Глава VII. Комната В Тумане
На следующее утро Ноа встретил Марту Доэрти — она шла вдоль стойки с чипсами «Лидл», как ни в чем не бывало, — тащила за собой тележку на колесиках и задумчиво смотрела на снэки со вкусом краба.
— Марта? — удивился Ноа. — Ты что здесь делаешь?
— Э-э-э, — протянула девочка. — Морепродукты ищу. Для салата, — зачем-то уточнила она. — А что?..
Ноа осмотрелся — вокруг них сновали люди, все были заняты своим делом и не обращали на двух подростков никакого внимания. Не было ни птиц Морриган, ни каких-либо приставучих духов (с той ночи, когда Ноа получил пуговицу от доктора Раша, настойчивые гости с потустороннего мира перестали его тревожить, и он решил носить полезный амулет с собой в кармане джинсов).
— Тебя уже отпустили? Ты вернулась домой?
Марта посмотрела на него так, словно Ноа спрашивал ее о существовании драконов.
— Если ты про школу... — неуверенно начала девочка, и он закивал, — то учебный год закончился пару дней назад. А в лагерь я еду только на следующей неделе.
— В лагерь? — не понял Ноа.
— Да. В Лондон. Тебе мама рассказала, да? Вечно они с твоей шепчутся, а потом сплетни разносят по всем домам. Тебя разве это не бесит?
Какие сплетни? Какой лагерь? Ноа понял, что выпал из разговора где-то на середине и снова едет не в ту сторону. Что-то во всей этой ситуации было в корне неправильно, но он не мог найти это неправильное.
— Эм, Марта, — наконец, сообразил он, — а ты в каком классе учишься?
Марта уставилась на бедного Ноа во все глаза.
— В твоем, дубина. Мы в одном классе, дурак.
— И давно мы с тобой в одном классе?..
Марта, видимо, поняла, что с умалишенными не шутят и не ругают их за отсутствие мозгов.
— Давно, — буркнула она, хватая со стойки чипсы с зеленым луком. — Мы с первого класса вместе учимся, живем в соседних домах, а по воскресеньям раз в три месяца наши родители устраивают совместное барбекю. Галлахер, раз тебе солнце так сильно голову напекает, так ты шапку носи.
И она, бросив на Ноа последний сердитый взгляд, ушла к кассам самообслуживания, грохоча тележкой с обычными продуктами: яйцами, молоком, кукурузными хлопьями с игрушкой в коробке, пачкой творога и конфетами. Такое Морриган на завтрак точно не употребляет, решил Ноа.
Значит, они с Мартой снова одноклассники? Значит, она не просто вернулась к родителям?
Ноа хотел бы расспросить об этом доктора Раша — или даже Морриган, — но не знал, как с ними связаться. Поэтому потратил этот день и половину следующего на бесконечные вопросы к родителям.
Мам, а миссис Доэрти часто к нам заходит? А Марта бывает у нас в гостях? А как давно ты помнишь Марту? Нет, не знаешь, а помнишь, нет, я не оговорился. Папа, а вы с мистером Доэрти друзья? А мы с Мартой? а Марта хорошо учится? Нет, мам, конечно же, я в нее не влюбился.
Что Ноа выяснил? Что Марта никогда не пропадала и всегда жила по соседству. Что Ноа понял? Ничего.
Почему, если они учились вместе, он не помнил ни дня этого времени? Почему, если она никогда не пропадала и о ней всегда знали, Ноа все еще считали шизиком? Он проверял — специально ходил к коллекторам, где каждое лето тусовались Энди и его друзья — те обозвали его психом и попытались засунуть головой в канаву. Разве не должны были они перестать придумывать Ноа имена, одно другого противнее?
К вечеру второго дня он так извелся, что хотел уже самостоятельно идти пешком до холма. Но ровно в пять в его окно постучался клювом огромный ворон. Ноа вздрогнул и слез с кровати. Окно открывать не стал — мало ли, что этой чахоточной птице придет в ее дурную голову, вдруг она сунется к нему в спальню. Ноа не нужны тут никакие птицы.
