Оторва

Мы вошли в кабинет только спустя пять минут после звонка, но, несмотря на сам факт опоздания, наш преподаватель по французскому — мадам Хантер — встретила загулявших доброжелательной улыбкой. На удивление, весь класс был в сборе, и в кабинете то и дело раздавался гул болтающих учеников.

Как только мы появились в дверном проёме, одноклассники переглянулись меж собой, а мадам, разместившись за учительским столом и забрав золотистые волосы в тугой хвост, по-французски спросила причину позднего прихода.

Пока я стояла в дверях, соображая, как можно перевести фразу «мы столкнулись на подступах к кабинету», Райан прошёл вперёд и, взглянув на учительницу, с уверенностью проговорил:

— Извините, пожалуйста, за опоздание. Мне ночью было не по себе, лучше стало только в последний момент. — Потом он мельком посмотрел на меня и добавил, продолжая свободно переводить реплики на иностранный язык:

— Мадмуазель опоздала по моей вине. Я попросил её по дороге купить мне лекарства. Прошу прощения ещё раз.

И он подмигнул мне, поднеся указательный палец к губам. Я одобрительно кивнула, и мы проследовали к своим местам.

Вообще, если речь заходит о мадам Хантер, ей абсолютно всё равно, что там происходит с учениками, в каком виде приходят, почему они опаздывают и по какой причине могут отсутствовать на её уроке. Главное — говорить, говорить и ещё раз говорить на французском, и чем больше наболтал, тем лучше. Не стоит, правда, забывать и о работе на уроке. А так, «делайте, что вам заблагорассудится, » — её любимый принцип.

Не успели мы и приготовиться к уроку, а мадам — начать объяснение новой темы, — как вдруг кто-то, вскочив со своего места и, улыбнувшись во все тридцать два зуба, воскликнул:

— О, Фернандес, с днём рождения!

Парни и девушки из «элиты» класса, обернувшись к другу, подхватили волну поздравлений.

День ещё только начался, а я уже видела по глазам друга, что он действительно счастлив. Во взгляде играл неописуемый восторг, словно это первый по-настоящему похожий на праздник день рождения. «Я всей душой люблю тётю и ценю её труды, понимая также, через что она проходит... — признался мне парень в один из тех холодных зимних дней, что мы провели вместе, и это впервые произошло именно у меня в гостях, — но она никогда не оставляла мне ничего больше шоколадки и записки с поздравлением, » — и он замолкал, глядя в потолок моей комнаты. И эти его слова, которые звучат в моей голове и по сей день, не отпускают и неутомимо заставляют вспоминать их снова и снова. А здесь вся суть. Ведь в какой-то другой семье (пусть таких и мало), обязательно полной, всегда найдётся избалованный моральный урод, который может руку поднять на своих близких ради нового айфона.

И тогда я задумалась. Райан чувствовал себя подавленным не потому, что получал только дешёвый шоколад и какой-то сложенный пополам листочек с наспех написанным поздравлением, нет.

Он всегда мечтал, чтоб его единственная родственница, что заменила ему родную мать, была с ним рядом хотя бы на сутки. А вместо этого она ночует у подруги, от которой до работы рукой подать.

И это несправедливо. Мне жаль, что я ничего не могу с этим поделать. Единственное, что в моих силах, — просто находиться рядом с другом.

***

Школьная жизнь, насыщенная и шумная, но оттого не самая весёлая, течёт, словно горный ручеёк, не умолкая ни на мгновение, и не даёт передышку страстным любителям тишины и спокойствия вроде меня. Это в том случае, если говорить про классы и школьные коридоры, но когда речь заходит о столовой — это же отдельная история, в которую я наотрез отказалась бы влипать. Единственное, с чем можно с уверенностью сопоставить сей отдельный уголок в здании, — воронка, уносящая терпение и какие-либо остатки хорошего настроения.

Крепкой хваткой сжав моё запястье, Райан повёл меня туда, не взирая на моё желание остаться у кабинета и наблюдать на близнецами-одноклассниками, так яростно пытавшихся заплести едва видные косички из тех трёх коротких волосин, что гордо возвышались над их затылками. Он затормозил только у стола с подносами, осматриваясь по сторонам, и выискивал кого-то блуждающим по ученикам взглядом.

