Глава VIII. Фоморовы пятки
В тот вечер Ноа вернулся с занятий Морриган злее обычного — богиня объясняла, почему зашита мира людей важна, но не рассказала, что от фоморов этих самых людей придется в будущем спасать Ноа. И хотя мальчик все это уже знал от доктора Раша, умалчивание Морриган его выбесило.
Домой он пришел раздраженным и уставшим.
— Мам, я сразу спать! — сказал он, не заходя в гостиную.
— А ужин? — подала голос мама. Судя по звукам, она смотрела — ток-шоу с Гордоном Рамзи — эксцентричный повар опять орал на своих подопечных, прямо как Морриган.
— Не хочу, ма, я устал!
— Устал есть?
Ноа протащил свое тело через кухню и завернул к лестнице, игнорируя вопрос мамы. Он хотел завалиться на кровать прямо в кедах, пощелкать каналы в телевизоре, потом, разочаровавшись в программе, найти что-то на Нетфликсе и глянуть пару серий этого чего-то. А потом уснуть, сжимая в руках пуговицу от доктора Раша.
В последнее время его стали преследовать всякие кошмары: во снах он то ходил сквозь плотный туман и искал души умерших животных, но находил только кладбища из книг Кинга, то убегал от страшных чудовищ с одним глазом, одним ухом и половиной рта, и тела у них тоже были половинчатые. То проваливался в пропасть и падал, падал, падал сквозь черноту в никуда.
От таких сновидений его спасал только амулет, но его приходилось сжимать в руке, чтобы он работал и во снах Ноа, а не только в реальном мире с реальными духами.
Сегодня Ноа чувствовал себя выжатым, словно лимон, даже кудряшки на его макушке выглядели «расстроенными» и не оптимистично торчали во все стороны, а ластились к черепу. Мальчик умылся, глянул на себя в зеркало над раковиной и счел свой вид менее удовлетворительным, чем хотелось бы.
Несмотря на то, что Комната В Тумане позволяла ему оставаться бодрым, бесконечные лекции Морриган его все-таки выматывали. После новых знаний, к тому же, приходилось спасать себя от всяческих духов, которые стали поджидать его за каждым углом и кустом и донимать посреди бела дня. Чем больше Ноа знал о мире вокруг, тем меньше ему хотелось его рассматривать, боясь столкнуться взглядами с любым существом из потустороннего мира.
Порой это были клуриконы, разновидности лепреконов, только ночные. Морриган называла их лепреконами, которые ушли вразнос. Ноа спросил позже у богини, приносят ли те удачу и деньги, как гласят мифы, и богиня посмотрела на него, как на ребенка. «Не приносят», — решил Ноа, а позже убедился самостоятельно: клуриконы, эти маленькие человечки с рыжими бородками и костюмами, похожими больше на груду листьев, доставляли только мелкие неприятности и пакостили при любом удобном случае, если понимали, что их существование заметили.
А Ноа теперь замечал их постоянно. И не только их, но и существ, которые прежде хорошо скрывались за деревьями, в кучевых облаках, на крышах домов, прикидываясь флюгерами, и на лужайках, изображая садовых гномов.
В деревьях прятались спригганы, которых Морриган отчего-то недолюбливала — возможно, потому что те были вроде дриад, только выползали из своих укрытий по ночам и мешали богине смерти выполнять свои обязанности, защищая древние развалины, где обычно можно было найти души умерших давно людей.
В ручьях и фонтанах Ноа порой видел очертания высоких красивых девушек — это были агуане, что-то вроде водяных нимф, которые следили за чистотой воды и были весьма дружелюбны, пока ты не загрязнял окружающую среду. Морриган сказала, что они вполне безобидны, но не стоит портить им настроение, а не то можно обнаружить себя на дне океана, куда Агуане доставят обидчика подземными реками и скинут на поруки кельпи. Проверять это не хотелось.
Один раз в ночи, когда Ноа задержался у замка Морриган и не успел вернуться в город до захода солнца, ему показалось, что на холме он увидел оборотня. Силуэт вырисовывался на фоне сумрачного неба высокий, широкоплечий и очевидно пугающий: это было существо, напоминающее волка, стоящего на задних лапах, только худое и покрытое шерстью не целиком — в мехе была голова, плечи и руки с ногами, вывернутыми в обратную сторону.
