Люби меня, Мира | 16+ |

Я проснулась не от будильника, не от яркого солнечного света, а от неестественно громкого стука в дверь. Он был быстрым, сбивчивым, будто за ним стоял человек, у которого трясутся руки. Подушки еще хранили тепло моего тела, голова оставалась тяжелой, как после ночной бури, но тревожный голос за дверью вогнал в сознание будто ледяную иглу.

— Мисс Мира, — раздалось дрожащим тоном. Это была Диана, одна из самых тихих горничных в доме, женщина с усталыми глазами и веяным запахом жасмина от ее фартука. — Вас... вас ждет господин. Срочно. В кабинете.

Ее голос был натянут до предела. И этот предел был страхом.

Внутри меня щелкнул выключатель — и все вокруг окрасилось в оттенки настороженности. Сон, усталость от вчерашней ночи исчезли в один миг. Я села на кровать, провела рукой по лицу, но, вместо пробуждения, ощутила, как пустота внутри расширяется.

Я спустилась по лестнице, не утруждая себя сменой одежды — синяя футболка и трикотажные штаны казались мне не просто одеждой, а щитом. Щитом, пусть и тонким, но моим. Ступеньки скрипели под ногами, шторы в коридоре еще не были раздвинуты, и все в особняке казалось ненастоящим — будто я попала в собственный кошмар, проснувшись не в нем, а внутри него.

Кабинет отца встречал привычным холодом. Тяжелый дубовый стол, кожаные кресла, запах сигар и старых книг. Ничего не изменилось.
Даже он.

Он стоял у стола, с прямой спиной, как статуя. Его руки сложены за спиной, и когда он заговорил, голос разрезал воздух как хлыст.

— Где ты была?

Вопрос без интонации. Без жизни. Как выстрел в воздух.

Я сжала челюсти, но ответила, сохраняя ледяное спокойствие — то, которому я сама же себя учила годами.

— На гонках. С подругой. Вернулась поздно.

Пауза между моим ответом и его движением длилась меньше секунды, но ощущалась как вечность. Он резко развернулся, и в следующую секунду мне пришлось отступить на шаг. Его глаза сверкали бешенством, губы дрожали от сдержанного крика.

— Гонки? Гонки, Мира? — Он шагнул ко мне, рука взлетела в воздух и обрушилась на мою щеку с такой силой, что я дернулась всем телом. Горячая боль вспыхнула справа, словно под кожу налили расплавленный металл.

Я не упала. Не всхлипнула. Просто осталась стоять. Он ударил еще раз — в плечо, в бок, туда, где не видно. Все точно рассчитано. Его любимая тактика — боль, которую не увидят посторонние.

— Деньги, — процедил он сквозь зубы. — Какого хрена я должен испытывать позор за отродье подобное тебе?! Лишь за то, что в тебе моя кровь, да? Что, на ставки потянуло?! Своих не хватило?!

Я разжала губы, голос едва не дрогнул, но я удержала.

— Я не ставила. Меня подставили...

Еще один удар, теперь ниже ребер. Воздух вырвался из легких, я невольно согнулась, схватившись за край книжной полки, чтобы не упасть. Боль была тупой, обволакивающей, словно что-то медленно крутят внутри.

Он остановился. Его дыхание было сбивчивым. Лицо побагровело. И все же — он сделал шаг назад.

— Исчезни с глаз, — процедил отец, вытирая ладонь платком, будто прикоснулся не ко мне, а к мусору. — Чтоб даже не показывалась.

Я не ответила. С каждым шагом вверх по лестнице ноги норовили подогнуться, но я не позволила слабости. Лишь когда я дошла до комнаты, захлопнула дверь и, наконец, заперлась, я позволила себе сесть на пол.

Не заплакать — нет. Просто посидеть. Просто дать себе замереть. Как выжатый лимон. Пульсирующая боль под ребрами, синяк на плече, горячая полоса на щеке. В душе включаю воду на максимум, будто горячий пар способен стереть не только отцовские удары, но и то ощущение, что ты — не человек, а марионетка, чье тело не принадлежит самой себе.

