Безнадёжные

Рука ныряет в карман куртки, нервно шарит в нём, нащупывает катышки ткани и разошедшиеся швы. Убедившись, что больше внутри ничего нет, а если и было, то сплыло через вполне закономерную дыру, из которой сейчас торчит щепоть пальцев, Катюша злобно пинает снежный сугроб. Опорная нога предательски подгибается, и Катя плюхается на пятую точку.

- Сука!

Она заходится сухим кашлем, неуклюже поднимается и дерганными движениями отряхивается. Получается плохо - грязь только размазывается по старым джинсам. Девушка уже готова бросить бессмысленное занятие, когда под нажимом в заднем кармане что-то многообещающе шуршит. Катя вытаскивает помятый блистер с обезболивающим и алчным взглядом обыскивает его. Слава всему, осталась половинка последней таблетки: разломанная, грязная, но и Катя не гурман - она высыпает в рот белую крошку и старательно пережёвывает. Язык немеет и почти не чувствует горечи, девушка прислушивается к ощущениям. Озноб как будто чуть-чуть унимается - её без предупреждения прошибает холодный пот - а, нет, показалось.

Катюша обречённо прикрывает веки. С каждой секундой, без исключения мерзкой и отвратительной, грядущая сомнительная авантюра выглядит всё более оправданной.

- Р-р-рав!

Звенящий лай врезается в уши, вынуждая распахнуть глаза и заозираться. Сфокусироваться удаётся не сразу, но скоро тёмное размытое пятно на другом конце стройки принимает очертания пса. Катя недоверчиво трёт лицо и смотрит снова. Собака скалится и рычит, истекая слюной, чем доказывает реальность своего присутствия.

- С-собачка, - лепечет Катюша и отступает назад.

Зверь только того и ждал; на миг припав на передние лапы, он отталкивается от земли и бежит. Катя замирает на месте. Пёс несётся на неё, взметая комья снега, и, когда остаётся всего ничего, прыгает.

Пуля встречает его в полёте. Катюшу окатывает волной запоздавший звук выстрела, когда псина падает к её ногам.

За спиной разносится победный клич, а в следующий момент на Катюшину многострадальную задницу обрушивается шлепок.

Девушка заторможено взвизгивает и замахивается для ответного удара, но Горин с хохотом ловко уворачивается. Светящийся от гордости, чуть не брызжущий энергией, он кажется таким чужеродным на унылой пустоши, как будто его дорисовали на фотошопе. Труп дикой собаки здесь куда уместнее.

- Чё ты ржёшь, дурак? - буркает она. - Эта сука меня чуть не загрызла!

- Ну не загрызла же! - радостно подытоживает он, крутя пистолет за спусковую скобу на указательном пальце. - А всё почему?..

Катюша пожимает плечами, хотя прекрасно понимает, почему, но не хочет доставлять Горину ещё больше удовольствия. Его веселье её угнетает.

Парня её молчание, впрочем, не смущает.

- Потому что я его убил!

- Что-то ты больно довольный, - ворчит она. - Продолжишь в том же ключе, бомжи вокруг подумают, что у тебя есть чего красть.

- Совершенно нечего. А счастлив я лишь потому, - нараспев продолжает он и обводит жестом просторы копчёного неба, с которого падает серый снег, больше похожий на пепел, - что спас тебя от этой... Этой... Образины! И вот, даже бросил трофей к твоим ногам.

Горин вдавливает подошву в неподвижный бок с выпирающими рёбрами и выдранными клоками шерсти. Катя рассматривает подгнивающую рану на задней лапе, порванное ухо, мутное бельмо. И не ощущает ничего.

- Ну что? Герой заслуживает награды? - самодовольно спрашивает он.

Девушка глубоко вдыхает. Нужно успокоиться - это же Горин, её Горин. И ведь действительно выручил...

- Заслуживает.

Она переступает через псину и встаёт вплотную. Украдкой - Горин презирал романтику - любуется чистой зеленью его глаз. Чересчур чистой.

Зрачки - хотя какие зрачки, две точки размером с атом, - пропадают, теряются в радужке, пока сухие губы расплываются в глупой улыбке.

Катюша пару раз моргает, давая шанса насаждению исчезнуть, после чего преодолевает оставшиеся сантиметры между ними, хватает парня за воротник и изо всех сил встряхивает.

- Ты ширнулся?! - хрипло кричит она, плюясь от злости.

Горин неубедительно вырывается, еле сдерживая смех, и накрывает покоцанные ладони Кати своими. Пистолет мешает, и его он бросает на землю.