Тогда Ноа не стал дожидаться, пока это нечто накинется на него, и сбежал вместе с вороном Морриган. Позже богиня сказала, что это, вероятно, был Бугул-Ноз, человекоподобный прямоходящий волк, существо ночное и по природе своей незлое. Но один его вид с древних времен приводил всех в ужас, и из-за этого число Бугул-Ноз сокращалось из века в век, пока, по легендам, не остался последний представитель этой расы. Сейчас он бродит по полям Ирландии и иногда заглядывает в окна одиноко стоящих домов, чтобы просто убедиться, что люди в этом доме живы и здоровы. В лесах, где он обитает, даже птицы и звери избегают его и боятся, и он кричит, предупреждая о своем появлении, чтобы никого не напугать.
— Но мне он не кричал, — возразил Ноа. — На холме, он остановился и как будто посмотрел на меня и следил за мной, пока я спускался к пригородному шоссе.
— Хм, — задумалась Морриган. — Быть может, он посчитал, что ты не испугаешься его. Хотя я бы не рассчитывала на подобную смелость от простого подростка.
— Эй! — возмутился мальчик. — Я не простой подросток, я Ноа Галлахер!
— Когда это имя будет что-нибудь значить, — отвечала, не поведя бровью, Морриган, — тогда и будешь бросаться им направо и налево.
Ноа спрашивал, были ли у предыдущих учеников богини другие имена, кроме их собственных, но та обычно отмахивалась. Заслужи хотя бы свое.
Еще мальчик понятия не имел, что случилось с его предшественниками и почему учеников боги выбирали себе только раз в четыреста лет — неужели ученик бога мог жить четыре века? Если учитель наделял его своей силой и могуществом, чтобы тот мог выполнять возложенные на него обязанности хорошо, может быть, думал Ноа, ученику полагались и долгие годы жизни?
Он рассуждал об этом вслух, и Морриган не поправляла его, из чего мальчик сделал свой вывод. Видимо, он тоже сможет жить очень долго, если сдаст экзамен у богини, а затем пройдет обучение в Большой Божественной Академии.
Забавно, что Ноа Галлахер, последний ребенок в Каслбаре, который с радостью взялся бы даже за обычную учебу, стал единственным учеником самой гневливой богини и намеревается теперь пройти одно из самых сложных обучений в истории земного и мифического миров.
Не удовлетворившись своим отражением в зеркале, Ноа вздохнул и выгреб себя из ванной комнаты, чтобы поскорее плюхнуться на кровать и почилить. Он вспомнил, как Морриган зависла на этом слове пару дней назад, и Ноа, как ни пытался, не смог объяснить ей, что оно означает в полной мере. С богиней смерти, застрявшей в развитии в веке, эдак, тринадцатом, вообще было сложно поговорить на языке нормальных людей. Ее смущало каждое слово, не записанное в гэльском словаре времен короля Артура, а существование Тик Тока и вовсе привело в дикий ужас.
Ноа улегся на кровать, лицом в подушки, и попытался заснуть, но едва услышал тихое хихиканье, заворочался, переворачиваясь на спину и вздыхая. Пуговица доктора Раша нашлась в кармане джинсов. Ноа сжал ее в правой руке — хихиканье стихло. Он подозревал, что каждую ночь его стерегли под кроватью клуриконы, желающие порезвиться с представителем зрячих — так существа именовали всех несчастных, которым выпал дар видеть их за пологом невидимости.
Жаль, что амулет Единого не спасал Ноа во снах — спросить об этом мальчик не успел, поскольку на последнем сеансе узнал только о фоморах и на большее у него не хватило ни времени, ни сил. С тех пор прошло еще две недели, и теперь, в начале июля, лежа на своей постели в обычном доме на окраине Каслбара, Ноа Галлахер, почти пятнадцати лет от роду, жалел, что общался со своим психотерапевтом не так часто, как мог бы.
Впрочем, думал он словами доктора Раша, никто не отправит его к фоморам раньше времени, правда же? Он неподготовленный ученик, кандидат в Академию от кельтской богини смерти, Морриган не станет посылать его к древним развалинам, чтобы сражаться там с существами из потустороннего мира.
