366 дней

(Согнуто пополам и засунуто между книгами в книжном шкафу Бена)

1 декабря, 2017 г.

   Больше Бен не вел себя странно. Сразу после дня рождения у него началась депрессия.
Это продолжалось уже несколько дней, но теперь уже парень не хотел никого видеть - даже меня не хотел видеть. Я приходила к нему каждый день в надежде поговорить и узнать, почему он так себя чувствует, что произошло, либо же просто ненадолго отвлечь его и попытаться вытащить из этого состояния... но все тщетно. Я так и оставалась на пороге, передо мной каждый раз закрывалась дверь, и из раза в раз миссис Эванс лишь грустно качала головой.
Уже несколько дней я чувствовала себя абсолютно потерянной. Чувство, будто меня обманули или кинули, росло с каждым прожитым часом. Ведь я уже понадеялась на лучшее. Уже заказала билеты на самолет 5 декабря. Все было спланировано и подсчитано... Я не могла смириться с тем, что созданные мною прекрасные планы опять могут вот-вот сорваться.
Я бы хотела злиться на Бена, но не могла. Иногда я напрочь забывала, что он болен, ведь большую часть времени он выглядел нормальным. И после хорошего дня рождения мне было особенно трудно поверить, что все снова повторяется. Как какой-то круг ада.
Часто, мучаясь по ночам от бессонниц, я задумывалась: как Бен вообще живет свою жизнь? Я постепенно начинала понимать все его недовольства собственным существованием, его неполноценностью, прикованностью к обстоятельствам, которые не в его силах изменить. И мне не за что было его осудить, не на что злиться. Я невольно представляла Бена лодкой, путешествующей по морю. В одни дни все спокойно и светит солнце, в другие же начинается шторм, и лодку качает из стороны в сторону, чуть ли не переворачивая вообще.
Интересно, справилась бы я с таким? Наверное, нет.
Мне до ужаса хотелось быть рядом... Но на этот раз он сам не позволял. Мне ничего не оставалось кроме того, как ждать и прокручивать в своей голове все хорошие моменты, связанные с ним.
В конце концов я не выдержала и позвонила миссис Эванс.
Мы поговорили минуты две, и я не услышала абсолютно ничего нового. На фоне как обычно звук включенного телевизора, какие-то вопросы Рона и смех Бобби, видимо, смотрящего мультики. Бен все так же лежит в комнате и почти не выходит. На все попытки с ним поговорить он сразу же захлопывает дверь. Ничего не говорит, отказывается идти к врачу, поэтому доктор уже два раза приезжал сам, пробыл в комнате Бена час с чем-то и вышел, почти ничего полезного не сказав. Опять Бен потерял смысл жизни или что-то в этом роде.
Я обреченно вздыхаю, говорю ничего не значащее «спасибо» и кладу трубку. Внутри бушуют пустота и обречённость, как будто все эмоции просто высосали.
И когда все это уже закончится?
За последние полтора месяца я похудела на пять килограммов, лицо снова казалось осунувшимся, а ноги походили больше на соломинки, чем на нормальные ноги. Но морально было хуже. Кажется, что я медленно умирала от одиночества. Это было странное одиночество, ведь я, казалось бы, окружена людьми... Увы, даже находясь рядом с мамой, обнимая Бена, болтая по телефону со Сторми - мне все равно было одиноко и не по себе. Я не знала, что делать с этим чувством.
Недавно у меня проскользнула мысль о том, чтобы позвонить Стивену. Я даже почти набрала его номер, но вовремя остановилась и отодвинула от себя телефон подальше. Мы не разговаривали с того момента, как я бросила трубку и сказала, что нам не нужно больше общаться. Мне было стыдно, и я часто думала о нем и переживала, как он. Я наверняка сделала ему больно, и Стивен, должно быть, ненавидел меня теперь. У него были все права на это. Тем не менее, я все еще скучала по нему и даже жалела, что так поступила, но по-другому не могла. Не хотела давать ему никаких ложных надежд и убеждала себя в том, что истинная причина только в этом.


3 декабря, 2017 г.

Я без цели шатаюсь по I-Drive, центральной улице города и главной туристической полосе, пиная ногой какой-то маленький камешек, как обычно делал Стивен. Таким образом я неторопливо прошла уже квартала три. В волосы свистел прохладный ветер, хотя солнце все еще баловало жителей своим бессмысленным присутствием. Взгляд бездумно бродил по проезжающим мимо меня машинам, зацеплялся за крыши зданий, виднеющихся вдалеке, изучал голые ветки на деревьях.
Сегодня я опять почти не спала. Разум терзали настойчивые мысли о том, что я, оказывается, без понятия, что буду делать с собственной жизнью.
Сейчас все идет не по плану и, скорее всего, так и будет продолжать идти не по плану. И что будет со мной? Я закончу университет и стану заурядной учительницей в школе? Буду работать, по выходным выбираться к Сторми и пить вино по вечерам, смотря телек? Это ли та жизнь, что я хочу?
Позднее я с ужасом осознала, что не придумала в этой жизни места для Бена. В следующую же секунду также поняла, что теперь мне тяжело представлять наше общее будущее. И, наконец, я с горечью окончательно признала, что вряд ли у нас вообще будет будущее.
От этих мыслей мне стало стыдно за себя и ужасно грустно оттого, что все дошло до того, что я так думаю.
Ведь я же так его люблю. Ведь он тоже любит меня. Но почему мне не представить нас вместе лет через пять? Да даже через год? Все стало слишком сложно. Последний месяц был ужасен, даже не смотря на все те хорошие моменты, когда Бен приходил в себя. Я уже очень, очень долго думала: если этот месяц такой ужасный, то какая же будет вся наша дальнейшая жизнь? Ведь ничего не поменяется. Он все так же будет болеть, а я все так же должна буду быть рядом и дожидаться момента, когда он "очнется", чтобы какое-то время мы побыли счастливы.
Стоп. О чем я вообще думаю? Я не могу бросить Бена. Ни за что. Как я вообще могла начать такое думать?
Мы обещали друг другу всегда быть вместе, быть исключением. Я не должна быть той, которая отвернется при трудностях. Я не могу его оставить, особенно учитывая все обстоятельства в данной ситуации. Ведь в таком случае я буду второй Сарой. А тогда уже некому будет его утешать, и он останется один.
Из размышлений меня вырвал звук звонящего телефона. Я вытащила его из кармана куртки, и у меня округлились глаза от удивления: это звонил Бен.
– Алло? - нерешительно произношу я, с силой прижимая телефон к уху, боясь пропустить малейший шум. Мы не разговаривали с самого его дня рождения, и тут он звонит! Миссис Эванс же забрала у него телефон, может, в таком случае ему стало лучше?
В трубке только какое-то шуршание и сбивчивое дыхание. Бен долго молчит, поэтому я повторяю:
– Алло? Бен?
– Приедь, пожалуйста. Ты мне очень нужна.
Внутри поднялась волна злости, и та сила, с которой я сжала в руке телефон, даже испугала меня саму. С какой стати? Он хочет, чтобы я летела к нему по первому вызову, как только он захочет этого сам? А что насчёт меня? Я что, переквалифицировалась из девушки исключено в жилетку плача? Он хотя бы немного может обо мне подумать?
Но я успокаиваю себя за считанные секунды, в очередной раз напоминая себе, что его поведение сейчас не обусловлено его личными желаниями и побуждениями, и что это такая фаза, и что если он нуждается во мне, я должна быть с ним и т.д. и т.п... Заученные наизусть фразы для собственного успокоения. Из раза в раз повторяю себе одно и то же.
Я с тяжестью вздыхаю, ускорив шаг к ближайшей автобусной остановке.
– Сейчас приеду.

