Оторва

Если у тебя проблемы — в первую очередь беги к тому, кто может помочь.

Побелевшие костяшки тонких пальцев стучат в закрытую дверь с большим усердием, в то время как онемевшая рука уже устала ждать хоть какой-то реакции с той стороны стены. Я сдуваю выбившуюся из пучка и некоторое время мирно покоившуюся на моём слегка вспотевшем лбу прядь и понимаю, что просто стучать меня уже конкретно задолбало.

— Тони! — протяжно зову я его, уткнувшись лбом в дверь.

Вдруг комната предстаёт предо мной во всей красе, и только секунду спустя я замечаю появившегося в проходе брата. Кузен что-то жуёт, как и всегда, и на его пальцах ещё не исчезли остатки только что умятой шоколадки. Он смотрит на меня своими вопрошающими, большими глазами. Но в одночасье взгляд его переметнулся с моего лба на изуродованную большущей царапиной переносицу, что обладает не менее таинственной историей, чем тот, кто мне её сделал, и губы Тони, на которых застыла целая гора поджидающих своего часа вопросов, дрогнули, а брови поползли наверх.

— Тони, мне нужна твоя помощь, — отчеканила я, нахмурившись; брат всё ещё стоял истуканом, а я не могу избавить себя от непростой дилеммы: стукнуть его, чтоб очнулся, или просто щёлкнуть пальцами перед лицом?

— Какая... огромная. — Палец брата в нерешительности тянется к моей переносице, зато глаза его округляются с каждой секундой и становятся гораздо больше, напоминая мне забавную мультяшную анимацию.

Вздохнув, я качаю головой:

— Да-да, это я сама поняла.

Не желая ждать, когда кузен отойдёт от шока, который начинает и меня заражать своей пытливой тревожностью, я беру Тони под руку, и мы оба ретируемся вглубь его спальни. Учебники уже убраны и разложены по своим местам — наша с братом главная отличительная черта, — и теперь я могу со спокойной душой ступать на ковёр, не боясь помять Тони конспекты.

А тот всё ещё взглядом сканирует мой нос, словно от этого рана перестанет расти. Ага, как же.

— У тебя больше нет никаких средств? — Все мои надежды сейчас только на Тони, и я не упущу ни единой возможности принять его помощь. Проведя рукой по уже потрёпанным волосам, я терпеливо жду, когда Миллиган наконец даст хоть какой-то знак.

— Какая... Огромная... — повторяет он и сглатывает, учащённо моргая. Но вмиг рассудок возвращается к нему, и Тони, закрыв ладонями лицо, шумно выдыхает.

— Как тебя угораздило такую получить? И как такое вообще возможно? — выпалил он, вскинув к потолку руки.

Миллиган начинает, как и я во время тяжёлых разговоров, смерять шагами комнату.

Я качаю головой:

— Не думаю, что это достаточно хорошая история, чтоб брату рассказывать. — Мутанты, Огненный парень и магическая сила — такое даже отменному психопату вряд ли пришло бы на ум. Поэтому мой рот уверенно держится на замке.

Вдруг дверь на первом этаже хлопнула, и в прихожей тотчас послышались шорохи, оповещавшие нас о том, что временные надзиратели дома вернулись с прогулки по утреннему Сан-Франциско. Тони сразу же рванул к двери и, поприветствовав уставших до потери сознания, но довольных родителей, закрыл её и выжидающе посмотрел на меня.

— Так не пойдёт. Ты вообще в курсе, что нормальные царапины затягиваются?

Пожав плечами, я приземлилась на мягкий, полный подушек диван — тот самый, где этим же утром я рыдала брату в плечо. Как только я вспомнила об этом, в груди внезапно заболело сердце, и мне вновь стало плохо, словно мне вонзили кинжал в спину по самую рукоять, и он до сих пор находится здесь, подобно тяжкому напоминанию. В голове заиграла мысль, что этого повториться не должно ни с кем ни в коем случае, и потому я решила выдать Тони всё вплоть с разговора полицейских.

***

И он молчал, когда я наконец завершила долгую, такую фантастическую историю о девочке, так любящую находить приключения на свою голову, будто это её единственная во всём мире оставшаяся в живых страсть. Нижняя губа вновь искусана до крови, а краешек кофты сильно измят пальцами, повиновавшимся дурацкой привычке прикасаться к любым вещам, попавшимся мне под руку, когда я о чём-то внезапно начинала сильно волноваться. И сейчас тот же случай.