Успокоив себя этими мыслями, Ноа попытался заснуть.
Он не сразу понял, что провалился в сновидение: слишком реалистичным оно было. Ноа перекатился на бок, выпустил пуговицу из пальцев — та закатилась и спряталась под подушку, — и тогда всю комнату тряхнуло, будто кто-то огромный схватил спальню Ноа в руку и повернул, как кубик Рубика, до тихого щелчка. Мальчик открыл глаза и тут же сел.
Вся комната была заполнена серым светом, льющимся из ниоткуда, и это Ниоткуда было, возможно, потусторонним миром. Ноа не удивился — сюда его забрасывало во сне вторую неделю подряд, только прежде он сразу же попадал в леса древней Бретани или развалины замков племен Немеда и Партолона. В Туман вместе со своей комнатой он попал впервые, но не сильно расстроился.
— Можно не сегодня, пожалуйста, — проворчал он, неохотно сползая с кровати. — Очень хочется спать, черт возьми.
Если бы тут была Морриган, она бы треснула его по губам за сквернословие, но богиня смерти не являлась ему во снах — и хорошо, иначе Ноа пришиб бы ее чем-нибудь тяжелым.
По опыту мальчик уже знал, что вернуться в реальность и проснуться он сможет только после того, как пошатается по серому месту, куда его забросило, и выполнит какой-нибудь квест — например, найдет кельтскую руну, вытесанную на камне, или добудет воду из чистого родника и передаст его агуане. При всем этом ему нужно было изловчиться и не попасть на глаза однобоким-одноглазым существам, что прятались в особенно темных уголках сновидений.
Возможно, если бы он внимательнее слушал Морриган, то понял бы, что находится не совсем во сне, а в полусне, состоянии, когда мир земной соприкасается с миром потусторонним, и некоторые особо сильные существа могу приходить к людям, чтобы, чаще всего, напакостить.
Но Ноа не был прилежным учеником, а потому всего знать не мог.
Он вышел из своей спальни и спустился на первый этаж, все время гадая, отчего же сегодня его не бросили посреди холмов, а оставили прямо в собственном доме.
Мамы не было, папа тоже отсутствовал. Это было логично: в сновидениях Ноа нечасто видел родителей.
Мальчик вышел из дома и оказался на лужайке, скрытой туманом. Обычный туман, серый, чуть голубоватый, он стелился густым шлейфом у ног Ноа и скрывал травинки под ногами и мамины настурции вдоль ограды.
— Эм, ау? — неуверенно позвал Ноа. Его голос унесся ввысь и затерялся среди облаков, таких же серых, как туман. Все это немножко нервировало — хотя бы тем, что отличалось от обычных снов мальчика.
— Меня кто-нибудь слышит? Эй, есть здесь кто-нибудь?
Смущало еще то, что все вокруг виделось в расфокусе: перед сном Ноа снял линзы и теперь близоруко щурился.
Он уже думал вернуться в комнату, чтобы отыскать хотя бы очки, но услышал неожиданный стук позади дома и пошел проверить, что там такое. Это был глухой звук, как будто кто-то ударился об стену.
Ноа завернул за угол, все еще видя не дальше вытянутой руки — туман делу тоже не помогал, — и сперва заметил только черную зияющую дыру на месте маминой клумбы с недавно высаженным саженцем дуба. Из дыры в земле тянуло чем-то затхлым и немного протухшим, как из канализации, словно посреди маминого сада кто-то для неясных целей пробурил скважину прямиком из Дублина.
— Фу, ну и вонь, — прокомментировал Ноа, подходя ближе.
Лучше бы он не заглядывал вниз — у него мгновенно закружилась голова и вспотели ладони, потому что внизу, в дыре, была пустота, и она тянулась вниз, а обваливающиеся комья земли по ее краям шли спиралью, и ветер и вонь оттуда вырывались неравномерными вздохами. Словно кто-то на дне этой самой дыры... дышал.
Ноа потоптался на краю пропасти, поборол в себе неожиданное и совершенно нелепое желание сигануть вниз и отошел к стене дома. Ту снова тряхнуло.
Только тогда Ноа поднял глаза к окнам своей спальни, чтобы оценить обстановку — и понял, что сделать это нужно было как можно раньше, еще до того, как он принял решение изучить внезапный карьер в саду.
