366 дней

15 декабря, 2017 г.

Раздался противный и долгий скрип, который разрушил собой гробовую тишину в комнате, и от этого я нехотя оторвала голову от подушки, вглядываясь в желтую полоску света, становящейся все больше и больше из-за открывающейся двери.
В проеме показались две фигуры, и в темноте я быстро различила маму, стоявшую запахнувшись в свой домашний халат, и... Стивена? Что?
Мы встретились взглядами. Сердце колко екнуло от того, что он пришел, но я не подала виду и опустила голову обратно на подушку, накрываясь одеялом так, будто меня здесь нет.
– Джерри, тут Стивен к тебе пришел. - тихо и осторожно говорит мама, как будто я, черт возьми, не видела!
Она последние дни только таким тоном со мной и разговаривает, и это на самом деле очень раздражало. Меня вообще все на свете раздражало, но больше всего одна единственная вещь: почему после того, как Бен умер, от мира словно откололась огромная его часть, а люди продолжают жить дальше, как ни в чем не бывало, как будто Бен и вовсе не имел никакого значения? Почему люди все так же ходят на работу, спокойно спят, смотрят телевизор и делают покупки в магазинах, пока Бен лежит в сырой земле и больше ничего такого сделать не сможет? Мир безвозвратно поменялся, а такое чувство, что никому кроме меня и миссис Эванс не было до него никакого дела. И это обижало больше всего.
К многим людям после того, как они теряли своих близких, очень долго не приходило осознание произошедшего. Они даже не плакали. Просто ходили как в тумане по опустевшим квартирам, смотрели на застывшие на своих местах вещи и не понимали, почему резко стало так тихо и мрачно. Осознание ударяло по ним позже, с новой силой, как заточенный топор, рассекающий голову. Тогда у них и начиналось настоящее горе. Когда эти люди наконец понимали, что отсутствие умерших осязалось почти также материально, как и их присутствие раньше.
Сейчас у меня все было наоборот. Я с самого начала понимала, что произошло, и никакой замедленной реакции практически не последовало. Теперь я ощущала себя так, словно забыться в беспокойном сне, чтобы хоть там голова не раскалывалась на части, было бы самым лучшим вариантом. Но даже во сне мозг напоминал о том, что произошло. Бен снился мне постоянно, и мое подсознание как назло услужливо подкидывало самые лучшие моменты с ним, чтобы я напомнила себе, чего у меня теперь никогда не будет. И почему.
Хуже всего давались бесконечные бессонные ночи, когда я лежала и пялилась в одну точку в потолке не в силах даже пошевелиться. Все тело изнывало, внутренние органы словно крутились и переворачивались внутри. Я не знала, что мне надо было делать со своим горем. Хотелось отковырять его, как дети отковыривают зажившие ранки с разбитых коленок. Но это было невозможно
Повисла привычная мне за эти дни тишина, и Стивен неловко прокашлялся. Он всегда так делал в смущающих ситуациях - нелепо прокашливался.
Вырываемая из своих темных мыслей, я громко цокнула языком.
– Зачем? - бубню я из-под одеяла. Невыносимо жарко и душно, кровь прилила к лицу и застучала в висках, но я все же не хотела выбираться из своего убежища.
Раздался щелчок - это мама включила верхний свет. Снова тишина. Никто мне не ответил. При этом я будто наяву видела, как они между собой переглядываются. Как мама жмет плечами, мол, вот так Джерри и лежит тут уже столько дней, не вставая. И как Стивен поджимает губы и скрещивает руки на груди, хмуря лоб.
Сто процентов так и было.
– Я вас, пожалуй, оставлю... - нарушая затянувшуюся паузу готовит мама, и в следующую секунду я слышу скрип закрывающейся двери. Спасибо, мам.
Шаг, два шага, три шага - бух - Стивен подошел к кровати и сел где-то в моих ногах. Ступней я сквозь одеяло соприкоснулась с его бедром, и после этого сразу подтянула ноги к груди, крепко обхватив их руками. Словно от чего-то защищаясь.
Мы напряженно молчали: мне было нечего сказать, ровно как и ему. Эта тишина даже не была комфортной на этот раз, теперь я ясно ощущала, что каждая секунда этой тишины наполнена нагнетающим ожиданием. И это не по-детски давило. К тому же я все это время помнила, как жестоко с ним поступила еще до всего этого, и мне стало еще хуже. Не забыл же он это.
– Джерри, давай поговорим... - все же начинает он, но я сразу прерываю:
– Нет.
– Ребята уехали в Нью-Йорк, но Сторми просто сходит с ума, мы с Диланом уже не знаем, как ее успокаивать, потому что ты отключила телефон и... - он замолчал и, судя по звукам, с трудом проглотил слюну. Внезапно его голос стал тише и проникновеннее: - Джерри, я тоже схожу с ума. Прошу, давай поговорим.
Я глубоко вздохнула, потому что знала, что ребята и правда переживали за меня, но не хотела ни то что с ними говорить, но и видеть их.
А Стивен взял и пришел. Вот так просто. Еще и не уехал вместе с ребятами, а остался. Только вот зачем? Ради меня? Где он живет, в каком-нибудь отеле? А как же его работа?
Господи, зачем такие жертвы ради меня. Я не заслуживаю всего этого. Что-то в его голосе и в этом "прошу" заставило меня жалобно сжаться внутри. Захотелось вылезти из этого держащего в плену одеяла и скинуть наконец с плеч эту гору, но... Слова предательски застыли в горле.

– Я не могу. - тихо говорю я ничего не выражающим голосом.
Стивен медленно вздыхает, и я каким-то образом чувствую, что он смотрит на меня.
– Может, ты все-таки вылезешь из-под одеяла?
– А зачем? - спросила я. Это, конечно, риторический вопрос.
Он раздраженно фыркает носом.
– Чтобы ты там не задохнулась нахрен.
– Да уже как-то плевать... - устало отзываюсь я, после чего меня резко ослепляет яркий свет - это Стивен все же сдернул одеяло.
Я, при этом сильно жмурясь и хмуря брови, в упор уставилась на него с возмущенным видом.
– Вот теперь привет. - кивает он мне и протягивает вперед руку, приглаживая ладонью мои растрепавшиеся волосы.
Я, вздрогнув всем телом от прикосновений его пальцев, отталкиваю руку парня от лица, забираю у него кончик одеяла назад и снова ложусь лицом в подушку с тяжелым вздохом. Проведя последние несколько дней в кровати и при этом почти не включая свет, сейчас я не могла на него даже смотреть.
– Хотя бы свет выключи... - жалобно стону я.
– Пора бы уже встать с кровати. - настаивает Стивен, и во мне тут же молниеносно вскипает злость.
– Да неужели ты не понимаешь, что я не могу просто брать и делать вид, будто все нормально, будто ничего не случилось, и заниматься рутиной? - голос моментально сорвался на крик, и я поднялась с кровати, гневно смотря на Стивена сквозь падающие на глаза черные волосы.
Парень выглядит ошарашенно, но его взгляд быстро расслабляется, и он кивает, глядя на мое красное злое лицо. Наверное, я выгляжу очень жалко. И плохо. Он не хотел злить меня, он хотел просто поговорить... Но что я могу поделать, когда мои нервы накалены до предела? Если я не знаю, о чем тут вообще можно разговаривать?