Я нерешительно вхожу в комнату Бена, где царит полный хаос и беспорядок. Воздух такой затхлый, что, казалось бы, не проветривали тут уже лет сто. Кровать, естественно, не заправлена, одеяло скомкано в огромный бел шар и сброшено на пол. У почти вплотную закрытого занавесками окна стоит нараспашку открытый чемодан с фотографиями, которые, кстати, валялись разбросанными по всему полу.
Бен, сгорбившийся и сидящий рядом с чемоданом, перебиравший какие-то фотки, вытащенные с самого дна, идеально дополнял эту удручающую картину.
Парень среагировал на противный скрип закрывшейся двери и повернул на меня голову. Мы встретились взглядами, и я даже при тусклом освещении распознала, что глаза у него красные и заплаканные.
– Ты приехала. - тихо сказал он, и на его лице залегла еле заметная тень слабой улыбки. Он сказал это так, будто сильно хотел, чтобы я была здесь, но вряд ли на это рассчитывал.
Я сделала два небольших шага вперёд, все еще не сводя взгляда с Бена. Мои пальцы неосознанно перебирали край рубашки, и я нервно кусала нижнюю губу.
– Ну а как я могла не приехать?
От моих слов он улыбнулся. Почти что по-настоящему.
Я мигом пересекла разделявшее нас расстояние, села рядом с ним на колени и обхватила Бена дрожащими руками. Он обнял меня в ответ и зарылся носом в мои растрепавшиеся волосы.
Я гладила парня по спине, прижимая к себе, как маленького плачущего ребенка, разбившего коленку. Не знаю, что я чувствовала. Скорее всего, я была здесь просто для того, чтобы как можно скорее вернуть «старого Бена» обратно.
Мы просидели так минуты две в абсолютной тишине, после чего я почувствовала, как Бен тихо шмыгнул носом.
– Прости за все это, - его шепот зашелестел в моих волосах, и вся спина мигом покрылась мурашками.
– Брось, перестань. Ты не виноват в этом. - быстро говорю я, обнимая Бена сильнее. Мне не хотелось снова повторять одно и то же, но нельзя ни в чем убедить человека, если он сам не захочет к тебе прислушаться.
– Виноват, - вздыхает он. - Во всем виноват. Конечно, я виноват.
– Тшш... - успокаиваю я и начинаю гладить его по волосам. - Все будет хорошо, я обещаю. Это пройдет. Скоро все будет в порядке.
Я чувствую, как намокла моя рубашка на спине, и мне самой захотелось заплакать от того, что все это происходит снова и так не вовремя, но я чудом сдержалась.
Бен отрывается от меня, и мы смотрим друг на друга. Его глаза красные и мокрые, но все еще красивые и такие особенные для меня. Парень качает головой:
– Ничего не будет хорошо. Ты же прекрасно знаешь это.
Я обреченно вздыхаю, вытираю его мокрые щеки большими пальцами и наклоняю голову Бена ближе к своему лицу. Я целую сухими губами его в кончик носа, затем в верхнюю губу и в подбородок. Где-то на задворках сознания внутренний голос печально соглашается с его словами.
– Все будет хорошо. - чуть ли не по слогам говорю я, пытаясь убедить не только Бена, но и саму себя. Чем чаще Бен произносит обратное, тем сильнее я верю в эти слова, хотя и не хочется.
– Можешь мне это пообещать? - с грустью спрашивает он. Я поджимаю губы и заправляю парню прядь сильно отросших волос за ухо.

– Хорошо. Я обещаю тебе. Все будет хорошо. - уверенно говорю я, если честно, особо не задумываясь. Сейчас было важно только успокоить Бена, а ради этого я что угодно пообещала бы.
Бен еще раз шмыгает носом.
– Ты же не оставишь меня? Что бы ни случилось... - продолжает Бен, и я напрягаюсь всем телом.
Это неправильно, что он такое говорит. Он привязывает меня к себе, морально давит, слишком о многом просит... Хотя нет, так и должно быть. Я же сама хотела быть с ним несмотря ни на что.
– Конечно, я не оставлю. - уверенно киваю я, пристально смотря парню в глаза. Бен заметно расслабляется после моих обещаний.
– Спасибо, - говорит он и целует меня в лоб, при этом еле касаясь губами. - Спасибо тебе...
Мы еще раз обнимаемся, и спустя какое-то время Бен почти полностью успокаивается. Позже, несмотря на все возражения, я принесла ему поесть, а себе налила зелёный чай, и мы сели на прежнее место на полу. Сначала мы сидели молча, потому что я видела, что он не настроен разговаривать, но затем я включила музыку и попыталась расслабиться, надеясь, что ему стало лучше. Но еще сильнее я надеялась на то, что скоро мы с ним отсюда уедем, и мне не придется сдавать назад билеты на самолет. Было уже невыносимо оставаться в Орландо. Я теперь понимала Сторми: этот город душил меня.

Вечером мы лежали в обнимку в его кровати и смотрели «Дневник Памяти» по ноутбуку. Целый день я оставалась с ним, так что вроде бы все было хорошо, хотя мы почти не разговаривали. Когда Бен в таком состоянии – главное не давить на него с разговорами. Это я уже выучила. Пусть молчит, сколько хочет, все равно в конечном итоге он сам нарушит тишину, когда ему захочется.
Миссис Эванс с Роном как всегда уехали к своим друзьям, а Бобби не поехал и решил остаться дома, обрекая себя находиться под нашим надзором. Фильм уже почти подходил к концу, и Бен смотрел его с не слишком большим интересом. Бобби сидел на кровати рядом с нами, что-то рисовал в альбоме и напевал себе под нос какую-то незамысловатую песенку.
Я пыталась наслаждаться этим моментом, ибо уже научила саму себя, что если сейчас хорошо - это надо ценить, ибо потом уже неизвестно, когда так будет. И будет ли вообще...
Вдруг на телефон пришла смс. Это было от Евы, у которой, кстати, сегодня день рождения. Слава Богу я не забыла и поздравила ее еще утром, а то было бы неловко.
«Привет еще раз, я насчёт др. Сегодня у меня ничего не получилось устроить, поэтому переносим на завтра. Часов в 9 у меня дома, приходите с Беном :) »
Я потыкала лежащего рядом Бена в бок, привлекая его внимание.
– Мне Ева сейчас написала, так что завтра идем кутить. - торжественно сообщаю я, убираю телефон назад в сумку и возвращаюсь к просмотру фильма.
– У нее разве не сегодня день рождения был? - спрашивает Бен, как будто бы он забыл.
– Сегодня, но вечеринку на завтра перенесли. У нее дома в 9 вечера.
Бен тяжело вздыхает. Я боковым зрением смотрю на него. Нет, что-то все же терзало его, беспокоило. Он не мог расслабиться даже сейчас, часто отвлекался и уходил в свои мысли. Взгляд у него порой был, как у загнанного в ловушку зверька. Хотелось бы мне знать, в чем дело. Что-то мне подсказывало, что здесь замешана не только его депрессивная фаза, но спросить боялась.
– Мне уже расхотелось идти, - готовит Бен.
– Что? Ты же сам меня позвал! - не поняла я. Придвинувшись ближе, я положила подбородок на грудь парню и пыталась привлечь к себе его взгляд.
– Совсем не тусовочное настроение.
Я с раздражением вдыхаю воздух через нос.
– Ну вот мы и сходим отвлечься! - я пытаюсь растормошить Бена, тыкаю пальцем его под рёбра, но он молчит, хотя обычно звонко смеется и пытается мне «отомстить».
– Нет. Не хочется.
Я «отлипаю» от Бена, ничего не добившись, и просто ложусь рядом, продолжая наблюдать за историей Ноя и Элли, при этом невольно завидуя им.
Мы в полной тишине, нарушаемой только еле слышным бормотанием Бобби, просмотрели еще 15 минут фильма, как вдруг Бен нашарил мою руку, лежащую рядом с ним, и крепко ее сжал.
– Сегодня, кстати, ровно год, как мы знакомы... – еле слышно произносит парень, и широкая улыбка невольно расползается по моему лицу. То, что он в принципе стал разговаривать сейчас, да еще и о чем-то хорошем, сильно радовало.
– Да. Я знаю. - тихо говорю я, косясь боковым зрением на Бена, надеясь увидеть его реакцию по этому поводу. Я была рада, что он не забыл.
Он тоже очень мило улыбался, хотя в его улыбке и присутствовал некий оттенок грусти.
– 365 дней, проведенных с тобой. Прекрасно... осталось только дождаться твоего дня рождения, чтобы отпраздновать заодно и официальную годовщину отношений. - рассуждает Бен, не отрывая при этом взгляда от экрана ноутбука, лежащего в наших ногах. Мне стало немного веселее на душе от его слов.
– А пока что у нас годовщина знакомства, и это тоже хорошо.
– Что, хочешь пойти в ресторан и отметить? - легонько пинает меня парень коленом в ногу.
– Разогретая пицца тоже сойдет. - протянула я, поворачиваясь к нему лицом.
– Точно сойдет? - переспрашивает он с улыбкой на лице.
Я киваю:
– Сойдет.
– Тогда пойду и принесу, - отвечает Бен, вставая с кровати и ставя на паузу фильм. Прогресс. До этого за весь вечер он не вставал даже в туалет.
– Я тоже хочу пиццу! Мне тоже принеси! - восклицает Бобби, как будто внезапно очнувшись.