— Ты просто горишь энтузиазмом, — отметила я, глядя на профиль парня. Вероятно, я просто хотела разбавить секундное молчание, воцарившееся между нами, но то, что здесь происходило, никак нельзя назвать этим словом. Как я и ожидала: толпы, толпы, толпы...

Пожав плечами, Райан взял меня под руку и повёл куда-то вглубь столовой. Я одарила его ничего не понимающим взглядом, но парень уверенно ступал вперёд, и вскоре мне показался почти свободный стол. «Почти», конечно же, благодаря неубранному подносу с бывшими когда-то едой остатками.

Перешагнув одной ногой через лавочку, я села на место. Друг, опёршись о поверхность стола, долго решался не следовать моему примеру.

Выдохнув и ещё раз окинув взором студентов, он наконец обратился ко мне:

— Бонни с Алекс обещали подойти сюда. — Райан включил телефон, взглядом просканировав экран, а потом положил ладонь с зажатым в ней «микромаксом» на стол защитной плёнкой вниз. — Мы обговорим примерное время начала и адрес. Ты точно не пойдёшь?

В его голосе явно чувствовалась толика неуверенности, но вместе с тем надежда на совместно проведённый праздник. Парень знал наверняка, что именно я отвечу, но всё равно не упустил возможности задать мне этот вопрос ещё раз.

— Нет, извини. — Я мягко улыбнулась ему, и Райан кивнул, задумчиво разглядывая окружение. — Знаешь...

— Да?

Я сжала пальцы в замок, закусив нижнюю губу.

— Не пей много, тебе опасно. — Я смотрю на него, и на лице парня скользит ухмылка. — Я хотела сказать, не больше, чем тогда.

«Тогда» — это тот самый первый раз, когда он был у меня, то есть в моё шестнадцатилетие. Я наотрез отказывалась как-либо праздновать, мне ведь это не нужно, но друг взял ситуацию в свои руки, заставив меня даже открыть бутылку шампанского, вот, я надолго запомнила те несколько часов, что мы дурачились и творили беспредел.

— М-м... Это всё?

Я вздохнула. Столько вещей вертится в голове, столько предупреждений и боязнь за дорогого мне человека.

— Нет. Ньюманы... они... они не те, кому можно беспрекословно доверять, что уж говорить о тёплых взаимоотношениях с ними.

Райан пожал плечами, словно мои слова звучали чересчур параноидально, и продолжил взглядом бороздить просторы огромного зала.

Столовая была невозможных размеров, и отыскать здесь кого-то — мысль на редкость наивная, особенно если ты просто стоишь на месте. Но вдруг среди общего гула более младших учеников, что почти дошли до боя едой, послышался стук каблуков, и вскоре мы оба заметили приближающихся к нам девушек.

Райан сорвался с места до того, как я сообразила, что это были именно те самые злополучные двойняшки. Он встретил их, поцеловав каждую в щёку, и те смущённо захихикали. Я щёлкнула языком и отвернулась от них в сторону, подперев голову рукой, но даже это не смогло уберечь меня от их раздражающего смеха.

Я молча смотрела в окно, и постепенно голоса вокруг меня начали исчезать. Солнечные лучи свободно пробивались сквозь панорамные окна, и мне открывался вид на просторный внутренний дворик, где под парой-тройкой деревьев на круглых скамьях ютились старшеклассники. Они оживлённо болтали, и неизвестно, о чём именно: мне лишь оставалось строить бесконечные догадки. Но одно я знала точно — они все выглядят счастливыми. И волей-неволей напрашивается один колкий, несправедливый вопрос: «А про меня такое можно сказать?»

Внезапно непонятный фоновый шум отозвался в моих ушах, подобный тому, что можно услышать, когда экран телевизора перестаёт нормально работать и выдаёт помехи. Переносицу тотчас начало неприятно жечь, и я, опомнившись и начав ругать себя за пропущенное мимо ушей предупреждение, рванула с места с сумкой в руках. Райан, в тот миг обсуждавший грядущий вечер, перевёл взгляд на меня, проскользнувшую мимо него. Я смогла уловить только его извинения выпускницам и то, как друг дважды окликнул меня.

Но я не могла остановиться. Расталкивая столпившихся у столов с подносами учеников, я рванула в коридор, а в голове в тот момент была лишь одна цель: успеть, успеть спрятать мою беспощадную «улику», лишний раз доказывающую о том, что я не умею ценить данное другу слово.