Уже ничего не скажешь. Ничего не исправишь. Ничем не поможешь.
– Поверь, Джерри, я тебя очень сейчас понимаю... Тебе ничего не хочется, все теперь кажется бессмысленным... но лежать днями в комнате без света - это путь в никуда. От этого никому не будет лучше, ни тебе, ни тем более Бену. Закрываться от людей - это совсем не вариант. - уверенно говорит он, смотря прямо мне в глаза. Взгляд у парня серьезный, как будто он объясняет что-то важное маленькому ребенку, а тот все не хочет его понимать.
От этих его слов в груди словно взорвалась бомба. Бомба злости. С какой стати он смеет говорить о таких вещах? Так просто рассуждать о том, через что я вынуждена проходить? Еще и с такой напускной уверенностью во взгляде и в голосе.
– Да ты ни черта не понимаешь, о чем говоришь! - закричала я, размахивая руками. - Ты думаешь, что ты здесь самый умный? Пришел мудрые советы раздавать? Спасибо, но я обойдусь! А теперь выключи чертов свет и убирайся отсюда нахрен!!!
И я снова с размаху плюхнулась в подушку, еле сдерживая горячие подступившие слезы, уже жалея, что я все это вообще сказала. Мой крик до сих пор звенел у меня в ушах.
Не знаю, что конкретно меня так задело... Его нежданный и непрошеный визит? Яркий свет?
Нет.
Скорее то, что Стивен все-таки был прав.
Я сбивчиво дышу, вот-вот готовая разреветься, как вдруг я чувствую, что ладонь Стивена медленно и осторожно опускается мне на плечо. Я откидываю с лица одеяло и резко поворачиваю голову в его сторону, после чего мы встречаемся взглядами.
Краешек его рта дернулся в полуулыбке. Стивен уверенно, как будто я вовсе и не кричала на него пару секунд назад, говорит:
– Вставай. Пойдем, покурим.

Солнце клонилось к горизонту, поэтому на заднем дворе все предметы потихоньку погружались в темноту, словно прячась, скрываясь от посторонних глаз. Деревья отбрасывали на пожухлую траву с ошметками талого снега причудливые тени. Воздух стоял прохладный, и этот холод с каждым вдохом проникал не только в легкие, но и в сознание. Дул легкий ветерок прямо в лицо, и это немного отрезвляло. Мысли стали постепенно приходить в порядок.
Мы со Стивеном прошли на задний двор, и я, убедившись, что мама не смотрит в нашу сторону и мирно смотрит телек в гостиной, бесшумно закрыла за нами дверь. Парень неторопливо достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну мне и протянул мне всю пачку.
– Целую?
– Я знал, что ты вряд ли ходила в магазин, а курить тебе хочется. Так что держи.
Я нерешительно взяла ее, ненадолго соприкасаясь со Стивеном пальцами. Руки у него были холодные, как лед.
– О, у тебя есть качели, - констатирует он, зажав свою сигарету между губ, от чего та ненадежно дергалась вверх-вниз при разговоре, будто вот-вот упадет. - Круто.
Первый раз за все это время я внимательно посмотрела на Стива, и, могу сказать, выглядел он довольно помято. На голове красовалось взлохмаченное гнездо из русых волос, а под глазами залегли темные круги, как будто он, как и я, не спал уже много ночей. На парне был тёплый белый свитер с горлом, и я невольно поежилась от холода. С собой я ничего не взяла, поэтому стояла в домашнем застиранном джемпере и тренировках.
– Да, есть. - безразлично отвечаю я.
Стивен щелкает зажигалкой, и перед ним появляется огонек теплого света, от чего на лице парня образуются неестественные тени. Этот свет мгновенно освещает его приоткрытые губы и нахмуренные брови, из под которых напряженно глядели зеленые глаза.
Он зажигает свою сигарету и протягивает зажигалку мне. Я медленно делаю то же самое и нетерпеливо вдыхаю в себя дым, попутно рассеянно раздумывая, не смотрит ли на нас мама в окно. Вдруг мне подумалось, что я никогда не говорила Бену, что курю. Что курю со Стивеном. И что больше уже и не скажу... Интересно, как бы он на это отреагировал? Сказал бы что-то типа «Это твое решение, но не увлекайся, думай о своем здоровье, я не в праве что-либо тебе запрещать...»
Я знала все ответы, которые он мог бы дать мне на любой вопрос, который я придумаю. Но на вопрос «Почему ты умер?» ответа не было.
– Хочешь покачаться? - спрашивает Стивен, возвращая ко мне взгляд, и я безразлично дергаю плечами в ответ.
Я не садилась на них лет с двенадцати, потому что каким-то странным образом эти дурацкие скрипучие качели причиняли мне боль, напоминая о счастливых моментах из детства, которые никогда больше не повторятся. А теперь мне вдруг стало наплевать, и я уверенно на них уселась. Вот так просто. За одну секунду все те переживания, касающиеся отца и нашего с ним прошлого, показались мне глупыми и не имеющими никакого значения.
Стивен встал рядом и начал медленно раскачивать меня. Вверх и вниз. Мы молча курили, думая каждый о своем, и только тоскливые поскрипывания качелей разносились по заднему двору.
– Это все я виновата. - вдруг говорю я, все-таки решившись все ему рассказать. Я не поднимаю на него взгляда, но чувствую, что парень ошарашено уставился на меня.
– Что? Почему? Ты же сказала, что это несчастный случай на дороге.
Про паническую атаку Бена за рулем я, конечно, умолчала.
– Мы сильно поругались перед тем, как Бен тогда сел за руль. Он приезжал ко мне домой, и мы поругались. Точнее... я его вроде как бросила.
Тишина. Оглушающая. Даже качели как будто перестали скрипеть, настолько вот стало тихо.
– За что бросила? - спрашивает Стивен, перестав толкать качели. Он присел на корточки у моих ног и посмотрел мне в лицо, но я все равно не поднимала на него глаз.
И все рассказала. Все, как оно было. И про Сару, коротко разложив по полочкам предысторию их отношений и мое место в качестве друга в них, и их с Беном поцелуй в то время, как я была в Нью-Йорке, и про то, как сильно я разозлилась, какие последние слова я ему сказала, и про то, как смотрела, как он уезжал, думая, что у меня еще будет время все исправить... И про то, что если бы я его не бросила перед этим, не довела бы, у него не случилось бы никакой панической атаки. И он был бы жив.
Стивен молча слушал, не задавая никаких вопросов, и от того, что он меня слушал, мне совсем немного становилось легче. Мне было не встретиться с ним глазами. Боялась увидеть в них подтверждение своих слов. Что это действительно моя вина.
Когда я наконец замолкла, Стивен встал, размял ноги, обошел задний двор по кругу два раза и наконец вернулся ко мне. Лицо у него было серьёзное и грустное. Он достал из кармана и зажег вторую сигарету. Вдруг тихо заговорил:
– Ты сказала, что я ни черта не понимаю, о чем говорю, тогда, в комнате... но я, увы, понимаю. - он снова вздохнул, и я перевела на него взгляд, полный внезапно навернувшихся слез.
– В смысле?
Стивен сделал глубокую затяжку и тонкой струйкой выпустил изо рта дым, который плавно унесся в небо и вскоре совсем растворился.