На стене, зацепившись одной рукой и ногой за оконную раму спальни мальчика, висело существо, которое Ноа старался избегать в своих сновидениях: длинное, темно-серое, покрытое кожей с крупными порами, с лоснящимися конечностями и длинными пальцами на руке и ноге, которые оканчивались когтями. Ноа не знал, что оно такое, но был уверен, что пришло оно не с добрыми намерениями. Агуане и даже клуриконы бежали от него прочь, едва почувствовав приближение, а оно даже не было тем человекоподобным волком.
Подавив в себе истинно девчачий визг, Ноа сделал несколько шагов назад, не сводя глаз с рычащего существа.
«Только бы под ногами не попалась какая-нибудь дурацкая ветка», — подумал Ноа. — «Я же не герой тупых ужастиков, у меня не должно быть такой фигни».
Ветки под ногами не оказалось. Зато попался садовый гном, самый страшный из всех любимчиков мамы, не зря за ним вечно скрывались клуриконы. Керамическая фигурка покачнулась и — Ноа зажмурился — упала лицом вниз на твердую плитку садовой дорожки.
В застывшей тишине, порожденной туманом, раздался треск.
КР-Р-РАК!
Существо, терроризирующее окно спальни мальчика, замерло, резко втянуло носом воздух и обернулось. И вот тогда Ноа закричал во всю силу своих легких.
У существа не было половины лица: возможно, когда-то оно было целым, но кто-то особо сильный и талантливый разрубил его тело ровно посередине, так что теперь у чудовища был один глаз, половина носа, половина рта без губ совершенно и половина острых, как старые кривые копья, зубов. Со всей этой половины свисали ошметки плоти, остаток волос или шерсти, торчали из половины тела кости, поразительно похожие на человеческие, но больше и длиннее, и что-то капало, темное, тягучее, напоминающее кровь в аниме-сериалах, которые Ноа смотрел, если не находил ничего интересного на Ютубе.
— Твою же мать, — прошептал он, когда воздух в легких закончился и весь крик вышел из его тела.
Существо заметило его своим одним глазом и спрыгнуло со стены на землю.
То, что вылезло оно прямо из земли, не вызывало сомнений, а вот цель его визита, как оптимистично старался рассуждать Ноа, еще была не ясна. Может быть, оно просто пришло познакомиться. Все-таки, Ноа — ученик богини смерти, Великой Королевы Морриган, Бадб Неистовой, Фи...
Перечислять в уме регалии своего учителя времени не было — существо открыло половину рта, завизжало и бросилось на мальчика.
Ноа кинулся прочь со всех ног, сбивая все попадающиеся под ноги фигурки садовых гномиков, перепрыгнул через калитку и побежал вдоль улицы на запад, к холмам Морриган. У Ноа было две ноги и две руки, и вообще по сравнению с существом он был полноценным, а потому выигрывал хотя бы в скорости: мальчик не сомневался, что чудовище разорвет его пополам, как только настигнет, потому что сил в его половине туловища было в три, а то и четыре раза больше, чем в бедняге Ноа.
Острые зубы, длинные когти и манеры, далекие от приличных — что бы это существо ни преследовало, оно явно не хотело заводить дружбу с учеником Морриган.
— Твоюматьтвоюматьтвоюмать, — орал Ноа, перебирая ногами, как можно быстрее. — Мать твою, если оно меня убьет, я вернусь из Эмайн и убью Морриган!
Ноа знал, что во сне ему не попадется никто, кто смог бы помочь, и справляться с чудовищами придется самостоятельно, но все равно не был готов к абсолютно пустынным улицам города и тихим проулкам, в которых не скрывалось даже мифических существ.
Если сны были миром только одного Ноа, мог ли он встретить кого-то, кто смог бы спасти его, просто подумав о нем?
На ум пришел доктор Раш, но представить его, защищающего мальчика от чудовища из потустороннего мира, Ноа так и не смог, несмотря на то, что прекрасно знал, кем являлся его психотерапевт. Да и что он сделает? Достанет из халата ручку и превратит ее в меч?
Ох, прекрати, прекрати думать, будто находишься в книге Рика Риордана!