Что-то звякнуло под ногами, но я, не обратив на это внимание, подлетела к зеркалу. Ученики встречали меня удивлёнными взглядами; в иной раз я бы ответила им колкой фразой, но сейчас мне важна была лишь моя тайна.

Я оперлась ладонями о раковину, задумчиво вглядываясь в зеркало. Отражение пугало меня: царапина предстала перед испуганной девушкой во всей красе. Руки дрожали, не поддаваясь мне, а глаза сами собой начали слезиться. Я судорожно пыталась нащупать в сумке спасительный металлический шарик, но его и след простыл. Я побледнела.

Он выпал, пока я бежала.

В один миг мне стало не по себе. Пластырь я брала только один, и то, он был на мне до тех пор, пока я не заменила его на кое-что более надёжное. И на что только, интересно, я рассчитывала? Я с сожалением смотрю на полученный шрам и мысленно корю себя за то, что я неисправимо и упёрто следую только своим идеям и убеждением. Моя жизнь была бы совершенно другой, если бы я могла хоть каплю быть осторожной. Но нет же.

Медленным шагом я подошла к двери и, протянув покрытую многочисленными мурашками руку, толкнула её. Жизнь в школе до сих пор шла своим чередом, ведь прошли какие-то две несчастные минуты, но мне показавшиеся целой вечностью.

— Ты что-то потеряла? — Холодный голос парня заставил меня поднять глаза, и я невольно отшатнулась, заметив в его руках тот глянцевый шарик, что ненароком выронила.

Райан сосредоточенно смотрел на него, вертя в пальцах незнакомую вещицу, словно это было что-то фантастическое, но притом на редкость бестолковое. Я молчала, стиснув зубы и сжав в ладонях ремни кожаной сумки.

Он отвлёкся от шарика, подбросив его в воздухе и ловко поймав в ладонь, и, наконец, перевёл на меня свой взор. Конечно, Райан сразу же заметил царапину, что простиралась на самом видном месте, и губы парня дрогнули.

— Рай, я всё объясню...

Он хмыкнул и недоверчиво выгнул бровь. В глазах застыли замёрзшие огоньки, и теперь они не выражали ничего. Я сразу почувствовала, что он всё понял, и мне ничего не оставалось делать, кроме как тупо смотреть на него и ожидать справедливый вердикт.

— Объяснишь что? Что ты солгала мне? — Слова мгновенно слетели с его языка, словно Райан спешил побыстрее избавиться от них. Он до конца не мог поверить в то, что последнее оказалось правдой, и это выражение больно резало слух и кололо душу сотней заточенных мечей.

Ноги будто по самое колено вошли в фундамент, и я стояла, как истукан, не сумев подобрать правильные выражения. В голове было пусто: страх и паника вытеснили все частицы рассудка, словно лишний груз.

Райан шумно вздыхает, проведя по волосам ладонью, и внезапно его пронзает слегка истеричный смешок, и мне оттого становится ещё хуже.

— Даже не опровергнешь мою теорию? — Поначалу голос был тих и немного дрожал: обида и ярость сцепились в неравном бою, но вскоре победитель всё-таки стал известен, и постепенно он берёт контроль над разумом дорогого мне человека в свои руки. — Как жаль, Ник. А я ведь так надеялся, что ты сможешь посеять во мне семена сомнений, но увы... Я вижу тебя. — Парень медленно подступает ко мне, и кровь тут же приливает к моему лицу, заставляя щёки пылать. — Насквозь вижу.

Студенты медленно копились возле нас в ожидании интересного зрелища: ещё чуть-чуть, и они смогут лицезреть казнь века. К счастью, большинству всё-таки было фиолетово, но кучка зевак, столпившихся вокруг нас, ядовито хихикала и шепталась, время от времени поглядывая то на меня, то на Райана.

— Что бы ты ни думал сейчас, пожалуйста, пойми, что я никак не хотела тебя обидеть, а уж тем более втоптать твоё доверие в грязь. — Я пыталась смотреть ему в глаза, чтобы увидеть хоть какую-то иную эмоцию, но тщетно: я до сих пор могла читать в них лишь обиду и нешуточную злость.

— Ты уже это сделала, — Райан отвечает дружелюбным тоном, и я улавливаю в нём сарказм. — И, знаешь, а ведь это была моя последняя капля. Как же это горько, когда твоя лучшая подруга считает тебя идиотом.

