Глава 16.
Воскресенье тянулось бесконечно. Лиэрин проснулась поздно, и сил подняться с кровати вообще не было: тело будто налилось свинцом, а мысли гулко отскакивали от черепа, оставляя после себя только пустоту. Она лежала, свернувшись клубком, словно разбитая музыкальная шкатулка: красивая снаружи, но пустая внутри. Девушка слушала, как за окном кто-то разговаривает, как хлопают двери машин, слушала совершенно далёкий и чужой, не её мир.
Каждый вдох отдавался тупой болью в груди. Не от удара отца, а от его слов. Они резали сильнее, чем ладонь, потому что каждый раз, вспоминая его лицо и голос, его дрожащие руки, у Лиэрин внутри будто что-то ломалось заново. Она пыталась смотреть глупые видео, включала их одно за другим, но яркие картинки сливались в кашу, а смех и шутки казались издёвками.
Она ничего толком не рассказала вчера Теодору. Не хотела, чтобы он знал, что у нее такой отец. Ей было стыдно, что её ударили, еще и на видном месте – по лицу. То, что происходило сейчас, совершенно не увязывалось с ее прошлым, с моментами, когда отец нежно любил и ее, и мать, когда еще не пытался контролировать, когда не был сломлен банкротством, долгами и болезнью своей жены.
Сейчас Лиэрин была будто в центре урагана, где было так тихо и лишь на мгновение можно было увидеть чистое небо, запрокинув голову, пока жизнь вокруг рушилась – ее надежды, ее вера в светлое будущее, ее мечты и желания.
Телефон вспыхивал то звонками, то сообщениями от Теодора. "Я у твоего дома". "Выйди хоть на минуту". "Просто скажи, что все нормально". Лиэрин сжимала пальцы вокруг экрана, будто это могло помочь найти силы, но каждый раз, когда она подумывала подняться, ноги словно отказывали. В горле стоял ком, а глаза снова наливались тяжёлой влагой.
Она ненавидела себя за эту слабость. Ненавидела отца за то, что он довёл её до такого. И ненавидела то, что, несмотря на всё, она не могла ни кричать, ни сопротивляться, только лежать и чувствовать, как день пролетает мимо, оставляя после себя ещё больше пустоты.
Когда в доме уже погасли все огни и даже шаги отца перестали звучать за дверью, Лиэрин не выдержала. Телефон в её руках был холодным, как ледышка, пальцы скользили, пока она искала имя "Теодор". Нажала вызов почти машинально и сердце ударилось о ребра.
— Ли?.. — его голос прозвучал сразу, будто он всё это время сидел и ждал ее звонка, не выпуская мобильник из рук.
Она открыла рот, но слова застряли. Горло саднило, глаза снова налились слезами. Ей показалось, что если она сейчас скажет хоть слово, то обязательно расплачется. И всё же шёпотом сорвалось:
— Я устала, Тео...
На том конце провода тишина, такая плотная, что её можно было потрогать, как густой кисель. А затем его дыхание, ровное, будто Теодор пытался сохранять для неё спокойствие.
— Держись, — он говорил полушепотом, но в этих двух слогах было больше, чем во всех чужих обещаниях, — Я рядом. Если хочешь, я могу приехать хоть сейчас.
Она зажмурилась, прижимая телефон к уху и вжимаясь лицом в подушку. Слова сами полились:
— Я чувствую себя отвратительно... всё это время. Я думала, что хуже уже не будет, но он... он... — голос сломался, и дальше вместо слов были только всхлипы.
— Ш-ш-ш... — Тео не перебивал. Только тихо шептал что-то ободряющее, одно и то же, пока её дыхание не стало ровнее, — Всё хорошо. После самой тёмной ночи наступает рассвет, ты знаешь?
Лиэрин тихо всхлипнула ещё раз, но уже с облегчением.
— Обещай... что останешься. Даже если это неправда.
— Я не уйду, — голос из трубки прозвучал без наигранного пафоса, просто твёрдо, — Пока позволишь быть рядом.
Она не ответила, только закрыла глаза, слушая его дыхание в трубке. С каждой минутой оно казалось всё ближе, теплее, будто Теодор сидел рядом. Слёзы всё ещё блестели в уголках глаз, но тягучая пустота внутри немного отступила.