– В последний год школы у меня была девушка. Эйми Мартин. Мы встречалась в итоге даже меньше года. За два дня до выпускного, на который мы планировали идти вместе, она умерла от сердечного приступа.
– Ты сейчас серьёзно?! - от удивления я даже открыла рот.
Он пожал плечами, все еще смотря куда-то в небо. Явно пряча от меня взгляд.
– У нее был врожденный порок сердца. Она мучилась с ним всю жизнь.
– О Боже... - выдавила я. Мне никак не верилось в услышанное. - Мне очень жаль, Стивен. Я не знала... Ты и не рассказывал про нее...
– Ты спрашивала про моих девушек. Я не хотел про них всех рассказывать, потому что только Эйми имела для меня значение. Остальные просто не считались. А про Эйми... Мне больно о ней говорить. Поэтому... ну... - он кашлянул. - поэтому и не рассказывал.
Я уставилась на Стивена в упор и быстро заморгала, почему-то при этом подумав, что я не одинока.
– А почему сейчас решил рассказать?
Он снова пожал плечами. Я словно посмотрела на него, как на нового человека.
– Я и не рассказал бы. Но сейчас я хочу, чтобы ты знала, что ты не одинока.
Мы снова очень долго молчим, он докуривает сигарету, не смотря при этом на меня. Только ходит из стороны в сторону, а я взглядом прослеживаю за каждым его движением, за каждым шагом. Вдруг он остановился, подошел ко мне, с приглушенным хрустом наступая на снег.
Снова начал раскачивать меня, но уже не так сильно, поэтому скрипы стали раздаваться тише. Я напряженно думала обо всем том, что парень мне рассказал. В голове не укладывалось, что он смог пройти через то же, что и я прохожу сейчас. Ведь, казалось бы, как человек вообще может пройти через что-то подобное?
– Как же ты с этим справился? - тихо спрашиваю я, качая головой.
Ведь Стивен всегда выглядел уверенным в себе, позитивным, ни о чем не заботившимся, но... на самом деле имел такую грустную историю в своей биографии. Как это не сломало его? Потому что я чувствую себя разбитой на миллион мелких осколков. Мною мгновенно овладело чувство, словно я никогда больше эти осколки вместе не соберу.
– Да никак. - резко отвечает он и тушит сигарету о холодное металлическое основание качели. - Наверное, люди не могут до конца с таким справиться. Это будет напоминать о себе всю жизнь.
– Очень жизнеутверждающе... - саркастично произношу я, и Стивен слабо ухмыляется.
Неужели Бен будет приходить ко мне в кошмарах до конца жизни, напоминая о том, что я сделала? От одной мысли об этом все нутро сжалось, а в сухом горле образовался колючий ком.
– Я понимаю тебя сейчас. Правда. Потому что и я все то же самое чувствовал. - Стивен фыркнул носом. Было понятно, что говорить об этом всем для него было тяжело. Это чувствовалась по тому, как он подбирал слова, как напряженно молчал между предложениями. - Я тоже лежал в кровати, никуда не выходя, тоже ни с кем не разговаривал. Пролежал так все лето. А потом встал и понял, что это было бессмысленно.
– Но в том, что случилось с Эйми, не было твоей вины. Это просто... Не зависело от тебя. А вот в моем случае... - я запнулась.
Давай же, Джерри. Повтори это еще раз. Ты виновата в его смерти. Просто скажи это опять.
Стивен судорожно вздохнул, и его плечи печально опустились. Весь его внешний вид сейчас излучал грусть, и было видно, как нелегко ему заново переживать то, что довелось когда-то.
По моей спине пробежался холодок. Я задрожала.
– Но я себя винил. - резко признался парень, и я снова непонимающе уставилась на него.
– Почему?
– Это долго объяснять. - печально говорит он, пряча взгляд в тени деревьев.
Мне показалось, что в его глазах блеснули слезы. Стало так паршиво на душе... так невыносимо паршиво от того, что людям приходится проходить через что-то подобное. Ведь это... ужасно нечестно, что когда умирает человек, ты лишаешься не только его жизни, но и своей собственной. И что-то в тебе самом умирает вместе с ним. В случае Стивена прошло уже столько лет... и даже спустя время разговор об Эйми заставляет его плакать.
Я подалась вперед на качели и осторожно взяла Стивена за руку. Он удивленно посмотрел на меня влажными глазами и, тем не менее, сжал мою ладонь в своей. Его пальцы все еще были ужасно холодные, но кожа мягкая, приятная.
Первый раз я держала его за руку. От этого прикосновения я словно убедилась в том, что я не одна. Что и другие люди проходили через такое. Мне, несмотря на все, стало немного спокойнее на душе.
– У нас есть время. - успокаивающе и проникновенно говорю я. - Ты можешь рассказать. Если хочешь, конечно.
Он вздрогнул всем телом.
– Тут холодно. Пойдем тогда в дом. И я тебе расскажу.
Я поднялась с качелей и торопливо зашагала в дом, все еще не выпуская руки Стивена, чувствуя от этого себя более защищенной. Я и сама была рада вернуться домой, потому что тоже сильно замерзла.
Мы в тишине поднялись в комнату и сели на край моей кровати, неловко разъединив наши пальцы из замка. Я вздохнула полной грудью, смотря на руку Стивена, на его длинные пальцы и выступающие вены на запястье, при этом остро чувствуя, как хотелось бы мне сейчас держать руку Бена. Я четко помнила черты его лица, почти вживую видела его обворожительную светлую улыбку, даже как выглядели кисти его рук... Но вот представить его, как Стивена сейчас, сидящего рядом со мной, уже не получалось. Бен и его образ словно постепенно исчезали из моей памяти, рассыпались по кусочкам, и я ничего не могла с этим сделать. Стало ужасно гадко на душе, потому что мне вовсе не хотелось забывать Бена, и его внешность, и улыбку, и... Я хотела бы помнить его долго, помнить всегда, помнить так, как будто еще вчера видела воочию. Прошло не так уж и много времени с нашего последнего разговора, а мелкие детали, которые создавали его самого, уже стали меркнуть в памяти, словно песок утекал с моих ладоней сквозь пальцы.
Мы со Стивеном по очереди горестно вздыхали, гоняя туда-сюда воздух по кругу, пока парень наконец не заговорил:
– Она была лучшей девушкой, которую я когда-либо встречал.
Я с трудом сглотнула. То же самое я могла сказать и о Бене.
– Все были против наших отношений. Я рос проблемным ребенком, далеко не слишком прилежным учеником. Прогуливал школу, с директором общался чаще, чем со своими родителями... Короче, одна сплошная проблема. Но Эйми была особенная. Она играла в драм-кружке, и я давно наблюдал за ней в школе, ходил на все их дурацкие спектакли, просто чтобы смотреть на нее с самого дальнего ряда. Эйми была очень талантливой, красивой... а еще умной. Намного умнее, чем я. Как-то так случилось, что мне все же удалось влюбить ее в себя, хотя она долго не хотела узнать меня лучше. Когда мы начали встречаться... боже, мы стали неразлучны ни на день.