— Спускаюсь я, окей, — заворчал он, натягивая кеды на ноги. Черный ворон — темное пятно на фоне закатного неба — наблюдал за ним, почти не мигая.
Если у Ноа тоже будут такие помощники, он повесится.
— Мам, я на курсы к миссис Адамс! — прокричал мальчик, когда спустился на кухню. Мама стирала вещи и, возможно, его не слышала, но повторять он не стал. — Заявление от вас с папой уже забрали? Если нет, я передам!
Но в почтовом ящике, куда мама еще утром положила два листа бумаги — от себя и от папы — с гербом выдуманного интерната, уже ничего не было. Зато в клюве огромного ворона — ну правда, он размером с корги! — уже торчали неаккуратно сложенные документы.
— Ты полегче с ними, птичка, — попросил Ноа. — Официальные штуки все-таки.
Они шли гораздо медленнее, чем ворону хотелось бы: тот держался над головой Ноа примерно в пяти футах над ним, и постоянно косился вниз и вроде бы даже вздыхал. Интересно, умеют ли птицы вздыхать? Этот, как думал Ноа, умел, еще и как — не зря был в помощниках у самой богини.
— А ты почему не скрываешься, кстати? — спросил мальчик на повороте с его улицы к главному проспекту. — Огромная птица с документами в клюве, в документах — несуществующая школа. Мог бы не палиться так сильно, у нас тут люди любопытные, кто-нибудь тебя может заметить. Слухи пойдут, некрасиво получится.
— Эй, Галлахер! — раздалось справа от Ноа. Он как раз проходил мимо дома своей одноклассницы Мириам. — Ты что, сам с собой разговариваешь? Вот псих!
Ноа замер всего на секунду, но тут же продолжил свой путь, ни разу не посмотрев в сторону девочки. Ясно, птица была невидимая.
Вот он осел.
***
— Слушайте, — сказал Ноа чуть ли не с порога (замок привычно высился на холме и так же привычно проглотил его внутрь, и в огромном холле Ноа увидел все те же привычные лохмотья вместо балдахинов и пыльные ступени лестницы, ведущей на вторые и третьи этажи). — Слушайте, а нельзя какой-нибудь портал придумать, чтобы не таскаться до вашего замка через весь город? Я на это тучу времени убиваю.
Морриган встретила его в зале, куда пролетел ворон с заявлением от четы Галлахеров в клюве.
— Спасибо, мой хороший, — неожиданно проворковала она птице, принимая бумаги. Пробежалась по строчкам глазами, покивала себе и — Ноа поперхнулся от возмущения — вскинула их в воздух, где они благополучно сгорели.
— Что? — спросила она у застывшего Ноа, словно ничего не случилось. — Это все равно были липовые бумаги на ненастоящую школу.
Особенно злые выражения Ноа проглотил и вслух ничего говорить не стал.
— Пойдем, — сказала ему Морриган, отсылая птицу.
Она вышла из зала, прошагала по холлу и завернула к лестнице. Ноа плелся за ней, загребая кедами пыль с ковровой дорожки. Здесь всегда будет так мрачно? Морриган разве не хочется улучшить свои жилищные условия? Или она здесь не живет, и этот замок — чисто для отвода глаз и устрашения?
Чувствуя, как от бесконечных вопросов, мучавших его два дня подряд пухнет мозг, Ноа прокашлялся и привлек внимание богини. Та обернулась, не сбавляя шагу.
— Ваши ученицы все вернулись к своим семьям?
— Да.
— Это вы сделали?
— Это Единый сделал. Мне из всех этих девочек нужна была лишь одна, всех остальных Единый отправил домой.
Ноа не стал обижаться на то, что его приписали к девчонкам, потому что сейчас его волновало кое-что посерьезнее:
— Вчера я встретил Марту Доэрти и оказалось, что она никуда восемь лет назад не пропадала, и ее все знают и любят, а мы с ней соседи.