– Пока не скажешь волшебное слово, ничего не получишь! - строго, но по-доброму говорит брату Бен. Проходя мимо, он взъерошил и без того объемные волосы Бобби.
– «Быстрее»! Как тебе такое волшебное слово?
Спустя полчаса мы все уже ели пиццу и о чем-то втроем болтали. Бобби рассказывал истории, больше половины из которых оказались выдуманными, дурачился и показывал нам свои рисунки. Бобби очень хороший ребенок, и ему повезло иметь такие доверительные отношения со старшим братом.
Бен теперь выглядел вполне расслабленным, что искренне радовало меня.
Уложив Бобби спать, я позвонила маме и сказала, что сегодня останусь у Бена. Мы закрыли комнату на замок и стали готовиться ко сну.
Бен дал мне свою чистую футболку, и я охотно залезла в нее, купаясь в его запахе. Пока я стояла спиной к нему и переодевалась, – почему-то мне до сих пор было неловко при нем переодеваться, даже несмотря на то, что он уже сто раз видел меня голой – Бен стоял позади и смотрел на меня. Я кожей ощущала его взгляд на себе, и это было ужасно приятно – знать, что кому-то доставляет удовольствие вид на твое обнаженное тело.
– Тебе мои футболки идут больше, чем мне. – заметил Бен с улыбкой на лице, когда я наконец повернулась к нему лицом.
– Скажи спасибо, что я не забираю их себе, как делают другие девушки.
– Если бы ты только попросила, я бы отдал тебе все футболки, что у меня есть.
Я смеюсь. Смотрю на него прямым взглядом - он стоит посреди комнаты без футболки, в одних трусах, которые как назло позволяли видеть все то, что находится в них.
– Как романтично.
Он медленно садится на край кровати и вдруг, к моему удивлению, делает приглашающий жест, похлопывая рукой себе по коленкам.
Я вижу его многозначительную полуулыбку и яркий игривый блеск в серых глазах, напоминавших сейчас сверкающее на солнце серебро. Скулы мои мгновенно становятся горячими и пунцово-розовыми, и Бен это прекрасно видит. Более того, ему это нравится. На его щеках появляются ямочки, и я вижу, как напрягаются, мышцы на его оголенном торсе.
Я послушно делаю два шага вперед и сажусь к нему на колени. Наши голые тела отделяют только два слоя ткани, и это наше тонкое нижнее белье. Лицо Бена совсем близко от моего, и я ощущаю всем телом, как пылает его кожа и какое тяжелое у него сейчас дыхание. Оно обжигает мне шею и шевелит спадающие по плечам локоны. Я хочу быть ближе к нему, кладу ладонь на его затылок и скольжу пальцами по волосам.
Бен обвивает руками мою талию и долго смотрит мне в глаза пронзительным взглядом, под которым я уменьшаюсь раз в десять. Втайне я любила, когда он так томно на меня смотрел. С приоткрытыми розовыми губами, красными щеками и затуманенными, горящими глазами - в такие моменты я чувствовала себя по-настоящему желанной и красивой.
Внезапно Бен перевернул меня так, что я сидела у него на коленях по-другому, расставив ноги в обе стороны. С губ сорвалось совсем детское "ой", на что Бен светло мне улыбнулся. Каким он был красивым сейчас. Я никогда не устану это повторять. От того, как в данный момент соприкасались наши тела, меня начала бить крупная дрожь. Ощущения безо всякого сопротивления берут под контроль разум, и я в одну секунду перестаю что-либо соображать. Внутренний голос исчезает, и я начинаю думать образами и картинками, хаотично всплывающими в сознании.
– Я думала, тебе не до этого. – хрипло сказала я, пытаясь как-то отвлечь себя от такого сильного возбуждения, какого не ощущала уже очень долгое время, но мне с трудом давалось даже произносить слова.
– Не могу устоять перед тобой. Ты слишком красивая.
И тут он с легкостью откидывается назад себя и ложится на спину, утягивая за собой тоже. Я остаюсь в той же позе, что и была, но теперь я не в силах больше терпеть, поэтому подтягиваюсь к нему и тянусь к его лицу за долгожданным поцелуем.
Бен сразу реагирует и целует меня так, что мир вокруг уплывает куда-то далеко и кружится на сумасшедшей скорости, как будто я очутилась на вращающейся карусели. Язык Бена совсем по-хозяйски проникает ко мне в рот, и я позволяю. Этот поцелуй совершенно безумный, нисколько не нежный и не романтичный, словно отчаянная попытка слиться друг с другом и забыться, раствориться в телах друг друга и не думать ни о чем, кроме как об удовольствии. В голове ни одной трезвой мысли, только простые и удивительно однотипные, почти что пошлые.
В ход идут руки парня, потому что мое тело мгновенно реагирует на его действия. Я ощущаю, как скользнула его ладонь вниз по моему пылающему животу и забралась под нижнее белье. Меня словно поразило молнией от того, насколько ярко я прочувствовала это настойчивое прикосновение. Я в ту же секунду изогнулась всем телом, не стесняясь своего сбивчивого, рваного дыхания. Бену явно нравилось то, как я отзываюсь на его прикосновения, и он продолжал ласкать меня одной рукой, пока его губы жадно целовали мои. Спустя какую-то минуту я уже почти дрожала от удовольствия, но тут Бен резко остановился и разорвал поцелуй с влажным звуком. Я посмотрела на него удивленно, с плохо прикрытым разочарованием и раздражением, потому что была уже близка к подступающему наслаждению, но, оказывается, это был лишь трюк.
Бен крепко обхватил мою спину обеими руками и снова перевернул так, что теперь я была под ним. Я улыбнулась ему, поняв, что это не конец, а только начало.
– Выключи свет. - ласково шепнула я, и рука парня мгновенно потянулась к светильнику на тумбочке. Мы погрузились в темноту, но так было даже интимнее, словно мы были одни во всей вселенной.
Заодно я услышала открывающийся верхний ящик, а затем и характерный звук рвущейся фольги.
Все мое тело напряглось от предвкушения. Ноги ломало, и низ живота все еще горел мучительным огнем от того, что мне не удалось снять напряжение. "Скорее, ну" - лихорадочно думала я про себя, пока безумно целовала шею Бена, оставляя на ней багряные засосы. Какое-то безумие.
Нежной кожей внизу я почувствовала внезапное и горячее прикосновение, после чего застонала. Бен, немного помедлив, на всю длину вошел в меня и, дав мне немного прийти в себя, начал наращивать темп. Он уткнулся носом мне в шею и шумно дышал, в то время как мои глаза были широко открыты и бездумно смотрели в черный потолок. Дыхание Бена было горячо и прерывисто, его губы безостановочно скользили по моей пылающей шее вверх и вниз, отчего я просто сходила с ума. Он был не похож сам на себя. Он словно пытался от чего-то отвлечься, убежать прочь, спастись, словно он тонет, а я – его единственный имеющийся спасательный круг.
Мне даже хочется плакать от того, как это все прекрасно. Это чувство полного единения с ним так окрыляет меня, что я не хочу, чтобы эта эйфория прекращалась. Сейчас все мои страхи кажутся незначительными, глупыми и надуманными. Даже если потом он снова будет вести себя так, словно не хочет меня видеть, если я буду злиться на него и на его расстройство или даже плакать, такие моменты, как этот, нельзя отнять у меня. Все это глубоко врезалось в мою память, каждый крохотный поцелуй в мою шею, каждый его судорожный вздох и толчок в мое тело. Что бы там ни было, что бы нас ни ожидало в будущем, сейчас он - вся моя жизнь, весь мой мир.
Время идет непонятно как, то останавливается вовсе, когда я замираю на пике, то ускоряется вместе с тем темпом, в котором двигаются наши тела. Я крепко вцепилась руками в спину парня, сдерживая себя от того, чтобы не начать ее царапать. Только тот факт, что за стенкой спит Бобби, останавливал меня от того, чтобы не начать кричать.
И вот мы одновременно кончаем. Мир распадается на мелкие кусочки и стремительно собирается заново всего за каких-то несколько секунд, однако эти секунды кажутся непреодолимой вечностью. Ноги становятся ватными после того, как перестают дрожать, и Бен медленно, словно нехотя, выходит из меня и падает на простынь рядом, полностью соприкасаясь со мной ногами и бедрами. Мы так громко дышим что, наверное, было слышно как минимум из коридора. Моя грудь вздымается слишком быстро, а сердце стучит так, будто собирается сломать мне ребра.
Это было сильно. Такого не было очень давно, и я даже сжимаюсь от внезапной пустоты в своем теле. На секунду я даже задумываюсь и начинаю слегка волноваться: что сегодня на него нашло? По несколько недель подряд он мог даже не прикасаться ко мне в этом ключе, а тут такое.
– Это... Вау. - все, что говорю я, и после этого слышу, как совсем рядом с моим ухом усмехается Бен. Этот смех больше похож на судорожный выдох.