— М-да... — Тони нахмурился, ведь подобный рассказ переварить действительно сложно, в особенности такому адекватному человеку вроде моего брата.

Он был в ступоре. Помимо мутантов в роли действующих лиц столь сатирической комедии парня напугал и тот факт, что кому-то понадобилось насолить Нейтану Вейнрайту — человеку, по сути, работающему вместе с его родителями и поддерживающему с ними хорошие отношения. Тони не стал высказывать свои опасения, но я знаю, чего он боялся так сильно. В данный момент ему важно было помочь мне.

— У меня нет, к сожалению, нужной информации об этих... тварях. Поэтому держи при себе ту вещь, которую я тебе дал, хорошо? (Я вздрогнула) Я что-нибудь придумаю... не знаю, как, но я должен.

***

Как-то раз, буквально за несколько недель до Того дня — рокового события, в корни перевернувшего всё моё представление о мире и людях, — Спелман задал писать сочинение-рассуждение по теме «Есть ли в дружбе место фальши?». Девятиклассницей я даже не представляла, что такое вообще возможно: два совершенно разных, противоположных друг другу слова стоят в одном предложении. Я просто не могла поверить в то, что мой характер кто-то сможет вытерпеть не из доброжелательных побуждений, и это заблуждение сыграло со мной злую шутку: учитель выдал моею же рукой написанную работу со сниженной на два балла оценкой. Тогда мне не удалось понять, почему и за что гениальное творение не менее способной ученицы получило не «А», зато теперь я ощутила на себе все те ошибки, все те мысли, что не были отмечены в том запутанном сочинении. Что же делать, когда в дружбе философии на порядок больше, чем в самом смысле жизни?

Телефон надоедливо вибрировал, не переставая, сотрясаясь от многочисленных оповещений, что без конца и края выводились на заблокированный экран, подобно нашествию могущественной армии, раз за разом атаковавшую мой покой. Я бросила мимолётный взгляд на часы и поняла, насколько быстро летит время: уже девять часов. Где-то, на другом конце города, разразился шумный праздник, сравнимый лишь с громом посреди ясного неба.

Откинув лежащее на ногах одеяло, я потянулась к телефону, собираясь вырубить к чертям все уведомления, чтобы не мешали мне просто-напросто валяться в кровати, никого не трогая. Но что-то вдруг закололо в груди, и мой взгляд задержался на открытой в Фейсбуке странице. Фейк, причём мой.

Я вздохнула, не в силах сдержать своё безграничное любопытство, так усердно вырывающееся на волю. Ещё немного — и цепь слетает с петель, и я принимаюсь лазать по страницам людей, которых наверняка могли позвать Ньюманы. У всех до единого куча историй, сплошные фото и видео с вечеринки, разрывающие мою и без того ненасыщенную новостную ленту.

Я пролистываю страницы одноклассников, и мой трепетный взор невольно останавливается на профиле Клейтона — любимчика самых крутых разборок в мире и постоянных приключений с последствиями. Одно касание на не так давно выложенное на обозрение жаждущей хлеба и зрелищ публики видео, и мне предстаёт просторный первый этаж современно обустроенного особняка, всюду залитый сине-фиолетовым неоновым светом. Музыка врублена на всю катушку, готовая напрочь снести крышу любому находящемуся в эпицентре вечеринки гостю. Но в одночасье всё внимание устремляется на сидящих в огромном кругу подростков: кто-то настолько пьян, что едва держится и на своей пятой точке, кто-то всё ещё стоит, наблюдая со стороны грядущее представление опытных артистов, а кто-то просто уютно расположился в массовом скоплении  халявщиков и терпеливо ожидает начала игры.

— Правда или действие? — комментирует недооператор Клейтон, прорываясь сквозь толпу старшеклассниц, и в один миг оказывается напротив трёх самых презентабельных личностей на этой вечеринке, и я без труда узнаю среди них именинника. — Обожаю эту игру!

Уголки губ Райана поднимаются в чуть опьяневшей улыбке, а его рука осторожно скользит с макушки прижавшейся к его плечу Бонни до самой талии, и парень, взяв её порозовевшее лицо в ладони, жарко целует девушку в губы.

Сердце резко дрогнуло, и в груди предательски навострил свои стальные иглы, что нарочито  цепляют не только чувства, но и рассудок, горький слёзный комок. Но глаза, не внимая последней душевной ране, продолжали с детским упорством рассматривать видео.