Стивен обреченно вздохнул, переносясь воспоминаниями куда-то далеко-далеко, и я искоса посмотрела на него и его четкий профиль. Я с таким же выражением лица вспоминала первые недели наших с Беном отношений, и то, как мы не могли насытиться друг другом... Вспомнила, как мы лежали на полу у меня в комнате, планируя поездку в Нью-Йорк, и как при наших поцелуях мне казалось, что с потолка падают звезды. Вспомнила день на побережье, как мы купались, а рядом плескался Оливер, жаждущий внимания Бена. Вспомнила наш первый секс и то сумасшедшее чувство, что охватило меня, когда мы наконец стали одним целым. Вспомнила, как мы переезжали в новую квартиру и обустраивали там все под наш вкус, бродя по "Икее" часами, как смотрели фильмы до утра, валяясь на нашей кровати... А затем вспомнила, как его расстройство дало о себе знать, и все испортилось. Слезы, перелеты туда-сюда, недели разлуки, когда я понятия не имела, что с ним происходит. И это быстро и бесповоротно перечеркнуло все хорошее, хотя я и делала вид, что это не так.
– Дни напролет мы проводили вместе, забили на всех и все. У Эйми были строгие родители, они христиане, воспитывали ее чуть ли не по заповедям. Я на нее плохо влиял... она стала с ними ссориться, убегать из дома, естественно, ко мне. Было столько скандалов... Нас разлучали на недели, в школе мы прятались по углам или сбегали с уроков, и скандалы повторялись... Мы с ней старались быть вместе, несмотря ни на чьи возражения. Я понимал, что не слишком хороший пример ей подаю, но я всего-то тогда думал, что это вынужденные меры, чтобы мы были счастливы... - Стивен перевел дыхание, потому что говорил сбивчиво и быстро. - Эйми начала учиться хуже, поэтому сдала итоговые экзамены намного ниже, чем думала... Я ссорился с ней, говорил, что, может, лучше нам не видеться какое-то время, лучше ей взяться за ум, послушаться родителей... Но Эйми всегда была такой упрямой! Ее ни в чем нельзя было переубедить. А еще она была очень влюблена. И я был влюблен. И у нас просто... понимаешь, голову срывало, когда мы были рядом.
Я молча кивнула: мне было ужасно знакомо это чувство. Я подумала, смогу ли я когда-нибудь еще в своей жизни испытать что-то подобное, но уже не с Беном? Сейчас это казалось чем-то из ряда вон выходящим и невозможным.
– Про ее проблемы со здоровьем я знал, но она уверяла, что все нормально. Типа... какая вообще разница что там у нее с сердцем? Вот так она тогда мне и говорила. Я за нее волновался, но...
Стивен замолк на секунду, снова перевел дыхание и мельком взглянул на меня. Видимо, настала самая тяжелая часть рассказа.
– В день смерти Эйми мы были у нее дома. Мы занимались сексом, как вдруг у нее резко закололо сердце. Я спросил, все ли в порядке, и она, конечно, сказала, что все в норме... - он плотно сжал сухие губы, нахмурившись. - Почти в ту же минуту мы услышали, как внизу хлопнула дверь. Это ее родители вернулись. Эйми велела мне немедленно вылезать в окно, кидая мне мою одежду. По ее виду было понятно, что что-то не так, что ей не хорошо... Я знал, что ей надо дать таблетки, и я всегда на всякий случай носил в своих джинсах ее таблетки. Я стал их искать по карманам, а она начала орать, мол, уходи, сейчас родители сюда поднимутся, и нам конец. Я отказывался уходить, пока Эйми не примет таблетки, но она меня заверила, что такое часто бывает, и все с ней будет хорошо. Она мне улыбнулась, открыла окно и держала его, пока я вылезал. Эйми крикнула мне «Увидимся на выпускном!» и сбросила прямо на голову забытый мною кроссовок. Я успокоился, рассмеялся и ушел. Вот и все.
Я осторожно положила руку Стивену на колено.
– Я узнал обо всем только на следующий день в школе. Нас всех собрали в спортзале, и директор сообщила, что Эйми Мартин «умерла вчера вечером от сердечного приступа».

Я втянула воздух носом и сильнее сжала колено Стивена. Костяшки его пальцев побелели от того, как сильно он сжимал край кровати.
– Мне так жаль... - тихо говорю я, качая головой, хотя сама понимаю, какие это ничтожные слова. И как меня бесило, когда мне их говорили. Типа... Какое мне вообще дело до вашей жалости? Это не вернет мне Бена. Но сейчас я сама не могла сказать ничего другого.
– Ее родители даже не пустили меня на похороны. Они наорали на меня при всех и сказали, что это все из-за меня. Что я сгорю в аду. Что если бы мы с Эйми не встречались, их дочь была бы сейчас жива. Меня не впустили, и я полтора часа рыдал на ступеньках церкви. Я даже... даже с ней не попрощался. - он запнулся и долго сидел молча. Мне было просто нечего сказать.
– Стивен...
– У Эйми была старшая сестра, Эллисон. Она единственная, кто нормально ко мне относилась в их семье. Только через неделю после похорон она со мной встретилась и рассказала, как Эйми умерла.
Немой вопрос «И как же?» повис в воздухе.
– Она рассорилась в пух и прах с родителями, как только я вылез в окно. Не успела только застелить постель, и поэтому они все и поняли. Отец сказал Эйми, чтобы она выбирала, либо я, либо они, иначе она им больше не дочь. Все это время она держалась за сердце, и у нее кружилась голова, как сказала мне Эллисон, потому что она сама была при этой ссоре. Защищала нас с ней. Эйми убежала в ванную, пыталась успокоиться, но...
Стивен не договорил. Я без лишних слов обняла его, успокаивающе поглаживая по спине.
– Ты был не виноват, - произношу я почти что ему в ухо. Парень был холодным, как льдинка, и хоть я и сама дрожала, то ли от страха, то ли от пронизывающего сквозняка, мне хотелось согреть Стивена. Успокоить. Успокоиться самой.
– Я виню себя до сих пор. Виню за то, что не заставил все-таки принять таблетки тогда, за то, что вообще пришел к ней в тот день, хотя это было рискованно, и я прекрасно знал это. Винил за то, что вообще втянул ее в такие опасные отношения, что Эйми разрушила связь со своей семьей из-за меня... Она могла бы быть жива сейчас и счастлива без меня. Я долго думал, что ее родители все-таки правы...
Глаза мои непроизвольно наполнились слезами.
– Стивен, ты не виноват. У нее было больное сердце. Это могло бы произойти в любой момент, и никто бы ничего с этим не сделал.
Парень крепко сжал меня в своих руках, утыкаясь носом мне в волосы, и прерывисто и тяжело дышал.
– Я долго убеждал себя в этом. Друзья убеждали меня в этом, даже мои родители. И я им всем поверил. Но от этого все равно стало не легче. Эйми-то было уже не вернуть... Ей была всего 17 лет. Так мало прожить, когда столько всего впереди...
– Это правда не твоя вина.
Он отстранился и внимательно на меня посмотрел.
– И не твоя тоже.
Я покачала головой, поджимая губы, все еще держа руки на плечах Стивена.
– Боюсь, что в моем случае... - я запнулась.
Перед глазами как ускоренный фильм пронесся тот самый последний разговор с Беном. Я вспомнила его залитое слезами лицо, крики, мольбу об еще одном шансе, и свою холодную жестокость, закрывшуюся входную дверь, которая навсегда разделила нас. То, как обессиленный Бен садится в машину и уезжает...