- Ничего я не принимал. Просто настроение хорошее.

- Ага, как же! Держи карман шире, - она истерично взбрыкивает. - Руки убери!

- Это ж ты меня держишь, - хихикает парень. - Ну не сердись, Катюш. Зачем портить такой замечательный день?

Она не отвечает - ржавый мозг начинает с неохотой работать.

- Погоди... Ты лазил по моим карманам? - донельзя честное невинное лицо говорит само за себя. - А я-то думаю, где мой запас, не мог же и он закончиться! А ему ноги приделали!

Она судорожно ловит ртом кислород; двадцать один процент в воздухе - этого слишком мало, ей не хватает!

- З-зараза, - невнятно произносит она, - крыса, вор...

- Ого, сколько у тебя для меня определений! А стоило всего раз позаимствовать у родного человека нужную мне вещь, и всё, получил ушат кала на свою голову.

- Позаимствовать? Нужную?! Ты, тварь, в тихую забрал мою дозу! Она мне нужна была, мне!

- Да заткнись ты! - вдруг в ответ рявкает Горин. Его настроение меняется за считанные секунды. - Как заверещала, а! "Мне-е, мне-е!", - он куксит лицо и передразнивает писклявым голосом. - Тебя-я, тебя-я сейчас бы доедала собака, если бы не я! Или расчехлял какой-нибудь бомж под мостом. И вообще, ты не предполагала, что я для твоего же блага Хмурый забрал? Неужели думаешь, я бы не смог себе ещё раздобыть?

От неожиданного напора девушка отпускает его пальто и, раскрыв рот, слушает.

- Тогда зачем? - бормочет она, прерывая долгую паузу.

- Помнишь себя пару дней назад?

Катя отрицательно мотает головой - и правда не помнит.

- Во-о-от. Даже я так не гасился ни разу. Решил, всё уже, пора прощаться с тобой, ритуальные вызывать... Ты ж меры совсем не знаешь. И что, мне стоило просто наблюдать, как ты снова закинешься, а потом откинешься, а?

Горин походит и сам приобнимает её за плечи. Катя не отстраняется, но и не подпускает ближе. Правда в словах Горина есть и как будто никакого подвоха, но тем не менее девушка чувствует себя обманутой.

- Ну допустим. А зачем сам тогда кололся? Разве не честнее было бы?..

- Что? Таскать с собой? - он опять добреет, так же неуловимо, как и рассвирепел. - Мы сегодня встречаемся с прожжёнными торчками, нас бы обчистили в первую же минуту! К тому же под кайфом я вон какой меткий. Так что можешь считать, что всё это - исключительно для тебя.

Ощущение надувательства усиливается, но доказательств нет. Поэтому Катя только морщится от вспыхнувшей мигрени и позволяет себя прижать к груди.

- Ну что, закрепим перемирие?

Он наклоняется за поцелуем, как вдруг их прерывает ехидный каркающий голос.

- Ну какова любовь! Душа радуется.

Катя отшатывается и со злым стыдом вытирает губы.

- Врёшь, Конёк! - откликается Горин. - У тебя нет души.

Случайный свидетель их ссоры раскатывает по землистому лицу тонкую бескровную улыбку. Щёки его вваливаются внутрь, и Катюша отчего-то уверена, что у него недостаёт нескольких зубов.

Парни обмениваются рукопожатиями, которые быстро перерастают в обоюдные тисканья. Катя чувствует себя лишней.

- Это Конёк, я тебе много раз про него рассказывал!

- Вообще-то ни разу.

- А, да? Ну тогда сейчас прекрасный момент для знакомства.

Катюша несмело подходит ближе. Выцветшая толстовка Конька воняет половой тряпкой. Девушка незаметно принюхивается к своей одежде и кривится - её бы тоже не мешало простирнуть.

- Катя.

- Конёк. Но не твой!

Парни сгибаются пополам от смеха. Теперь ей неловко.

- Ну, как он тебе? - подтолкнув локтем, шепчет ей Горин, слишком громко для секретности.

- Фиг разберёт. Кажется... Твёрдо стоит на ногах.

- Да, - гордо тянет Горин, - он такой, устойчивый.

Катя недоговаривает, что этими ногами Конёк упирается в самое социальное дно, с которого вряд ли поднимется.

К месту сбора потихоньку подтягиваются люди, и скоро Катюша бросает попытки их запомнить или хотя бы различить: женщины, мужчины, высокие, низкие - они все выглядят одинаково.

Со многими Горин так же братается, и мысль о том, что со сколькими фриками он водит дружбу, пульсирует в голове болью.