Я открыла рот, чтобы опровергнуть его слова, но парень не дал мне проронить и буквы:

— Молчи, Ник, — процедил он сквозь зубы. — Я хочу тебе кое в чём признаться, и, возможно, это будет последнее, что ты услышишь от меня. Ты понимаешь хоть, как мне всё это надоело? Как надоело ночами сидеть и ждать, пока одна дурочка не подаст мне какие-то признаки жизни? Как достало волноваться и переживать за каждую глупость, что ты можешь сотворить? Ты можешь себе представить то, как мне тяжело? Тётя на работах вкалывает чуть ли не сутки, и всё ради того, чтобы содержать одного меня. Ей просто противопоказано продолжать, но кого она слушает?.. Так, она в свои тридцать шесть выглядит на пятьдесят. Ты не представляешь, как это тяжело — видеть, как единственный человек, что всю жизнь опекал тебя, угасает прямо на глазах. И я готов сделать абсолютно всё, чтобы она была счастлива, даже если для этого мне потребуется пойти на самоубийство.

Все подслушивающие зеваки в один момент ахнули, и моё и без того бледное лицо покрылось испариной. Зная его, такого позитивного и жизнерадостного, верящего в стимул «всё будет только лучше», трудно поверить в то, что в голове у Райана крутятся подобные мысли.

Между тем парень продолжал, но его тембр снова ослаб, и я смогла слышать лишь шёпот:

— Я любил тебя, как сестру, которой у меня никогда не было. — Вспомнив о вещи, оставленной в руке, друг вернул мне шарик, взяв мою ладонь и заложив его туда. — Но ты свалилась, как снег на голову, вместе со своими чёртовыми проблемами. Я устал. Устал безучастно наблюдать за тем, как ты добиваешь меня изо дня в день. И я твёрдо решил: хватит с меня. Найди себе другого дурака, на котором будешь вымещать свои выходки.

Я не успела толком понять, что именно он мне сказал. Я стояла с открытым ртом, и тело невольно пронзила дрожь: мой лучший друг (вернее, бывший лучший друг) только что поквитался с нашей дружбой. Слёзы наворачивались у меня на глазах, и я ничего не смогла сказать ему. Колючий ком застрял в горле, и в моих силах было только протянуть руку, но Райан, бросив на меня мрачный взгляд, молча развернулся и ушёл. Я смотрела ему вслед, сжимая в руке злополучный металлический предмет.

В то же мгновение прозвенел звонок, и успевшие столпиться вокруг нас ученики обтекали меня со всех сторон. Все до единого смотрели на меня с презрением и колкой усмешкой, возможно, они тоже считали меня глупой девчонкой, которая не думает о благополучии близких людей и ценности дружбы. Кто-то, похлопав меня по плечу, выдавил презренное «Молодец!», а более младшие ученики шептались, глядя в мою сторону.

Мир с грохотом рухнул прямо под моими стопами. В тот момент мне не хотелось ничего, кроме как встретить одиночество и зарыться в него с головой на неделю, или, может, навсегда. Мы с Райаном часто ссорились до этого, ведь далеко не всякая дружба обходится без раздора, но эта ситуация — пик и конец всех наших с ним распри.

***

Оставшиеся уроки стали для меня настоящим испытанием. Райан за всё время учёбы не удостоил меня даже взглядом, и я всё время лишь нервно проёрзала на стуле, не силясь думать о школе вообще. Все до единой лекции пролетали мимо моих ушей, и даже во время ответа я была не здесь. В голове то и дело возникала та злополучная проповедь, и его наставления эхом отзывались в мыслях, не давая мне отвлечься хоть на миг.

Я пришла домой раньше, чем обычно: некому было теперь довести меня до своей улицы и поговорить ни о чём до того, как я ступлю на вымощенную камнем дорожку. Комнаты родного коттеджа встретили хозяйку на редкость тихо и безучастно, словно никто не населял его насыщенные красками комнаты: Мёрфи с Оскаром и миссис Дурвуд не успели ещё вернуться с прогулки по городу. Только Тони шелестел страницами у себя в комнате, окружив свою персону горой учебников и тетрадей.

