Prisoners

— Ты куда-то уходишь? — спрашивает Хелен, отрываясь от экрана телефона и вытаскивая один наушник.

— Схожу к Найлу.

Сейчас это говорить безопасно, пока Джессики нет в комнате. При каждом упоминании этого имени она выпрямляется, ёжится и обязательно интересуется его делами. Такой реакции нет только в том случае, если поблизости есть Клео, которая начинает сверлить таким взглядом, будто может пустить смертельный лазер.

В зеркале большого шкафа проверяю, не осыпалась ли тушь, и затягиваю туже резинку на хвосте. Я забываю на столе ручку и специально подготовленный блокнот, потому что мысли крутятся вокруг недосвидания с Луи и того, что могло бы быть, если бы я осмелилась оставить поцелуй на его щеке. Мне не хочется думать, что он мог рассмеяться мне в лицо и сказать, что я слишком наивная, если вдруг решила, что чем-то его привлекаю. С этими переживаниями я выхожу в коридор и натыкаюсь на Хорана, буквально впечатываясь в его грудь.

— Настолько не терпится допросить потенциальных воров?

— Чёрт, — ругаюсь, потирая щёку, — я забыла свой блокнот.

— Он нам не нужен. Я взял айпад. Будем современными детективами.

Мне хочется закатить глаза, но из чистой вежливости этого не делаю. Если я уже ввязалась в это дело, нужно идти до конца и делать вид, что меня всё устраивает. Мы всё-таки друзья, и я должна Найла поддержать, даже с такой безумной идеей.

— Не надо строить такое лицо, — на его недовольство я сначала хмурюсь, а затем вопросительно поднимаю брови. — У тебя на лбу написано, что ты не воспринимаешь всё это всерьёз.

— Ну, прости, — говорю как можно искреннее. — Я стараюсь, Найлер. Делаю всё, что в моих силах, я же хорошая подруга.

Найл перекидывает руку через моё плечо, прижимая к себе, и с улыбкой выдаёт:

— Ты замечательная подруга.

— Куда мы идём? Ты составил список тех, кого нужно допросить?

— Ещё какой! — парень включает айпад. — Мы с тобой обойдём этот этаж и поднимемся на мой. Как я заметил, в основном жертвы краж были в этих комнатах.

— Думаешь, это закономерность?

— Пока лишь наблюдение.

Мы стучимся в первую комнату из списка Хорана: здесь живут четыре девушки со второго курса. Но нам не открывают, и это ожидаемо — многие студенты в такое время дня проводят время с умом, а не чахнут в общежитии. Поджимая от стараний губы, Найл делает запись на своём устройстве, но я не успеваю подглядеть его заметки. Он стучится в следующую дверь, и нам открывает высокая девушка с короткой стрижкой и множеством татуировок на руках. Её рост на голову выше Хорана, поэтому нам обоим приходится напрягать шеи, чтобы смотреть ей в глаза.

— Привет, — начинаю я, потирая руки от волнения. — Нам нужна помощь в одном деле. Можно задать тебе пару вопросов?

— Я не буду продавать наркоту.

— Нет! Мы тоже этим не занимаемся! — ахает Найл и хватается за дверной косяк. — Нам не такая помощь нужна. За последнее время в общежитии произошло слишком много краж...

— Точнее, пропало много вещей, — перебиваю я, — и мы предполагаем, что они могли быть украдены. Мы хотели бы спросить, может, ты видела что-то или кого-то подозрительного в последнее время? Вдруг у тебя что-то исчезало?

Найл недоволен, и он не пытается это скрыть, наоборот, парень демонстрирует это всем своим видом. В нашем смехотворном дуэте Шерлока Холмса и доктора Ватсона только он может быть Шерлоком.

Он — Бэтмен, а я — Робин. Никак иначе.

Наша первая допрашиваемая не настроена на разговор и тяжело вздыхает. Её можно понять. Я сама ожидала худшего.

— Ребят, это общага, — скрестив руки на груди, она опирается плечом на дверной косяк. — Тут никогда не бывает нормально.

— Согласна. Вопрос был необдуманный. Но может, из твоих вещей что-то пропало? Или твои соседки жаловались на это? Кстати, они здесь?

— У меня нечего красть, — она отвечает очень холодно. — Я здесь одна. А вы, ребята, строите из себя супергероев, что ли? В Робин Гуды заделались?

— Он крал у богатых и отдавал бедным, — возражает Найл. — А мы хотим найти вора.

— Да мне плевать.

Луи Томлинсон считает меня супергероем. Иногда я бываю Человеком-пауком, порой Халком или Капитаном Америкой. Я лучше, чем команда «Мстителей» вместе взятые.

— Хорошо, — я подытоживаю. — Извини за беспокойство. Спасибо, что уделила нам время.

Когда дверь закрывается, Хоран с таким возмущением взмахивает руками, словно хочет взлететь.

— Этого стоило ожидать.

— Она так говорит, потому что причастна к этому. Разве такое возможно, что у человека нечего украсть? Поэтому сама и ворует!

— Найлер, — усмехаясь, кладу ладонь ему на плечо, — не будь таким категоричным. Мы опросили одного человека, нельзя так сразу делать выводы. Она лишь недовольна тем, что мы нарушили её личные границы.

Естественно, Найл не желает соглашаться со мной, только в этот раз не перечит. Мы идём к следующей комнате, где нас встречают две девушки, рыжая и блондинка. Я не сразу узнаю их, а после замечаю в комнате пушистые помпоны, которыми пользуются чирлидеры. Они охотнее отвечают на вопросы и много хихикают, блондинка даже умудряется подмигивать Найлу, но, на мой взгляд, ничего полезного мы не получаем. У одной пропал новый блеск для губ от NYX, а вторая жалуется на то, что из общей кухни исчезают бумажные полотенца. На моё удивление, Хоран отмечает это в своём айпаде.