— Хочешь выступить первым? — спросил он, всматриваясь прямо в камеру, и я с трудом смогла узнать в столь холодном, леденящем душу взоре глаза своего некогда лучшего друга.

— Ну уж нет! Право стать первопроходцем всегда остаётся за виновником торжества!

Одобрив эту мысль, гости поддерживают Клейтона бурными аплодисментами, и тот одобрительно кивает, выставив руку в сторону и дав народу понять, чтоб те немедленно прекратили.

— Тогда...

— Правда, — ответил Райан, не заставив никого долго ждать.

— Внимание: вопрос. — С каждым словом задира наводит камеру всё ближе и ближе к присутствующим, а паузы между его репликами и интонация становятся гораздо более интригующими.

— Все ведь помнят сегодняшнюю дискуссию в коридоре? Это было нечто, согласитесь!

Толпа переглянулась меж собой, и в её недрах послышались одобрительные возгласы. Я заёрзала на кровати, предвкушая не самую доброжелательную развязку событий, и мой палец почти нажал на спасительную кнопку «домой», как вдруг я услышала раздавшийся из динамика вопрос:

— У тебя есть лучший друг... подруга?

Все замолчали, затаив дыхание, и даже я, сидящая здесь, в уютной тёплой комнате, выпрямилась в ожидании ответа, который Райан так нарочито тянул.

Парень пожал плечами и, вздохнув, уверенным голосом произнёс:

— Нет.

***

Так бывает ли фальшь в дружбе? На мой взгляд, иногда и сама дружба может подчас ею являться, как бы прискорбно это ни звучало. Я уже видела это наглядно, причём на примере собственного жизненного опыта, и оттого эта тема запала в душу сильнее всего, не давая спокойно засыпать по ночам.

А Райан... во мне ещё не умерла надежда, что он сморозил ту чепуху по пьяни, пусть и нагло проигнорировал аж два моих предупреждения. В порыве злости сказать и сделать можно всякое, и я решила, что подниму нашу дружбу с колен самолично: завтра, в школе, я встречусь с ним, и, как велели мне собственные идеи и мотивационный разговор с Тони, мы по-человечески поговорим.

Однако в эту самую минуту меня волновало совсем другое, а именно — грядущая встреча с Огненным парнем. Идти туда снова — значит обрести себя на неоправданный риск, и поначалу я хотела глубоко забить железный гвоздь на его предложение «очень серьёзно поговорить». Но потом мне в голову пришла не на шутку важная мысль: а что если только он знает, что делать с моей проблемой? Правда, в этой идее был лишь один существенный заскок: незнакомец с лёгкостью пошлёт меня в пешее эротическое, если я заявлюсь к нему с просьбой подлатать меня. Но вариантов у меня не было как таковых, поэтому мне придётся попытать удачу. Всё-таки тот злосчастный чудак действительно разбирается в сверхъестественном.

Время стремительно приближалось к ночи, и очень скоро я уже находилась в пути. Клирфилд драйв встретила меня яркими звёздами, своим сиянием заливающих буквально каждый мелкий камешек, но неприветливой тишиной и холодом вплоть до мурашек по всей поверхности кожи. Откуда-то временами доносился протяжный вой уличных собак, и томное лязганье стальных дверей всё-таки напомнило мне о том, что в шумном ночном мегаполисе я никогда не останусь одна.

Я прохожу мимо печально известного сгоревшего склада, и планам на это здание приказали долго жить: кое-кто помешал влиятельному владельцу и несчастным жертвам практически нереального в исполнении нападения, ныне окутанными огненными лентами, спокойно вернуться домой. И вопрос «Почему и с какой целью он это сделал?» мучил мою мигом разгоревшуюся пышным букетом идей голову. Но, к несчастью, я не могла предъявлять Огненному парню по одной простой причине — незнакомец сможет сделать со мной ровно то же самое, если мне потребуется его окончательно вывести из себя.

Внезапно где-то вдалеке послышался свист полицейского свистка, и из-за угла юрко вынырнули трое парней, громко ржущих на всю улицу и на ходу бурно обсуждающих свой побег от служителей закона. Ещё одна секунда — и чья-то бутылка из-под крепкого алкогольного напитка летит на землю, вдребезги разбившись об асфальт и разлетевшись на сотни мелких осколков.

Отлично понимая, что подобные выходки здесь могут случаться хоть каждый час, я качаю головой, выбрав другой путь к злополучному озеру. Очень скоро мне представилась не так давно знакомая тропинка, и небольшие заросли зелёных, жёлтых и красных деревьев встретили меня с распростёртыми объятиями: их пышные кроны едва-едва покачивались вместе с потоками ветра. Ноги сами повели меня туда, и оставалось лишь идти дальше, пусть и неуверенной, чересчур аккуратной поступью.