4 декабря, 2017 г.

Рано утром я уехала от Бена, пока тот еще спал, и стала собирать вещи в дорогу, чувствуя при этом прекрасное удовлетворение, когда наконец-таки делаешь то, что так давно собирался сделать. Складывание вещей в чемодан и уборка, которую я параллельно решила устроить по всему дому, доставляли мне настоящее удовольствие. К полудню чемодан был собран. Я позвонила Бену и спросила, будет ли он паковать вещи, на что тот ответил, что уже закончил, и это обрадовало меня еще сильнее.
Настроение было на высоте. Хотелось уже поскорее проснуться завтра утром, поехать в аэропорт, сесть на самолет и любоваться облаками из иллюминатора, держа Бена за руку. Хотелось двигаться, что-то делать, быть продуктивной - на месте мне не сиделось.
Позже мы с мамой вместе приготовили обед, и я поняла, что скучаю по школьным годам, когда мы с ней делали это каждый день. Те дни хоть и омрачались моим пессимистичным настроем, но все равно были по-своему особенные и уютные. Мне нравилось ужинать с тарелкой на коленях прямо на диване, смотря тупые ток-шоу вместе с мамой, чувствуя себя при этом защищенной от всех бед на свете.
Овощное рагу и жареная рыба получились очень вкусными, и я сделала пометку в голове, что можно позвать Бена к нам на ужин перед вечеринкой. Тем не менее, когда я позвонила с предложением, он не взял трубку, а еще раз звонить я не стала.
– Ты купила подарок Еве? - спросила мама, когда мы поели и стали убирать со стола.
– Подарю деньги, - отмахиваюсь я, хотя попутно думаю, что денег у меня совсем не осталось, учитывая мои расходы на перелеты за последние месяцы. Маминой зарплаты едва хватало на то, чтобы посылать мне деньги на съемную квартиру и продукты. Карманных денег у меня почти не было. Весь запас из заначки школьных времен ушел на бесконечные самолеты, от которых меня и саму уже тошнило.
– Бен заедет за тобой?
– Да, заедет, - отвечаю я, подходя к раковине и начиная намыливать грязную посуду.
– У вас все хорошо? - спрашивает мама, пытаясь сделать этот вопрос непринужденным. Затылком я буквально чувствую, как внимательно она на меня посмотрела.
Я пожимаю плечами.
– Да, вроде...
Мама кивает и больше ничего не спрашивает, тем не менее в голове продолжает играть этот вопрос: «У вас все хорошо?»
А все ли так хорошо, как мне хочетсядумать? Я вспомнила вчерашний вечер, и пусть это и был лучший секс в моей жизни на данный момент, меня насторожило поведение Бена. Сначала игнор после его дня рождения, потом слезы и просьба не оставлять его, а потом – вишенка на торте – внезапно вспыхнувшая страсть. Здесь было что-то не то, но пока что мне не хотелось разбираться.
Ближе к восьми вечера я накрасилась и надела новое платье, которое купила еще в Нью-Йорке. Платье было бордового цвета и по колено, с зауженной юбкой и открытыми плечами, а V-образный вырез элегантно открывал грудь. Я пару раз покрутилась перед зеркалом и зачем-то улыбнулась отражению, непроизвольно надеясь, что Бен оценит мой внешний вид. Все-таки я не часто наряжаюсь. Хотелось быть красивой для него.
Решила еще раз позвонить Бену, но меня ждало разочарование, и тот опять не взял трубку. Я с раздражением кидаю телефон на кровать и снова смотрю на себя в зеркало, резко обратив внимание на все свои недостатки. И плечи мои вдруг стали казаться слишком широкими, и бедра какими-то квадратными, и цвет как будто мне совсем не шел. Ровно как и год назад мне перехотелось куда-то идти. Я уже хотела переодеться во что-нибудь попроще и не выделываться, как вдруг телефон все-таки зазвонил, испугав меня громким рингтоном.
– Алло?
В трубке шорохи и сбивчивое дыхание Бена.
– Давай не пойдём, - говорит он с отдышкой, как будто прямо сейчас быстро куда-то идет.
– Что? Почему? - не поняла я. Мне бы хотелось выйти с Беном куда-то вместе, отвлечься от проблем, выпить, повеселиться, по крайней мере вечеринка - это лучше, чем опять смотреть фильмы с мамой на диване. Мы все равно практически никогда не ходили вместе «в свет».
– Я сейчас к тебе приеду. Подожди. - резко говорит он и кидает трубку, после чего я слышу только тишину и собственное дыхание.
Я в недоумении отрываю телефон от уха и смотрю на журнал вызовов.
Мама, Бен, мама, Сторми, Бен, Сторми, мама, Бен, Стивен...
Сердце неприятно сжалось. Я не могла отпустить ситуацию с ним, ведь я знала, что наверняка причинила ему боль. Мне хотелось бы общаться с ним, и он на самом деле нравился мне, но вовсе не так, как я ему. Всегда больно отказывать другим людям, особенно когда те тебе дороги, и ты не хочешь их огорчать. Просто я понимала, что будь на моем месте Бен и какая-то другая девушка, мне было бы неприятно осознавать, что они общаются не только как друзья. Поэтому я просто пыталась поступить честно. Хотя бы по отношению к своему парню.
Я спускаюсь вниз на первый этаж и от беспокойства наворачиваю по гостиной круги, попутно выглядывая в окно, проверяя, не приехал ли Бен. Я была одна дома, потому что мама в это время ушла в центр погулять с какой-то своей подругой. Из-за давящего одиночества мне снова стало страшно. Что случилось на этот раз, почему он себя так ведет? Внутреннее чутье подсказывало, что что-то здесь не чисто, и мне вовсе не хотелось, чтобы мои опасения подтвердились.
Наконец я услышала звук приближающейся машины и кинулась к окну. Бен стремительно вышел из автомобиля и направился было к входной двери, но мне удалось его опередить, потому что я сама вышла к нему на улицу, захватив с собой куртку.
На парне была нежно-голубая рубашка, застегнутая на все пуговицы и заправленная в черные джинсы. Волосы лежали как-то совсем по-другому, тем не менее, все еще красиво. Залюбовавшись внешним видом Бена, я вовсе не заметила сначала, каким взволнованным он приближался ко мне.
– Я не могу поехать, - на выдохе говорит он, останавливаясь вплотную напротив меня. Глаза его бегали туда-сюда. - Прости, знаю, что мы уже собрались, но...
– Погоди, погоди, давай войдем в дом, ты успокоишься и все мне объяснишь... - я попыталась взять его под локоть и увести, но парень резко выдернул руку, и я в непонимании уставилась на него: - Ты чего?
Он закрыл лицо руками и стал качать головой по сторонам, что-то бубня себе в ладоши. Внутри меня опять начали расти паника и страх. Что, черт возьми, происходит..? Это уже ненормально.
– Бен? - я попыталась подойти к нему и осторожно дотронуться до плеча, но парень отступил три широких шага назад. На секунду я подумала, что он сейчас сядет в машину и уедет, но он остался на месте и по прежнему игнорировал мое беспокойство.
– Бен! - крикнула я, чувствуя, как в моем голосе крепнет отчаяние. Я ненавидела, когда он ничего не объяснял.
Парень наконец отнял руки от лица и посмотрел на меня таким странным, безумным взглядом, что у меня чуть было не подкосились ноги. Бена будто подменили, и он за какую-то секунду превратился в другого человека. И этот человек меня пугал.
– Я не могу поехать. - повторил он уверенным тоном, хотя его посиневшие непонятно от чего губы при этом еле-еле шевельнулись.
– Почему? - спрашиваю я и искренне не понимаю, что могло спровоцировать подобную реакцию у Бена. Все ведь было нормально.
– Я должен... нет, нет, я не могу. - Бен, прямо как настоящий псих, начал ходить из стороны в сторону, как будто разговаривая сам с собой. При этом волосы его растрепались, а рубашка выправилась из джинсов и вздымалась парашютом по ветру.
С ним что-то происходило, что-то непонятное, и я уже хотела было звонить его маме. Я чувствовала себя ужасно глупо каждый чертов раз, как только набирала ее номер. Я как будто жаловалась, говорила «извините, ваш сын снова ведет себя, как ненормальный, сделайте с ним что-нибудь или уберите от меня». Я не хотела жаловаться. Но я хотела сделать все для его же блага.
Как только достала телефон из кармана куртки, Бен, уловив мое движение, остановился и снова подошел близко ко мне.
– На вечеринке будет Сара. Я не должен там появляться. Я вспомнил об этом только вчера, и... Прости, но я не поеду. - выпалил он, глядя прямо мне в глаза.
Несмотря на то, какой ураган во мне поднялся от упоминания Сары, я даже как-то успокоилась. Он просто не хотел видеться с ней, вот и все. И зачем тогда поднимать такую тревогу?
– И что, это только из-за этого? - хмурюсь я, кладя ладони на плечи парню. Бен снова отошел назад, сбрасывая с себя мои руки. Это уже начинает доставать меня. Да что это такое? На манию вроде не похоже.
– Я поступил очень плохо. Я все испортил. Вот почему я вел себя странно, вот почему у меня была депрессия в эти дни, это все из-за того, что я натворил. Я просто не должен там быть... - затараторил он, пугающе активно жестикулируя руками и расхаживая взад-вперед по подъездной дорожке. - Я слишком затянул, должен был сразу сказать тебе, что я сделал, но решил забыть это и попытаться притвориться, словно ничего и не делал...
Руки и ноги стали непроизвольно дрожать, то ли от холода, то ли от крепнувшего во мне предчувствия чего-то ужасного, что я могу сейчас услышать, и во мне даже уже поселились некоторые сумасшедшие догадки. Сердце колотилось так, что, казалось, слышали его даже люди по другой конец улицы. Все это не предвещало ничего хорошего, и мне даже почти что захотелось сказать ему: «Все хорошо, ничего мне не говори».
Бен выглядел почти что обезумевшим, даже волосы, идеально уложенные на тот момент, как только он приехал, уже растрепались и развевались на ветру.