Закинув сумку в прихожей, я молча поплелась на второй этаж, понуро склонив голову в ожидании того, как быстрее доберусь до собственной постели и, упав лицом на подушку, проведу там весь оставшийся день. Но Тони не дал мне дойти до своей цели совсем чуть-чуть: выглянув из-за кипы учебников, брат улыбнулся мне во весь рот и воскликнул:

— Как дела, сестрёнка?

Я остановилась в дверях, не смея и повернуть голову в его сторону, словно это было для меня чем-то до невозможности тяжёлым или даже страшным. Все переживания, что были испытаны мною за сей короткий промежуток времени, те слёзы, что до сих пор стояли в глазах, не должны были попасться в поле зрения брата. Но тот опередил меня прежде, чем я успела сдвинуться с места: подлетев ко мне, ненароком задев пару-тройку книг, Тони заглядывал мне прямо в лицо, не давая возможности куда-то спрятаться или убежать; он изучал меня, словно я — открытая им одним и давно изведанная карта сияющих на небосводе звёзд.

— Что случилось? — обеспокоенно интересуется кузен, приобняв меня за плечи. — Что-то болит? Голова, живот?...

Я покачала головой, дав ему осознать, что это не то, на что парень сможет повлиять, даже если приложит максимум усилий.

— Душа, — пробубнила я и, выдохнув, уткнулась лбом в измятую футболку парня.

Приветливая улыбка в один миг соскользнула с его лица, и я почувствовала тёплую ладонь Тони на моей спине. И внезапно, сама того не ожидая, я сильнее прижалась к нему, и предательские слёзы брызнули из глаз, оставив мокрый след на серой ткани.

А кузен молчал, лишь тихонько поглаживая меня по голове и сочувственно вздыхая, словно сразу осознал, во что я успела впутаться. Именно за это Тони стоит уважать: он не спешит тотчас вытрясти из меня всю информацию о моём горе, повинуясь овладевшему им безрассудному любопытству. Брат только терпеливо ожидает, не смея издавать и звука, и я искренне благодарна ему за это.

— Он... пришёл, — я всхлипывала, и мой голос дрожал: колючий комок плотно засел в груди, мешая моим словам вырваться из неё, — и увидел... это. Таким раздражённым он мне ещё не представлялся, я хотела сквозь землю провалиться со стыда...

Мокрое пятно становилось всё больше, мои ноги подкашивались, а кузена в то время, кажись, действительно волновало приключившееся со мной горе.

— Я довела его, — призналась я, вцепившись в футболку Тони. — Нет у меня друга больше... — и новая волна всхлипов наполнила некогда тихую, овеянную учебной атмосферой комнату. Казалось, будто мы стали героями компьютерной игры, где я играю роль жертвы, на которую жизнь обрушивает всё новые и новые испытания ежесекундно.

А всё ради того, чтобы проверить, смогу ли я выстоять до конца и пройти финальный уровень. Выбора нет: либо я выйду ликующим победителем, либо морально уничтоженным лузером.

Очень скоро, высвободившись из объятий друг друга, мы решили пройти в комнату, миновав лежащие на полу учебники и в суматохе разбросанную канцелярию. На небольшом диванчике, что стоял вплотную к подоконнику, горой вздымались декоративные подушки, и я позволила себе полностью утопать в них. Как бы я ни пыталась набрать в грудь побольше воздуха, дыхание вновь сбивалось, и я, шмыгав уже красным, опухшим от слёз носом, снизу вверх смотрела на стоящего рядом брата.

Он тоже присел, придвинувшись ближе ко мне, и тот час моя голова оказалась на его крепком плече.

— Успокойся, — прошептал мне Тони в макушку, и я уловила в его голосе нотку искренности и доброты — именно тех качеств, которые у него были, есть и будут всегда. — Я более чем уверен в том, что он это сказал в порыве гнева. А ведь знаешь, разозлённым можно выдать и не такое. — Уголки губ приподнялись в едва заметной улыбке, и я, опустив взгляд в пол, шумно выдохнула.

— В ссорах нет ничего смертельного, — заключал парень, продолжая свою небольшую речь, — каждая дружба, даже самая крепкая, обязательно сталкивается с ними. Ты же помнишь, как ты часто обижалась на меня из-за того, что я брал последнее печенье с тарелки?

Невольно улыбнувшись, я молча киваю, прикусив нижнюю губу, и вскоре я ощутила на языке привкус металла.