Они больше не говорили о чем-то осмысленном. Просто держали линию, упрямо не отключаясь, пока сон медленно не смыл остатки боли и напряжения. Телефон так и остался на подушке рядом с её щекой, и последнее, что Лиэрин услышала, прежде чем провалиться в забытьё — это тихие нашептывания глупостей от Тео, чтобы хоть как-то ее успокоить.
***
Утро понедельника встретило её тяжёлой головной болью где-то в затылке и неприятной сухостью во рту. Казалось, выходные пролетели не отдыхом, а одним длинным кошмаром, который всё никак не хотел заканчиваться. Лиэрин взглянула в зеркало и поморщилась: губа так и осталась разбитой, еще и то и дело напоминая о себе ноющей болью, а под глазами легли тёмные круги. Спрятать это было почти невозможно, но идти в школу всё равно придётся.
На улице воздух был свежим и пах влажной листвой. Шаги давались тяжело, но сердце сжалось особенно сильно, когда у ворот школы она увидела Теодора. Он стоял, опершись о кованый забор, и в его взгляде не было привычной для него иронии, только хмурое напряжение.
— О боже, — он откинул крышку "зиппо", рассматривая рыжеволосую внимательным взглядом с головы до ног, когда она подошла ближе, — Что с губой, Ли?
— На лестнице упала, — она попыталась натянуть улыбку, но рана быстро начала расходиться, отчего девушка приложила подушечки пальцев к губе и тихо зашипела.
Теодор прищурился, еще пару раз щёлкнув крышечкой зажигалки. Он сделал шаг вперед и прокрутился вокруг своей оси, расставив руки в стороны.
— Скажи, я выгляжу сегодня особенно как идиот? — ирония в его голосе почти разрезала влажный холодный воздух между ними. Поправив волосы, юноша подошёл к Лиэрин ближе и положил руку ей на плечо, — Что случилось?
Её дыхание сбилось. От его взгляда, слишком прямого, слишком внимательного, хотелось спрятаться, отвернуться, но ноги будто вросли в землю. Казалось, Теодор видел всё: и разбитую губу, и злость на отца, и то, как она пряталась от самой себя. Лиэрин стиснула пальцы на ремешке сумки, упрямо отводя глаза в сторону, будто простое отрицание могло стереть правду с её лица.
— Ни... — она начала, но прикусила язык, понимая, что ведёт себя, как ребенок. И так ясно, что все не в порядке, поэтому юлить не было смысла – это может только оттолкнуть Монтэгю, — Это отец.
— Что? — парень вскинул брови, переспросив, хотя он прекрасно услышал с первого раза. Просто не поверил, что на Лиэрин кто-то может поднять руку, особенно ее отец.
— Меня ударил отец, — процедила она сквозь зубы и легким движением руки уронила пряди рыжих волос на лицо, чтобы скрыть последствия удара от чужих глаз. Внутри свербила боль, а стыд за то, что это все случилось, отразился на лице густым румянцем. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы ее семья, которую она так сильно когда-то любила, могла показаться неблагополучной.
— Вот ублюдок, — сорвалось с губ Теодора. Голос был низким и хриплым, и Лиэрин впервые услышала в нём не игру, не язвительность, а настоящую, рваную ярость. Юноша глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, будто пытался сдержать себя, чтобы не сорваться с места. Его пальцы судорожно щёлкнули крышкой "зиппо", но пламя так и не вспыхнуло.
Он смотрел на неё так, будто в любой момент готов был шагнуть обратно за ворота, к её дому, и разнести всё к чертям.
— Тео... — голос Лиэрин дрогнул. Только сейчас она по-настоящему поняла, что если не остановит его, то парень и правда что-то сделает, — Ты ничего не изменишь. Он все еще мой отец и мне придётся возвращаться в его дом – сегодня, завтра, послезавтра, через месяц. Придётся просто проглотить это и...и не провоцировать снова.
Её губы дрогнули, словно каждое слово впивалось тоненькой иголкой под ногти. Она сама ненавидела то, что говорила, но другого выхода у неё не было. Теодор застыл, будто это он получил пощечину, а не девушка. На секунду он даже перестал щёлкать зажигалкой – пальцы судорожно сжались, металл больно впился в ладонь.
— Твою мать, Фролло, — он хрипло выдохнул, взгляд скользнул куда-то в сторону, — "Просто проглотить" – это не выход. Если он один раз поднял на тебя руку, то что мешает снова? Особенно, зная тебя, ты иногда слова вообще не подбираешь. Неужели будешь ходить и бояться?