И когда я пересекаю порог, я словно оказываюсь в совершенно ином, отделённом от всего города мирке; здесь по-манящему живописно, здесь жизнь словно течёт в разы медленнее, и самое главное — здесь я могу забыться, на какой-то небольшой срок вынырнув из затянувших меня в свою пучину проблем. В стоявших вдалеке высотках выключается последний свет, и город теперь окончательно погружён в темноту.

Но вдруг я слышу, как что-то приземляется прямо у моих ног, и от неожиданности невольно отшатываюсь в сторону. А в нескольких сантиметрах от меня лежит тот самый, потерянный мною прошлой ночью рюкзак, найти который я уже не рассчитывала вовсе.

Протянув к нему руку, я хватаю неожиданную находку и ловко перекидываю его через плечо, и сейчас со всей своей тяжестью рюкзак висит на левой руке.

Я поднимаю глаза и сразу же замечаю виновника моего прихода сюда, стоящего в непосредственной близости от меня. Пол-лица по-прежнему закрыто чёрной тканью, а руки скрещены на груди; взгляд его блуждает где-то за моей спиной, заставляя меня переминаться с ноги на ногу.

— Спасибо... снова, — шепчу я, всё ещё не веря в то, что у такого грубого, как мне впервые показалось, человека (а, да, кое-что забыла: ещё очень сомнительного) найдётся светлый мотив достать для меня брошенную на произвол судьбы вещь.

Он молчит. Ветер треплет его белокурые волосы, сдувая пряди на лоб, и парень морщится, натянув сильнее капюшон длинной куртки.

Но вдруг приятное тепло начинает постепенно разливаться по моей спине — как раз то, что нужно мне, окутанной ночной прохладой, — и яркий золотистый свет, что исходит из только что появившегося из ниоткуда Кендалла, играет в глазах незнакомца яркими огоньками.

Тот вмиг разбавляет нависшее над нами напряжённое молчание, подлетев к другу и ткнув его в плечо полупрозрачным локтём. Парень отстраняется и, вздохнув, впервые за несколько минут, что мы стояли в тишине, произносит:

— Прости меня. Я даже не сомневаюсь в том, что своим вчерашним поведением напугал тебя даже больше той черноглазой твари.

Мои губы сами собой растягиваются в насмешливой улыбке, и я едва подавляю смешок: так забавно наблюдать за реакцией парня, сейчас очень похожего на мальчика, которого мама отсчитала за ужасное поведение в школе, что тот теперь вынужден извиняться, опустив вниз голову. Зато в ответ ему я могу только медленно кивнуть; какие слова сюда вообще можно вставить?

— Ну... тогда пока? — спрашивает он, неопределённо пожав плечами.

— Пока. — И я, как-то невзначай, отвечаю ему глупой, совершенно неуместной улыбкой, чему сама удивилась потом, поняв, как я глупо выглядела со стороны.

Кендалл молча машет мне рукой, сверкая золотистыми магическими камнями, что обрамляли призрачный лоб, и оба растворяются в зарослях деревьев, оставив меня одну наедине с настораживающей душу тишиной и манящим мраком долгой, почти бесконечно длящейся ночи. Вдруг на душе стало тревожно: появилось такое навязчивое чувство, будто я забыла о чём-то важном.

Я медленно ступаю вдоль озера, проходя по самому краю побережья, и ветер продолжает оживлённо играть прядями распущенных из пучка волос. Вдруг он срывает с деревьев листья, и те кружатся в воздушном медленном танце прямо над водной гладью, постепенно замирая и опускаясь, словно представление в один миг окончилось на разочарование преданных зрителей, и оттого уголки губ мечтательно приподнимаются в улыбке.

Постепенно шаг замедляется, и я наконец останавливаюсь, обведя взглядом широко раскинувшееся озеро, просторы которого манили и искренне просили задержаться. Но делать мне было нечего, и после недавнего случая совсем нет желания со спокойной душой бороздить улицы обширного мегаполиса. Во мне вдруг появилась неведомая усталость, которая прямо намекала на то, что мне давно пора встретиться с мягкостью огромного одеяла, потонув в нём с головой, и я почти всецело поддалась этим мечтам.

