Глава 29
Самуэль
Я снова оказался на незнакомой дороге. Всё вокруг будто застыло: машины стояли в беспорядке, люди выбегали из своих авто, сбегались к обочине, образуя плотную толпу. Их лица были встревожены, кто-то кричал, кто-то снимал на телефон, но все их взгляды были прикованы к одному месту. Я не понимал, что произошло, и, движимый странной тревогой, начал пробираться ближе.
— Что они там высматривают, эти балбесы? — прошептал я себе под нос, всё быстрее шагая вперёд.
И тут… я увидел.
Мир словно рухнул в одно мгновение. Земля ушла из-под ног. На асфальте, прямо передо мной, лежала Агата.
Она была неподвижна. Безжизненно раскинутая, будто кукла, брошенная на пол. Вокруг головы темнела лужа крови, густая, почти чёрная в свете закатного солнца. Её волосы слиплись, лицо было перепачкано пылью и кровью. В нескольких метрах валялась перевёрнутая чёрная машина, искорёженная до неузнаваемости. Казалось, металл сам взвыл от боли при столкновении. Я сразу понял: это была её машина. Она вылетела из неё…
— Нет… — только и смог выдавить я.
Я бросился к ней, на коленях скользнул по асфальту, подполз ближе. Мои руки дрожали, сердце колотилось, будто вот-вот разорвётся. Осторожно, как будто боясь причинить ей боль, я перевернул её на спину. Её лицо… такое родное, такое любимое… было всё в крови. Глаза закрыты. Она не шевелилась.
— Агата… — выдохнул я. — Нет, нет, нет, только не это…
Я посмотрел на толпу, потом вверх, словно надеясь, что кто-то услышит мою мольбу.
— Где скорая?! — заорал я во всё горло. — Кто-нибудь, вызовите скорую!
Но никто не отвечал. Кто-то плакал. Кто-то снимал. Мир словно стал далёким и глухим.
Я вернулся к ней, аккуратно ладонями стал стирать кровь с её лица, смешанную с пылью и мелкими кусочками стекла. Она была такой холодной. Такая тишина окружала нас, что я начал слышать собственное дыхание, рваное, сбивчивое, как у загнанного зверя.
— Милая… — прошептал я, прижимаясь лбом к её лбу. — Очнись. Пожалуйста. Не оставляй меня. Я не смогу без тебя…
Моё лицо тоже было уже в крови, её крови. Я продолжал звать, шептать ей слова, которые, казалось, уже не долетали до сознания.
— Ты сильная… Ты справишься… Только открой глаза. Слышишь? Я здесь. Я рядом. Я с тобой…
Но она молчала. А я продолжал сидеть рядом, сжимая её руку, будто только моя хватка могла удержать её в этом мире. Время перестало существовать. Был только страх. Боль. И отчаянная надежда.
— Эй, Самуэль, ты в порядке? — голос Марселло вырвал меня из туманных, мучительных воспоминаний.
Я вздрогнул, словно проснулся из глубокого сна. Перед глазами всё ещё стояла та же картина: дорога, кровь, её безжизненное тело. Всё снова и снова прокручивалось в голове, как испорченная плёнка.
— Опять этот кошмар… — прошептал я, не поднимая глаз.
— Ты меня слышишь? — повторил Марселло, уже с явной тревогой в голосе.
— А? Да… слышу, — ответил я машинально. Монотонно. Безжизненно. — Всё хорошо.
Эти слова были ложью. Пустой оболочкой. Я отвернулся к зеркалу, стараясь не встречаться с собственным отражением. С трясущимися пальцами поправил бабочку на шее. Она давила, душила, как петля. Дурацкая бабочка. Дурацкий костюм. Дурацкий день.
— Тебе уже пора идти к алтарю, — сказал брат. — Невеста вот-вот выйдет.
Я кивнул, не глядя на него. Он пробормотал что-то ещё, но я уже не слушал. Через несколько секунд Марселло исчез, оставив меня наедине с собой, и с той бурей, которая бушевала внутри.