В суматохе девушка пропускает момент, когда их толпа растягивается в колонну и начинает двигаться к недостроенному дома в отдалении.

А она... Она послушно идёт следом, время от времени пытаясь разглядеть лидера. В конце концов она обращается к Горину:

- Эй, а кто нас ведёт?

- Муха, - вместо её парня отвечает женщина неопределённого возраста с редкими сальными патлами. - Вот такой мужик - товар у него зачётный, и не кидает никогда.

- Это типа он нас собрал? - догадывается Катя.

- Ага, - подхватывает уже другой. - Раньше он часто организовывал Чудесный Жребий, но после того, как его чуть менты не замели, завязал на пару лет. Так что нам очень повезло.

Катюша бы поспорила.

Чудесный Жребий - игра наподобие русской рулетки. Участники тянут карточки с Онисами, и единственный, кому попадётся пустая карта, обязан пожелать что-то определённое на благо всей команды, в обмен отдав Ростовщику годы жизни.

Катюша не считает себя неудачницей, но до тех пор, пока она не вытащит защитную руну из колоды, о везении рано говорить.

Путь они преодолевают на удивление быстро и легко – ноги будто сами несут к чему-то неотвратимому. Люди впереди задают темп, сзади – подгоняют, по бокам – уничтожают возможность бегства. Катюша не глядя дёргает Горина за рукав.

- Ты уверен, что это хорошая?..

Она поворачивается и натыкается на незнакомца с жутким шрамом на лбу. Горина нигде нет. Чёрт, чёрт, чёрт... Уродливый железобетонный скелет здания прячется за подмостями – дом как будто совсем не рад посетителям. Девушка замедляется, но её подталкивают в спину и вынуждают пролезть под лесами. Не дожидаясь, пока толпа затопчет её, Катя протискивается к стене, пнув птичью мумифицированную тушку, и оттуда высматривает Горина. Остальные снуют туда-сюда, мешая сосредоточиться, и потому единственная неподвижная фигура, как якорь, приковывает внимание.

Муха - а Катя не сомневается, что это он, - обладает здоровым оттенком кожи и ясным взглядом, а ещё носит дорогую незамаранную одежду - кожаный ремень и наручные часы, с которыми Муха изредка сверяется, явно недешёвые.

Ему не место здесь, среди них.

Рядом мелькает тёмная кучерявая макушка.

- Горин!!!

Парень отрывается от диалога с очередным безликим нариком и подходит к Катюше.

- Вот ты где! А я тебя искал.

- Дофига усердно, как я вижу.

- Представляешь, я тут стольких корешей встретил! - восхищённо сообщает Горин, не распознав сарказм, но смолкает, прерванный громким хлопком.

Всеобщее внимание теперь обращено на Муху.

- Так, - голос у него неожиданно высокий, - погуляли и хватит. Поднимаемся на девятый этаж.

- Чё, прям по лестнице? - раздаётся возмущённое.

- Ну, если хотите, можете на лифте, - криво ухмыляется Муха и указывает на шахту.

Больше возражений нет.

Неровной цепочкой они взбираются вверх. Ступени не кончаются, а Катя уже не справляется с одышкой; с хрипом она вцепляется в куртку Горина, чего тот словно и не замечает. Конечно, ему сейчас море по колено и небо по плечу... Катюша скучает по этому состоянию. Да, да, ей нужна доза. И ради неё девушка потерпит ещё чуть-чуть.

Минутой позже она судорожно хватает ртом воздух, как и большинство вокруг, пока Муха, ни капли не запыхавшийся, идёт дальше, мимо груд хлама и огромных окон.

Обосновываются в дальней комнате. Здесь так же холодно, как и в трёх других, но хоть сквозняк меньше. Садятся в круг, хотя сам Муха встаёт поодаль, и Катя отмечает, что толпа сильно поредела - приличная часть отсеялась внизу и при подъёме - и насчитывает от силы человек двадцать. Девушка напрягается: чем меньше игроков, тем вероятнее вытащить плохую карту.

- Мда, не аншлаг, - озвучивает её переживания Горин.

- А если... А если это буду я?

- Чего ты там бормочешь?

- Я...

- Да понял, понял, - недовольно перебивает Горин. - По-моему мы уже обсуждали, что это очень вряд ли произойдёт. Кончай нервотрёпку.

Катя не успевает снова спросить, потому что слово берёт Муха.