Следующие две комнаты я посещаю без энтузиазма, всё в свои руки берёт Найл. Где-то нас отправляют куда подальше, на что друг в заметках пишет: «ЧЁРНЫЙ СПИСОК НАЙЛА ХОРАНА»; где-то разводят руками и пожимают плечами или уговаривают нас взять их в свою команду справедливости — самая бессмысленная просьба у Найла, это исключительно его дело, я сама удивлена, что он взял меня с собой.

Когда мы проходим все комнаты на этаже, я прошу у Хорана перерыв и ухожу на кухню за стаканом воды из кулера. Пока я жадно осушаю два стакана, он внимательно вчитывается в свои записи, будто пытается анализировать результат проделанной работы или найти хотя бы маленькую подсказку для нашего расследования.

— Мы что-то делаем не так, — смяв пластиковый стаканчик, вытираю тыльной стороной ладони влажные губы и выбрасываю пластик в урну. — Обычно детективы в первую очередь выделяют подозреваемых на основе мотива. У кого в общежитии может быть мотив?

— Мы зря только что опросили восемь комнат?

— Нет, надеюсь, хоть что-то из этой информации нам пригодится, но дальше нам нужно поменять вектор работы.

— Тогда будем думать, как воры, — Найл чешет затылок. — Для чего бы ты начала воровать?

Невольно вспоминаю жалобы Клео на то, что родители отказались дальше оплачивать её обучение, которое она сама не в состоянии потянуть, поэтому сейчас приходится искать работу с хорошей зарплатой.

— Студентам всегда нужны деньги. Так что я бы сдавала украшения в ломбард и покрывала свои нужды.

— Значит, нам нужно искать бедного студента, — заявляет Найл и удаляется с кухни. Мне остаётся лишь догонять его. — Ищем нищеброда, который не носит качественные шмотки и не пользуется айфоном.

— Ни, это же смешно.

— Я психолог, ЭлДжей, я вижу людей насквозь.

Я сдаюсь сразу же, поднимая ладони. Пусть он развлекается, пока у него есть запал играть в детектива. Я видела у него такие горящие глаза, только когда он занимался баскетболом и рассказывал о просмотренном фильме с Аней Тейлор Джой. Мне приносит удовольствие наблюдать за ним в таком настроении, поэтому совсем не хочется сбивать его энергичный настрой. К тому же у меня всё больше шансов в конце концов выдать ему сладкую фразу «А я говорила».

В этот раз, когда мы стучимся в комнаты на этаж выше, Найл в заметках отмечает, во что одеты допрашиваемые и каким телефоном пользуются, оставляя запись «мажор» или «фрик». Он даже тащит меня в свою комнату, чтобы поговорить с его соседом.

— Привет, Стив, — как бы невзначай кидает Хоран и падает на свою кровать. — Как жизнь?

Снимая с головы огромные наушники, парень разворачивается на компьютерном кресле и с недоумением оглядывает нас обоих. Я остаюсь стоять у входа, опираясь плечом о стену.

— Давно не виделись, Хоран. Чего тебе?

Найл всматривается в каждый сантиметр одежды своего соседа, чем вызывает ещё больше негодования у Стива Барнса. Я закатываю глаза.

— У тебя пропадало что-нибудь из вещей ближайшую неделю?

— Вроде нет, — парень потирает щетину, размышляя. — А что?

— У меня украли часы. Вдруг у тебя тоже что-то могли украсть.

Стив, с немым вопросом в глазах, поворачивается ко мне, словно ища помощь в моём лице.

— У многих в общаге пропадают их личные вещи, — поясняю я. — Найл думает, что у нас завёлся вор. Ты не замечал ничего подозрительного?

— Считается ли подозрительным то, что парни из двадцать третей комнаты обманывают автомат с батончиками? Лысая девушка курит марихуану в мужском туалете? Каждое воскресенье на первом этаже на стене появляется новое имя напротив слова «шлюха»?

— Я поняла. Вопрос не к месту. Но вдруг есть что-то, что выбивается из этой типичной общажной картины?

— Сейчас ничего сказать не могу. Если я что-то вспомню, дам вам знать.

Найл усердно строчит новую запись, прикусив кончик языка. Я, придерживая его за талию, веду нас в холл, чтобы разместиться на больших диванах и передохнуть.

К сожалению, ни один из нас не может раскрывать такие дела, как легко это делают в фильмах про подростков. Они быстро находят улики, строят логические цепочки и выходят на преступников, словно они шли к этому всю свою жизнь. Но к моему счастью, у меня есть Найл, который не теряет веру в самого себя, убеждён в том, что мы составим конкуренцию Эркюлю Пуаро, и с гордостью листает заметки на айпаде.

Louis Tomlinson: Боишься заброшек?

Laurie Jefferson: Ты про дома с привидениями?

Louis Tomlinson: Ты веришь в приведений?

Laurie Jefferson: Нет.

Louis Tomlinson: Вот и я не о них.

— И что дальше? — Найл смотрит в экран айпада и качает головой. — Самая первая девушка вызывает у меня подозрения.

Подавляя улыбку, чтобы у друга не было вопросов, откидываюсь на спинку дивана и смотрю в потолок.

Нужно вспомнить всё, что писали в детективных рассказах. Обычно они с непередаваемой легкостью находили подозреваемых и дальше давили на них, выбивая правду. Под натиском виновный допускал либо ошибку, либо сдавался сам.

— Мы пополнили список того, что пропало. Это же хорошо, да?

— Это украли.

— Да, прости, Найлер.

— Мы же не можем обыскать комнаты, чтобы найти наши вещи? — он нечаянно касается моего колена своим, отвлекая от рассматривания потолка.

Идея Найла звучит безумно, в этом нет сомнений, но как будто у нас не остаётся других вариантов. Нужно лишь сделать это как-то более законно и безобидно...

— По всему общежитию стоят камеры! — я указываю на одну из них, что весит в углу коридора и «смотрит» прямо на нас.

— И что?