Я стоял неподвижно, словно прикованный к полу. На сердце было тяжело. Как я могу жениться? Как могу стоять перед алтарём, зная, что где-то там, быть может, одна, быть может, умирающая, быть может, уже… — Агата? Где ты?
Я закрыл глаза. Вдох. Выдох.
Но суровая, чёртова реальность была такова: я женюсь. Не на ней. На Патрисии. На женщине, с которой у меня нет прошлого. Нет памяти. Нет настоящего. Только обязательства, семейные узы, навязанные решения и молчаливое согласие со своей судьбой. Я прогнал эти мысли прочь, будто смог бы вымести их веником из сознания, и решительно направился к двери. Снаружи уже начиналась суета: музыка, голоса, сдержанные всплески радости, натянутые улыбки. Всё это казалось чужим, ненастоящим, театральным.
Я вышел на улицу. Под ногами шуршал гравий. Солнце било в глаза. У алтаря, украшенного белыми цветами и атласными лентами, собрались все родственники, знакомые, друзья семьи, даже те, кого я никогда в жизни не видел. Но их присутствие не согревало. Оно тяготило, душило, как смокинг, как бабочка, как всё это представление.
Я подошёл к алтарю. Осмотрелся. Сердце болезненно сжалось, Адриано не было. Конечно. Он не пришёл. Он ведь ясно дал понять, что считает меня идиотом. Жениться на Патрисии, пока Агата пропала, по его мнению, это предательство. Может, он прав. Я бы, наверное, на его месте тоже не пришёл. Но, чёрт возьми, я надеялся. Надеялся, что он всё же будет здесь. Что встанет рядом. Что положит руку мне на плечо. Но нет. Пусто.
Прошло несколько минут. И вот заиграла свадебная мелодия. Я обернулся. И увидел её — Патрисию. Она шла ко мне медленно, под руку со своим отцом. Её платье было безупречно белым, лицо скрывала лёгкая вуаль, но сквозь неё я видел её напряжённую улыбку. Она была красива. Она была готова стать моей женой. А я стоял, словно чужой на собственной свадьбе.
Отец Патрисии подошёл ко мне и передал мне её руку. Я сдержанно кивнул. Патрисия чуть дрожала. То ли от волнения, то ли от страха. Мы вместе повернулись к священнику, который начал читать торжественную речь, но я не слушал ни слова. Его голос звучал как далёкое эхо, как фоновый шум в голове, полной других голосов, воспоминаний, сожалений, сомнений.
Я не слышал его. Я слышал только свой внутренний голос:
«Что ты делаешь, Самуэль? Почему ты здесь, а не ищешь её? Почему ты не на той дороге, где она исчезла? Почему ты стоишь здесь, вместо того чтобы бороться за ту, которую по-настоящему любил?»
Рядом стояла женщина, которая готова была связать со мной свою жизнь. Перед нами будущее, расписанное другими. А в сердце зияющая пустота, в которую проваливалась душа.
— Патрисия Денолло, согласны ли вы взять в мужья Самуэля Беллини? Быть с ним в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в здравии и болезни, пока смерть не разлучит вас? — произнёс священник торжественным голосом, его слова эхом отразились под навесом свадебной арки, увитой живыми цветами.
— Да, согласна, — с искренней улыбкой и лёгким волнением в голосе ответила Патрисия. Её глаза светились, губы дрожали от эмоций, и на одно короткое мгновение она казалась по-настоящему счастливой.
Священник перевёл взгляд на меня.
— Самуэль Беллини, согласны ли вы взять в жёны Патрисию Денолло, быть с ней до конца своих дней, любить и хранить, уважать и поддерживать?
Мир замер.
Я молчал.