— Очень рада за нее, — топорно соврала Морриган.
— Да, я тоже, но дело в другом, — отмахнулся Ноа. — Почему я помню, что она пропадала, а другие нет?
Богиня вдруг остановилась, и мальчик, не сумев сообразить вовремя, впечатался носом в ее плащ, тяжелый черный бархат с мелким тиснением по краям, что падал с плеч Морриган до самого пола. На нем остался отпеча— щеки мальчика, поправлять это он не стал.
— То ты ноешь, что помнишь Марту, хотя никто другой ее знать не знает, то теперь недоволен, что все ее помнят, и один ты знаешь, что она пропадала. Пацан, определись уже с запросами.
— Я не ною! — буркнул мальчик. — Просто хочу знать, почему так получилось.
Морриган не ответила: закатила глаза, прорычала что-то на гэльском (Ноа ведь научат гэльскому, правда?) и продолжила путь по лестнице.
Дальше свернула направо, в противоположную от зала сторону, и дошла в самый конец коридора. Там был тупик. Ноа выглянул из-за ее спины, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают: там, в самом деле, было прозаичное ничего — ни дверей, ни окон. Но Морриган схватилась на настенный факел — сейчас он не горел, — дернула вниз, и тот пополз по стене к полу, а стена напротив него с грохотом и скрипом поехала в сторону. Из появившейся дыры в коридор хлынул холодный воздух и пыль.
— Идем, — сказала Морриган обезумевшему от восторга (и страха, да, страха) Ноа. — Тебе придется несладко.
«Сам знаю», — безрадостно подумал мальчик, шагая в темноту вслед за богиней.
Там, за провалом в стене оказался длинный узкий ход, какой можно представить в подземельях или пещерах под средневековыми замками (но никак не на втором этаже такого замка!), и он вел не вниз, а вверх, хотя Ноа не помнил, чтобы у замка Морриган была башня в этой стороне света.
Путешествие через темноту, казалось, длилось лет сто, не меньше, прежде чем богиня, наконец, остановилась. Замер плащ на ступеньках пыльной, наверняка пыльной лестницы, затих шорох от перьев на ее платье, что разносился вверх и вниз вместе с узким по— ом воздуха.
Все это время Ноа шагал наугад вслед за богиней и пару раз даже схватил ее за плащ двумя пальцами, чтобы не споткнуться и не упасть. Если она и заметила это, то вида не подала.
Перед ними открылась дверь — снова излюбленная архитектором древности арка с заостренным верхом, за которой скрывалась залитая серым светом круглая комната без окон. Неизвестно, откуда лился свет, словно его источали частички пыли, зависшие в воздухе.
Морриган вошла первой, не глядя, поманила за собой Ноа. Тот споткнулся на пороге и чуть не пропахал носом пол. Пыльный пол в пыльной комнате.
В этом замке, должно быть, лет триста не проводили генеральную уборку, и даже вечнопыльному мальчишке это показалось неприятным. Так и засор легких получить недолго, знаете ли.
— Это комната вне времени, — пояснила Морриган, колдуя прямо из воздуха кресло с высокой спинкой. Оно получилось серым, а не черным, как ее обычные фокусы, и сотканным словно из тумана. — Здесь время остановилось совсем, и даже ты выйдешь отсюда точно таким же, каким вошел, пройдет ли пять минут или же три века.
— Но весь ваш замок тоже... — начал было Ноа, но заткнулся. Что за чушь, Единый ведь тоже говорил про то, что время в замке богини смерти замирает, так зачем она привела своего нового ученика в еще более странную комнату?..
— Время в замке замирает, это так, — нехотя пояснила Морриган. — Но ты — нет. Пока ты находишься в моих залах, тело твое живет, кровь бежит по венам, и ты проживаешь минута за минутой, день за днем. Ты покидаешь мой замок, постарев на пару часов или двадцать минут. А я не хочу угробить десять лет своего нового, но абсолютно глупого ученика, чтобы в итоге получить двадцатилетнего остолопа.