– Что ты сделал? - спрашиваю я. Я пытаюсь быть спокойной, пытаюсь не паниковать, не психовать... Но получается плохо, потому что мой голос начал дрожать.
И вдруг происходит то, что окончательно сбивает меня с толку - Бен начинает плакать. Я впадаю в настоящий ступор и тупо смотрю на него, не понимая, что я должна делать, поэтому остаюсь на месте и не подхожу его обнимать.
– Что произошло, Бен? - повторяю я свой вопрос, только еще более громко и требовательно.
Слезы каплями падают с щек парня. Я почти что вижу мокрые точки на асфальте рядом с его ботинками. В данный момент кажется самым несчастным, потерянным и беспомощным созданием во всей вселенной.
– Я виделся с ней. С Сарой. Когда ты уезжала в Нью-Йорк.
Как только смысл его слов добрался до моей головы, и я четко поняла, что произошло, мир отделился от меня. Сердце упало в пятки, дыхание сперло, мне стало нехорошо, но я осталась твердо стоять на месте, не сводя с Бена взгляда.
– Что? - еле шевеля губами переспрашиваю я, хотя прекрасно все слышала. Мне просто не верится в услышанное.
– Мне было плохо и одиноко, меня мучили вопросы, связанные с ней, и я хотел поговорить с ней, чтобы расставить все по местам и больше никогда в жизни не видеться... - начинает объясняться Бен, делая ко мне шаг вперед.
– Ну и что? Ты мог бы и сказать, что ты с ней разговаривал! Я бы ничего не имела против разговора, я давно уже хотела, чтобы ты перестал думать о ней, чтобы вы уже закрыли эту тему. - выпаливаю я, с каждым словом увеличивая громкость голоса.
Мне конечно неприятно, что он ходил к Саре за моей спиной, но с я также не понимаю, зачем нужен весь этот спектакль со слезами из-за одного разговора с ней.
– Я бы рассказал тебе про этот разговор, правда! - кричит Бен, почти что в полном отчаянии, и его крик почти полностью сливается с рыданиями. - Я бы сказал, но случилось еще кое-что... Я ее поцеловал.