Сердце бешено стучало в груди, но внутри всё было опустошено. Я словно стоял на краю пропасти, и не знал, шагнуть ли вперёд или сделать шаг назад. Голоса гостей за спиной стихли. Все смотрели на меня. Ожидали. Но я не мог выдавить из себя ни слова. Я посмотрел на Патрисию. Её глаза были полны ожидания, надежды. Но я не чувствовал ни радости, ни волнения. Только холод, только нарастающую тревогу. Мелькнула мысль: А действительно ли я сейчас там, где хочу быть? На этом ли месте я должен стоять? Это ли моя жизнь?
«Пожалуйста» — прошептал я мысленно, глядя в небо. — «Дай мне знак. Хоть что-то. Хоть крошечную подсказку, что я должен сделать. Что я всё ещё могу что-то изменить.»
Но ответа не было. Лишь лёгкий ветер прошёлся по листьям. Птица где-то пискнула. И тишина. Я вдохнул и открыл рот, готовясь вымолвить ложь, которая станет приговором:
— Я сог…
— Самуэль! — громкий голос, сорвавшийся на бегу, разрезал воздух, как удар молнии.
Я обернулся. К нам подбегал запыхавшийся Адриано, его рубашка была растрёпана, лицо в поту, глаза горели тревогой и надеждой.
— Я знаю, где Агата! — выдохнул он, подбегая ближе. — Недавно Адамо снял деньги со своей карты. Это произошло в банке возле деревушки, которая принадлежит Сильвестру. Это маленькое место, почти заброшенное… Но я уверен, они там. Они там, Самуэль.
Внутри меня что-то щёлкнуло. Я был готов уйти. Уже сделал шаг, но Патрисия схватила меня за руку.
— Самуэль… — её голос дрожал. — Ты… ты не можешь просто уйти. Не в день нашей свадьбы… Пожалуйста. Не так.
Её пальцы крепко сжимали мою ладонь, как последняя надежда. В глазах стояли слёзы. Она не была плохой, она заслуживала кого-то, кто будет любить её. Кто будет рядом. Кто скажет «да» без раздумий.
Я опустил взгляд, тяжело выдохнул. Потом мягко, но решительно высвободил руку.
— Прости, Патрисия, — сказал я, и голос мой прозвучал твердо. — Но сейчас речь о той, с кем я действительно хочу провести остаток жизни. Я не могу продолжать этот спектакль. Не могу лгать тебе, себе… и уж тем более — ей. Ты найдёшь мужчину, который будет любить тебя всем сердцем. Настоящего. А я… я уже давно не тот.
Она не ответила. Лишь опустила голову, сдерживая слёзы, и сделала шаг назад.
— Идём скорее! — обратился я к Адриано.
Мы побежали, отбрасывая всё позади. Гравий хрустел под подошвами, гости начинали шептаться, кто-то свистел, кто-то ругался, кто-то ахал в голос. Но мне было всё равно. Я не чувствовал стыда, не чувствовал страха. Пусть всё летит к чёрту. Пусть мне никогда не простят. Но если у меня есть хоть один шанс спасти её — или хотя бы увидеть ещё раз — я должен использовать его. И я не остановлюсь. Ни перед чем.
— Долго нам ехать? — спрашиваю я, не отрывая взгляда от окна. За стеклом мелькают деревья, дома, заправки, всё в каком-то размытом, сером мареве, будто реальность больше не имеет чётких границ.
— Почти два часа, — отвечает Адриано, не отрывая взгляда от дороги. — Далеко гад её увёз…
Я кивнул, нервно теребя ворот рубашки. У меня будто зуд под кожей, будто всё тело хочет вырваться наружу. Мысли путаются. Образы всплывают один за другим: Агата, её глаза, голос, её смех… и лицо Адамо. Я сжимаю кулаки. Если он её тронул… хоть пальцем…
Дальше мы едем в тишине. Машина наполняется тяжестью, давящей как плита. Я слышу, как Адриано нервно постукивает пальцами по рулю. Каждая секунда длится как вечность.
И вдруг… машина резко тормозит.