— Ясно, — коротко бросил Ноа.
Он бы тоже не хотел выползти из замка Морриган двадцатилетним остолопом. Вот мама бы удивилась...
— Эта комната расположена в тумане, — продолжила богиня.
— Простите? — Ноа показалось, будто она выделили «туман», как...
— В Тумане, — нетерпеливо рявкнула Морриган. — Поэтому скрыта от глаз, ушей, времени и пространства. Сюда нельзя попасть без моего разрешения — и выйти отсюда без него же нельзя.
— То есть, я здесь скончаюсь, если вдруг вам захочется меня запереть? Простите, молчу. Это нервное.
Под «туманом» Морриган имела в виду тот самый туман, что скрыл Туата Де Дананн много веков назад после поражения от Сыновей Миля. Читая мифы, Ноа полагал, что боги уплыли в Эмайн Аблах или Авалон (что, по сути, было одним и тем же), то есть фактически скрылись в тумане на островах и потому их теперь никто не может найти.
— Туман спускается с неба? — спросил Ноа, пытаясь соображать быстрее. Со вспыльчивой Морриган хотелось, чтобы мозг работал так быстро, чтобы можно было предупреждать ее ответы на свои же вопросы и не раздражать лишний раз.
— Фактически, с холмов. У нас тут, скажем так, древние горы, которые возвели еще Партолон с сыновьями. Их потом доработали племена Немеда, а мы осели на них и потом просто спрятали.
— Как Олимп, — брякнул невпопад Ноа, который секунду назад дал себе зарок думать прежде, чем говорить. Он уже зажмурился, ожидая очередной вспышки гнева от ревнивой к своему пантеону богини, но та вдруг усмехнулась.
— Детка, — сказала она непривычным тоном, — греческие боги брали пример с нас.
Круто, подумал Ноа. Доля восхищения, должно быть, отразилась у него на лице, поскольку Морриган снова усмехнулась.
— Постигать мертвое ремесло ты будешь в стенах этой комнаты, поскольку тебе предстоит выучить за три месяца теорию восьмилетнего курса.
А вот это — не круто.
— Вы запрете меня здесь на восемь лет? — аккуратно поинтересовался Ноа, поднимая глаза от пола — его кеды оставляли на нем отпечатки в слое пыли, верхняя пыль поднималась от любого его движения и оседала на джинсах, и надо было, думал мальчик, надевать старье, чтобы мама потом не ругалась за грязь в доме, которую он притащит с собой после уроков Морриган. Не объяснишь же родителям, что занятия с «миссис Адамс» проходят в древнем замке, где не убирались с момента заложения первого камня, должно быть.
— Если будешь быстро схватывать, как предрекает Единый, выйдешь отсюда лет через шесть, — сказала Морриган, и было неясно, она издевается или же говорит правду...
***
Комната В Тумане, как прозвал ее мысленно Ноа, оказалась достаточно универсальной и все понимающей: каждый день на закате, когда мальчик приходил сюда заниматься под чутким, бдительным и откровенно выматывающим руководством Морриган, его встречала здесь новая обстановка.
В первый день занятий Ноа сидел прямо на пыльном полу и просто слушал. По его меркам, монолог богини смерти о важности ее ремесла — вообще-то, их ремесла, если считать Ноа полноценным учеником — затянулся лет на десять, но понять, насколько он прав, возможности у него не было. Он покидал комнату с легким ощущением, будто пропустил проведенные в ней часы, и тогда только понял, о чем предупреждала его богиня смерти: в Комнате В Тумане и правда не было времени — Ноа не проголодался, не устал, не отсидел себе задницу и вообще чувствовал себя превосходно. После посещения замка такого не было: даже если мир замирал, организм Ноа проживал эти минуты и часы и потом отвечал на все соответствующе — Ноа быстро уставал и хотел спать.