— Не знаю как, но надо просмотреть записи. Мы можем посмотреть, кто посторонний заходил в наши комнаты. Дальше узнаем, есть ли у них мотив, и будем под них копать.

— Ты читаешь мои мысли, ЭлДжей!

Тихонько смеюсь. От Луи пришло новое сообщение.

— Компьютер, на который выводится съёмка, находится на посту у сторожа. Думаешь, с ним можно договориться?

— А что он любит? Когда-нибудь видел его пьяным?

— Сейчас выясним, — Найл берёт телефон и быстро печатает кому-то сообщение.

Louis Tomlinson: Когда-нибудь была в заброшенных общественных местах?

Louis Tomlinson: Спросил, не подумав. Прости. Ты из-за учёбы не выходишь из библиотеки.

В ответ я отправляю смайлик в виде среднего пальца, хотя привычное замечание вызывает у меня улыбку. С недавних пор мне нравится эта безобидная шутка. Складывается впечатление, будто Луи пытается таким образом выразить своё восхищение.

Laurie Jefferson: Что ты предлагаешь?

Louis Tomlinson: Сделать твою жизнь менее скучной и сводить в интересное место, Локи.

В прошлый раз он сказал, что я злодей, потому что порчу всё веселье.

Laurie Jefferson: Это свидание?

Louis Tomlinson: Кажется, я выбрал не ту Вселенную. Ты у нас Шерлок.

Что ж, вероятно, как только наша с Найлом история добьётся успеха, я расскажу Томлинсону о том, что в его сообщении есть доля правды. Возможно, пополню запас кличек для меня.

Я успеваю отправить только смеющиеся смайлики, как Найл показывает мне экран своего телефона с открытой перепиской.

— Он любит шоколадные конфеты с помадкой и журнал «Космополитен».

— В таком случае нам будет несложно провернуть это дело, Найл.

— Тогда я возьму на себя конфеты, а ты найдёшь журнал.

— Сможем на выходных к нему сходить?

— После обеденной тренировки я весь твой.

— Замечательно, — поднимаюсь с дивана и потираю руки. — До выходных у нас будет время всё обдумать.

Соглашаясь, Хоран встаёт следом и заключает меня в крепкие медвежьи объятия, покачивая со стороны в сторону. Я хлопаю ему по спине, задыхаясь от сильного запаха его любимого дезодоранта, и он говорит мне на ухо слова благодарности за помощь.

Мы расходимся, удаляясь друг от друга в разные концы коридора, и Найл скандирует о том, что мы потрясающая команда, которая спасёт мир.

Laurie Jefferson: Звучит заманчиво. Я не против.

+++

Вынырнув из потока студентов, радуюсь, что могу идти свободнее, не боясь кого-нибудь задеть, и набираю Клео ещё одно сообщение. У неё до сих пор держится температура, частый кашель раздражает горло, а из-за головной боли она постоянно спит и крайне редко встаёт с кровати. Я обещаю ей, что в ближайшее время её навещу и принесу лекарства и любимые угощения.

После ухода на больничный Клео сильно расстраивается, что не может участвовать в нашем расследовании, и просит рассказывать обо всех подробностях. Вчера вечером она умоляла меня во время перерыва сходить на тренировку Найла и снять для неё несколько видео — это помогает ей держаться и чувствовать себя причастной. Поэтому я, собрав конспекты и загрузив презентацию с пропущенной лекции, спешу к автомату с водой и в спортивный зал, где сейчас тренируется университетская баскетбольная команда «Белые волки».

Успокаивая подругу в переписке, совсем забываю смотреть перед собой и на скорости врезаюсь в кого-то так, что почти роняю свой телефон. Убеждаюсь, что не сбила бедолагу с ног, бормоча извинения, и вижу необоснованно довольную улыбку Чарли.

Ему нравится врезаться в людей или он так рад меня видеть?

— Джефферсон, оторвись от телефона, — он преграждает мне путь, пряча руки в карманы чёрных джинсов. — Томлинсон потерпит без тебя пару минут.

— С чего ты решил, что я писала ему? — вскидываю брови, а затем отмахиваюсь. — Впрочем, не важно. Дай пройти. Пожалуйста.

— У меня есть кое-что, что тебе будет интересно.

— Очередные сплетни? — устало вздохнув, поправляю шлейку рюкзака на плече. — Донован, я тебе говорила, что не хочу копать под Луи.

— Я этого и не делаю. Всего лишь случайно нашёл увлекательное видео.

Он играет бровями, как бы дразня меня, а моё любопытство прямо сейчас предаёт меня, одерживая победу над здравым смыслом. Оглядываясь, словно за мной могут следить, делаю шаг в сторону и прислоняюсь к стене.

— И что там?

— Я знал, что заинтригую тебя, — Чарли довольно лепечет и вытаскивает из кармана телефон. — Две недели назад Фрида устраивала вечеринку.

— Много об этом слышала.

— Но, к твоему сожалению, многое не видела.

Я ничего не говорю, чтобы не выдать свою чрезмерную заинтересованность, и, нахмурив брови, смотрю в экран его мобильного. Чарли включает видео, но первые несколько секунд совсем не понятно, что происходит в кадре. Я успеваю разочароваться, что ничего важного не увижу. Слишком темно, слышно голоса и громкую музыку, какой-то парень с пластиковым стаканчиком и солнцезащитными очками пытается влезть в кадр, затем виден стол, заваленный бутылками из-под пива и другого алкоголя, и камера перемещается на Луи Томлинсона, который обнимает за шею девушку. Она ладонью пытается скрыть своё лицо от камеры.

— Это его бывшая, — как бы между прочим комментирует Чарли. — Кейт Миллер.

Я знаю её.

На видео Луи говорит тост, поднимая свой стакан, смеётся за компанию с девушкой и предлагает ей выпить вместе. Кто-то даёт ей выпивку, и они пьют на брудершафт, после чего парень прижимает бывшую к себе, нюхая её идеально уложенные локоны.