– Он плохо поступил, - сказал спокойным голосом Стивен. - Он не должен был за твоей спиной целоваться с бывшей. Это любого бы разозлило. Твоя реакция объяснима и понятна. Любой на твоем месте поступил бы также. Ты же не знала, что с ним случится, когда он садился в машину.
– Я могла догадаться, - слезы быстро заструились по моим щекам. Я стала их немедленно вытирать ладонями. - Он был разбит, плакал, еле стоял на ногах, и я заставила его уехать...

Стивен покачал головой, удрученно смотря на меня, как на себя самого из прошлого.
– Никогда не знаешь, когда человек умрет. - сокрушенно говорит он, смотря на то, как я вытираю мокрые от слез щеки тыльной стороной ладони. - По большей части это все стечения обстоятельств. Нельзя брать на себя всю вину. Да, если бы Бен в тот вечер не уехал, он остался бы жив. Но он мог бы, например, на следующий день упасть на лестнице. Или метеорит бы упал прямо на его дом. Никто ничего не знает. И ты не знала.
– Но... - мотаю я головой, пытаясь прислушаться к его словам. - Я бросила его. Я давала ему обещание быть с ним несмотря ни на что. За день до этого я ему сказала, что всегда буду с ним. И он мне поверил...
– Успокойся. Никто не знал, что на следующий раз ты узнаешь об измене. Такое вообще обещать нельзя.
– Нет. Я нарушила обещание. И он свое нарушил. Мы оба так друг друга подвели... - продолжала плакать я. Боль и отчаяние волной окатили меня, и я снова чувствовала себя самым несчастным и сломленным человеком на земле. Ничто не могло меня успокоить, ровно как ничто не могло вернуть Бена к жизни.
Стивен молчал.
– Я даже ничего не рассказала его матери. - вспомнила я, продолжая всхлипывать и глотать слезы. - Она не знает, что я его бросила. Она думает, что это произошло просто так...
– Тебе надо ей все рассказать. - твердо настаивает Стивен, заглядывая мне прямо в глаза. - Уж поверь мне, самое худшее - это жить в неведении.
– Я знаю это, но я не могу! Она... она меня возненавидит.
– Уверен, что нет. - качает головой Стивен, не отводя взгляда. - Тебе просто надо поступить честно. Это же все-таки его мама.
Я обхватываю саму себя руками. Без Бена мне было так ужасно одиноко, словно я осталась одна во всем мире.
– Что мне делать, если единственный человек, с которым я хочу поговорить о смерти Бена, это и есть сам Бен? - спрашиваю я после длительной паузы скорее саму себя, чем Стивена.

Он пожимает плечами.
– Я тебя понимаю. Я звонил Эйми по привычке, словно забывая о том, что случилось. Я звонил и слушал голос на автоответчике до тех пор, пока ее номер не отключили операторы.
– Боже... - простонала я. - Мне так его не хватает! Хочу позвонить ему, увидеться с ним, обнять его, а потом я понимаю, что он, черт возьми, в земле зарыт!
Я зарыдала в голос, и Стивен придвинулся ближе. Он положил мне руку на спину, и я невольно опустилась парню на плечо.
От него пахло свежим одеколоном и сигаретами, как и всегда. Совсем не так, как от Бена. Это был не тот запах, в котором я так нуждалась. Не те руки, не тот человек. Но, по крайней мере, поглаживания по спине и просто кто-то понимающий рядом действовали успокаивающе.
– Я не буду ничего говорить в стиле «все будет хорошо», потому что это «хорошо» наступит еще очень не скоро. Но попробуй пока сосредоточиться на реальной жизни. Уверен, у тебя еще будет время лежать в кровати и плакать в темноте. Сейчас лучше встать и делать то, что нужно.
– Я просто не могу! - от рыданий мои плечи дергались вверх-вниз, и все мои попытки успокоиться и не плакать при Стивене оказались безуспешными.
– Ты сможешь. И для начала... надо поговорить с миссис Эванс.
Я утерла остатки слез и судорожно вздохнула, подавляя рвущийся наружу всхлип. Было больно, пусто на душе, и я никогда не думала, что буду проходить через что-то подобное.
– Я поговорю.
– Вот и хорошо. Позвони еще Сторми, а то она своим беспокойством с ума нас с Диланом сводит... - говорит Стивен, и я слабо усмехаюсь. Это очень на нее похоже, и я почти что видела перед собой ее горящие от волнения зеленые глаза.
Мы молчим, но даже несмотря на это, я чувствую поддержку.
– Бен сказал мне где-то месяц назад, что ему кажется, будто он умрет... - заговариваю я, все-таки решившись поделиться со Стивеном и этим. - Этот разговор еще тогда меня насторожил, но... Я же не думала, что все на самом деле так получится. Бен тогда сказал, что не проживет долгой и счастливой жизни, и что, скорее всего, скоро умрет. - от беспокойства я стала комкать край покрывала. - Я сказала ему, что я не смогу без него жить. А Бен ответил, что смогу. Что я должна буду жить дальше, справляться без него, не грустить. Мол, он не хотел бы, чтобы я из-за него грустила. Но... как это вообще возможно? Он был всем для меня, а теперь... его просто нет, то есть и всего для меня нет.
Стивен кивнул. Он прекрасно понимал, о чем я говорю.
– Тогда сделай, как он тебе сказал. Живи дальше, но без него.
Я отрицательно помотала головой.
– Как будто это легко! - восклицаю я в почти полном отчаянии. Мне было никак не представить свою жизнь теперь, когда в ней не было и не будет Бена, и только сейчас я это осознала. Я была зла на себя за то, что за день до его смерти думала, что у нас нет будущего, что не нашла в своей жизни места для него... Я ругала себя за это, ведь сейчас я понимала, как нужен он был мне в моем будущем, но, тем не менее, в своих тогдашних размышления я оказалась, увы, права.
– Конечно же нелегко. Но... - Стивен дружески обнял меня за плечо. - Ты хотя бы попытайся.
– Прости меня за то, что я тогда оборвала с тобой общение. – наконец извиняюсь я за то, что так сильно мучало меня все это время.
Стивен качает головой:
– Ничего страшного. Я все понимаю, я сам тогда был виноват. Нечего было лезть.
Мы снова молчим добрых пять минут, каждый думая о своем, когда я вдруг говорю:
– Я теперь осталась совсем одна.
– Ты не одна. - уверенно говорит он, заправляя мне взлохмаченные волосы за ухо. - Ты никогда не будешь одна, пока у тебя есть все мы. Пока у тебя есть я.

12 декабря, 2017 г.

Я звоню в дверь, и только спустя довольно долгое время мне открывает Рон. Мы встретились взглядами, и мужчина тепло мне улыбнулся. Мне, как я ни старалась, было не заставить себя хотя бы немного улыбнуться в ответ. Я стояла на пороге, перетаптываясь с ноги на ногу, и мне уже было и морально, и физически плохо.
Рон сделал два больших шага назад, открывая со скрипом шире дверь и придерживая ее для меня.
– Заходи, Джерри. - приветливо сказал он, впуская меня в дом.
Я зашла в прихожую и встала как вкопанная, устремив беспомощный взгляд на лестницу.
Там, наверху, была комната Бена. Почти что наша комната. Там всюду лежали его вещи, пахнущие им, его фотки неизменно висели на стенах и потолке, одежда была развешана в шкафу, а вот самого Бена не было. Не было самого главного. Мне захотелось бесцеремонно отпихнуть Рона в сторону и, громко топая ногами по лестнице, ринуться в комнату парня.