На второй день в Комнате появился серый письменный стол и серый стул. Они стояли по центру серой комнаты на сером же полу (правда, теперь он был чистым, аж блестел) и прямо напротив резного кресла Морриган. Теперь Ноа мог сидеть и слушать ее лекции, опираясь на стол локтями.
— Мертвое ремесло — это не просто проводы до стеклянной ладьи, пацан, — говорила Морриган, покачивая ногой в черной лакированной туфле на шпильке. С каждым днем, что Ноа видел ее, она все больше напоминала Мортишу Аддамс: чем жарче и солнечнее становилось на улице, тем бледнее казалось ее лицо и чернее — одежда.
— Ты должен уметь вести души на ту сторону и возвращаться обратно. Это сложнее, чем ты думаешь — Эмайн Аблах слишком прекрасен и слишком сладостен, чтобы покидать его. Воды вокруг него сильны и не пускают души умерших обратно в мир живых. И тебя могут не выпустить, если ты будешь недостаточно силен.
— Если там так здорово, — вздыхал Ноа, — зачем же возвращаться?
В такие моменты Морриган смотрела на него, как на действительно несмышленого ученика, а не пустое место, которое ей зачем-то повелели обучать.
— Потому что жизнь в Блаженных землях это не жизнь, а лишь существование, — объясняла она. — Дни и ночи там легки и приятны, никаких бед не знает этот остров. А человеческая душа без невзгод становится слабой и тонкой и со временем растворяется в тумане Эмайн, и на ее место приходят новые души, и они спустя сотни лет исчезают.
— Так это не перерождение? — удивлялся Ноа, пряча в глубине сердца невольный страх. — Души на той стороне не живут вечность и не приходят потом в мир живых, чтобы снова проживать среди нас?
— Нет, разумеется, — отвечала Морриган, словно этот факт знают все, как то, что солнце восходит на вос— е и садится на западе. — У душ человеческих есть срок годности. Сотня лет в мире людей, сотня лет — в Эмайн. Потом — все, свое отработали.
Жес— о. Впрочем, уговаривал себя мальчик, чего еще он ждал от богов, пантеон которых закалялся в бесконечных битвах, а их главарь изображался в виде великана с палицей в деревенской рубахе простака. К такому вряд ли можно было подкатить с теорией реинкарнации и кармы, это вам не буддизм.
— А Дагда в самом деле похож на крестьянского кузнеца? — спросил Ноа однажды, не выдержав любопытства. Морриган прервала рассказ про вторую битву при Мойтуре.
— Если выучишься на бога смерти, сможешь сам это проверить.
Через неделю постоянных занятий у Морриган (на выходных Ноа тоже ходил в замок, чему родители почему-то радовались — должно быть, считали, что занятый внеплановой учебой Ноа — это Ноа, не приносящий неприятностей), мальчик узнал об устройстве кельтского мира так много, что знания не умещались у него в голове и вытекали через уши, пока он спал.
Кельтский пантеон насчитывал примерно сотню богов из племени Дану (остальные, как сказала Морриган, не выжили, потому что вовремя не укрылись от Сыновей Миля в тумане). Каждый из них отвечал за свое дело и каждый из них искал себе учеников среди смертных одаренных детей. Некоторые забирали мальчиков и девочек прямо из колыбели, так что дети вырастали, вскормленные рассказами о богах от самих богов и потому не мучились осознанием, что их, фактически, похитили. Некоторые крали детей лет в семь, как Морриган, обучали нескольких талантливых ребят до возраста инициации, а потом отбирали самого крутого из них, а остальных возвращали в семью. Память о прожитых вдали родителей годах стиралась из памяти детей и из семей и близких. Поэтому Ноа удивлялся каждый раз, когда встречал Марту, что она все-таки никуда якобы не пропадала.
Некоторые ученики попадали к богам только после совершеннолетия (по древним обычаям совершеннолетие у детей наступало в шестнадцать, а не в восемнадцать, как сейчас). На то, чтобы стать следующим богом у смертного ребенка уходило от трех до шестнадцати земных лет, все зависело от рода занятий каждого бога и его обязанностей.