Вторым на ум пришла Морриган — но она, даже если бы Ноа вызвал ее в свой сон, не явилась бы, даже в виде проекции его подсознания — потому что была слишком упрямой, своенравной и, что таить, откровенно шеймила своего ученика. На понятие шейминг богиня тоже недоуменно промолчала, когда Ноа упомянул его впервые.
Тогда Ноа подумал про ворона Морриган, с которым у него сложились более-менее приятные отношения, которые с натяжкой можно было даже назвать дружескими. Что будет, если вызвать его в сон? В конце концов, это было всего лишь сновидение Ноа, и он сам мог задавать тут правила, верно?
Ноа забежал за угол дома Мириам — у нее было широкое крыльцо с верандой, где частенько сидела ее бабушка (Ноа видел старушку в ее излюбленном кресле даже после того, как она умерла), и здесь удобно было спрятаться на какое-то время.
Мальчик попытался представить ворона богини — стоило все-таки дать ему имя, так было бы намного проще! — но успел лишь изобразить на обратной стороне своих век его силуэт, когда услышал протяжный, жуткий, пробирающий до костного мозга рык — он переходил в визг и лишал последних нервов. Если Ноа после этой ночи проснется полностью седым, удивляться тут будет нечему.
Он упал на четвереньки и пополз вдоль дома Мириам — высокая трава на лужайке, которую никто тут почему-то не стриг, задевала его по щекам, ушам и губам. Зрение тоже совсем не помогало — даже во сне все расплывалось перед глазами Ноа и мешало двигаться, и потому Ноа действовал больше по наитию — сворачивал за угол дома, полз вдоль ограды, огибал садовых гномиков, которых в его пригороде особенно любили все домохозяйки. Ах, чтоб им провалиться, этим керамическим чудовищам.
И хоть бы кто помог! В реальности, после заката солнца беднягу Ноа доставали то клуриконы, то ноккеры — другие ночные лепреконы, чуть менее страшные, но чуть более коварные; они, в отличие от клуриконов, были не подвыпившими гномиками, а самыми настоящими пакостниками и ставили подножки не только тем, кто их видит, но и обычным жителям Каслбара.
Здесь же, в мире сновидений, Ноа покинула все существа, кроме половинчатого чудовища, и это неприятный факт даже не столько злил, сколько огорчал. Прежде во снах за Ноа увивались все возможные мифические существа и просили выполнить их задания. А теперь, едва Ноа самому понадобилась помощь, их как ветром сдуло.
Хороши же помощники!
Ноа прополз еще несколько футов, кое-как выпрямился и шагнул на тропинку, ведущую мимо домов к холмам. Чудовище больше не рычало, что было одновременно и хорошей, и плохой новостью: от его визга у Ноа не закладывало уши и не стыло в жилах, но и слышать его приближения мальчик больше не мог.
Он пробирался всеми закоулками и прятался в тени, тыкаясь в углы домов из-за своей близорукости, и шел к холмам, сам не понимая, зачем. Может быть, гадал он, на холме ему удастся спрятаться в невидимом замке Морриган, если он существовал в сновидении Ноа.
Если же нет, Ноа умрет от лап чудовища, потому что холмы за Каслбаром — самое открытое место в городе, где четырнадцатилетнего мальчика слопают за милую душу.
Возможно, это чудище шло на запах — нос у него был все-таки выдающийся, хоть и всего половина, — но поделать с этим Ноа ничего не мог. Не дышать или заставить свои потовые железы не работать какое-то время мальчик пока не мог даже во сне.
Так что он шел как можно более осторожно, стараясь не издавать ни звука, и эта тактика работала, пока линия домов города не закончилась и перед ногами Ноа не расстелилась длинная полоса шоссе, ведущая за город. Стоит ли призрачная надежда на замок Морриган того, что чудовище может слопать Ноа по пути к нему?
Мальчик просчитал все риски, потом понял, что с математикой у него совсем так себе и плюнул на это дело. Была не была.
Он бросился по дороге, уже не обращая внимания не то, что тяжело и рвано дышит, на то, что галька под подошвами его кед хрустит и издает все возможные звуки для привлечения монстра, и что между Ноа и чудищем теперь нет ничего, кроме зависшего в воздухе шлейфа серого тумана, который вряд ли его удержит.