Внутри меня словно что-то разбилось, и через секунду я осознала, что это было мое сердце. Осколки так оглушительно громко звенели, что я ничего не слышала, ни слов Бена, которые он говорил потом, ни своего тяжелого дыхания, ничего. Когда шок прошел, внутри поднялась такая горячая волна жара и злости, словно я превратилась в вулкан и взорвалась.
Вот и все. Сбылись все мои самые потаенные опасения. Я-то думала, что если мы и расстанемся, что это будет как-то связано с его расстройством. Но все оказалось куда банальнее. Все дело в Саре.
Бен поцеловал ее. Пошел к ней домой, расчувствовался, вспомнил о былой любви и стал с ней лизаться, пока я из кожи вот лезла в Нью-Йорке, училась, сдавала все важные работы наперед, чтобы уехать скорее домой и быть с ним. И он вытер об меня и об все мои старания ноги.
Меня словно оглушили, и я стояла как истукан, не понимая ничего, что происходит вокруг. В голове крутилось только одно: как он мог так поступить?
Зачем тогда вообще нужны были наши отношения? Если он так преданно любит свою бывшую, то не начинал бы ничего со мной. Зачем он дал мне столько надежд на наше будущее, зачем целый год встречался со мной, чтобы вонзить такой здоровенный нож в спину?
Теперь, смотря на Бена, мне больше не было его жалко. Я его возненавидела. Мне хотелось стереть его в порошок одним взглядом, чтобы он убрался отсюда поскорее, и я никогда больше его не видела.
На глаза навернулись горячие слезы.
– Что?! - закричала я, разразившись рыданиями. Я была не в силах сказать ничего, кроме этого банального возмущения.
– Джерри... - начал было Бен, подходящий ко мне, но я мгновенно отвернулась от него. – Я знаю, я должен был сказать сразу...
– Сказать?! - ору я. Вместе со слезами смывается вся косметика, которую я целый час наносила в надежде, что Бен оценит. Казалось бы, какая мелочь, но сейчас меня словно озаряет. Я даже накрасилась и то не для себя, а для него. Какая же я идиотка, которая никогда не любила себя. Я всю свою жизнь пытаюсь быть кем-то для кого-то. Возможно, я даже сама из себя ничего не представляю. Я даже не полноценный человек, а просто дополнение к какому-то другому человеку, и я всегда стремилась быть этим дополнением, лишь бы было к кому пристроиться. Видимо поэтому меня так легко обмануть, предать, бросить.
– Это ничего не значило...
– Ты должен был СКАЗАТЬ?! Ты не должен был ЭТОГО ДЕЛАТЬ, БЕН! НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ЭТОГО ДЕЛАТЬ? Я ЧТО, НИЧТОЖЕСТВО ДЛЯ ТЕБЯ? ТАКОЕ НИЧТОЖЕСТВО, ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ ЗАПРОСТО ХОДИТЬ И ЦЕЛОВАТЬ ВСЕХ СВОИХ БЫВШИХ, КОГДА Я НЕ РЯДОМ? - слезы лились по щекам так обильно, словно кто-то включил кран, а от крика горло стало болеть, но я не могла остановиться психовать. В голове все еще не укладывался этот факт. Я ведь верила ему, я ведь так преданно ему верила!
– Это было не так, как ты думаешь! - возражает он, но все его оправдания сейчас выглядели ужасно смешными. - Я просто хотел все выяснить и нормально попрощаться!
– О, я рада, что вы достойно попрощались! Что же тебя остановило от прощального секса?! - издеваюсь я, все еще не переставая плакать.
Мне плохо, мне жарко, мне душно, я хочу кричать так долго и громко, пока вся злость не выйдет из меня, но пока она лишь усиливается с каждой секундой все больше и больше. За всю свою жизнь я не чувствовала себя хуже, чем сейчас. Он изменил мне. Из всего того обилия действий, которыми он мог бы причинить мне боль, он выбрал именно это. Самое гнусное, самое мерзкое из всех. Мог бы тогда уж и не говорить. Лучше бы я не знала и продолжала жить в неведении, как тупая овца. Все лучше, чем это чувство, которое обволокло меня с ног до головы, как будто меня просто втоптали в грязь одним словом, одним действием. Я вспомнила тот день, когда мама узнала об изменах отца. Вспомнила осколки праздничного сервиза на кухонном полу и маму, которая сидела среди них и плакала навзрыд, собирая их руками. Вспомнила, как она не вставала с дивана целый месяц, и на журнальном столике всегда стояла бутылка вина, а я не знала, что мне делать. И, наконец, вспомнила ее слова: «Дочь, что бы кто ни говорил, никогда не прощай измену. Никто не принуждает человека к этому. Если это случилось, то на то была его воля... И он сделает так еще раз».
– Я никогда бы...
– Я уже в тебе не уверена. - с холодной жестокостью говорю я, наконец встречаясь с ним взглядами. Из-за пелены слез я не могу четко видеть очертаний его лица. – Ты столько времени врал мне и делал вид, что все хорошо. Собирался обратно в Нью-Йорк со мной, целовал меня, спал со мной, а сам думал о Саре все это время?
– Нет, все не так! Прошу, дай мне шанс хотя бы объясниться. Она уже давно ничего не значит для меня. Я клянусь всем, что у меня есть... - его голос срывается. - Я люблю тебя. Умоляю, прости. Дай еще один шанс. Всего один. Я знаю, что я ужасен, что я ничего не заслуживаю, тем более такой, как ты, но умоляю тебя... Умоляю, прости. Ты нужна мне больше, чем кто-либо. Я тебя так сильно люблю... Без тебя я не смогу.
От рыданий парень проглатывает окончания некоторых слов. Его тело колотится, кажется, он готов упасть. Я не подхожу, лишь стою на месте и смотрю на него. Злость, поедающая мой разум, тело и чувства, захватила сознание, и я не могла ничего трезво оценивать. Даже слезы перестали стекать по моим щекам. Я лишь хотела все ломать, крушить, уничтожать...
Все его раскаяния казались мне ничем. Никакие его слова не тронули чувств во мне. Я словно закрылась в стальную броню.
– Ты дал мне обещание. Тогда, в Нью-Йорке, ты сказал, что Сара осталась в прошлом. Ты пообещал! Это было единственным, о чем я тебя вообще когда-либо просила! Я никогда не требовала от тебя вообще ничего другого, только одной простой вещи – оставить Сару в покое! И ты даже этого не смог сделать для меня!
– Прости, прости... - повторяет Бен, как мантру. Он подходит прямо ко мне и пытается обнять, но я вырываюсь и отхожу еще дальше.
– Ты знал, как я этого боялась, так зачем вообще было начинать пудрить мне мозги! Обсудил бы с ней все через неделю после той вечеринки и жил бы спокойно, зачем ты вообще все это начал?! Зачем ты столько времени врал, что любишь меня?!
– Потому что я люблю! Я ни разу не солгал об этом. Ни разу!
– Уходи. - выплевываю я, не в силах больше продолжать этот разговор.
В его глазах вдруг мелькает неподдельный ужас и паника, ведь прямо сейчас он ясно осознал, что он меня теряет. Что я его бросаю. Он хочет что-то сделать, что-то предпринять, не хочет оставлять меня, но я стою на месте и не даю себя обнять, не даю до себя достучаться.
– Прошу... Умоляю! - стонет он. Я никогда не думала, что буду видеть его настолько заплаканным и несчастным. И уж тем более не думала, что причиной такого состояния буду я сама. Но он причинил мне огромную боль.
– Я не хочу тебя видеть. - качаю я головой и опускаю глаза вниз. Передо мной проносятся как слайд-шоу придуманные мною картинки целующихся Бена и Сары, их сомкнутые губы, закрытые глаза, руки, обнимающие друг друга за шею, как они всегда раньше делали... Злость еще сильнее поднялась во мне. - Я поверила тебе тогда, а ты так обошелся с моими чувствами. Я никогда не подозревала, что ты способен на такое. И... не думаю, что нам стоит продолжать встречаться... Но ты прав, да. Ты должен был рассказать мне раньше. Я только зря жила во лжи все это время.