— На самом деле, ученик бога так и остается его учеником, — сказала Морриган через неделю ежедневных лекций, чем изрядно удивила Ноа.
— В каком смысле?
— В прямом, — рявкнула богиня. Они занимались уже часов пять, по приблизительным меркам мальчика, и если силы оставались при них и не чувствовались ни усталость, ни голод, то терпение у богини отсутствовало изначально.
— Никто не может стать богом из смертных детей. Встать на место бога и выполнять его обязанности — да, но не самому стать им.
Окей. Для себя Ноа решил, что это лишь вопрос формальностей и договоренностей, как обычно выражался папа, но вслух возражать богине не стал. Он же тоже не хочет стать следующей Морриган — как минимум, платье ему совершенно не подходит.
Кстати о платьях. Пару раз Морриган обмолвилась, что проходить обряд посвящения в боги смерти Ноа придется в традиционном наряде бога смерти. Это произойдет через три года в Большой Божественной Академии, где будет не только Ноа, ученик кельтской богини, но и другие ребята.
Во-первых, сама новость о существовании какой-то огромной академии повергла Ноа в небольшой шок. Во-вторых, Морриган встретила отчаянное сопротивление со стороны ученика этим самым традициям, которые диктовали мальчику наряжаться в девчачье платье, пусть оно и с плеча самой богини смерти.
Возможно, она сказала это, чтобы позлить Ноа лишний раз. Он обещал себе, что никогда-никогда не оденет ее платье, а еще поговорит с доктором Рашем насчет всяких этих традиций. В конце концов, Ноа пришел сюда, потому что кельтскому пантеону нужна хорошая встряска и новые порядки.
Начать можно как раз с нарядов.
Каждый день Ноа возвращался домой под конвоем огромного ворона — оказывается, у него не было имени, потому что Морриган не любила давать имена (благо, у самой было их аж четыре штуки, что, на взгляд Ноа, было немножечко лицемерием, но кто бы его спрашивал).
— А как тебе Сенан? — спросил Ноа вечером десятого дня обучения. Парящий над его головой ворон махнул крылом и опустился на фут. — А что? Хорошее имя, я его в словаре нашел! Означает «немного мудрый». А, хотя кому я это говорю, ты, небось, и сам знаешь, что оно означает.
Ворон был молчаливым и иногда сердитым — Ноа научился различать его настроение по манере полета, — но не выглядел таким уж отвратительным, каким показался при первом знакомстве. Морриган ворковала с ним, как с собачкой, что еще больше натолкнуло мальчика на мысль, будто птицы у богини были вместо домашних питомцев. В таком случае, подружиться с питомцем богини было неплохой идеей.
— Собачьи клички тебе не подходят, а называть тебя «эй, ты» мне что-то не хочется. Да и ты не в восторге, я думаю, да? То-то же.
Ноа очень хотелось бы, чтобы ворона могли видеть другие люди — его соседи и одноклассники, которые даже с возвращением Марты не перестали считать его психом, потому что кроме Марты, будем честны, у Ноа было море других талантов, которые не оставались незамеченными в стенах школы и на улицах.
Например, общение с невидимыми птицами богини смерти.
— Имя должно быть каким-нибудь птичьим. О, придумал! Как тебе Гловер?
Ворон спикировал вниз после трех секунд задумчивого полета, и поравнялся с головой Ноа.
— Не смотри так на меня, — вздохнул мальчик. — Я не знаю, что означает это имя, я его из головы взял. Выдумал. Так нравится?
Птица взмыла вверх на свою излюбленную позицию — пять футов над макушкой своего провожатого, — но успела мазнуть Ноа по щеке пером из крыла. Тот вздрогнул и невольно поежился. Общаться с вороной богини было легко, но касаться ее — совсем другое дело.
— Ладно, понял. Именами из Перси Джексона тебя не удивишь.