Но он бежал и бежал и, слыша позади дыхание чудовища, которое заметило его, бежал еще быстрее.
Если он выживает после такого забега, то любой марафон ему будет по силам.
Ноа был уже у поворота шоссе к Баллинаглау, когда понял, что до холмов ему не добраться: тяжелое смрадное дыхание половины монстра накрыло его с головой и помешало подумать о следующем шаге. Ноа упал на колени, припал к земле, надеясь, что туман скроет его хоть немного.
Раздался свист — с таким обычно что-то большое и тяжелое рассекает воздух, — и кудряшки на затылке Ноа срезал длинный коготь.
Мальчик закричал, закрыл голову руками, взбрыкнул ногами.
— Помогите! — заорал он во всю глотку впервые. — Помогите, кто-нибудь! На помощь!
Возможно, ему стоило сделать так немного пораньше: чудовище замерло, перестало размахивать единственной рукой и выпрямилось.
— Разумный, — прорычало оно. — Ты разумный ребенок. Ты ученик богини?
Как Ноа следовало ответить? Сказать «да» и быть убитым за это или сказать «нет» и быть убитым за то, что он не ученик Морриган?
В итоге Ноа решил «потянуть резину» (что еще ему оставалось).
— А ты думал, я тупой, как пробка? — пропищал он тоненьким голосом, за который сейчас не было стыдно. — Туловище без мозгов? Конечно же, я разумный!
— У богов все ученики тупые, — прорычал монстр. — Только и умеют, что превращаться в птиц и хомяков, а на большее не способны.
Ноа как раз в животных обращаться еще не умел. Но решил, что не стоит возражать говорящему чудищу — пусть лучше то сомневается в способностях мальчика, чем пытается его сожрать.
— Ты знаешь, кто я такой?
Ноа решил, что лучше сказать правду, чем ткнуть пальцем в небо и ошибиться — в конце концов, он не впервые имел дело с чем-то, что реагировало на все действия мальчика злостью. Общение с Морриган научило его подстраиваться под ситуацию так, словно он всю жизнь работал с сумасшедшими, к которым нужен особый подход.
— Н-нет... — проблеял мальчик.
— А чего тогда убегаешь?
— Потому что ты...
«Страшный, как Судный день» звучало обидно, а «ты меня напугал» вызывало сомнения. В итоге Ноа так и замялся.
— Потому что я хотел, чтобы мне помогли.
— Кто тебе здесь поможет, разумный ребенок? — взорвалось чудовище. Ошметки его плоти и какая-то жидкость, напоминающая кровь, падала прямо на волосы и грудь Ноа, но мальчик старался не смотреть на монстра над собой и не думать о том, как он воняет и как будет вонять сам мальчик, если выберется из всего это живым и здоровым.
— Кто-нибудь, — пропищал Ноа. — Ворон или клуриконы или Бугул-Ноз...
— Бугул-Ноз! — заверещало чудовище. — Его нет больше, вымерли! Не жди помощи от тех, кого уничтожили Сыновья Миля!
Ноа зажмурился, чтобы не видеть, как сотрясается плоть из открытой раны на теле чудища, отвернулся, чтобы не смотреть ему в половину уродливого лица. А когда открыл глаза и посмотрел на холм, то подумал сперва, что ему мерещится все от страха. К тому же, зрение у него было слабым, а в такой нервной ситуации и вовсе сдавало.
— Если все они вымерли, — выдохнул Ноа с отчаянно стучащим в груди сердцем, — то почему один из них стоит сейчас на холме?
— А?
Силуэт человекоподобного существа с головой волка, которого боялись все до единого в обычном мире и в мире мифическом, поднялось на холм, где обычно высился замок Морриган, и застыл, глядя на мальчика и нависшего над ним монстра.
«Помоги мне», — изо всех сил думал Ноа, не сводя с него глаз. — «Помоги мне, прошу тебя».
Бугул-Ноз склонил голову, будто прислушивался, а потом вдруг сорвался с места и кинулся в сторону чудовища. Оно зарычало, завыло, и тоже бросилось на него, и они столкнулись на склоне холма с жутким ревом. Ноа зажмурился, перекатился на бок и еле поднялся на ноги. Первой его мыслью, прорывающейся сквозь рычание, был побег — беги как можно дальше отсюда, дурень! — но его остановило то, что чудовище, пусть и наполовину, было выше, длиннее Бугул-Ноза. Сможет ли целое волкоподобное существо справиться с половиной?