Однако какое-то неприятное жжение вдруг охватило половину поверхности моей кожи на лице, и я рефлекторно потянулась к царапине пальцами. Рука предательски дрожала, предвкушая не самое приятное развитие событий, но, едва-едва прикоснувшись к носу, я вмиг отдёрнула руку, словно обожглась кипятком. Эта боль, так внезапно пронзившая некогда полученную рану, напомнила мне о том, что я забыла сделать.

«Балда», — пронеслось в мыслях, и только тогда я смогла рассмотреть не пойми из-за чего ставшей влажной ладонь.

Казалось, нет ничего ужаснее потери лучшего друга, но теперь я поняла, что мои проблемы не закончились, а только взяли своё начало в этот день. Я не верила своим собственным глазам, они словно демонстрировали мне самый противный кошмар наяву, что может присниться лишь откровенному параноику: на руках осталась непонятная, тёмно-синяя густая жидкость, которая дымилась и будто огнём горела на нежной коже ладони.

На этом сюрпризы, что уверенно продолжали наносить мне всё новые и новые удары, так и не закончились, становясь всё более жестокими и шокирующими с каждым разом. Боль пронзила мою кожу сотней острых игл, мощно отрываясь на моём лице, и тогда я поняла очень важную вещь: мне крайне необходима помощь. Его помощь, ибо этот человек — единственный, в чьих силах исправить мою глупую ошибку.

Ноги упорно дрожали, напоминая больше ненужный груз, который вскоре грозил отказать мне и вовсе, но я, собрав все усилия воедино, прошла к зарослям, где несколько минут назад исчезли двое моих новых знакомых. Руками я помогала себе проложить путь сквозь густые дебри (и откуда они здесь, чуть ли не в глубине мегаполиса?), колкие ветви царапали и без того ноющее от  мерзкой боли лицо и цепляли взбившиеся в колтуны волосы. Казалось, время, что я обычно провожу вне дома, набирало ход, но вопреки этому здесь я почувствовала, будто сделала буквально несколько шагов за целую вечность.

Внезапно моим глазам предстал тусклый ночной свет, и я наконец позволила себе высвободиться из непроходимой ограды, и, признаюсь, я почувствовала себя в то короткое мгновение откровенной психопаткой: ну кто ночью полезет в незнакомые кусты за не более знакомыми... даже людьми назвать их не могу. Всё это больше похоже на вселенную той самой Алисы из моей любимой Страны чудес, правда, то, что я видела сейчас, каким-нибудь  «сказочным» словом назвать было сложно.

Я словно попала в другой, не более приветливый мир, что даже близко не был готов встретить неожиданную гостью. Из передового города я вмиг перенеслась на жалкую, потрёпанную временем и беспощадными людьми улицу, где царила неведомая аура беспокойства и сплошной опасности. Здесь, по две стороны переулка, красуются серые дома с выбитыми из оконных рам стёклами, которые были криво «починены» крест-накрест прибитыми к стенам досками. Одинокий ветер проносился вдоль пустынных дорог, поднимая в воздух внушительные столбы пыли. Здесь царила гробовая тишина, от которой кровь буквально стынет в жилах. В этом районе, казалось, даже звёзды теряли свой блеск, и ужасный, отстранённый от цивилизации мирок погрузился во мрак и холод.

Я перешла на быстрый шаг, параноидально всматриваясь в каждый уголок, словно там, притаившись, терпеливо поджидают удобного для нападения мига те ужасные чудовища с кроваво-красными клыками...

Итак, эти двое не могли исчезнуть так быстро за столь короткий промежуток времени, и я с надеждой искала их здесь, со всей силы напрягая и без того нормальное зрение; но что я могу поделать, если в этой странной местности такая ужасная темень, что хоть глаз себе выколи? Вдобавок к не самому лучшему на свете состоянию, меня в одночасье стало жутко знобить, будто я ни с того ни с сего, буквально за долю секунды, перенеслась на Северный полюс и сразу же свалилась в ледяной сугроб. Я осторожно шагала по улице, переступая через острые, словно лезвие заточенного острия, осколки разбитых бутылок и строительный хлам.

Оторвав взгляд от носков своих несчастных кед, уже почерневших от такого количества грязи, я вдруг заметила тёмный силуэт человека, что уверенно направлялся куда-то в другую сторону вдали. Я, не сумев разглядеть эту фигуру в темноте, устремилась ближе к ней. Поначалу мне показалось, что это Огненный парень, но где же тогда Кендалл? Заливающий всю территорию яркий свет, что исходит от него, можно без труда уловить хоть за километр.