Зачем? Не знаю. Все равно же Бена там не будет.
Рон с интересом смотрел на меня, пока я, все еще пребывая сама в своих мыслях, пялилась на лестницу почти ненормальным взглядом. Мужчина шагнул ко мне, помогая снять куртку, прямо как джентельмен. Я слабо улыбнулась и вежливо сказала тихое «спасибо». Все-таки Рон был очень хорошим и добрым человеком, насколько я могла судить по нашим редким встречам. Жаль, что Бен его всегда недолюбливал, и у них никогда не получалось наладить отношения.
– Я бы хотела поговорить с миссис Эванс... - неуверенно говорю я, смотря в кухню, проверяя, нет ли женщины там.
– Она ушла за Бобби, он гостит у друга. Уже скоро вернется. Ты можешь подождать здесь. - Рон рассеяно почесал затылок, обводя взглядом кухню. – Может, хочешь чаю?
Я скромно покачала головой. Пить чай в неловкой тишине с Роном мне сейчас вовсе не хотелось.
– А ничего, если... - я замялась, но уже поздно было отступать. - Если я зайду наверх?
Рон понимающе улыбнулся, и его взгляд смягчился. От глаз мужчины расползлись слабые морщинки, и он вдруг показался мне каким-то очень постаревшим.
– Конечно, Джерри.
– Спасибо. - киваю я, и Рон не спеша уходит в гостиную, где приглушенно работал телевизор. Как и всегда в этом доме.
Я медленно поднимаюсь по ступенькам, параллельно смотря на фотографии в рамках, висящие на стене вдоль лестницы. Много раз я проходила мимо этих фотографий, но никогда не замечала, как мало на них Бена. Он всегда считал себя лишним в этой семье, уверял, что портит им своим существованием жизнь... Но на деле, когда его не стало, Эвансы лишись жизни. Весь дом был погружен в траур, и почти физически я ощущала, как Бена здесь не хватало. Хотелось показать все это ему самому и сказать: «Вот видишь, как ты ошибался!». Но, увы, он никогда уже не узнает, как был не прав. Как нужен и любим он на самом деле был.
Я открыла дверь в комнату Бена и нерешительно шагнула внутрь, будто чего-то опасаясь. Обвела взглядом помещение. Все было почти так же, как и в последний раз, когда я была здесь. Я заметила разве что идеально заправленную покрывалом кровать, собранные обратно в чемодан те фотографии, которые были раскиданы по полу с последнего срыва Бена, и ноутбук на столе, который всегда оставался открытым, а теперь был закрыт. Я так поняла, что миссис Эванс пыталась прибрать его вещи. Но до конца не смогла. Многие родители оставляли комнаты своих умерших детей в нетронутом виде, и это было понятно, почему. Трудно, вероятно, убирать в коробки вещи своего ребенка, которыми он еще недавно активно пользовался. Как будто складывать по коробкам всю его жизнь.
Я дошла до середины комнаты, обводя взглядом потолок и стены из фотографий, примечая теперь кое-где и саму себя.
Здесь сильно пахло им. Совсем по-настоящему, словно Бен вот-вот войдет сюда с двумя кружками горячего шоколада, плюхнется на кровать, и мы будем как всегда смотреть какой-нибудь фильм, обнимаясь и смеясь.
Но он не войдет. Я была в комнате мертвого человека.
К глазам снова подступили слезы, но я загнала их обратно. Сейчас совсем не время плакать.
Я снимаю со спины рюкзак, расстегиваю его и достаю оттуда вещи Бена, которые я решила не оставлять у себя. Зубную щетку, оставленную в моей ванной на случай ночевки, пару носков, старую зарядку от телефона и книгу «Убить Пересмешника», которую он давал мне прочитать еще давно. Я ее так и не прочитала, и теперь уже не хочется. Положила все на письменный стол и без сил опустилась на кровать.
Не выдержав, легла на спину. Знакомый запах ударил в нос - это был его запах. На этой кровати у нас был первый поцелуй, столько ночей, проведенных вместе, когда мы спали, нежно обняв друг друга. Больно было осознавать, что теперь эта кровать навсегда останется такой же идеально застеленной, хотя сам Бен никогда ее не заправлял, и постепенно она покроется пылью. И все, что было на ней, забудется и станет неважным. Просто обычный предмет мебели.
Я не знала, сколько я так пролежала, сложив руки на животе. Десять минут, тридцать минут, сорок..? Мои мрачные мысли прервал тихий стук в дверь. Я тут же как пружина подскочила с кровати и принялась поправлять сбитое покрывало, но не успела, потому что миссис Эванс уже вошла.
– Привет, Джерри. - добродушно сказала она, подходя ко мне.
Я оглядела ее с головы до ног, и мое сердце сжалось. Женщина выглядела еще более разбитой, чем я. Она укуталась в какую-то накидку, хотя было совсем не холодно, а вокруг впалых глаз залегли темные круги. Миссис Эванс была бледной и хрупкой, как фарфоровая кукла, дотронься до нее - и она разобьется.
– Я рада, что ты пришла. Я уже давно хотела с тобой поговорить... Но звонить сама боялась.
Я с трудом сглотнула подступивший к горлу ком.
– Мне надо вам кое-что рассказать. - резко говорю я, решив не оттягивать неизбежное. Наверное, даже слишком резко, потому что женщина удивленно подняла брови.
– Рассказывай. Только давай присядем. - миссис Эванс села на кровать рядом с тем местом, где я лежала минуту назад. Она подняла глаза к потолку на многочисленные фотографии сына и протяжно вздохнула. - Не против же, если мы посидим тут? Мне здесь как-то спокойнее.
Я бесшумно приземлилась рядом с ней. Собираясь с мыслями, я напряженно молчала. Миссис Эванс изучающе смотрела прямо на меня, словно заглядывая в душу. Я вся съежилась под этим пристальным взглядом, который был точь-в-точь как у ее сына.
– Мне кажется, что это из-за меня у Бена произошла паническая атака. - все же говорю я, и мои слова повисли в воздухе. Миссис Эванс никак не отреагировала, разве что вопросительно посмотрела мне в глаза.
– Почему ты так думаешь?
И я рассказала. Рассказала все как есть, ничего не умалчивая, при этом стараясь на нее не смотреть. Мне было страшно. Я боялась потерять хорошие отношения с его семьей. Боялась, что меня выгонят из этого дома, и мое чувство вины усилится в тысячу раз. Боялась, что все мои страшные опасения подтвердятся.
Я закончила рассказывать и теперь тяжело дышала. Миссис Эванс ни разу не перебила меня, и от этого я начала переживать даже еще больше. Женщина, обхватив себя руками, сидела на самом краю кровати и смотрела в потолок. Я гадала, что же она скажет, заранее готовясь к возможным крикам и истерике.
– В этом нет твоей вины. - наконец говорит она спокойным голосом, и я невольно выдыхаю от облегчения.
– Вы правда так думаете? - опешила я. - Просто... Если бы я тогда не бросила его, то...
– Нет, ты немного не понимаешь, - прерывает меня миссис Эванс, возвращая ко мне свой полный грусти и скорби взгляд. - Я не думаю, что все дело в панической атаке.
