Часть 2
Балкон в этой квартире был шикарен: он представлял собою весь третий этаж первого и второго подъезда. После попадания снарядов в ту часть дома крыша обвалилась; и летом, помню, как в ясные вечера переносил туда несколько матрасов, ложился на спину и смотрел в потолок. Сначала небо окрашивалось в чуть розовый, этот цвет внахлест растекался по лазури и, словно проливной дождь, так же быстро сходил, сменяясь более насыщенным малиновым, затем ярко оранжевым, красным, пурпурным. Каждый раз все эти цвета играли по-разному, это была феерия цветов, а когда на небе висели косматые перистые облака... Да, это было прекрасно. Однако с моего чудо-балкона очень настойчиво в холодную пору пробивался пронизывающий ветер - что доставляло, безусловно, дискомфорт. Чтобы не было так холодно, ночь я пережидал в одной из ванных комнат. Брал те же матрасы, стелил на дно ванны, на пол, подпирал дверь, чтобы не распахнулась ненароком, и так засыпал. В те же дни, когда было особенно холодно, я зажигал ненадолго парафиновую свечу. Пусть горела она слабо, но давала тепла столько, сколько мне было нужно. И я засыпал.
Такой безмятежной казалась мне моя жизнь только вечерами. Я нигде не работал и никому не служил, так что еды у меня не было, а того, на что бы ее можно было приобрести, и подавно. Поэтому я брал, брал у других, и иногда без их ведома. Приходилось действовать быстро и аккуратно, в противном же случае люди начинали кричать, тыкали пальцем, мол, «Посмотрите, каков! Посмотрите, я говорю! Вредитель! Гнида!», попутно пытались огреть всем, что попадет под руку. Чем меня только ни били поначалу, и не только те люди, у которых я брал. Выходя на улицу, я должен был знать одно точно: либо беру я, либо берут у меня. Поэтому, когда у меня появлялось что-то, я толкал это на ближайшей блошке и превращал добытое в деньги. А когда у меня появлялись деньги – я тратил их на еду, когда появлялась еда – я ее ел. Ничего в той жизни не было более постоянным, чем мое полуразваленное жилище. Ничто меня по большому счету в этой жизни не волновало, и сейчас мне кажется, что и о себе я на самом то деле не думал.
В жизни, как и в уличном бою, все решает один удар. Хотя, скорее, это был не удар, а отрезвляющая пощечина жесткой холодной рукой. Этот день целиком я помню слабо, вообще не помню. К тому времени жизнь моя уже была отлаженной, доведенной до крайности рутиной. И в этот раз я что-то у кого-то взял. «Так, пустяк, не выручу много за такую безделицу, значит, если брать в следующий раз, то брать. Хватит мелочиться»,- думал я тогда, идя знакомыми закоулками к той самой блошке, чтобы снова превратить все в еду, а еду в себя. Но до назначенного места мне не суждено было дойти.