В сомнениях я остановилась. Но тотчас я заметила, как человек, находившийся на противоположном конце улицы, внезапно остановился и, резко повернувшись ко мне, сменил направление и побрёл в мою сторону. Мне сразу же стало не по себе, и наверняка это чувство возникло не по вине бесконечного жжения на коже. Постепенно приближаясь, с каждым мгновением силуэт стал виден мне чётче. Это был огромный, высокий человек, за которым внезапно показалось ещё трое. Банда Отбросов — такое прозвище я успела дать им за пару секунд — была всего лишь в десяти метрах, и я смогла детально рассмотреть их. Четвёрка мужчин, все до потери сознания ужасны, от них за несколько метров разит грязью, копотью и пылью, что накопилась за все те месяцы (или годы?), что они отчаянно избегали такое понятие как «душ». Кроме того, у них были чёрные, гнилые зубы, такая же нездоровая желтоватая кожа, грязная, потрёпанная одежда, которую, разумеется, очень долго не меняли, и торчащие во все стороны сальные колтуны запутавшихся волос.

Едва сумев подавить подступающий к горлу рвотный рефлекс, я с ужасом смотрела на них, на громадных мужчин, стремительно приближающихся ко мне, несчастной маленькой фигурке, и меня будто парализовало согласно дурацкому закону подлости.

Они были слишком близко. Я неуверенно пятилась назад, ноги, как назло, дрожали, но вдруг кто-то схватил меня со спины и резко заломал назад руки. Теперь я не могла пошевелиться вовсе, ибо чьё-то внушительное тело со всей дури сдавливало мои и без того хрупкие плечи.

— О-о, что за русалку прибило к нашим берегам? — протянул один из амбалов и омерзительно засмеялся, и его потрескавшиеся губы скривились в презрительной ухмылке.

Второй, стоявший рядом с товарищем и в тот же миг выкуривавший сигарету, приблизился ко мне и выдохнул дым прямо в моё лицо. Я начала сильно кашлять, и вся четвёрка мерзавцев, которым явно не хватало пыток над случайно забредшими в этот край жертвами, противно оскалилась, выставляя напоказ почерневшие языки.

А жизнь меня так ничему и не научила. Предо мной словно предстал Тот день во всей своей жестокой красе, и воспоминания липкой паутиной опутали мои мысли; ох уж это субботнее утро, оно было самым что ни на есть ярким в тот ни на шутку холодный январь... Он был один, но его силы было достаточно, чтобы удержать маленькую птичку в своих цепких когтях.

Сейчас я испытываю тот же страх, и насквозь пропитавшее мысли плохое предчувствие заставило меня окончательно понять, что повторять наиболее жестокий момент моей жизни мне категорически нельзя.

И вот, то, чего я хотела в последнюю очередь, — это сдаться таким вот дебилам без какой-либо надежды на спасение. Одно из тех немногочисленных качеств, что мне дало наихудшее в моей жизни потрясение, — осознание собственного достоинства. Я отчаянно пыталась вырваться, но тщетно: мужик, который держал меня, был раза в три больше и сильнее меня. И потому оставалось одно: звать на помощь, и как можно громче.

Если никто не прибежит, так хоть оглушу этих амбалов и сразу же скроюсь за теми зарослями, откуда пришла изначально.

Но на редкость гениальный план унести ноги от греха подальше был обречён на сокрушительный провал, когда Отброс с сигаретой — жирный, видимо, главарь банды — свирепо взглянул на меня и с размаху ударил меня по спине так, что я рухнула на близ лежащие осколки. Не сумев сразу же подняться на подкосившиеся от страха ноги, я обернулась к нему, но ничего не смогла больше увидеть, ибо взгляд мой был прикован лишь к одному предмету. Мужчина достал нож и практически занёс его над моей головой. Мне стало настолько страшно, что я мимолётом позабыла о жгучей боли, которая всю эту ночь, не прекращая ни на секунду, так упорно беспокоила мою кожу. Я зажмурилась в ожидании расплаты за все совершённые мною глупости, но вдруг я услышала столь знакомый для меня голос, и в кои-то веки во мне ярким пламенем вспыхнула надежда.

— Эй, вы, придурки! Найдите жертву своего размера! — кричал им Огненный парень, стоя буквально в нескольких метрах от меня, и его расстёгнутая чёрная куртка развевалась на ветру.

На душе стало намного легче.

Никогда я ещё не была так рада его видеть.