- Не забыли правила? Громко не орать, из круга не вставать, с нашим гостем без моего разрешения не общаться, - скучающе перечисляет мужчина. - После жеребьёвки человек без Ониса загадывает героин, кокос и опиаты в заранее оговоренных масштабах. На всякий случай напомню, вот в таких.

Из-под пальто он достаёт сложенный вчетверо лист, расправляет его и демонстрирует по очереди всем собравшимся. У Катюши глаза на лоб лезут от чисел, написанных там.

- Я забираю треть, вы делите оставшееся. На том полюбовно расстаёмся.

- А вдруг кто-то откажется загадывать? - робко интересуется парень справа. Разбитые очки на то и дело шмыгающем носу были единственной его отличительной чертой.

- Пусть попробует.

Как по волшебству в руке Мухи появляется боевой револьвер с глушителем. По сравнению с ним травмат Горина кажется детской игрушкой. Такой аргумент мигом усмиряет слишком любопытных.

Теперь они молчат и даже стараются лишний раз не шевелиться; судороги, периодически скручивающие того или другого в круге, никого не смущают. Чтобы расслабиться, Катя прислушивается к скупым звукам: чужому дыханию, завываниям ветра, шороху целлофана за спиной... Стоп. Она навостряет уши.

- Никто не заметил?..

- Похоже, опаздывает, - набирается смелости для претензии Конёк.

- Важные персоны не опаздывают, а задерживаются, - поправляет его Муха. - Это и к лучшему: раньше закончим с неприятной частью.

"Что за неприятная часть?" - слова не успевают сорваться с языка, как Катюше под нос суют колоду, раскрытую веером.

- Тяни.

Девушка столбенеет, предплечья будто прирастают к туловищу. Тонкие серебряные пластинки с сетчатой гравировкой, имитирующей "рубашку", предостерегающие блестят: мол, не трогай нас, целее будешь. Когда отрезвляющий пинок Горина не помогает, Муха пожимает плечами и переходит к следующему. Постепенно круг замыкается, и по мере того, как у каждого, сделавшего выбор, страх сменяется облегчением, Катюшина паника раздувается подобно воздушному шару.

Их остаётся двое: она и очкарик. Парень нервно сравнивает последние варианты, с виду абсолютно идентичные; пытливо выискивает подсказку в лице организатора. Катя бессильно ждёт. Надо было тянуть первой - тогда её судьба хотя бы не зависела от чужих выборов.

- Айййй!

С гиканьем он вырывает одну карточку, да так, что вторая тоже падает и прокатывается по полу прямо к Кате. С обречённостью девушка подцепляет её плотными пальцами и поворачивает лицом.

Глянцевая пустая поверхность...

...Отражается в треснутых очках соседа. Катюша переводит взгляд на свои руки и заворожённо любуется тиснёным узором. Вроде, эта руна называется Серп.

Горин ободряюще ей подмигивает, и только тогда девушка осознаёт счастье в полной мере.

- Так-то! – торжествующе орёт она. - Схавал, четырёхглазый? Моя не пропадёт!

Она не заканчивает тираду - от радости спирает дыхание.

Или не от радости. Катя требовательно втягивает воздух, но тот становится вязким и застревает в горле. Проблемы не у неё одной: Горин оттягивает воротник куртки, дёргая застёжку; женщина с сальными патлами глухо кашляет; Конёк скребёт горло ногтями. Даже Мухе нехорошо - он прислоняется к стене, вытирая платочком испарину.

- Нас траванули? - всхлипывает Катя.

Муха, бледный как штукатурка, которой здесь отродясь не было, закатывает глаза.

- Спокойно. Никаких отравлений, это мой приятель заявляет о себе. Здравствуй, Жермен!

Его голос утопает во всепоглощающей густой тишине. Унимается ветер, облачко пара, вырвавшееся изо рта, зависает в воздухе.

- Он здесь.

Очкарику этого хватило - он плавно заваливается на бок, потеряв сознание. Окружающие его едва ли замечают.

У голоса не было формы, выражения, пола. Катя даже не уверена, слышала ли она его на самом деле или лишь вообразила себе - текст словно пробежал мигающей строкой перед глазами и исчез.

"Кто? Кто здесь?"

Девушка растерянно ищет автора слов в круге, но встречает ответное недоумение. И тогда она понимает как никогда чётко:

- У меня за спиной кто-то есть?

- Пфффф! Не кто-то, а я! Немножко уважения!

Она оглядывается прежде, чем решает, готова ли вообще к зрелищу.