***

На тренировке все будто в тумане. Тело больше не ощущало боли, оставленной отцовскими ударами — она ушла куда-то в фон, в привычное нутро, как если бы стала частью меня. Не было ни стонов, ни жалоб. Осталось только тупое раздражение, глухая ярость, что копошилось где-то между костей и прожигала разум изнутри. Я злилась. На отца — за его вечную жестокость, на себя — за проявление слабости, за то, как глупо позволила Жанне одурить меня, за то, что поверила. Но больше всего — на нее. Рыжеволосую ведьму, с запахом лимонного чая и дешевого предательства. Перед глазами проносились сцены, одна мрачнее другой: как я хватаю ее за волосы, швыряю в стену, бью головой об стол до тех пор, пока лицо не теряет форму, пока не исчезает этот фальшивый смешок, которым она все время скрывала ложь. Я шла по этой дорожке мести с такой яростью, что и не заметила — как ноги сами запутались, как все подкосилось.

Мир качнулся будто в замедленной съемке. Я упала с беговой дорожки с грохотом, который оглушил на пару секунд. Лбом ударилась об край панели, спиной — о жесткий пол. Воздух вырвался из легких, и все вокруг потемнело, будто кто-то выключил свет в комнате.

На секунду мне показалось — вот он, свет в конце тоннеля. Все. Но вместо него — вода. В нос. Резко. Обжигающе. Я захлебнулась, глотнула инстинктивно, и слизистая будто вспыхнула огнем. Я дернулась, села, закашлялась так, что в глазах заплясали звезды.

— Орлова! Да что с тобой?! — доносится сквозь оглушенную пелену женский голос. Сначала только голос, потом силуэт, расплывчатый, дрожащий, будто в воде. Тренер. Нина Александровна.

Зрение понемногу возвращалась, очертания становились четче. Слабый гул в ушах еще оставался, но я уже могла различать лица. Надо мной склонилась Виолетта Шишкина — спокойная, мягкая, с глазами, в которых было столько сочувствия, что даже мне, со всеми моими внутренними шипами, стало немного теплее.

— Не вставай пока, — сказала она, придерживая меня за плечо. — Ты сильно ударилась.

Я попыталась встать, но Ви мягко удержала меня, а тренер уже отдает распоряжения:

— Шишкина, пригляди за ней, я позову медиков.

Она уходит, а я остаюсь с Ви— тихой, как весенний дождь. У нее короткая стрижка гаврош, от чего она кажется более трогательной. Небесно голубые глаза, были большими. Я старалась не показывать благодарность, но в тот момент она была единственным человеком, к которому я не чувствовала ни призрения, ни ярости.

И все же даже в такой момент меня нашли.

— Ну что, Орлова, такая рассеянная, что и на дорожке удержаться не можешь? — язвит с другого конца зала знакомый голос, сдавленный и неприятный, как скрежет вилки по стеклу. Романова. Ее зубы в брекетах блестят при каждом слове, будто они — единственное, что ей удалось в жизни отполировать.

Я стискиваю челюсти. Терпеть? Сейчас? Когда все внутри просто кипит? Нет. Молчать я не собираюсь.

— А тебе лишь бы поднасрать, да? — выплюнула я, поднимаясь на ноги. Ви подхватывает меня, помогает удержаться. Грудь сжимается от боли, но злость сильнее.

— Может, тебя в душ надо сносить? С головы весь пар выпарить, может и мозги на место встанут, — фыркает Вика, перегибаясь от удовольствия, будто ей действительно весело. И в этот момент мне очень хотелось... ударить. Но не в нос. Холодно, по аристократичному, ладонью по щеке. Так бьют за честь.

Нас успевает разнять тренер. Толпа уже собралась вокруг — голодные до сплетен, до чужих падений.

— Чего уставились? — рявкает Нина Александровна. — Работать! Быстро! Давайте-давайте!

Толпа отступает. Кто-то еще хихикает, кто-то переглядывается, но уже в другой плоскости. Где-то между злостью и слабостью. Медик подбегает, пытается меня осмотреть. Я, как обычно, делаю вид, что все в порядке. Но она настаивает. Внимательно смотрит в глаза, просит пойти в травматологию.

Я не хочу. Категорически. Я знаю, что под одеждой — не только свежие ушибы от падения. Там — следы отцовского «воспитания», выверенные, стратегически спрятанные на невидимых участках тела. Их нельзя показывать. Это не их дело. Это мое дело.

— Я в порядке, мне уже лучше, — говорю медсестре тихо, но достаточно уверенно. Та вздыхает, но отпускает, кивнув на прощание обеспокоенный взгляд.

Когда я возвращаюсь в раздевалку и смотрю на себя в зеркало, то вижу не просто потертые локти и взъерошенные волосы. Я вижу злость. Бессилие.
Стыд.