– Нет! Прошу, нет. Не делай этого. Я люблю тебя. Умоляю, не делай этого со мной. У меня больше никого нет... - он зарыдал в голос, задрав голову к небу, и слезы стали стекать и по его шее тоже. - А как же все? Как же все, что у нас было?! Как же Нью-Йорк, квартира? Мы же любим друг друга, не отрицай! Я готов сделать что угодно, лишь бы остаться с тобой, я могу исчезнуть на столько времени, на сколько скажешь, только умоляю – не лишай меня себя! - отчаянно кричит он.
Я понимала, что делаю. И в тот момент это казалось мне правильным. Он разбил мне сердце, я разочарована в нем. Мне больно и страшно, ведь как бы то ни было, я ужасно, чертовски сильно, неоспоримо люблю его. Но раз он нарушил свое обещание, которое было так важно для меня, то и я свое нарушу.
– Я не хочу больше с тобой разговаривать. - холодно произношу я те слова, которые, думала, никогда не нужно будет произносить. Весь мой мир перевернулся и разбился за какие-то жалкие две минуты. Теперь я снова оказалась в его руинах.
– Нет! - кричит Бен, опять пытаясь меня обнять. - Джерри, нет, постой...
Он обхватывает меня обеими руками так сильно, что у меня почти что хрустят ребра. Я пытаюсь вырваться, но он сильнее, он продолжает сжимать меня также крепко, как, наверное, горящий в пожаре хватается за подставленную к окну лестницу.
Я расслабилась. Он плакал и всхлипывал прямо возле моего уха. Из-за того, что теперь он меня обнимал, и я чувствовала его тело, мне стало еще хуже. Ведь я так сильно люблю и его, и это тело, и руки, что меня обнимали, и даже каждую слезинку, которая капала с его щек и приземлялась мне на платье и в волосы. Будь дело в чем-то другом – и я бы уже вытирала ему эти слезы, как делала бесчисленное количество раз до этого. Но не в этом случае. Теперь я так просто не могу.
Выждав немного, я тихо прошептала ему на ухо:
– Я тоже люблю тебя. Даже, наверное, слишком сильно. Поэтому мне так больно. Я знаю, что ты любил ее каждый день, пока был со мной. И я не могу изменить этого. Но тебе не стоило мне врать и притворяться. Поэтому простить я этого не смогу.
Бен обреченно отпускает меня и долго смотрит мне в глаза. Что-то внутри настойчиво подсказывает мне не делать всего этого, что-то твердит мне "не отпускай его, ради бога, только не отпускай", но я молчу, больше не произнося ни слова. Ведь все это кажется правильным, любая бы поступила так на моем месте, ведь так?
Парень стоит на месте и не уходит. Это я должна быть той, что уйдет. Еще совсем недавно я уверяла себя, что никогда так не сделаю. Еще вчера я обещала ему никогда его не бросать, быть вместе несмотря ни на что, обещала, что все будет в порядке. Но он первый нарушил свое обещание... Я лишь поступаю так, как надо. Как учила меня мать, чтобы я не повторила ее судьбы. Ведь она прощала все измены отца раз за разом – терпение лопнуло только тогда, когда она застала его прямо у нас дома, пока я играла на заднем дворе. Пока качалась на тех долбанных качелях.
– Пожалуйста... - в последний раз жалобно произносит он, но я качаю головой. - Я тебя умоляю. Ты единственная, кому я был нужен.
По щекам снова заструились слезы. Мне не хотелось оставлять его одного – ох как не хотелось – но и быть с ним (хотя бы в данный момент, чтобы дать ему успокоиться) было просто невыносимо. Я смотрела в его серые глаза, которые блестели от слез, и вспоминала, как влюблялась в этот взгляд с каждым разом, когда он обращался ко мне. Я и сейчас любила эти глаза, и всего Бена тоже. Но, смотря на него, я понимала, что этим же взглядом он смотрел на Сару, перед тем как поцеловать ее – и мало ли что они еще там делали.
Кинув напоследок полный разочарования взгляд, я развернулась на пятках и огромными шагами пошла к дому. Открыв дверь, я хлопнула ею со всей силы, и сползла спиной вниз. Я рыдала во весь голос, сидя на холодном полу, и скоро все новое платье было залито моими слезами. Не знаю, сколько я так просидела, пытаясь осознать, что я только что наделала, но когда я подошла к окну и осторожно выглянула в него, Бен все еще стоял на том же самом месте с потрясенным выражением лица, и все тело его колотилось и дрожало. Он выглядел ужасно напуганным, как будто не знал, куда ему идти и что теперь делать. Словно он остался теперь один во всем мире, от него отобрали все карты и компасы, и он не знал, куда держать путь, в какую сторону теперь податься. «Ты единственная, кому я был нужен» - пронеслось в моей голове, и я поняла, что так оно и есть.
Парень вытер тыльной стороной ладони остатки слез и короткими, нетвердыми шагами доплелся до машины. На ветру вздымается его выправившаяся из джинсов рубашка, волосы трепет ветер, он выглядит более одиноко, чем когда-либо. Прежде чем сесть в машину, он оборачивается и смотрит в окно гостиной, где стою я.
Мы мучительно долго глядим друг на друга. Как в фильме проносятся все те многочисленные моменты, когда мы с ним были счастливы. Я думаю про его серые глаза и смех, про его ни с чем не сравнимый запах, мягкие волосы и родинки на спине, про чувство, охватывающее меня, когда наши губы соприкасаются... Про то, что он подарил мне все «первое», что у меня было. Про все те ночи, что мы обнимали друг друга, про все фильмы,что мы вместе посмотрели, и просто про то, как нам было вместе хорошо... а потом он садится в машину и уезжает. Прямо как я и попросила. Вместе с тем, как отдалялся автомобиль, уезжала и наша с ним история, наши с ним моменты, наша любовь... Неужели все было зря? Неужели весь год, что мы были вместе, несся именно к этому моменту? Где я стою у окна и давлюсь слезами, а Бен уезжает в сторону, противоположную его дому?
Я кинулась на диван и прорыдала на нем целый вечер, не отнимая головы от подушки. Когда вернулась мама, я все ей рассказала, в надежде, что мне станет легче, но легче ни капли не стало, и я стала рыдать и убиваться только еще сильнее. Я злилась на все, на всех, на себя и на Сару, но на Бена в первую очередь. Мне казалась, что вся моя жизнь закончилась, и при том закончила ее я сама.
Еле-еле найдя в себе силы на то, чтобы переодеться и смыть размазавшеюся косметику, я повалилась в кровать и старалась отключить мозг, чтобы заснуть, но даже лежа в кровати мне все напоминало о Бене и о том, что мы оба сделали. Я крутила наш разговор на повторе, как заклинившую пластинку. Вспоминала все, что он мне сказал, что я отвечала, с каким лицом он уезжал... Мне было страшно, я не могла представить, какая теперь у меня будет жизнь без отношений с ним. Ведь отношения с ним и были всей моей жизнью.
Я пообещала себе поговорить с ним завтра. Надеялась, что мы хотя бы сможем остаться друзьями, чтобы не приходить друг к другу в кошмарах, как в случае с Сарой. Я успокоила себя тем, что я завтра с ним поговорю, и все будет хорошо, после чего, абсолютно обессиленная и опустошенная, забылась тревожным сном.