Видео заканчивается на крупном плане его широкой улыбки, и Чарли блокирует телефон, смотря на меня так, будто ждёт от меня комментарий.

— Что?

— Это я у тебя хотел спросить.

— Зачем ты это делаешь?

— Я хочу тебе помочь, — парень пожимает плечами.

— Я тебя об этом не просила, — быстро кидаю взгляд на время и начинаю суетиться. — Для чего ты помогаешь?

— Хочу сделать мир лучше. Делаю людям добро.

Усмехаюсь, покачивая головой. Пока Чарли не захочет говорить правды, это бессмысленный разговор.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я искал информацию о Луи?

— Абсолютно уверена, — оттолкнувшись от стены, обхожу парня. — Мне это не нужно. У меня нет мании Луи Томлинсоном, как у половины девочек в университете.

— Но, Лори...

— Нет, Чарли, — останавливаю его и начинаю отдаляться. — Я не сталкер.

+++

Не выдержав мой напор, Луи дал мне подсказку о месте, в которое он собирается меня отвезти. Это его укромный уголок, куда стоит ехать, когда у тебя есть настрой — так говорил Томлинсон, когда мы прогуливали пары на набережной.

Я назвала это предложение свиданием, а он назвал меня Шерлоком.

Из-за того, что я собралась слишком быстро — Луи предупредил, что сегодня стоит надевать кроссовки (надеюсь, мы не будем бегать), — мне пришлось выйти из общежития раньше и устроиться на лавочке у входа. Пока я жду чёрный «BMW», накручивая на палец прядь волос из хвоста, перед глазами мелькают фотографии из профиля Кейт Миллер. Она с особым старанием подходит к каждому снимку, словно это будущая обложка модного журнала, вроде «Vogue», но живые кадры тоже попадаются, разбавляя специально состроенное для кадра лицо искренними улыбками.

Я уверена, что поступила правильно, отказав Чарли в его шпионской деятельности по поиску компромата на Луи, но что-то в том видео заставило меня найти профиль его бывшей. Наверное, я пытаюсь найти доказательство того, что они до сих пор поддерживают общение, в виде лайков и комментариев, или успокоить себя, не найдя активности парня на этой странице.

Из скромных улик я нахожу редкие отметки «нравится», которые как будто ставятся случайно, когда Луи неожиданно натыкается на фотографию девушки.

— Ты так и будешь здесь сидеть?

Оторвав взгляд от экрана телефона, поднимаю голову и встречаю улыбающегося Луи. Он, опираясь на капот своей машины, держит руки в карманах джинсов, его непослушная чёлка волной лежит на сторону, а поверх белой футболки с принтом накинута джинсовая куртка с утеплённым воротником. По взгляду небесно-голубых глаз понимаю, что всё же он рад меня видеть.

Пряча телефон и поправляя огромное худи, неуверенно подхожу к парню и натягиваю до костяшек длинные рукава. Он дарит мне тёплую улыбку, отчего я ещё больше теряюсь и не знаю, куда себя деть.

— Готова?

— Да.

Томлинсон, рывком покинув капот, открывает для меня дверь и приглашает сесть. Устраиваюсь в пассажирском кресле, понимаю, что бегать сегодня мы не собираемся, и стараюсь перестать волноваться. Ладони предательски потеют.

— А ты смелая, — заявляет Луи, отъезжая от общежития. — Мне казалось, что я скажу о заброшенном месте, и ты тут же откажешься.

— Разве это страшнее, чем прогулять пары?

— Хорошо сказано, супермен, — на мгновение отвлекаясь от дороги, парень дарит мне одобрительную улыбку. — Я очень сильно тебя недооцениваю. Прости.

— Сложно разглядеть весь потенциал за обложкой учебника.

— Чёрт, Джефферсон, ты мне нравишься всё больше.

Вероятно, мне стоит свыкнуться с прямолинейностью Луи, но пока что румянец слабо обжигает щёки, и я опускаю глаза.

Минуя центр города объездной дорогой, мы едем на окраину, где, честно признаться, я ещё не бывала. Солнце, раскрашивая небо в оттенки оранжевого, стремится спрятаться за горизонтом, и кое-где уже включаются вечерние огни. Луи настраивает музыку, которая играет слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова, но она становится хорошим фоном.

Когда мы выезжаем из самых обитаемых районов города и покидаем последнюю жилую зону, я начинаю пристально разглядывать вид за окном и невольно вжимаюсь в сидение. Если Томлинсон заметил это, то не подаёт виду. Замечаю привязанный цепью к дереву клетчатый чёрно-белый флаг, дорога уходит влево, чтобы обогнуть растянувшуюся территорию за забором. Впереди виднеется колесо обозрения, угрюмо возвышаясь над конусными макушками, за деревьями прячутся известные силуэты аттракционов, но вид из машины остаётся жутким. Уже невозможно не угадать место назначения — старый, могу предложить, заброшенный парк, который больше не встречает посетителей яркими огнями и весёлой музыкой. Теперь он отталкивает своей мрачностью, которую создают тишина и неподвижность аттракционов, замерших в вечном сне. Полосатые красно-белые шатры, бывшие фургончики с едой, опустевшие игровые лавочки — кажется, словно пылесосом вытянули из каждого сантиметра территории радость и праздник, словно в настройках убрали яркость и насыщенность, как с фотографии. Унылый и жуткий фильтр.

Луи паркует машину под массивным деревом, недалеко от главного входа, точно скрывая наш приезд сюда. Я не спешу отстегнуть ремень безопасности, с опаской рассматриваю парк аттракционов и жду сигнал от Томлинсона. Меня пугает мысль, что мы сейчас можем проникнуть на заброшенную территорию по безумной инициативе парня, но без какой-либо причины я ему доверяю. Иначе он бы не был таким уверенным — по выражению лица заметно, как он рад приехать сюда.

— У тебя есть ещё возможность передумать, — тихо предупреждает Луи, вместе со мной разглядывая выглядывающие из-за высокого ограждения карусели.

