталкивает вперёд. Нет-нет-нет...

- Ты ничего не можешь! Ты никого не спасёшь! И теперь ты не получишь ни секунды моей грёбаной жизни!

Света замахивается и бьёт молчаливого собеседника. Вместо глухого удара и падения раздаётся... Звон стекла. Зеркало осыпается хрусткой крошкой на пол.

В ту же секунду свет почти полностью гаснет. Остаются жалкие люмены, и чтобы разглядеть что-нибудь, надо до боли напрягать глаза. С несуразной кривой усмешкой Света нагибается, чтобы взять самый крупный осколок, а когда выпрямляется, рукава её рубашки мгновенно алеют и набухают от влаги. Красная капля перекатывается по ткани, прежде чем сорваться и шлёпнуться на плитку.

- Подглядывать нехорошо, Надя.

***

Девушка просыпается рывком, подскочив на постели. Матрас недовольно скрипнул.

Сердце бьётся так остервенело, что почти больно. Кровать Светы по-прежнему пуста, и это приносит краткое облегчение. Надя прижимает к груди Онис - тот едва ощутимо успокаивающе вибрирует.

Здесь так душно и тесно. Надя откидывает одеяло, но лучше не становится. С тоской осматривает глухую, аскетично обставленную спальню. Ей как никогда не хватает окна.

*Пакто - след на теле человека от сделки с Ростовщиком, виден только духам и сотрудникам Инспекции Душ.