5 декабря, 2017 г.

Я проснулась где-то в десять утра и чувствовала себя просто ужасно, как морально, так и физически. Первым делом я схватилась за телефон, непонятно почему надеясь увидеть там что-то от Бена, но строка уведомлений была пуста. В глубине души я надеялась, что увижу там что-то, что уймет боль, которая все еще давала о себе знать после вчерашнего.
Тяжело вздохнув, я нехотя оделась, почистила зубы, стараясь не смотреть на свое опухшее от плача лицо, села на край кровати и стала думать, что мне теперь делать. Ведь все рухнуло.
Что делать с квартирой в Нью-Йорке? С купленными билетами? Что делать с нашими планами? Как рассказать Сторми и остальным? И самое главное - что мне теперь делать без главного в жизни человека?
Я ничего не знала.
Стараясь не шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания, я спустилась на первый этаж и нашла маму, сидящую за кухонным столом. Она была повернута ко мне спиной, а волосы словно занавеской закрывали ее лицо. Обеими руками мама обхватила свой телефон, и вся ее фигура выглядела какой-то поникшей и сгорбившейся.
– Мам? - тихо позвала я, но мама не обернулась.
Обойдя стол, я села напротив нее, и когда мы встретились взглядами, то я увидела, что ее глаза все красные от слез. Меня это сильно испугало, потому что она никогда не плачет просто так. Даже при просмотре самых грустных фильмов.
– Что случилось? - настороженно спрашиваю я, переводя взгляд с ее глаз на побелевшие костяшки пальцев, сжимающие телефон.
Мама судорожно вздохнула, и ее глаза снова наполнились слезами с удивительной скоростью. Она высвободила руки и обхватила ими мои ладони, начав размеренно гладить их.
– Ох, милая... мне так жаль... Как же ты теперь... - мама опустила голову, и я увидела, как одинокая слеза каплей полетела с ее щеки и приземлилась на столешницу, образовав вокруг себя маленькие брызги.
– Мам, ты меня очень пугаешь, - произношу я, чувствуя, как предательски дрожит мой голос. Догадок не было, не было никаких малейших предположений, был только всепоглощающий страх от ожидания, что же она скажет... Ведь пока плохие новости не озвучивают вслух, они будто и не происходят.
– Звонила миссис Эванс. Она побоялась звонить тебе лично, попросила, чтобы я передала... Вчера поздно вечером Бен попал в аварию. Судя по всему, у него за рулем случилась паническая атака, и... Он не справился с управлением. Джерри... Он погиб. - и мама снова заплакала, еще сильнее сжимая мои ладони.
Всю кухню, а следом и весь оставшийся мир, окутала темнота, и стало так тихо, как будто мы в ту же секунду очутились в каком-то всепоглощающим вакууме. Сердце вмиг остановилось, как будто не больше не забьется. Мне было не вздохнуть.
– Джерри... - хнычет мама.
– Нет. Не может быть. Это, должно быть, какая-то ошибка. – говорю я каким-то не своим голосом, вскакиваю с места, выбегаю в коридор, натягиваю на босые ноги кроссовки, беру куртку и вылетаю на улицу. Тело действует быстрее, чем разум успевает отдавать ему команды, я не контролирую себя, только один единственный импульс толкает меня вперед – беги. Мама что-то кричит вслед, но я не слышу и хлопаю дверью со всей силы.
В висках стучит кровь, и мне все еще никак не вздохнуть. Я бегу так быстро, как никогда не бежала в своей жизни, со свистом рассекая воздух, обегая прохожих, мамочек с колясками, велосипедистов... Я бегу, не осознавая, что плачу, и волосы прилипают к лицу, но у меня даже нет времени их поправить. Я должна убедиться, что это все неправда. Что это все огромная ошибка. Что Бен в целости и сохранности у себя в комнате, болтает с Бобби или смотрит какую-нибудь документалку...
Мне повезло, и я подбегаю к автобусной остановке как раз тогда, когда приходит нужный автобус. Вскочив на него, я молниеносно показываю проездной, всегда валяющийся в куртке, и нетерпеливо остаюсь стоять прямо у дверей. Люди в автобусе странно косятся на меня, потому что мои попытки набрать в легкие хоть немного воздуха превращаются в хрипы, смешанные с рыданиями.
В мыслях я на повторе твержу себе: «Это не может быть правдой. Это не может быть правдой. Это не может быть правдой. Это не может быть правдой...»
Это чушь. Люди не погибают просто так. Еще вчера я видела Бена, не может быть такого, что вчера человек был, а сейчас его уже нет. Это явно большая ошибка.
«Это не может быть правдой. Это не может быть правдой. Это не может быть правдой. Это не может быть правдой...»
Автобус остановился на знакомой мне улице, и я молниеносно вскакиваю с места и выбегаю наружу. Я неслась со всех сил, воздуха совсем не было, но я не разрешала себе остановиться и перевести дыхание. Кажется, я вот-вот выплюну свои легкие. Но сейчас это неважно. Какое значение имеет мое дыхание, пока я не буду уверена, что с Беном все нормально? Я бегу со всех ног, следуя знакомому до боли маршруту. Но тут мое сердце с грохотом падает куда-то в пятки...
Потому что еще издалека я вижу стоящую рядом с домом Бена полицейскую машину. А машина Бена на привычном месте не стояла.
Нет, нет, нет, это явно для того, чтобы сказать, что произошла ошибка. Просто они заполняют какие-нибудь бумаги и все...

Тем не менее, где-то в животе сжалось в тугой узел чувство страха, и тут я поняла, что если не остановлюсь, то просто рухну на землю. От ужасного, ничем не соизмеримого ужаса, у меня сработал рвотный рефлекс, и я согнулась пополам у мусорного бака соседского дома. Мышцы живота сокращались, все внутри скручивалось и переворачивалось, и меня мутило, как после ужасных американских горок, но только гораздо хуже. Из меня ничего не выходило, пока я вдруг не допустила мысль о том, что, возможно, то, что мне сказали, правда, и тогда из меня фонтаном хлынула рвота, сотрясая при этом все тело.
Я с первобытным ужасом поняла, что я виновата во всем случившемся. Он уезжал от меня в таком состоянии. Я могла успокоить его, не отпускать за руль, я же видела, в каком он состоянии! Он умолял меня в слезах. Он прямым текстом сказал, что не сможет без меня, и я все равно велела ему убираться... О Боже мой. Он же дал мне понять, чтобы я не оставляла его одного. Господи... Это все из-за меня. Я довела его, я допустила, чтобы он сел за руль... Это я его убила.
«Боже мой. Меня сейчас снова вырвет» - проносится у меня в голове, и я опять ныряю головой в мусорный бак, извергая из себя все, что во мне еще осталось со вчерашнего дня.
И тогда, когда во мне больше ничего не было, и я вынырнула из мусорки, я разразилась безудержными рыданиями. Больше мантра «это не может быть правдой» не действовала. Все факты работали не в мою пользу. Мне стало так страшно и больно, как не было никогда за всю мою жизнь.
От судорожных всхлипов сжимались и больно скручивались все внутренности. Из-за пелены слез я почти ничего не видела, чудом еще держась на изнывающих ногах. Тяжелые, крупные слезы капали на асфальт, и я вот-вот сама бы упала на этот асфальт от переизбытка эмоций. Силы были на исходе. Но надо было дойти до дома Бена.
Еле волоча ногами я поднялась на крыльцо и стала звонить в дверь дрожащими пальцами. Открыли сразу же, и это была миссис Эванс. Женщина была вся зареванная, и я никогда не видела настолько убитого морально человека до сегодняшнего дня. Посмотрев на меня, она сотряслась рыданиями с новой силой и протянула ослабшие руки вперед, желая обняться.
– Джерри... боже, я поверить не могу... - она рыдала так громко, прямо мне на ухо, что ее голос срывался на какой-то первобытный горловой рык. - Мой мальчик, мой бедный мальчик... Мы не уберегли его! Мой родной сын... Бен...
Я чувствовала, как быстро теряла сознание. Я словно проваливалась в какую-то черную, бесконечную и засасывающую в себя пропасть. Эта темнота приняла меня в свои объятия, окутала с головы до ног мягким одеялом.
«Это я виновата. Я убила вашего сына. Простите меня»
Мозг отказывался больше работать и переваривать информацию, а в животе органы как будто снова стали меняться между собой местами. «Наверное, я умираю» подумала я.
Миссис Эванс, почувствовав это, нежно меня отпустила, но мои глаза уже закрывались, а в ушах звенел громкий нарастающий ультразвук. Последнее, что я услышала, это ее «О Боже!», а затем - ничего.
Щелчок – и темнота. Как и говорил Бен. Наверное, именно это он и почувствовал, когда умирал.