— Почему стоим? — удивлённо спрашиваю я. — Свет зелёный же…
Он ничего не отвечает. Что-то привлекло его внимание. Я тут же опускаю стекло и выглядываю. Воздух насыщен гарью. Вдалеке клубится тёмный дым. Там, на обочине, я замечаю толпу. Люди сбились в кучу, кто-то кричит, кто-то снимает, кто-то держится за голову.
И у меня внутри всё сжимается в один холодный комок.
Нет. Нет, только не это.
— Невозможно… — шепчу я и открываю дверь, выходя из машины.
Адриано выскакивает следом.
— Самуэль! Что случилось? — он смотрит на меня с тревогой, но я его уже не слышу.
Я просто иду вперёд, будто в трансе. Шаг за шагом приближаюсь к толпе. Кажется, ноги становятся ватными, сердце глухо стучит в висках. Всё внутри протестует, кричит, умоляет:
Не подходи. Не надо. Не смотри.
Останавливаюсь в нескольких метрах. Дальше не иду. Просто стою, как вкопанный, боясь сделать последний шаг. Боясь увидеть то, чего боюсь больше всего.
— Адриано… — мой голос дрожит. — Сходи, посмотри, что там. Я… я не могу…
— Да, какая-то авария, наверное… Сейчас, — отвечает он, и его голос уже не так уверен.
Он уходит. Я слежу за ним глазами, как будто от этого зависит моя жизнь. Минуты тянутся мучительно медленно. Одна. Вторая. Пятая. Моё сердце стучит как барабан. Лоб вспотел. В горле пересохло.
И вдруг я вижу его. Он возвращается. Медленно. Как в замедленной съёмке. И его лицо… Белое, как у мертвеца. Бледнее, чем мрамор. На нём ни одной капли крови. Только ужас. И боль. И немой вопрос в глазах: что нам теперь делать?
— Самуэль… Там… Я… — он запинается, будто слова не могут вырваться наружу.
— Агата?.. — шепчу я. Едва слышно.
Он не говорит ничего. Только кивает. Медленно. С мукой.
И в этот момент мир рушится.
Я отталкиваю людей, врываясь в толпу. Люди сторонятся, кто-то возмущён, кто-то узнал меня. Но мне всё равно. Мне плевать. Я просто иду. Я должен её увидеть. Я должен убедиться, что она жива.
И вот я замираю перед её телом.
Агата лежит на животе, не двигается. Волосы растрёпаны, одежда порвана, она без обуви. Я подхожу ближе, медленно, будто боюсь её спугнуть.
— Не трогай… — говорит кто-то из толпы. — Она может быть тяжело ранена.
Но я уже на коленях перед ней. Я просто не могу не прикоснуться. Осторожно, словно боясь причинить боль, убираю волосы с её лица. И чуть не захлёбываюсь в рыданиях. На её лбу ссадины, кровь запеклась на виске. Под глазом фиолетовый синяк. Губа разбита. Руки все в кровоподтёках, пальцы поцарапаны, ногти сломаны. Следы борьбы. Следы боли. Следы того, что она пережила ад. А я… я не был рядом.
Я смотрю на неё, будто пытаясь стереть все эти шрамы одним взглядом. И шепчу, едва сдерживая слёзы:
— Прости меня, mia cara… Прости, что не уберёг. Прости, что не нашёл раньше. Ты не заслуживала этого. Ни минуты боли. Ни слезы…
Одинокая слеза скатывается с моей щеки и падает на её лицо.
— Скорая уже едет! — кричит где-то позади Адриано, но я не слышу его. Мир снова сужается до нас двоих.
Я осторожно приподнимаю Агату и сажусь на землю, беря её к себе на руки. Тело тяжёлое, безвольное. Но тёплое. Она ещё дышит. Я прижимаю её к себе, зарываясь лицом в её волосы.
— Живи, родная… Живи на зло им всем… Живи ради себя. Ради нас. Ради того, что у нас ещё может быть. Пожалуйста…
В этот момент я чувствую её слабое дыхание, едва уловимое, но живое. И это даёт мне надежду. Пусть весь мир сгорит. Но я не отпущу её.