Ещё пару минут, и солнце сядет за горизонт, из-за чего здесь станет темно и, соответственно, более жутко.

Осторожное предупреждение Луи звучит для меня как вызов из разряда «Слабо?», поэтому инстинкт самосохранения отключается вовсе.

— Мы уже приехали, — впиваюсь взглядом в облезшую надпись над входом. — Думаю, пути назад нет.

Томлинсон доволен моим ответом. Он первым выходит из машины и, обогнув капот, открывает для меня дверь. Вытираю вспотевшие ладони о джинсы, оказываясь на улице, и ёжусь от холодной тревоги.

— Что мы будем делать?

— Прогуляемся, — кивая в сторону парка, Луи подходит к забору. — Из тебя хороший скалолаз, Паучок?

— Ты хочешь пробраться туда? Это же незаконно.

— По-моему, это ты сказала, что обратного пути нет.

— Нас может поймать полиция?

Хмуря брови, парень не даёт мне ответ, но по взгляду понимаю, что он положительный. Нервно сглатываю. По спине бегут мурашки, как множество маленьких пауков.

Лорейн, во что ты ввязалась? С каких пор ты доверяешь мало знакомым людям? Решила разнообразить жизнь визитом в участок?

— Мы будем осторожны. Всё будет хорошо. Мы лишь интересно проведём время. Главное, следить за временем.

Подойдя вплотную к ограждению, Луи протягивает мне руку и призывает перелезть на ту сторону. Думаю, все вопросы смогу задать уже на территории парка, а у меня их много. Томлинсон страхует, придерживая меня за талию и слегка подталкивая, и мне удаётся перекинуть ногу через забор, усаживаясь сверху. Парень забирается следом, а дальше спрыгивает на землю и помогает спуститься. Весь путь с той стороны бормоча себе под нос, ойкаю в момент относительно удачного приземления, чем вызываю у парня смешок, и сама начинаю смеяться, но больше из-за тревоги.

— Чёрная вдова, в ловкости тебе нет равных, — Томлинсон не отпускает мою руку, наоборот, переплетает наши пальцы и ведёт меня через лабиринт аттракционов. — Если бы не знал тебя, решил бы, что ты ниндзя.

— Прекрати, — не сдерживая улыбки, послушно плетусь за ним. — Это я только разогреваюсь.

— Дальше покажешь тройное сальто назад и стойку на руках? Все фанаты «Драконов» такие безбашенные?

— Это ещё мягко сказано.

— Я так и знал.

Пока Луи шутками старается отвлечь меня от переживаний, мы подходим к кирпичной будке с железной дверью, на которой висит замок. Для парня это не является препятствием, он без особых усилий снимает замок с петли, ведь, как оказывается, он не был заперт, и с противным скрипом открывает дверь. Отсюда раньше подавалось электричество на весь парк, приводя в движение аттракционы и зажигая фонари, а теперь аппаратура покрылась слоем пыли. Кроме нескольких рычагов, которые Луи поднимает вверх, прикладывая усилия.

Проходит мгновение, и нас ослепляют вспыхивающие фонари и огни на каруселях. Парк оживает, теряя мрачные тени, но облезлая краска и ржавчина не придают месту радостной атмосферы.

— У нас есть два часа и тридцать пять минут, чтобы повеселиться, — Томлинсон смотрит время на телефоне. — Предлагаю не задерживаться.

— Что будет потом?

— Приедет охрана.

— Ясно.

Тихо усмехнувшись, Луи без лишних объяснений берёт мою руку и, подбадривающе сжимая её, ведёт меня мимо неработающих магазинчиков. Нехарактерный данному месту мрак придаёт старому парку особый шарм. Фонари, освещая лучшие стороны аттракционов, завораживают. Тянусь за телефоном, чтобы сделать пару фотографий, а Томлинсон наблюдает с очень гордым видом, будто довольная мамочка лицезрит первое достижение своего ребёнка.

— Как ты узнал об этом месте?

Парень стоит за спиной и внимательно смотрит за тем, как я подбираю удачный кадр. Опустив подбородок на моё плечо, он мягко подталкивает мой локоть, чтобы поднять камеру выше, и настраивает фокус на экране. Луи знает этот парк, как свой дом.

— Видела клетчатый флаг по пути? Здесь, на дороге, что идёт вокруг парка, проводят гонки. Одна из немногих городских трасс и первая, на которой я принял участие в гонке. Так что все, кто каким-то образом причастен к гонкам, знают об этом парке. Удивительно, что его не разобрали и не отключили от основной электросети, но это даже хорошо. Здесь красиво, правда?

— Значит, здесь бывает много людей?

— Не совсем так, — Луи продолжает прогуливаться. — Парк используют только для света. Затем приезжает полиция и разгоняет зрителей. А без света здесь делать нечего.

— Почему парк могли закрыть? Он в неплохом состоянии, от центра города недалеко.

— Место прикрыли пять лет назад после трагичной гибели маленькой девочки. Из-за халатности работников парка дверца кабины колеса обозрения не была закрыта, девочка облокотилась и выпала. Она скончалась на месте, а далее начались судебные разбирательства. Парк закрыли, но, мне кажется, владельцы ждут часа, когда история забудется, чтобы возобновить работу.

— Какой ужас ты мне рассказываешь. Теперь это сложно назвать свиданием.

— Лори, брось. Кстати, возле колеса ещё осталось пятно на асфальте. Вот это кошмар.

— Господи, Томлинсон, — сжимая пальцами переносицу, шумно выдыхаю.

— Хорошо-хорошо, — парень поднимает ладони, сдаваясь, и направляет меня к разноцветной карусели с лошадьми. — Расскажи что-нибудь хорошее про парки аттракционов из детства.