— А что, у меня есть выбор? — девушка спросила практически беззвучно, слегка склонив голову набок. Горло неприятно першило, а в уголках глаз щипало, будто вот-вот снова заплачет, — У меня нет ни денег, ни связей. Что я смогу? Меня даже на работу никуда толком не возьмут. Хотелось бы верить, что бунт имеет смысл, но я все ещё ем из его тарелки, живу в его доме и мало-мальски обязана подчиняться его правилам.
Теодор резко замолчал. В его лице на миг мелькнула растерянность, будто он упёрся в невидимую стену. Он хотел возразить – в горле уже стояли слова о том, что можно "решить вопрос", но они казались слишком пустыми, пока были просто словами.
Его рука, что все это время лежала на плече у девушки, нырнула в глубокий карман пальто. Он вытащил от туда железный портсигар и, шумно открыв его, достал пару сигарет.
— Я так ненавижу, когда ты права, — он хрипло усмехнулся, но в смехе совершенно не было радости, — Потому что чаще всего ты права в самых омерзительных вещах.
Он щёлкнул портсигаром и, протянув ей сигарету, задержал взгляд чуть дольше, чем нужно.
— Кури. Станет легче, — голос прозвучал жёстко, почти приказом, будто это единственное, что он может сейчас предложить, чтобы заглушить её боль и свою ярость, — А я... — он зажал сигарету меж губ, подкурил, резко втянул воздух и выдохнул дым сквозь зубы, — Я что-нибудь придумаю. Всё решаемо.
Лиэрин взяла сигарету, пальцы слегка дрожали. Она держала её неловко, будто что-то инопланетное, и секунду просто смотрела на огонёк, который поднёс Тео. Вдох получился резким и неглубоким, горло обожгло, и девушка закашлялась, поспешно прикрывая рот ладонью.
— Чёрт... — выдохнула она сипло и, отвернувшись, выпустила остатки дыма, продолжая кашлять.
Тео глядел на нее, слегка нахмурив брови. На лице появилась легкая, совершенно беззлобная усмешка, а внутри он почувствовал себя так, будто учит ребёнка гадостям.
— Неправильно вдыхаешь. Попробуй сначала не затягиваться, просто набери дым в рот.
Лиэрин снова подняла сигарету, держа ее большим и указательным пальцами, на этот раз уже увереннее. Она попробовала так, как сказал Тео – вдохнула дым в рот, но не в лёгкие. Вкус оказался резким, горьким, обжигающим, неприятным. Её передёрнуло, но всё же она выдохнула облачко дыма, маленькое, но победное.
— Вот так, — на лице у него мелькнула кривая, почти виноватая усмешка.
Она всмотрелась в тлеющий кончик, будто в нём могло быть хоть какое-то облегчение. Не было в ней привычного упрямства или желания спорить; девушка слишком устала, слишком выжата, чтобы что-то доказывать. Просто поверила, что, может, действительно станет легче.
— Голова кружится, — тихо сказала она, вцепившись взглядом в свои дрожащие руки. Кажется, она стала ещё бледнее, чем была.
Тео прикусил губу, не сразу подобрав слова. Ему хотелось выхватить у неё сигарету, затушить и больше никогда не видеть, как она так смотрит на свои пальцы, будто они принадлежат чужому человеку. Но вместе с этим он испытывал какое-то странное, горькое удовлетворение: она доверилась, послушала его, а, значит, допустила ближе.
— Привыкаешь, — выдохнул он наконец и лёгким движением забрал у неё сигарету, сам сделав глубокую затяжку. — Только не падай тут, Фролло. Мне тебя потом на руках тащить. Эй?
Он свободной рукой убрал пряди рыжих волос с ее лица и заглянул в голубые глаза, которые, казалось, были в лёгкой дымке. Он поджал губы и выбросил сигарету, потушив ее ботинком.
— Да что ж такое. Ты в курсе, что по утрам есть надо? — он подхватил девушку под руку и почти потащил в сторону школы, пока она реально не свалилась ему в руки, — Я не гадалка, не могу знать наверняка, что с тобой происходит.
