chapter seven
Только утром слепящее солнце обмануло меня, нашептывая, что это знак – вот-вот все наладится. Теперь же, промокшая до костей под ледяным бирмингемским дождем, я буквально чувствовала, как иллюзии растворяются в грязных потоках воды. Они стекали с меня, смывая розовую дымку, под которой пряталась голая, колючая правда.
Не было крепких стен отношений с Кейджем – был зыбкий песок его эгоизма. Не было нерушимой скалы дружбы с Эсми – лишь хрупкий лед, треснувший при первом же испытании. Я сама выстроила этот карточный домик веры. Сама же и сдула его. И осталась совсем одна. Снова. Как тогда, когда исчезли родители. Но на этот раз – добровольно. Плакать? Слез не было. Внутри – выжженная пустыня, знакомая до боли. Готовность к одиночеству – мой единственный щит. Никто больше не подойдет близко. Я – своя крепость, свой закон, своя последняя линия обороны.
С клубами, с мошенничеством – точка. Одиночка не выживет в той игре. Дотяну до восемнадцати. Вырвусь. Вот и все.
Поток горьких мыслей бил в виски, пока я брела обратно в приют. Знакомый район встретил меня удушьем. Грязь, прилипшая к подошвам, казалась символом всей жизни здесь. Улицы, словно вены мертвого города: облупившиеся фасады домов с забитыми досками окнами, разбитые фонари (и без того редко работавшие), вечный запах затхлости и отчаяния, въевшийся в кирпич. Высокие заборы с колючкой вокруг приюта не защищали – они кричали о тюрьме. Ни птиц, ни детей, ни жизни – только серая, беззвучная гниль. Раздражение клокотало внутри, едкое, как желудочный сок.
Упершись спиной в холодный, потрескавшийся бетон забора у все той же вонючей, переполненной мусорки, я зажгла сигарету. Глубокие, ядовитые затяжки – попытка выжечь стресс, выкурить страх. Дым смешивался с паром от дыхания и дождя.
– Брось эту гадость. – Голос. Низкий. Хриплый. Без эмоций. Резанул тишину, как нож по стеклу. Позади. Пустота вокруг подтверждала: обращался ко мне. Холодный мурашечный бег прошелся по коже.
– А еще что мне... – начала я, резко оборачиваясь с язвительной ухмылкой... и замерла. Снова ОНИ. Эти темно-карие глаза. Холодные. Неотрывные. Буравящие. Мы застыли. Он – сканировал, впитывая каждую деталь моего испуга, каждую каплю дождя на щеке. Я – лихорадочно искала лазейку. План. Ничего. Инстинкт сработал быстрее мысли: резкий присед – и я проскользнула под его занесенной для захвата рукой!
Адреналин взорвался в крови. Я рванула прочь от приюта, не оглядываясь, вбивая ботинки в мокрый асфальт. Бежала так, как не бегала никогда: легкие горели, сердце колотилось о ребра. Свобода! Дальше угла...
Железная хватка сомкнулась на запястье, с такой силой, что кости хрустнули. Меня грубо развернуло, вдавило спиной в мокрую стену забора. Мгновение невесомости – и я осела на его плечо, как мешок! Мир кувыркнулся.
– Отпусти, тварь! – Забилась, лупила кулаками по почкам, царапала спину через ткань кофты. Ярость придавала сил. Отчаяние – ловкости.
– Успокойся. – Его голос не повысился ни на децибел, но пробил грохот моего сердца. – Или будет очень больно.
Угроза не остановила. Я выгнулась, пытаясь сбросить его. В ответ – короткий, сокрушающий шлепок ладонью по бедру. Боль пронзила, ошеломила. На миг я обмякла. Этого хватило. Он сполз с плеча, но не отпустил: прижал меня к стене какой-то многоэтажки всей тяжестью тела, обездвижив. Он был на голову выше, шире в плечах, сильнее. Физическое превосходство ощущалось каждой клеткой. Его взгляд – тяжелый, неумолимый – сковывал сильнее рук. Дрожь пробежала по ногам, но я впилась взглядом в его подбородок, не опуская глаз. Сдаваться? Никогда.
– Сейчас мы спокойно дойдем до машины, – проговорил он, слова падали, как камни. – Сядем и поговорим. Только. Поняла?
Голос его действовал гипнотически, глубокий резонанс вибрировал где-то в груди. Но покорность? Не в моем словаре.
– Только не держи меня за руку, как сопливую первоклашку, – выдавила я, пытаясь оттолкнуть его грудью. Бесполезно. – Не убегу. Все равно догонишь, горилла.
Пауза. Его глаза сверлили меня. Потом – он разжал пальцы. Отступил на шаг. Вызов принят.
Ничего не оставалось. Поймана. Будем выкручиваться в бою. Шаг. Еще шаг. Рядом. Молчание звучало громче грома.
Машина. Черная. Дорогая. Линии агрессивные, сильные. Мечта, ставшая кошмаром. Он открыл заднюю дверь. Широким жестом.
– Типа джентльмен? – Язва сорвалась с губ сама собой, глаза презрительно закатились. Маска дерзости – последняя защита.
Он хмыкнул, коротко, без юмора. Взгляд стал еще холоднее.
– Типа присунь свой дорогой зад на сиденье. И не выебывайся.
Фраза резанула как бритва. Точная. Унизительная. Доминирующая. Я плюхнулась на кожаном сиденье, стараясь сохранить хотя бы видимость равенства. Он сел рядом, закрыв дверь. Щелк замка прозвучал как приговор. Пространство сжалось, наполнилось его присутствием, запахом дорогой кожи, влажной шерсти и чего-то острого, опасного. Невыносимо.
– Ты и на переднее мог сесть, –прорычала я, отодвигаясь к противоположной двери. Дистанция! Хотя бы иллюзия...
– Что тебя смущает, Айва? - Он повернулся ко мне, полностью. Имя на его губах прозвучало как щелчок кобры. Безэмоционально. Страшно. – Моя близость? Или правда, которую придется услышать?
Мурашки побежали по спине. Он знал имя. Конечно знал.
– Готова к самому серьезному разговору в твоей короткой и бурной жизни? –
Спросил он, не отрывая ледяного взгляда. Вопрос висел в воздухе, тяжелый, как гильотина.