Целительница

Он слабеет с каждым днем, подрагивая на ветру, как пламя свечи. Они играют в шашки. Еще иногда в шахматы. В загадки. В разные игры, ведь ангелы, как и люди, как и древние лесные духи, обожают игры. С каждым днем все больше страха, с каждым днем все громче раздается в ушах шипение. Каждый день в темноте лазарета, от заката до первых лучей солнца, отрывистый дневной сон. Она мечется по хижине от одной стены до другой, пока никого нет, пока те, другие, не ведающие сомнений, не слышащие голоса, зовущего их по имени, заняты своими делами. Учатся. Познают. Созидают.

Аста бьется в клетке, на крючке, ломая крылья и запутываясь все глубже и глубже. У нее остался лишь один смысл, одна цель, и ее имя состоит из четырех букв, которые она шепчет ночами в его горячие губы. Змей прогрызает внутренности, поднимаясь выше, и прежние рецепты не помогают.

Она проигрывает ему в любую игру раз за разом, снова и снова, пока он, обессиленный и изможденный, не забывается сном. Она подмешивает ему маковое молоко в любое питье, чтобы облегчить боль, чтобы сны укрывали измученный сомнениями и истерзанный мыслями разум, как тяжелые облака. Лучше так, чем знать, что каждый день он смотрит в потолок, пытаясь не думать о шевелящемся внутри него змее. Почему ангелы подобрали его в лесу? Почему именно его?

Она ловит руками ветер, останавливаясь на знакомой дорожке. Замирает, как испуганная лань под взглядом хищника, разводит руки в стороны, поднимает крылья… Один сильный взмах, и она бы уже оторвалась от земли, сбежала бы от всех забот, дала бы себе короткую передышку, вот только леска, связывающая ноги Асты, прикреплена в этой земле и змеям, что вьются по ней, не давая взлететь. Она вся, как сжатая, закрученная пружина, и каждый виток грозит обрывом.

– Если ты сажаешь себя на цепь, нужно понять, насколько добровольно ты это делаешь, — говорит он, и Аста опускает взгляд.

Пол. Земляной. Утоптанный поколениями целителей. Они тоже привязывались и любили, теряли и страдали, но никогда, никогда не сомневались. Она недавно взяла книгу о единственном, кто позволил себе усомниться. Любимом сыне Истинного Света, самом красивом, самом печальном.

История пугает ее.

Чиго гладит ее волосы в темноте, пальцы вплетаются, словно корни деревьев, словно ветки, как стебли травы, и уже не разберешь, где руки, а где волосы, где корни, а где кожа. Аста дышит прерывисто. Одна нить, одна нить. Насколько добровольно она посадила себя на цепь?

– Я хотела бы, чтобы все осталось таким навечно. Но навечно не получится. Полная остановка всех процессов — это… — Она замолкает, так и не произнеся рокового слова, но он, пробегая пальцем по ее ладони, по линии жизни, щекоча ее, называет слово сам.

– Смерть. Это смерть.

Тени на стене над его головой складываются в оленьи рога. Правда или вымысел? Цепь, приковывающая ее к земле, что высасывает силы своих жертв, или пуповина, тоненькая ниточка, соединяющая ее с жизнью? Кто он? Откуда он пришел? Куда отправится после… И снова слово остается неназванным, но в ее голове нет Чиго, и некому рассказать о неизбежном, некому вселить в нее смелости и уверенности. Он не будет рядом всегда, и кто знает, что будет после? Он может пробыть во власти своей болезни еще сотни лет, возможно, он так и пробудет. Она станет взрослой женщиной, родит от него детей, продолжая поддерживать в нем искру жизни. Будет счастлива, покажет им все самые любимые уголки Сада и, возможно, совсем разучится летать. Будет готовить им завтрак каждое утро, читать вслух всей семье и будет самой счастливой женщиной во всем Эдеме…

Или нет.

Что ждет ее в будущем? Почему она должна ждать его, как верная принцесса ждет своего заблудшего рыцаря? Она ждала всю жизнь. Ждала похвалы, ждала любви, ждала одобрения. Маковое молоко льется в очередную кружку, и Чиго выпивает его с улыбкой на лице. Она смотрит в его глаза. Зеленые. В первый раз они казались ей такими глубокими и живыми. Ничего не изменилось, кроме нее самой. Она садится на кровать рядом, рядом с жаром его кожи. На самый край. Руки такие же опаляющие, словно он все еще во власти несуществующей лихорадки. Последний вздох. Последний взгляд. Последний раз.

Леска рвется с протяжным стоном, когда он закрывает глаза, и она встает с кровати, чувствуя, что ничто не связывает ее с этой землей. Пустой пузырек истекает белесой жидкостью на полу. Он знал, конечно же знал, он хотел этого, не потому что хотел смерти, а потому что хотел свободы. Для нее, для себя, для них обоих. Лучшее решение. Самый короткий путь. Неназванный и непрошеный.

Звезды над головой светятся пронзительно-ярко, как ножи, как маленькие коробочки, полные булавок. Он всегда выигрывал, в какую бы игру они не играли. Тропы вьются под ее ногами, но она уже не ведомая, она выбирает каждый раз нужную из сотни мелькающих разноцветных шкурок. Шипение затихает. Аста нежно гладит возникшую из ниоткуда каменную ограду и, не обернувшись, пересекает порог.

Его найдут утром.