Она хотела возмутиться, огрызнуться в ответ, но слова растворились в глотке. Лиэрин поймала себя на том, что чувствует себя маленькой, беспомощной, и от этого внутри неприятно заныло. Лиэрин не хотелось быть в роли ребёнка. Хотелось оттолкнуть Тео, доказать, что она справится сама. Но сил не было. Только шаг за шагом она шла рядом, еле волоча ноги и чувствуя его крепкую хватку, впервые не споря.
***
Теодор усадил её буквально за первый попавшийся пустой столик в столовой, не слушая никаких возражений. Лиэрин сцепила пальцы в замок и уставилась перед собой с таким лицом, будто только что кто-то умер – и она была виновницей этого.
— Сиди, — бросил Тео и тут же исчез в очереди.
Её губы сжались в тонкую линию. Неловкость жгла изнутри, словно весь зал смотрел прямо на Лиэрин, видя в ней жалкую, беспомощную девчонку. Она упрямо прожигала взглядом деревянную столешницу, пока она отбивала кончиком туфель по плитке нервный ритм.
Через пару минут Теодор вернулся, с грохотом опустив на стол поднос с едой: какой-то салат, булка, фрукты и кружка чая. Рыжеволосая приподняла брови, пытаясь состроить привычную саркастическую гримаску, но вышло лишь бледное подобие улыбки.
— Ешь, — он опустился в стул напротив, тяжело выдыхая, будто только что пробежал марафон. Тео не винил ее за такое ребячество – он понимал, что Лиэрин, скорее всего, еще не отошла от ссоры с отцом, поэтому до сих пор была как в тумане. Его задачей было лишь поддерживать, а не упрекать ее.
Фролло медленно взяла вилку, так, словно та весила тонну. Первое прикосновение еды к губам было неловким: вкус казался пустым, чужим, но теплая булка немного разогнала холод в животе. Она нахмурилась, чтобы спрятать, что ей стало легче. Не потому, что ей противна забота Теодора, а потому, что она всё ещё считала себя жалкой – жжение ранки на губе постоянно напоминало об этом.
Тео не комментировал, только откинулся на спинку стула и молча наблюдал, будто охранял этот крохотный момент её примирения с самой собой. Он пару раз щелкнул крышкой зажигалки, выдавая свою нервозность, и произнёс будто между делом:
— Я тут подумал... — он наклонился вперёд, оперевшись локтями о стол, — Тебе нужно как-то выбираться из-под опеки твоего отца. Тем более, у нас выпускной класс... Чем ближе к выпуску, тем больше скандалов, еще и эти правила его идиотские – ты долго так не протянешь. Да и я не хочу, чтобы ты свихнулась.
Лиэрин подняла глаза настороженно, но он продолжил:
— Я хочу представить тебя своему отцу. Может, для тебя это станет выходом. Если ему понравится, если он увидит, что ты не просто девка с улицы... у тебя появятся другие возможности.
От такого ледянящего душу спокойствия в голосе Теодора, еда у Лиэрин встала поперёк горла. Она прокашлялась, пару раз легонько стукнув себя по грудной клетке, и наморщила лоб.
— Что, прости? — наконец, выдавила из себя рыжеволосая, накалывая кусочек помидора на вилку, — Чем я вообще могу ему понравиться? Для чего? И какие еще, черт возьми, возможности? Возьмёт меня работать секретаршей?
— Не преувеличивай, — Тео нахмурился и склонил голову набок, глядя на неё чуть снисходительно, — Секретаршей тебе быть не придётся. Он любит умных, упрямых, тех, кто не пасует при споре. Если ты покажешь себя... ему станет любопытно. А это уже шанс.
Лиэрин тихо усмехнулась, но смех прозвучал горько, словно она обожглась.
— Шанс на что? На то, что меня будут таскать как декоративный элемент, когда ты устанешь спорить с ним сам? Тео, я не тупая. Я понимаю, что в его глазах я – никто. И если я рядом с тобой, то только как "твоя девка с улицы", — она покачала головой. Лиэрин не пыталась спорить, просто не видела перспектив.
Он откинулся на спинку стула, сцепив руки на груди. Взгляд стал тяжёлым, но не от злости, а скорее от попытки что-то просчитать.
— Слушай, ты хоть раз можешь взглянуть дальше своего носа? — он говорил спокойно, но в голосе сквозило раздражение. — Если он увидит тебя иначе – не как придаток ко мне, а как человека, с которым можно говорить, то это даст тебе вес и – фантастика – откроет дорогу в будущее. Шанс на реализацию. Ты можешь пустить свою торопливость, чувство справедливости и желание вырваться в правильное русло. Моему отцу нужны люди. "Свои" люди.