Слышен вой сирены. Он нарастает, разрывая вязкое, гнетущее напряжение, словно возвращая всех в реальность. Люди расступаются, кто-то жестом указывает дорогу. Белая машина скорой помощи с красными полосами резко притормаживает у обочины, и уже через секунду из неё выбегают двое медиков с носилками и сумками.
— Что у нас? — строго и быстро спрашивает один из них, подбегая ко мне.
— Женщина… ДТП… — выдавливает незнакомая дама.
— Она… она дышит. Но без сознания.
— Отойдите, пожалуйста, — говорит медик, аккуратно касаясь моего плеча.
Но я не двигаюсь.
— Послушайте… — говорю я с трудом. — Я еду с ней.
— Вы её родственник?
— Я… Я её жених.
Медик на мгновение смотрит мне в глаза. В его взгляде понимание. Он лишь коротко кивает.
— Хорошо. Но держитесь спокойно. Сейчас главное быстро довезти её.
Они аккуратно перекладывают Агату на носилки. Она стонет — еле слышно, но это будто музыка. Она жива. Жива!
Я иду рядом, не сводя с неё глаз. Её лицо бледное, как фарфор, ресницы дрожат, губы приоткрыты. Медик ставит капельницу на ходу, второй измеряет давление. Всё происходит быстро, слаженно, профессионально. Мы загружаем её в машину. Я запрыгиваю следом и сажусь на свободное место, не отрываясь от её руки. Она холодная. Но я чувствую слабый пульс.
— Агата… — шепчу я. — Если слышишь меня… пожалуйста, держись. Ради меня. Ради нас. Я здесь. Я рядом. Я больше не отпущу тебя.
Адриано остаётся на месте, обещая догнать нас позже. Он кричит мне что-то вслед, но я уже не слышу, задняя дверь хлопает, и мир снова сужается до узкого пространства салона скорой помощи.
— Состояние тяжёлое, но стабильное, — говорит фельдшер, глядя на монитор. — Есть сотрясение, ушибы, кровоподтёки. Возможны внутренние травмы. Мы доставим её в ближайшую клинику. У вас будет возможность остаться рядом, как только стабилизируем состояние.
Я лишь киваю. Всё тело сотрясается от напряжения. Я не отпускаю её руку. Сижу, как будто сам связан с её телом, с её дыханием, с её болью. Каждый звук в салоне как удар в грудь. Бип-бип монитора, шипение кислорода, гул мотора. Но среди этого хаоса — она. Она дышит. Она борется.
Я опускаю лоб к её ладони.
— Я был дураком, Агата… Прости. Я должен был искать тебя с самого начала, не сдаваться, не верить никому. Но теперь я здесь. И не уйду. Даже если ты будешь меня прогонять, а ты будешь, я знаю.
Машина несётся по дороге, за окнами проносятся поля, дома, всё расплывается в одну бесконечную линию. Для меня сейчас существует только одно: её сердце, которое продолжает биться. И я буду рядом, пока оно бьётся.
Но прежде, чем мы доберёмся до больницы… я понимаю: я обязан сообщить её родным. Как бы страшно это ни было. Как бы они ни отреагировали. Даже если её отец, увидев меня, решит убить — пусть. Он имеет на это право. Но он должен знать. Я достаю телефон. Пальцы дрожат, словно замёрзшие. Я листаю контакты и нахожу тот номер, который когда-то давно записал в список на всякий случай. Тогда я и представить не мог, что когда-нибудь действительно придётся его набирать.
Нажимаю на вызов. Один гудок. Второй. Сердце стучит как сумасшедшее. Наконец — ответ. Мужской голос, хриплый, немного уставший, раздаётся в трубке:
— Кто это?
Я на мгновение замираю, сглатываю ком в горле и выдыхаю:
— Это… Самуэль. Вам срочно нужно прилететь в Лас-Вегас.