Ноа повернулся к холму и застыл, не зная, что предпринять. У него не было оружия, амулета доктора Раша, и даже какой-то палки, которая помогла бы волку.
«Сновидения — это грань между миром смертных и потусторонним миром, — говорила Морриган на своих лекциях. — Пока ты находишься во сне, то можешь пользоваться своими спящими силами и создавать из воздуха все, что угодно, как я сейчас».
Она часто превращала густой туман в Комнате в кресла, перья, крылья воронов, на которых могла летать. Ноа смотрел на все ее действия и завидовал, потому что ему такое было пока неподвластно.
Но что, если во сне, в своем личном сне, он все же может создать что-то из ничего? В конце концов, ему удалось призвать на помощь Бугул-Ноза, а его появление, если верить словам самой Морриган, было очень хорошим знаком.
Так что Ноа сосредоточился, попытавшись успокоить тяжело стучащее в груди сердце, которое от страха разрослось до размеров целого тела, и прикрыл глаза. Рычание и визг отвлекали, но он постарался закрыться от них внутри себя.
— Мне нужен меч, — говорил он сквозь зубы. — Я хочу получить меч. Дайте мне меч.
Почему он не попросил пистолет или автомат, или, на худой конец, лук со стрелами, чтобы убить чудовище не расстоянии? Ноа сам бы не ответил на этот вопрос, но в момент, когда ему угрожала опасность, он представил именно меч — длинный, тяжелый, как полагается, с черной рукоятью и кельтскими рунами на клинке.
В руку опустилось что-то тяжелое и холодное, и, открыв глаза, Ноа с огромным удивлением, смешанным с радостью, увидел себя, сжимающим абсолютно черную рукоять абсолютно черного клинка.
— Божечки святы... — прошептал Ноа, не веря своим глазам.
В этот момент чудище замахнулось и сбросило Бугул-Ноза вниз со склона. Не удержавшись на волчьих лапах, существо покатилось вниз, где его встретил Ноа с мечом наперевес.
— Эй-эй, приятель, ты как тут? — затараторил он, садясь рядом с волком. Тот не был страшным даже наполовину по сравнению с теми рассказами, которые ему поведала Морриган — просто прямоходящий волк с волчьей головой и волчьими конечностями, только что совсем черный, а шерсть у него была смятой и грязной, но если б его можно было отмыть, то вышел бы приятной наружности зверь.
— У меня тут, — неуклюже заговорил Ноа, показывая Бугул-Нозу свое новое приобретение, — меч этот, вот. Вроде бы, им можно одолеть ту тварь, как думаешь?
Бугул-Ноз кинул на оружие в руках Ноа осмысленный взгляд и даже кивнул.
Он поднялся, склонил голову перед мальчиком и, неожиданно прогнувшись, подхватил того на спину. Ноа оказался верхом на Бугул-Нозе (потом об этом подумаешь!) с мечом наперевес. Половинчатое чудовище неслось к ним со скоростью ветра и верещало, как сумасшедшее, лишая мальчика ощущения, что прежде это могло быть вполне разумное существо, которое даже умело говорить.
— Ты маневрируешь, я машу мечом, идет? — спросил Ноа, не дожидаясь, что Бугул-Ноз с ним согласится. В конце концов, тот тоже был разумным существом со своими желаниями и мотивами.
Но волк снова кивнул, протянул мальчику волчью руку, за которую тот ухватился, и понесся к визжащему чудовищу.
Ноа хотел зажмуриться, когда замахивался, но понял, что это будет совсем глупо, поэтому не стал этого делать, хоть и боялся до нервных колик. Он поднял меч над головой двумя руками и закричал, как только чудовище приблизилось к нему — и обрушил тяжелый клинок сверху прямо на голову монстру.
Раздался противный, ужасный, просто отвратительный звук — ш-ш-шмяк! чавк! — и от чудища отрубилась еще какая-то часть его тела и упала вниз, в ноги Бугул-Ноза.