— Во-от. Что же касается Райана... Сегодня побесится, наверняка тебя везде заблокирует (я часто закивала, вспомнив излюбленную другом схему автоматом кидать мою страницу в чёрный список сразу после какой-нибудь малейшей дискуссии). А завтра вы нормально поговорите. Поэтому давай, бери себя в руки, ты же боец! И всё будет замечательно, я в это верю.

Я вскидываю голову и смотрю на Тони. Губы парня расплываются в лучезарной улыбке, и, гладя на него во все глаза, я понимаю, что в этот самый миг где-то в недрах моей души появляется желание откинуть все проблемы на задний план и предаться заразительному оптимизму, которым с самого детства обладал мой милый братец. Слова поддержки, эхом отдаваясь в мыслях, разливаются по телу приятным теплом, и мою недавнюю депрессию словно рукой снимает. Я вытираю ещё не высохшие слезинки и, кивнув кузену, целую его в щёку, спустя некоторое время покинув его комнату, а в животе всё ещё неприятно покалывает.

***

Маленький шерстяной калачик, чуть слышно сопя, лежит рядом с моей рукой, пока я поглощена чтением книги — единственным в мире способом надолго уйти из реальной, суровой жизни, позволив полностью окунуться в выдуманный автором мир с головой. Дверь была закрыта изнутри, и моя комната представляла подобие средневековой, непробиваемой крепости, откуда меня не сможет достать даже самый свирепый во всей необъятной вселенной дракон.

Оторвав взгляд от блещущей изобилием слов страницы, я задумчиво оглядела свою спальню. Как бы мне не хотелось, все до единой мои мысли парили вокруг нашего скандала с Райаном, и, несмотря на мотивирующую дух поддержку брата, на душу обрушился громоздкий валун. Он, не переставая, напоминал мне о моём поступке, не давая покоя голосу собственной совести даже ясным, безмятежным вечером.

Вдруг холодный порыв ветра хлынул в комнату, миновав чуть приоткрытую стеклянную дверь, и все листочки с заданиями, что аккуратной стопкой лежали на деревянной поверхности письменного стола, в один миг полетели на пол, поддаваясь течению воздушной стихии. Я щёлкнула языком: придётся собирать весь этот беспредел с пола. Ещё секунда — и уже закрытая книга отправляется под подушку, и я лениво встаю с кровати, направляясь к покоившимся на ковре листами.

Они лежат в совершенно хаотичном порядке, и ветер продолжает упорно относить их в сторону. Но внезапно, совершенно случайно, мне на глаза попалась вчетверо сложенная, обугленная бумажка, и я не сразу поняла, откуда такая могла взяться здесь. Пальцы произвольно потянулись к находке, внимая только моему безграничному любопытству, и я медленно поднялась на ноги, развернув записку.

«Срочно нужно поговорить.
Жду тебя завтра в то же время на том же месте.»

Я хмыкнула: может, мне точно не был знаком этот размашистый, витиеватый почерк, зато я определённо догадывалась, кому именно он мог принадлежать. Интересно представить, что же могло стукнуть в голову моему новому приятелю, что он отправил «глупой девчонке» записку с приглашением поговорить по душам?

Вдруг надпись загорелась ослепляющим золотистым пламенем, и я от неожиданности выпустила листочек из рук, наскоро осмотрев пальцы. Смузи, всё ещё мирно посапывающая на кровати, лишь дёрнула левым ухом, и я выдохнула, задумчиво обведя взглядом комнату.

А надо ли идти мне идти к нему? В голове разразился ожесточённый конфликт: две мои стороны спорили между собой, старательно решая новоиспечённый вопрос. Что ж, Огненный парень (странное прозвище, даже немного в духе моих фифочек-одноклассниц, но ничего другого на ум не пришло) в первые же десять минут помимо спасения моей жизни успел опустить меня ниже плинтуса парой колких фраз, и мне, мягко говоря, не очень-то хотелось это проходить снова.

Ноги невольно нарезали круги по комнате, и в одну секунду, словно поддавшись чьей-то внезапной команде, остановившись прямо напротив зеркала, я с ужасом заметила одну деталь, бросавшуюся в глаза любому видящему человеку.
Как бы я хотела поверить в то, что мне это всё всего лишь кажется.

Моя рана увеличилась почти вдвое.