Я быстро заморгала, глядя на нее.
– В каком смысле?
Женщина беспокойно потерла ладони.
– Понимаешь, Бен был... Очень, очень депрессивным человеком. И психически нездоровым. Не стоит обесценивать этот факт. На него сильнейшим образом повлиял его отец и... - она замолкла и долго ничего не говорила. Перевела дыхание и продолжила: - Все депрессивные фазы у него проходили крайне тяжело. Бена нельзя было оставлять одного. Я тебе уже говорила, что он себе вредил...
Я закивала, чувствуя, как вся покрываюсь мурашками.
– Он пытался покончить с собой два раза. Первый раз в 17 лет. Он наглотался таблеток, но мы успели это заметить, и он долго лежал в больнице. Потом стоял на учете у еще одного психотерапевта, но вскоре перестал к нему ходить, так как клялся и обещал, что ему лучше, и больше такого не повторится. Тогда еще помогла Сара, и мы... Мы все ему поверили. Но второй раз все равно случился, через год, в 18 лет. Снова таблетки, но уже другие, более сильные и все вперемешку. Опять скорая, больница, лечение и его раскаяния, обещания, что такого не повторится... - миссис Эванс сильнее обхватила себя руками. У нее задрожали бледные губы. - Бен был болен, Джерри. Да, большую часть времени он выглядел нормальным, но он правда был очень душевно болен. Он смерти совсем не боялся, напротив, все время как будто гонялся за ней, как одержимый. Его никак было не переубедить в том, что жизнь прекрасна, что он вовсе не такой ужасный человек, как он себя в этом убедил, что он живет не зря. Бен просто... вбил себе в голову, что он здесь лишний, что он не любим, не нужен.... Я бесчисленное количество раз объясняла ему, что я люблю его больше всего на свете, больше своей собственной жизни, но, видимо, этого было недостаточно...
Я дрожала всем телом, не веря в услышанное. Это было шоком для меня. Я не задумывалась о том, насколько с Беном было все серьезно. Он никогда не рассказывал о своих попытках свести счеты с жизнью, и это было объяснимо, но...
– Может у него, конечно, и была паническая атака, но, я думаю, даже человек в панике не мог взять и развернуть машину посреди дороги так, чтобы врезаться ровно в остановку... Я была на месте происшествия, поверь, все это не выглядело, как несчастный случай.
Голос миссис Эванс сорвался, и она громко заплакала, закрывая лицо дрожащими руками.
– Вы думаете, что он это специально сделал? - с ужасом уточнила я, хотя смысл ее слов был мне ясен. Я просто не хотела в это верить.
Женщина отняла ладони от глаз и посмотрела на меня.
– Я ничего не знаю. Мы этого никогда не узнаем. Но, в любом случае, я все равно не смогла бы останавливать его вечно, если он просто не хотел жить... Он сам все решил, и уже давно. Просто... Его всегда что-то удерживало. Видимо меня и Бобби было ему недостаточно...
Я посмотрела на миссис Эванс с потрясением. Удивительно, что такое могла сказать мать в отношении собственного сына... так спокойно оправдывать суицид ребенка, как будто речь шла о каком-нибудь там переезде, а не о реальной смерти.
– Но...
– Он все равно бы сделал это... Я так боялась этого, из раза в раз, следила за ним, как за ребенком, так рассчитывала сначала на Сару, потом на тебя... Но это не ваша вина. Видимо его нельзя было просто взять и заставить... - рыдает она, сильнее заворачиваясь в свою тонкую кашемировую накидку. Слезы рекой лились по ее бледным осунувшимся щекам и уже быстро стекали вниз по шее. - Мой мальчик... Боже...
Я осторожно приобняла женщину за плечи, и та охотно потянулась ко мне, заключая в сильные объятия. Водолазка, что была на мне, мгновенно намокла. Я не знала, что мне делать. Захотелось снова убежать отсюда. Эта ситуация, сказанные ею слова - все это казалось мне диким. Тем не менее...
Паззл наконец сложился в голове.
Я бросаю Бена, нарушая самое главное обещание, которое давало ему желание жить, и он больше не видит смысла бороться. Бен едет домой, заливаясь слезами, у него начинается паника. Он понимает, что больше никому не нужен. Вдруг что-то щелкает в голове, и он резко находит выход из всех своих страданий. Решает довести дело до конца, раз его больше ничего не держит, раз даже я уже не буду с ним, чтобы давать ему повод жить. И поворачивает руль... Звук стекла... и темнота.
– Тогда я тем более виновата. Ведь я его бросила, и после этого... После этого он решил... умереть.
Миссис Эванс погладила меня по спине.
– Все просто так сложилось. Ты не должна себя винить. Он был таким человеком, он болел. Ничего нельзя было сделать, разве что вечно приглядывать за ним. Это была моя обязанность, но я не справилась. Если это все-таки был не несчастный случай... то это все равно было его решение.
– Но как же... - я почти задыхалась от переизбытка эмоций, от вопросов, мучивших меня изнутри. - Как же он мог так со всеми нами поступить? Он же знал, как сильно мы все его любим...
Миссис Эванс молчит и только громко всхлипывает, фыркая носом. Я вспомнила ее сокрушенные рыдания в церкви, на похоронах Бена, и сердце мое облилось кровью из жалости к несчастной матери.
Она отстраняется от меня, и наши взгляды встречаются.
– Ему повезло, что у него была такая девушка, как ты, Джерри. Ты делала Бена действительно очень, очень счастливым.
Мои глаза немедленно застелила пелена слез. Женщина словно расковыряла самую больную, самую большую рану, и смачно посыпала ее солью, при этом полив сверху лимонным соком.
– И в итоге я сама же его и подвела. - произношу я, переводя взгляд куда-то за плечо женщины.
Миссис Эванс качает головой.
– Наверное, мы все его подвели. Я была не слишком к нему внимательна... больше была с Бобби, когда тот родился. Рон никогда и не старался быть его вторым отцом. А Сара... просто его бросила, хотя и знала прекрасно про его состояние... Так что здесь все мы виноваты. И его уже не вернешь.
Эти слова словно грубо пронзили невидимым ножом мое сердце. Я отказывалась воспринимать Бена таким, каким его делала миссис Эванс - душевно-больным самоубийцей. Я же знала его другим - забавным и очень умным, любящим и нежным... Любителем фотографий и собак, знатока в мире фильмов и мечтателя, который не исполнил ни одной мечты из своего списка... Мне не верилось, что человек, которого я так любила и люблю, мог специально повернуть руль в автобусную остановку, обрекая себя на смерть... Или же я его вовсе и не знала? Получается, что он врал мне о большей части своей биографии. Может, он вообще постоянно мне врал, а я не догадывалась?
– Возьми вот это. - говорит миссис Эванс, открывая нижний ящик письменного стола.
Она достает оттуда черный ежедневник Бена, который он активно вел во время одной из своих последних маний. Больше я не видела, что бы он туда что-то записывал, но страниц до закладки было порядочно... Мнение «я не знала собственного парня» начало укрепляться в моей голове все сильнее. Женщина вручает мне этот дневник, и я слабыми руками начинаю перелистывать исписанные извилистым почерком страницы.
– Не сейчас. Прочитай дома. Ты... многое поймешь про Бена.