Никогда раньше Катюша не встречала Ростовщиков, но вдоволь наслушалась страшилок в детстве и, обладая живым воображением, напредставляла мыслимое и немыслимое. После такого, она думала, ничто не сможет застать её врасплох. Как оказалось, ничто, кроме этого.

- Эй-эй-эй, барышня! Что за разочарование на Вашем лице? Уважения я, похоже, не дождусь, но где хотя бы элементарное признание? – гость драматично вздыхает. – В моё время торчки были вежливее.

Перед ней, широко расставив коротенькие толстые ножки и подперев кулаками в белых перчатках вздувшиеся, как дрожжевое тесто, бока, стоит низкий мужичок. Со смешанными эмоциями Катя изучает жёлтый в клеточку костюм-тройку, шляпу-цилиндр и блестящие остроносые туфли, комично маленькие.

Она хочет уже посмотреть ему в лицо, наверняка такое же жирное и буржуйское, но зрение соскальзывает, точно нога с ледяной горки, и девушка обнаруживает, что бессмысленно пялится в стену. Катюша пробует снова: ведёт воображаемую линию вниз по тулье шляпы, к её полям, под них – и опять упирается в стену. Вот так, вне фокуса Жермен кажется нормальным: один рот, нос, два глаза – самый обычный мужик.

- Что за приколы?

Ростовщик ей не мешает, но облик его, вернее, часть, не покрытая одеждой, расплывается, разваливается на куски, не позволяя сосредоточиться ни на одном. После ряда поражений Катя сдаётся сама; она жмурится и трёт зудящие веки.

- Почему я тебя не вижу?

Жермен театрально снимает головной убор и бросает на пол.

- Вай, милая, разве не знаешь, что опиоиды плохо влияют на зрение? Если пожелаешь, свяжу с классным офтальмологом...

- Ничего я не буду желать! Проблема не во мне!

- Заткнис-с-сь! – шипит сбоку Муха. На его перекошенной от гнева физиономии Катя может посчитать морщины, что доказывает её правоту.

- Остынь, Муха. Мы с девочкой пообщаемся.

И вот опять – только девушка думает, что уловила в безмолвном голосе акцент, интонацию, да хоть одну особенность – и та сразу исчезает. Жермен выжидательно смотрит – смотрит же? – на Катю, заставляя испытывать нарастающую робость. Она ищет поддержку в окружающих, но никто не проявляет желания пообщаться с потусторонним гостем.

- Ну так... - мнётся она. – Что с твоим лицом?

Муха отчётливо скрипит зубами.

- С моим лицом всё замечательно. А трудности человеческого восприятия связаны с физикой. Это если не вдаваться в детали.

- А-а-а. Физика. Теперь ясно, - уныло тянет Катюша.

Даже если бы в школе она хоть изредка занималась учёбой, и педагогам не пришлось бы натягивать ей оценки в прошлом году, лишь бы всучить аттестат и навсегда распрощаться, она бы всё равно стала гуманитарием. И физика по-прежнему была бы её главным врагом. После абстиненции, конечно.

- Плотности, показатели преломления и много чего ещё в Нави и Яви различаются. Наш мир намного более, - он проводит ладонью в белой перчатке по воздуху, как по поверхности невидимого стола, - эфемерный. Мне больших усилий стоит держать себя в одном месте, а не разлететься по комнате.

Только теперь Катя замечает, что пышные телеса Жермена колышутся под жёсткой тканью пиджака.

- Но это не важно и не помешает мне исполнить твои желания.

- Не мои! – испуганно отнекивается Катя. – Его!

Жермен нависает над бессознательным телом. Большим и указательным пальцами брезгливо приподнимает парня за капюшон и отпускает – тот шлёпается обратно.

- Какой-то тощий. И болезный. Уверен, что в нём хватит лет для всего загаданного?

- Пятнадцать точно есть, - успокаивает Муха.

- Какой пятнадцать, дАрАгой? Двадцать два!

- Чего?! В прошлый раз...

- Прошлый раз был два года назад. А в мире ужас что творится – инфляция, девальвация и прочие извращения. По старой дружбе, Муха, сброшу до двадцати.

Катя, едва ли вслушиваясь в спор, смотрела на очкарика. Интересно, разве может у бесчувственного человека так лежать нога?..

В следующий миг эта нога врезается ей в нос. Катя гнусаво вопит, опрокидываясь на спину. Следом пробуждается боль; она впивается в лицо и безжалостно грызёт. Сука-очкарик перепрыгивает через Катю и бежит к выходу. Её визг подхватывают другие:

- Стой!

- Лови урода!

- Уйдёт!

В криках почти теряется приглушённый выстрел.