***
Прошло целых две недели с тех пор, как Ноа впервые попал в замок Морриган, прежде чем ему удалось встретиться с доктором Рашем. Тот назначил своему любимому пациенту официальную дату приема — прислал имэйл на мамину почту, а ему лично отправил сообщение с пометкой, что будет ждать Ноа в своем кабинете.
«Я тут кое-что поменял», — загадочно приписал он.
«Хоть бы диван!» — подумал Ноа.
На встречу он пришел в рубашке (мама настояла) и с вороном (Морриган приказала).
— Можешь ты где-нибудь снаружи остаться? — шикнул на птицу мальчик. — Я понимаю, что доктор Раш тебя видит, но давай ты не будешь лезть хотя бы сюда, окей? Про личные границы что-нибудь слышал? Понятно, нифига ты не слышал. Прямо как твоя хозяйка.
Он захлопнул дверь перед носом ворона в надежде, что тот, хоть и был невидимым, пролетать сквозь стены не умел.
— Я смотрю, Бадб присматривает за тобой постоянно, — отметил доктор Раш. Он сидел в своем любимом кресле, рядом с ним стоял его любимым журнальный столик, а у стены напротив стоял его любимый диван. Все такой же дорогой на вид, все такой же кожаный и скрипучий.
— Вы же сказали, что поменяли что-то, — расстроился Ноа.
— Да, — кивнул доктор Раш, нисколько не удивившись. — Я снял все дипломы, не заметил?
Стены кабинета и правда теперь лишились докторских регалий: их украшали открытки в рамках и картины с незамысловатыми пейзажами, за которых невозможно было зацепиться — ужасно скучные, совсем простые и без ярких красок.
— Сильно-то ничего не поменялось, — мальчик пожал плечами и плюхнулся на диван. Тот, конечно же, заскрипел, но Ноа мужественно все вытерпел.
— Дипломы напрягали клиентов, и я решил убрать их в более незаметное место.
— В стол? — кивнул Ноа в сторону окна.
— Ага.
Доктор Раш улыбнулся мальчику, предложил взять леденец — Ноа отказался, — и тогда только начал говорить серьезно.
— Бадб рассказывает мне, как проходят ваши занятия, но я бы хотел услышать еще и твое мнение.
Ноа знал, что доктор Раш заговорит о занятиях. А ему не хотелось про них рассказывать — не потому что ему было скучно или Морриган его как-то обижала (не более, чем обычно, и об этом доктор Раш точно знал), но говорить на тему, которую и так все обсуждают на каждом углу, было глупо. Сейчас у Ноа накопилось множество других вопросов, и он бы хотел обсудить их вместо лекций богини.
— Все в порядке. Мы учимся в Комнате В Тумане, Морриган рассказывает про всякие битвы, но я многое и так знаю, а когда говорю, что я уже читал какой-то миф, она злится.
— Комната В Тумане? — переспросил доктор Раш. Ноа энергично закивал.
— Да, это та, где время останавливается совсем-совсем, и я не старею, она стоит в Тумане, который нагнали Племена Богини Дану, в том самом.
— Ах, эта комната. Не знал, что у Бадб есть такая.
Ноа нахмурился, но заострять внимание на этом не стал — подумает перед сном, почему Единый не все знает про своих богов и богинь.
— Я хотел спросить, — начал мальчик. Получил от доктора Раша уверенный кивок и только тогда продолжил. — Сколько богов сейчас в мире? Сколько у них учеников? И сколько из них учатся в Большой Божественной Академии?
Ноа думал, что Единый сейчас будет долго думать, прежде чем ответит ему что-то вроде «больше, чем ты можешь себе представить» или «миллионы, мой друг», но доктор Раш незамедлительно ответил:
— Тысяча двести семьдесят три бога.
Так мало?..
— Так мало? — не сдержал возглас Ноа. Если считать все возможные мифологии, то богов должно быть под миллион или хотя бы сотни тысяч. Одних древнегреческих наберется с три сотни.