До восьми лет я могла только мечтать о походе в парк. Администрация детского дома не могла позволить целой группе детей сходить на аттракционы и поесть попкорна. Впервые я побывала на ярмарке, когда мне исполнялось девять, и родители решили устроить целый день в честь меня. Папа купил мне сладкую вату и таскал по всем аттракционам, на которые меня пускали, а мама в основном наблюдала за нами со скамейки, потому что ей было тяжело много времени проводить на ногах — уже тогда болезнь брала своё. Через три недели она скончалась, хотя врачи говорили, что у нас в запасе два месяца.

— В детстве отец всегда садил меня на самую большую лошадь, говоря, что она самая быстрая.

С любопытством рассматриваю очередь лошадей в карусели, словно уносясь с ними в прошлое. Томлинсон вдруг возится с пультом и, вероятно, находит нужные кнопки.

— Сделаем вид, будто мы не знаем, что все лошади идут по кругу с одинаковой скоростью. Можешь сейчас сесть на самую большую.

Я его слушаюсь, выбирая белого жеребца с пластмассовой гривой, и удобно устраиваюсь в нарисованном седле. Карусель медленно приходит в движение, изнутри доносится тихая мелодия, как из музыкальной шкатулки, и моя лошадь начинает свой путь, плавно поднимаясь вверх, затем так же опускаясь вниз.

— Я в детстве ненавидел эти карусели, я считал себя слишком крутым для них, — Томлинсон догоняет меня и садится на лошадь рядом со мной. — Но мне приходилось водить сестёр, они были в восторге от розовых единорогов.

— Мне кажется, ты бы выглядел брутально на детском пони.

— Я не хотел, чтобы кто-нибудь из одноклассников увидел меня. Я всегда надевал очки и стоял в стороне.

— На какие аттракционы ты ходил?

— Я отдавал предпочтение картингу.

— Вот откуда страсть к гонкам, — крепче обхватываю шест, на котором держится конь. — Мне нравилось смотреть, как папа в тире выигрывает для меня очередного медведя, а после я каталась на паровозике с огромным мороженым из трёх шариков.

— Хранишь этих медведей?

— Да, они стоят на полке в моей комнате в папином доме.

— Мои сёстры тоже сохранили все призы. А когда я уезжал в университет, Эстер засунула в мой чемодан плюшевого льва, которого я выиграл для неё на Рождество.

— Она хотела, чтобы ты не скучал.

— Она не понимала, что я всего лишь еду в универ, а не в другую страну.

Карусель спокойно идёт по кругу, увозя нас в бесконечное путешествие на лошадях, а сказочная музыка становится фоном. Я всё больше погружаюсь в магию этого места, и пока Луи спокоен, я тоже стараюсь не переживать.

— Ты не замёрзла? — спрашивает парень.

— Нет, всё в порядке. А ты?

— Я мёрзну постоянно.

В подтверждение своих слов парень прячет руки в карманы куртки и поджимает плечи. Я нахожу милым то, что главной слабостью крутого парня может быть прохладная погода.

— Зейн тоже участвует в гонках? — этот вопрос сам по себе появляется в моей голове, но чувствую, будто должна его спросить.

— Да, — Луи коротко кивает и слазит с лошади. — Это он привёл меня туда. Зи научил меня многому, помог освоиться, заработать репутацию. Разумеется, он всё ещё лучше меня. Я вообще считаю, что в Ливерпуле нет гонщика лучше него.

— Вы с детства знакомы?

— Познакомились в старшей школе, когда перешли в выпускной класс. Оказались в одной компании, стали заниматься одним делом и с тех пор получается держаться вместе.

— Тебе бывает страшно за друзей, когда они участвуют в гонках?

Томлинсон не сразу отвечает на вопрос, уйдя в свои мысли. Он покидает карусель и, встав напротив пульта управления, останавливает ход множества лошадей. Когда мой конь замирает, я осторожно спускаюсь на землю и поправляю огромный худи, который задрался при поездке.

— Я настолько верю, что всё будет хорошо, что даже не бывает какой-либо страшной мысли. Все они прекрасные водители и в гонках много лет, я уверен в их безопасности.

— Бывают ситуации, которые мы не можем контролировать.

— Лори, — Луи закидывает руку мне на плечо и ведёт дальше, — суть гонок в том, чтобы рисковать. Мы будем гонять до тех пор, пока удача на нашей стороне.

Такой ответ не то чтобы не удовлетворяет, он ужасает. Но у меня нет никакого права запрещать садиться за руль и участвовать в опасных гонках, которые всегда будут равны играм со смертью. Я не одобряю такой образ жизни, но мне нравится эта опасность в Луи, и это пугает. Он интригует, и мне всё больше кажется, что я читаю ему нотации о безопасности только потому, что хочу глубже капнуть в его душу.

— Не переживай, Капитан Америка, — Луи наклоняется к моему уху, чтобы прошептать. — Ты от меня так просто не избавишься. Я рано не умру. Иначе как ты будешь получать свою дозу «Твикса»?

Беззвучно смеюсь и мотаю головой, лишь бы прогнать желание рассмеяться над шуткой про смерть.

— За что ты так любишь его?

В левом уголке появляется тень ностальгической улыбки, парень делает глубокий вдох и несколько продолжительных секунд позволяет себе полюбоваться здешней красотой. Нас по-прежнему окружают пустые вагончики, палатки и навесы, где раньше проводили игры и развлечения для посетителей. Вверх в ночное небо тянутся американские горки, мрачно притихшие за забором, молчит музыкальная будка с предсказаниями, и прячется в тени деревьев комната смеха.

Вновь включив камеру, делаю несколько кадров под руководством Луи — он бережными движениями помогает выставить ракурс.

— Однажды я тебя познакомлю со своим лучшим другом, — наконец он вдаётся в подробности, притормаживая у каруселей с качелями. — Он замечательный человек, хотя нас свело не самое позитивное событие.

Я внимательно слушаю, в знак подтверждения кивая, а Томлинсон в это время снимает железную цепь, служащую ограждением, и ведёт меня к качелям на длинных цепях, что висят по кругу. В этот раз он не собирается запускать аттракцион.