Ноа несколько мгновений видел перед собой замершее туловище, которое с тихим вздохом упало на землю следом. Бугул-Ноз прорычал и ступил лапой прямо в глаз этому монстру.
— Фу-у-у! — задрожал от отвращения Ноа. — Бе-е-е! Какой ужас, меня сейчас вырвет.
Он сполз с шеи волка — оказалось, ноги от страха его совсем не держали и пришлось сесть — и опустил меч рядом с собой. Был ли он теперь его собственностью или появлялся только тогда, когда был нужен, как меч Годрика Гриффиндора, Ноа не знал, да и сейчас это было неважно.
Мальчик смотрел на первое убитое им существо, чудовище из потустороннего мира, и гадал, будет ли когда-нибудь его жизнь нормальной. Видимо, нет, безрадостно подумал он, глядя на то, как рядом с ним опускается волкоподобный Бугул-Ноз.
— Эй, а мы с тобой здорово постарались, приятель, — выдохнул мальчик и, чуть помедлив, все-таки опустил руку на макушку волка. Тот даже зажмурился — видимо, это было правильное действие.
— Спасибо тебе, — добавил Ноа спустя минуту. — Если бы не ты, этот монстр...
Договорить он не смог — не понял, что нужно сказать. Этот монстр убил бы его? Или взял в плен? Или пытал бы? Или просто расспросил о чем-нибудь, а потом отпустил?
Правильно ли поступил Ноа, убив существо, которое, по сути, еще не успело причинить ему вред?..
— Эй, а как ты думаешь, — заикающимся голосом спросил Ноа, — это чудовище, оно... ну, оно злое? Нам вообще надо было его убивать?
Бугул-Ноз посмотрел на мальчика очень понятным взглядом.
Да, пожалуй, оно было злом. Оно хотело убить Бугул-Ноза, миролюбивое мифическое существо. Ноа поступил правильно.
Уже чувствуя, как выпадает из сна, Ноа подумал, что стоит расспросить обо все Морриган и поведать, наконец, о своих необычных сновидениях.
***
— Теперь веришь мне? — спросил Единый богиню смерти. Они наблюдали за первой битвой своего ученика с холма, скрытые туманом, и Морриган хотела вмешаться всего раз, когда фомор чуть не снял с Ноа скальп.
— Это еще ничего не доказывает, — проворчала она. Единый почти засмеялся.
— Он одолел фомора мечом Кухулина [7]! — воскликнул он. — Кто еще из твоих учеников смог сделать это, напомни? Еще и в первые месяцы занятий. У мальчишки явный талант.
Да уж, появление меча Кухулина Морриган совсем не ожидала. Стоило признать, что это было удивительно и достойно восхищения. Но вслух она так ни за что не скажет.
— К тому же, ему помогает Бугул-Ноз, — продолжал Единый. — Не припомню, чтобы он приходил на помощь кому-то из смертных.
Да, помощь от Бугул-Ноза дорогого стоила. Он никогда не помогал самой Морриган, какими бы сложными ни были ее сражения с фоморами и как бы близко к его лесам они ни проходили. Отчего же непутевый мальчишка ему полюбился?..
— Видимо, у Ноа Галлахера будет другой хранитель, — недовольно проворчала она.
Единый улыбнулся.
— И хорошо. Ноа не любит птиц, да и твои вороны ему не нужны.
Они замолчали, когда Ноа, закрыв глаза, упал на спину, а Бугул-Ноз, взглянув на замок на холме и как будто осуждающе покачав головой, подхватил сонного мальчика и понес его в город.
— Сильно же он удивится, когда обнаружит пропасть в потусторонний мир у себя в саду, — проговорила Морриган себе под нос.
Надо бы закрыть лаз, оставшийся от фомора, и перейти с мальчишкой от теории к практике. А то мечом махать он совсем не умеет.
Богиня прикрыла глаза. Ей предстояло много работы, но, как и предрекал Единый, этот мальчик, Ноа Галлахер, стоил потраченных на него усилий.
Что ж, она сделает из непутевого ребенка самого сильного бога смерти за всю историю кельтского пантеона.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
[7] Кухулин — герой ирландских мифов, чьи подвиги были сравнимы с подвигами Геракла из греческих мифов. Прославился тем, что отверг любовь богини Морриган, после чего лишился ее поддержки в сражениях.