***

После тренировки я еле выползла из раздевалки. Тело болело как после аварии — каждое движение отзывалось глухой болью в мышцах. Я даже не была уверена, на чем конкретно появился синяк: на бедре, или, может, на всем теле сразу. Все плыло перед глазами, но ноги автоматически несли меня к выходу. Было ощущение, будто я плыву в тумане, и в этом тумане всплывает знакомый голос — спокойный, уверенный, чуть тянущий каждое слово, как будто не спешит жить.

— Орлова, — раздалось за спиной.

Я остановилась как вкопанная. Только этого не хватало. Я развернулась резким движением, чувствуя как в груди начинает нарастать раздражение. Одноклассник? Однокомандник? Сын папиного делового партнера? Кто ты вообще такой? Имеешь определенный термин?

— Чего тебе? — выплюнула я, с раздражением.

Он даже не моргнул, только прищурился чуть-чуть, будто его больше не развлекала моя злость, чем смущала.

— А чего такая нервная?

Вот как. Вопросом на вопрос. Ненавижу когда так делают. Просто выбешивает.

Я обернулась полностью, и наши взгляды встретились. На нем белоснежный рашгарт, который подчеркивал каждый изгиб тела — и не важно, что он не самый массивный парень. Волосы растрепанны, влажные от пота, а очки чуть сползли на переносицу, придавая ему ленивую, почти насмешливую внешность. Было в нем что-то... до жути раздражающее и одновременно — привлекательное. Но я быстро отогнала эту мысль. Не в этот день.

— Ответь на вопрос. Тебе чего? — повторила я, все еще злясь.

— Хотел спросить, — начал он, но сделал паузу, затянув ее так, что я уже хотела ударить его по лбу. — Как ты?

Внутри меня взорвался фейерверк из колких комментариев. Я уставилась на него, как на полного идиота. Это все, что ты мог придумать?

— Ну, если не брать то, что я упала с беговой дорожки и отключилась на какое-то время, то все отлично, — выплюнула я, и, не дожидаясь ответа, развернулась, направляясь к выходу.

Он не ответил, но я чувствовала — он идет за мной. Мы уже подошли в главному выходу. С улицы проникал прохладный ветер, пахнущий пыльным асфальтом и начавшими распускать липами. Водитель уже ждал у машины, привычно стоя с открытой дверцей, но мое внимание в этот момент приковал рев двигателя. Ривен, молча свернул к стоянке, где рядом с бордюром стоял его мотоцикл — матово-черный, хищный, будто вырезанный из тени.

И в моей голове тут же созрел план.

Он только успел отъехать от своего места, как я шагнула к нему вперед и встала прямо на его пути.

— Ты рехнулась?! – закричал он, резко тормозя. — Хочешь, чтобы я тебя переехал?

— Ривен, стой! — крикнула я, и он, недоумевая, заглушил мотоцикл.

Снял шлем, растрепав волосы, и уставился на меня так, будто я сошла с ума. Ну... возможно так и было.

— Ты сегодня вечером свободен? — спросила я, скрестив пальцы за спиной. Впервые, наверное, просила кого-то о чем-то с такой неуверенностью.

— А что? — снова вопросом на вопрос. Как же меня начинает бесить этот парень!

— Ты мне нужен, этим вечером, — сказала я, стараясь донести все спокойно и четко. — Будет два пункта назначения, и, конечно же третий — обратно домой. Ты согласен?

Он слегка кашлянул, будто пытаясь понять, что я имею ввиду.

— Я интимные услуги не предлагаю, — спокойно сказал он с кривой улыбкой.

Я тяжело вздохнула, закатив глаза. Шутка была неплохой — будь у меня настроение, я бы даже посмеялась. Но сейчас не до этого.

— Мне нужно, чтобы ты отвез меня в кое-какие места. — Я говорила без эмоций, как более менее официально. — Будешь моим... условным телохранителем. Ну, или таксистом. Считай, что просто сопровождаешь. Согласен?

Он задумался, покачивая мотоцикл из стороны в сторону, и наконец сказал луковым блеском в глазах:

— С тебя ужин. В любом ресторане, который я назову.

Я закусила губу. Чертов шакал. С самого начала все просчитал.

— Ладно. Договорились, — ответила я с тяжелым вздохом. — Вечером в 19:00. Адрес скину по смс. Не опаздывай.

Он кивнул, снова натянул шлем и с ревом уехал, оставляя за собой запах бензина.