— Моя мама всегда на обед складывала мне в школу шоколадки. Это были разные батончики, но часто «Твикс» в ближайшем магазине был по акции. В то время я только начал к мальчику присматриваться — он был из очень неблагополучной семьи, отец порой бил его, часто я замечал у него синяки и гематомы. Мы вместе ходили на физкультуру и литературу. Он знал, что я всегда ношу с собой шоколад.

Луи взглядом предлагает мне сесть на качели, а затем слегка раскачивает меня.

— После урока литературы я пошёл в столовую, но свой «Твикс» не нашёл. Я не стал никого подозревать, но как по воле судьбы я нашёл его на школьном дворе, прячущимся за беседкой с моим батончиком.

— Боюсь предположить, — говорю тихо. — Ты сделал ему что-нибудь?

— Нет, Лори, — он качает головой. — Наверное, это плохо, что я так думал, но мне было жалко его. Он носил свитера на несколько размеров больше, потёртые со временем джинсы, изношенные кеды, никогда не покупал сладости в буфете и не появлялся на школьных экскурсиях. Уже со временем я узнал, что родители у него пьющие, мать вообще не работала, отец скончался от цирроза печени. Так что я даже не подошёл к нему, но на следующий день я словил его после уроков и сказал, что знаю о его краже. Его лицо нужно было видеть, если бы не толпа школьников на выходе, он бы точно дал дёру.

Невольно, словно заворожённая, любуюсь улыбкой Луи, когда он рассказывает о своём детстве. Возможно, я ошибалась: девушки влюбляются не в его ухмылку и умение брутально поправить чёлку, а в искренние слова и свет, который кажется, что исходит от его улыбки. Или я снова заблуждаюсь, и далеко не каждый знает эту мягкую сторону Луи.

— В этот раз ты его проучил?

— А ты всё ждёшь момент, когда я ему навалял?

— Мне напомнить, кто дал возможность Максу избить Кристиана?

— Знаешь что, Паучок? — держась двумя руками за цепочки, он нависает надо мной. — Мне порой кажется, что ты моя совесть.

— Тогда я бы тут не сидела.

— Почему?

— У тебя её нет.

Мягко усмехаясь, Томлинсон опасно близко приближается к моему лицу и так пристально смотрит, что я начинаю волноваться и потеть. Мой пульс становится бешеным от его наглости врываться в моё личное пространство, будто он нуждается в нём так же, как в кислороде.

— Надеюсь, ты передумаешь, дослушав эту историю до конца, — парень отстраняется, вновь раскачивая меня на качелях, и я начинаю дышать свободнее. — Он испугался, но я не собирался его бить. Ему хватало от отца. Я достал новый «Твикс» и предложил ему разделить палочки. Он был счастлив. Когда мы сидели на лавочке и ели шоколад, я сказал, что он может в любой момент попросить у меня батончик, вместо того, чтобы воровать. С тех пор каждый мой обед мы делили пополам. Он радовался, и я был в плюсе, потому что мама думала, что у меня хороший аппетит.

— Благородно.

Я не нахожу подходящих слов, чтобы правдиво описать, насколько меня поразила история мальчика с большим сердцем. Сегодня Луи решил устроить мне свидание с шоковой терапией. Чем дольше длится этот вечер, тем более мощное потрясение сваливается на мою голову.

Томлинсон щурится, сражаясь с желанием пошутить надо мной; в красивых глазах играют озорные огоньки.

— Поменялось мнение насчёт моей совести?

— Может, это была только жалость?

Его тихий смешок спасает моё положение, сделав сказанные мной слова менее жестокими.

— Я добрый.

— Знаю.

Ему не нужно объясняться, потому что я и без слов вижу, каким хорошим человеком он стал. Как минимум мне льстит тот факт, что детскую традицию, которую Луи создал с лучшим другом, он теперь делит со мной.

— Ты замёрз? — подмечаю, как Томлинсон поджимает от холода плечи.

— Ты весь вечер меня морозишь.

— Неправда, — тянусь к его рукам и пальцами сжимаю его ледяные ладони. — Совести не положено быть такой доброй, как ты.

— То есть ты признаёшь, что она у меня есть?

— Разве что немного.

Уже сама не знаю, зачем сжимаю его ладони: чтобы согреть или чтобы подержаться за руки. Но Луи не возражает, и мне не кажется это неловким.

— Но стоит отметить, что не со всеми я бываю добрым, — Томлинсон в ответ сжимает мои пальцы. — Только с теми, кому могу доверять.

— Приятно знать, что ты мне доверяешь, даже после того, как несколько раз назвал меня Локи.

— Ты должна понимать, что это комплимент. Их я тоже не всем делаю.

— А кто входит в список таких людей? — подушечками больших пальцев провожу по тыльной стороне ладоней в попытке согреть. — Кроме меня, конечно же.

— Мои друзья, семья, коллеги.

— Кейт является твоим другом?

Брови Луи резко взметают вверх. Но я сама от себя не ожидала такого вопроса.

— Интересно, что ты вплела в наш разговор Миллер, — прежняя улыбка сходит с его лица, и на смену приходит самодовольная ухмылка. — У меня есть подозрение, что кое-кто решил приревновать.

— Мне просто стало любопытно. К какому типу друзей я отношусь? Вдруг я из разряда тех, к кому ты испытал жалость?

Ответ на свой вопрос я не получаю, потому что мы оба оборачиваемся на мелькнувший свет. Яркий огонёк появляется снова, а по мере его приближения к нам я узнаю луч фонарика. Кто-то ходит по парку и явно ищет нас, выкрикивая: «Кто здесь?».

— Нам нужно сваливать.

Я не успеваю понять происходящее, как Луи утягивает меня за собой, стремясь к тому месту, через которое мы сюда залезли. У меня не получается смотреть под ноги или оглядываться по сторонам из-за адреналина в крови и пульсации в ушах, поэтому я доверяю парню и бегу за ним, изо всех сил сжимая его ладонь, лишь бы не отпустить. Свет фонарика следует за нами, но с сильным отставанием, что позволяет нам добежать до будки питания и сделать короткую передышку.