Лиэрин уставилась в чашку, где остывал чай, и ее нежные черты лица прорезали лёгкие морщинки задумчивости. Гул голосов вокруг будто становился громче: за соседним столиком хохотали младшие, кто-то гремел подносами, кто-то ругался на недосоленный суп. Всё было слишком обычным, слишком мирным, и от этого её собственный разговор с Тео казался ещё более чужеродным.
— "Свои люди"... — она скривилась, повторяя его слова шёпотом так, будто на вкус они горчили, — И ты реально думаешь, что я могу стать одной из них?
Фролло подняла глаза, встретив его взгляд. В нём не было насмешки, только настойчивое "да". Теодор чуть наклонился к ней, и стул скрипнул по плитке.
— Не думаю, а знаю. У тебя башка варит лучше, чем у большинства этих свиней, — он кивнул в сторону шумной компании за дальним столиком, где парни наспор кидались кусками хлеба, — Только ты наотрез отказываешься это видеть.
Лиэрин вздохнула и провела подушечками пальцев по сколу на деревянной столешнице.
— Даже если это так... если я все-таки покажусь дурой? Если он посмотрит и увидит во мне только "девку с улицы"? — голос звучал ровно, но беспокойные пальцы выдавали ее.
Тео едва заметно пожал плечами, будто для него это было проще простого:
— Тогда будешь мои брелоком, декоративным элементом и... как еще ты там говорила? — он игриво усмехнулся и накрыл ее руку своей ладонью, чтобы она перестала суетиться, — Шучу. Ты вернёшься сюда, и никто даже не узнает. После этого, конечно, будет немного сложнее прогрызть себе дорогу в светлое будущее... Но не более. Оскорблять тебя я не позволю, да и отец не из любителей унижать маленьких заносчивых девочек.
Дыхание Лиэрин на секунду сбилось. Он говорил так убедительно, что упрямое "нет" вдруг стало звучать слишком бессмысленно.
— Ладно, — наконец произнесла она, опуская глаза в тарелку. Голос её был хриплым, словно слова пришлось вытолкнуть силой, — Я подумаю.
Тео усмехнулся, но ничего не ответил.
***
Черная машина аккуратно припарковалась у ворот дома Лиэрин. Вечерний воздух был прохладным, пахло мокрым асфальтом и бензином от проезжающих машин. Тео, прежде чем она вышла, вытянул с заднего сиденья стопку книг, перевязанных ремнём, и протянул ей.
— На подумать. Читай, впитывай, если хочешь потом не выглядеть девчонкой с улицы. И не быть декоративным элементом, — лицо тут же озарила улыбка – с привычной иронией, но за ней скрывалось что-то искреннее, что можно было даже назвать заботой.
Она подняла брови, но молча взяла. Ремень врезался в пальцы – книги были тяжёлые. Не дав девушке ничего сказать, Теодор быстро опустил что-то в карман ее пальто, отчего тот заметно потяжелел.
— Ещё кое-что. Чтобы думалось проще.
— Что там? — Лиэрин нахмурилась, но не могла взглянуть, потому что руки уже были заняты.
— Увидишь, — он прищурился и легонько стукнул ладонями по рулю, — Только не делай из этого трагедии.
Уже в своей комнате, когда пальцы нащупали в кармане пачку и массивную зажигалку, Лиэрин вытащила всё это добро и тихо хмыкнула. Внутри пачки были не только сигареты – вместо нескольких раковых палочек лежала туго сложенная бумажка. Девушка развернула её, и из складок выпала аккуратно перевязанная купюра. На клочке бумаги его почерк был узнаваемо аккуратным:
"Либо на еду, либо на хеннесси. Решай сама."
Пальцы тут же потянулись к телефону. Быстрая смс-ка – "Завтра же верну", на что почти сразу пришёл ответ – "Тогда я скурю купюру у ворот, чтобы тебе стало стыдно".
Она закатила глаза, но уголки губ всё равно дрогнули. Глупый. Бесконечно раздражающий. И всё же единственный, кто хотя бы пытается вытянуть её из этой тьмы, даже если его идеи абсолютно нелепы.