— Боги живут, пока их помнят и пока о них говорят, Ноа, — сказал доктор Раш. — Многие из нас умирают без подпитки, а когда мифы сменяются религиями, а те — новыми религиями, боги из мифов становятся только воспоминанием и ничем более. И когда воспоминаний о нас остается в мире слишком мало, мы умираем. Исчезаем, согласно нашим же мифологиям. Так, например, исчезли майя и боги ацтеков. Не осталось людей, которые почитали бы их, они лишились своих сил и превратились в пески и камни.
— Ого.
— Да, мы не бессмертны. Вот поэтому мы ищем себе учеников, чтобы на земле они продолжали наше дело: ученики из мира людей сильнее и энергичнее, они могут выполнять обязанности, не отвлекаясь на низменные желания бога сжечь половину города, как в прежние времени, только за один лишь косой взгляд.
У Ноа на лице отразилась вся гамма эмоций, и доктор Раш засмеялся.
— Я шучу, мой друг. Ну, почти шучу. Давай вернемся к твоему вопросу. Сейчас у тысячи богов есть ученики, некоторые из них уже прошли обучение в Академии, некоторым оно только предстоит. Если ты пройдешь экзамен у Бадб, то в этом году отправишься туда тоже и вместе с тобой учиться мертвому ремеслу будут сто тринадцать учеников, все твоего возраста. Это все ученики богов смерти разных стран и народов.
— Ого, — повторил Ноа.
Он представил, как попадает в эту Академию, где ничем не будет отличаться от других ребят: он будет таким же, как они, учеником богини смерти, таким же странноватым чудаком, который разговаривает с вороном. Может быть, он даже найдет там друзей. От этой мысли по телу Ноа разлилось тепло и защекотало в животе.
— Уверен, ты найдешь там единомышленников, — сказал доктор Раш, в который раз вызвав в мальчике подозрение на легилименцию. В самом деле, он же не профессор Снейп, чтобы читать мысли ребенка!
— А что будет входить в итоговый экзамен у Морриган? — спросил Ноа, отгоняя приставучие ассоциации с Гарри Поттером. — Пока что я только слушаю ее лекции — ох, вы бы знали, какие это длинные монологи про Дагду, фоморов, Фир Болг и прочих... Иногда я пытаюсь сказать ей, что знаю все, что она мне рассказывает, но она меня игнорирует.
— Это важные лекции, Ноа, — ожидаемо возразил доктор Раш. — Особенно про фоморов. Задача бога смерти — не только переправлять души умерших, но и находить их на территории кельтских земель, а это не всегда просто. Ты должен знать досконально каждую историю каждого бога кельтов, чтобы понимать, в какие места можешь ходить, а каких лучше избегать, где искать души давно погибших воинов, а где — не трогать ни один камень, потому что они принадлежат фоморам.
— А они такие же злые, как о них рассказывают легенды? — нахмурился Ноа. Доктор Раш кивнул — хотя мог бы, конечно, успокоить своего бедного друга!
— Они, как и прежде, хотят владеть землями Ирландии, и на той стороне, в потустороннем мире, продолжают вести свои битвы против богов. В Самайн от них столько неприятностей, что приходится объединяться целому пантеону, чтобы останавливать их. Сейчас мы уже не так сильны, как в прежние времена, и мы не можем уничтожить их полностью, только остановить и вернуть обратно в другой мир. К тому же, убийство фомора нарушает порядок, а равновесие у нас и без того теперь хрупкое.
— То есть, Морриган ищет души умерших и заодно воюет с фоморами, если вдруг они нападают?
— Ну, в том числе, да.
— Это офигеть какая крупная звездочка в договоре, доктор Раш!
Тот улыбнулся, но виноватым не выглядел.
— Не волнуйся. Ты не столкнешься с фомором, пока не выучишь всю науку у Бадб. К тому же, у тебя есть мой амулет, он тебя защитит.
Но что-то подсказывало Ноа, что с его умением находить неприятности в самых неожиданных местах, какая-нибудь нечисть явится по его душу раньше срока.