— Я выключу свет, и мы будем убегать в темноте, хорошо?

Для безопасности я молча киваю и ближе держусь к Томлинсону, будто он может спасти меня от любой опасности и проблемы, как делают настоящие супергерои, имена которых становятся моими кличками. Он выключает питание во всём парке, как и включал его ранее, утягивает меня в сторону и, прячась за бывшим ларьком, прижимает меня к своей груди. Теперь мы в кромешной темноте, не считая источника света у охранника, поэтому нам приходится потратить пару секунд, чтобы привыкнуть.

Когда я предпринимаю попытку задать вопрос, он закрывает мне рот ладонью и еле слышно шепчет на ухо:

— Нас не поймают. Мы выберемся. Уже не в первый раз.

Если бы мне не было так страшно, что тело бросает в ледяную дрожь, я бы в деталях запомнила ощущение нашей близости, когда я чувствую его дыхание на своей коже, слышу частое сердцебиение. Не уверена, что мне когда-либо было волнительнее, чем сейчас. Даже в детском доме я не боялась предстоящего наказания от самой строгой смотрительницы — а я знала, что она время от времени занималась рукоприкладством.

Луи точно подгадывает время, чтобы выбежать из укрытия, тянет меня за собой и, кажется, через мгновение оказывается у забора, через который мы перелазили.

— Я вас вижу! — раздаётся вдалеке под сопровождающий танец фонарика (теперь это единственный источник света в округе). — Стойте на месте!

— Нужно перелезть, — Томлинсон продолжает говорить шёпотом. — Я помогу.

Мои реакции заторможены, я даже не успеваю раскрыть рот, как парень подсаживает меня на забор и, когда я оказываюсь сверху, забирается следом. Он спрыгивает на землю, из-за чего я зажмуриваюсь, потому что это выглядит неприятно, и протягивает руку. Остался последний рывок — мы попадаем на другую сторону ограждения и суровый сотрудник охраны остаётся одураченным, очевидно, не в первый раз. Опустив руку в ладонь Луи, спускаюсь на землю, за что получаю одобрительную улыбку, будто он хвалит мою смелость и ловкость. Но я стала такой буквально за этот вечер, у меня не было и подозрений, что я на такое способна.

Мы бежим в сторону машины, когда охранник подходит к забору. Томлинсон просит не оборачиваться, чтобы тот не смог запомнить наши лица, осветив их фонариков. Когда я залетаю в авто, Луи заводит двигатель и быстро трогается, оставляя парк позади. Он разгоняется до большой скорости, и я наконец могу выдохнуть с облегчением.

Отдышавшись, мы с ним переглядываемся, наши пальцы переплетены, а глаза ещё бешеные и встревоженные. Не удержавшись, оба начинаем смеяться, будто случившаяся история была всего лишь безобидной шуткой.

— Это сумасшествие, Луи.

Он продолжает смеяться, сжимая мою ладонь, и вдруг оставляет короткий поцелуй на тыльной стороне.

— Я вижу, что тебе понравилось, — мою руку парень держит у себя на бедре. — Скажу честно. Знал ли я, что всё так будет? Да, конечно. Специально ли я так поступил? Тоже да.

— Значит, в следующий раз у меня точно будет инфаркт?

— У нас будет следующий раз? — мои слова вызывают у него самодовольство и ухмылку, и он не отпускает мою ладонь, чтобы переключить передачу, а поворачивает руль вовсе одной рукой. — Я несправедливо сильно тебя недооценил, Сорвиголова.

— Он же только быстро бегает.

— В этом и смысл, Лори.

Парк давно потерялся из виду. За окном мелькают уличные фонари, появляются знакомые места, и мы попадаем в привычную жизнь города. Мне не хочется думать о том, что могло бы случиться, если бы нас поймали. Уверенность Луи внушила мне, что такой исход событий невозможен. А сердце предательски колотится, заставляя нервно дёргать ногой.

Если я кому расскажу о приключившемся сегодня вечером, никто не поверит, ведь я сама не до конца осознаю, что мы действительно это сделали. Только фотографии на телефоне будут единственным доказательством этого риска.

— Мне нужно заехать к другу, — Луи прерывает затянувшуюся тишину, — а после я отвезу тебя в общагу, ладно?

— Без проблем.

— Как ты?

— Всё в порядке, — говорю с дрожащим голосом, что у нас обоих вызывает смех. — Я всё ещё в шоке, но, знаешь, в хорошем смысле. Я под приятным впечатлением. Не думаю, что я бы хотела такое повторить, всё же это незаконно и опасно, но мне понравилось.

— Прости, я не расслышал первую часть, но услышал, что тебе понравилось. Всегда к твоим услугам, Лори.

Я спрашиваю, заметил ли он, что у меня вспотели ладони и как сильно я переживала. А он шутит, что боялся взять мою руку и не почувствовать пульс, потому что моё сердце не выдержало и остановилось. Меня снова и снова награждают супергеройской кличкой, а я не в силах сдерживать улыбку и смешки. Луи останавливается у многоэтажного жилого дома, глуша двигатель, и предупреждает, что сделает звонок.

Разглядываю высокое здание, стараясь не подслушивать разговор, и набиваю нервный ритм пальцами по колену.

— Я буквально на минуту, — предупреждает Томлинсон, прижимая мобильный к уху. — Обязательно познакомлю вас, но в другой раз.

Луи завершает звонок, но оставляет свой телефон включённым на приборной панели. Подмигнув, он выходит из машины и заходит в подъезд многоэтажки, оставляя меня наедине с тишиной района. Играясь со шнурком капюшона, осматриваю тёмную улицу.

На телефон Томлинсона приходит сообщение, а я, привлечённая звуком, кидаю взгляд на экран. Короткое сообщение, но мигом рушится весь мир.

Unknown: Новый заказ. Мост. Полночь. Без оружия.