Я дрожащими руками запихиваю ежедневник в рюкзак и все никак не могу застегнуть молнию. Миссис Эванс встала с кровати и, утирая неугомонные слезы, поплелась к двери. Пришло время мне уходить, да и оставаться больше не хотелось.
У самой двери, когда я надевала куртку, миссис Эванс вдруг сказала:
– Не вини себя ни в чем, прошу тебя, Джерри. Бен бы этого точно не хотел. Он ведь очень тебя любил.
Я удрученно киваю. Мне нечего больше на это сказать. Я не могу взять и выключить у себя чувство вины, особенно после того, что сейчас услышала. Что Бен покончил с собой. Как я должна теперь смотреть на эту ситуацию? Спихнуть все на его расстройство? Я не могу так. Этого не произошло бы, будь я рядом, прости я ему этот дурацкий поцелуй, помни я о том, что нельзя его бросать. Что я пообещала никогда его не бросать.
– Кого здесь и надо винить, так это меня. Я оказалась ужасной матерью, раз не уберегла своего сына.
Через десять минут я уже ехала домой на автобусе, все еще потрясенная тем, что услышала. Ежедневник лежал в моем рюкзаке, но я боялась его открывать. Неизвестно, что еще такого я могла узнать оттуда.
В ушах звенели слова, сказанные миссис Эванс: «Даже человек в панике не мог взять и развернуть машину посреди дороги так, чтобы врезаться ровно в остановку... Я была на месте происшествия, поверь, все это не выглядело, как несчастный случай»
Может быть, она все-таки ошибается? Я должна проверить.
Я достаю телефон. До последнего не хотела этого делать, но приходится: почти не попадая по нужным буквам на клавиатуре, я набираю в интернете ключевые слова «Орландо, 4 декабря, авария, погиб парень». Сразу натыкаюсь на статью, где говорится все то же самое, о чем я уже знаю, и, игнорируя фотографии, листаю текст. Меня интересовал только адрес происшествия, и наконец я вчитываюсь и понимаю, где это находится.
Пришлось сойти с автобуса и сесть на другой. Пока я ехала и ерзала на месте, я все больше убеждалась, что вид на разбитую остановку мне ничего не даст. Только сильнее доведу саму себя и убегу в слезах, испугав прохожих.
Я сошла с автобуса на улицу раньше и решила пройтись пешком. Прохладный воздух немного отрезвлял меня, но я все равно чувствовала, как с каждым шагом мои ноги становятся ватными, а ладони начинают потеть.
И вот оно – место, где Бен погиб. От остановки, некогда полу-стеклянной, остался только железный корпус из четырех ножек и одна металлическая стенка, к которым до сих пор была приклеена желтая полицейская лента. Странно, что ее еще не убрали, прошло ведь довольно много времени. Дыхание сперло только тогда, когда я прошлась взглядом по ярко-черным следам от колес, растянувшихся в резком повороте от основной дороги до остановки почти в идеальном прямом угле. Человек, сидящий за рулем, должен был бы двумя руками взяться за руль и повернуть его, учитывая то, что он ехал на высокой скорости, как сказали криминалисты. След от шин вел к остановке, а далее я наткнулась взглядом на витрину магазина. Женщина лет сорока, которая, судя по фартуку, работала в этом цветочном магазине, прыскала чистящим средством на новенькое стекло, блестящее на слабом декабрьском солнце. Видимо, разбитое стекло уже заменили, но магазин еще не был открыт. Это сюда, должно быть, врезался Бен. И умер внутри того магазина...
К горлу от страха непроизвольно подступила тошнота, которая сопровождала меня почти каждый день, начиная с пятого декабря. Я стояла посреди улицы, как идиотка, засунув руки в карманы и пялясь на женщину так, словно это она убила Бена.
Каким-то образом она заметила мой пристальный взгляд и недоверчиво на меня покосилась.
– Вам чем-нибудь помочь? Мы еще не открылись.
В ее голосе сквозило неприкрытое раздражение, словно она по пять раз на дню отгоняла от магазина зевак, пришедших посмотреть на место аварии, или объясняла клиентам, что тут случилось.
– Извините... - опомнилась я, делая два шага навстречу. – Можно задать вам вопрос?
Я постаралась сделать голос максимально дружелюбным и милым, лишь бы получить информацию. Женщина посмотрела на меня чуть дольше, и что-то в ее взгляде изменилось. Наверное от меня просто разило страхом и отчаянием, и она поняла, что я не просто так тут околачиваюсь.
– Вы по поводу аварии? – напрямик спросила она, хотя и смягчила свой первоначальный тон.
Я сдавленно кивнула, пытаясь заглянуть ей за плечо внутрь магазина, но там было все как обычно, разве что не стояли сами цветы.
– Я хочу знать, что произошло. Понимаю, в новостях и так сказали, но... Понимаете, я его знала... Вообще-то, он был моим парнем, и я... не знаю, кому верить, то ли полиции, то ли...
Я запнулась, потупив глаза на свои ботинки. Скажи я еще хоть одно слово – начала бы плакать, но я велела себе успокоиться, чтобы узнать хоть что-то новое.
Женщина наконец перестала прыскать на витрину и полностью повернулась ко мне. Я глянула на нее и мгновенно поняла, что она мне верит. У нее сделалось такое грустное и сочувствующее лицо, что мне захотелось обнять ее, хотя я даже ее не знала.
– Я живу прямо над магазином. Это, вообще, мой магазин... И когда я услышала сигнализацию и весь этот шум, то я... В общем, я первая нашла его, и это я вызвала скорую и полицию.
Казалось, будто я даже дышать перестала. Я все смотрела куда-то за стекло и представляла себе черную машину, стоящую в центре этого магазина, а где-то среди стекла и прилавков с цветами лежавшего...
– Он уже мертвый был, и я... Мне очень жаль. Говорят, это несчастный случай, но...
– Но все указывает на обратное, да. Я понимаю. Поэтому я приехала сюда, чтобы самой посмотреть. - я говорю это скорей самой себе, чем женщине, которая, наверное, была крайне обескуражена этим диалогом в принципе.
Она видела его мертвое тело... Захотелось спросить, как он выглядел, но меня все равно не устроил бы ответ.
– Мне очень, очень жаль. Даже не знаю, что вам и сказать.
Я судорожно вздохнула, снова оборачиваясь назад на каркас остановки и на следы от шин.
– Извините за то, что он так разгромил ваш магазин... - сказала я, непонятно почему вообще извиняясь.
Женщина всплеснула руками:
– Не говорите глупостей, что мне разбитая витрина по сравнению с вашим горем! Он был еще таким молодым и красивым... Я очень сожалею о вашей потери.
– Спасибо... - слабо отвечаю я и разворачиваюсь, чтобы пойти домой.
Какова вероятность, что это и правда была паническая атака? Я никогда не видела, чтобы у него они были. Или же это все же был суицид? Я никогда не узнаю правды... Вид на желтую ленту, обклеенную вокруг разбитой остановки, все еще стоял перед глазами, ровно как и черный след от колес машины на асфальте. Там Бен прекратил существовать. Остановку восстановят, магазин снова откроется, и люди будут хоть по этому месту, как ни в чем не бывало. Но я всегда буду знать, что на этой улице, на этом самом месте, оборвалась жизнь Бена. И никогда не узнаю, оборвал ли он ее сам.
Остается надеется, что я смогу разобраться в этом, прочитав его ежедневник.