Глава 24
Агата
Утро выдалось холодным — таким холодным, словно сама природа, наконец, позволила себе облегчённо выдохнуть после долгой, тревожной бессонной ночи. Я медленно открыла глаза. Первое, что я ощутила — это тонкий, почти неуловимый аромат дождя и влажной земли. Он проникал сквозь приоткрытое окно, вплетаясь в воздух комнаты, где я проснулась. Плотные занавески мягко рассеивали первые лучи рассвета, окрашивая пространство приглушённым серебристым светом. В комнате царила тишина, наполненная спокойствием, но в этом спокойствии сквозила какая-то странная, едва уловимая тревога. Всё казалось обычным… и одновременно — неправильным.
Я приподнялась, опустила ноги на прохладный пол и огляделась. Это была моя спальня. Все предметы были на своих местах: шкаф, зеркало, кресло у окна. И всё же меня не покидало ощущение, будто я гость в собственной жизни. В голове было мутно, словно прошлый день растворился в тумане, оставив после себя только разрозненные образы. Я точно знала — я не пила. Тогда откуда эта странная пустота?
Чувствуя жгучую жажду, я встала и направилась на кухню, но не дошла. Я замерла в дверном проёме, увидев Самуэля. Он спал на диване, на спине, раскинув руки. Его лицо было спокойным, даже безмятежным. У меня сжалось внутри. Я не ожидала его увидеть здесь — не после всего. И всё же он был здесь. Настоящий. Живой.
Меня словно потянуло к нему какой-то неведомой силой. Я подошла ближе, села на корточки рядом и замерла, изучая каждую черту его лица. Он выглядел таким уязвимым, словно время, наконец, отпустило его из своего жестокого плена. В этот момент я подумала — мы могли бы быть счастливы. Где-то, в другой жизни. В той, где всё пошло по-другому.
Но не в этой.
В этой жизни, через четыре дня, Самуэль женится на Патрисии. А я… Я, одержав победу над Сильвестром, уеду из Лас-Вегаса навсегда. Здесь для меня больше нет места. В этом городе слишком много теней, слишком много воспоминаний, которые не дают дышать.
Внезапно Самуэль резко открыл глаза. Я вздрогнула, отшатнулась, инстинктивно поднялась с корточек и быстро провела руками по своей одежде, словно стряхивая с себя пыль или остатки сна. Он сел, потянулся и уставился на меня. Мы молчали несколько секунд. Первым заговорил Самуэль:
— Как ты себя чувствуешь?
Я пожала плечами, отводя взгляд:
— Не знаю… Наверное, нормально. Всё как в тумане.
— Что ты помнишь? — спросил он, и в его голосе сквозил неподдельный интерес.
Я на мгновение задумалась, с трудом вычленяя обрывки памяти, словно вытаскивая их из глубин мутного озера:
— Помню, как нас увезли в психбольницу. Там я пыталась выбраться… потом они схватили меня, вкололи что-то… Дальше всё размыто. Помню, как ты пришёл. Ты сказал, что Люцифер ждёт меня. Мы ехали в машине… потом пришли домой… Я сидела, держа Люцифера на руках… А дальше — пустота.
Он кивнул:
— Тебе ввели седативное. Очень сильное. Чтобы ты не сопротивлялась.
— Ну да, теперь понятно, как они «лечат» людей. Не слушают, не спрашивают. Просто глушат химией.
Он молчал, и я молчала. Между нами легло то самое молчание, которое говорит громче любых слов. Мы оба знали — время уходит. Вариантов больше нет. Остались лишь поступки. Последние четыре дня перед тем, как всё изменится навсегда.
— Ты спал на диване? — спрашиваю я как будто невзначай, стараясь сохранить равнодушный тон, но внутри у меня всё сжимается.
— Ага. Было бы неправильно оставить тебя одну в таком состоянии, — отвечает Самуэль спокойно, не отводя взгляда.
Я слегка нахмурилась, пытаясь скрыть внутреннее волнение, и холодно бросаю:
— Спасибо за заботу, но не стоило утруждаться. Я бы справилась.
Он смотрит на меня, и в его взгляде нет ни раздражения, ни обиды — только тихая, глубокая печаль. Его глаза останавливаются на моей шее, и я мгновенно понимаю, что он смотрит на следы. Липовые засосы. Фальшивка, маска, за которой я прячусь. Как же я хотела бы сказать ему правду. Просто взять и выложить всё. Без страха, без стыда. Рассказать, почему пришлось солгать, зачем понадобилась эта дешевая уловка.
Но я молчу. Как всегда. Я не умею говорить о настоящем.
— Да… думаю, ты права, — тихо говорит он и, не добавив больше ни слова, встаёт с дивана. Движения его резкие, будто он старается отрезать момент, не дать себе времени передумать. Он берёт с журнального столика телефон, кладёт его в карман, подходит к двери.
И в этот момент она распахивается сама — прямо перед его рукой, как будто что-то сверху решило внести хаос. На пороге стоит Адамо.
Моё сердце падает вниз. О, чёрт… Только не сейчас. Только не они вдвоём. Адамо окидывает Самуэля колючим, тяжелым взглядом. Лицо его каменное.
— Что ты здесь забыл? — зло цедит он сквозь зубы, и я чувствую, как напряжение между ними сгущается, словно воздух стал плотным и тяжёлым.
Самуэль усмехается, но в этой усмешке — боль, усталость и вызов.
— Может, вместо допросов ты бы лучше следил за своей девушкой? Её вчера по ошибке увезли в психушку и вкололи седативное. — Его голос звучит жёстко, почти ледяной. Он резко толкает Адамо плечом, выходя из квартиры, и хлопает дверью так, что по стенам прокатывается глухой отголосок.
Повисает тишина. Я замираю на месте, не зная, как двигаться, что говорить. Адамо остаётся стоять у двери, затем медленно оборачивается ко мне. Его глаза, обычно тёплые, сейчас насторожены, полны беспокойства. Он подходит ближе, и я чувствую, как его взгляд буквально сканирует меня с головы до ног.
— Зеленоглазка, с тобой всё в порядке? — тихо спрашивает он, опуская голос до почти шёпота. — О чём он вообще говорил?
Я пересказывала всё кратко, сжато, стараясь быть убедительной, при этом умалчивая главное — что Самуэль всю ночь провёл рядом. Что он не ушёл. Что он не позволил мне быть одной, когда мне было страшно.
Адамо слушал молча, нахмурившись. Он явно не понимал всей картины, но знал, что что-то я не договариваю.
— Ты точно в порядке? — снова спросил он, уже мягче, и аккуратно взял меня за руку.
Я кивнула.
— Да, в порядке.
Но внутри всё кричало. Всё было неправильно, сломано, перепутано. Как будто я жила в чужом сне, где каждый шаг давался с боем. Он притянул меня к себе и обнял. Его объятия были тёплыми, надёжными. И всё же я чувствовала себя в них чужой.
Потому что моё сердце всё ещё смотрело на дверь, которую закрыл за собой Самуэль.
Адамо мягко проводит рукой по моим волосам, его пальцы скользят по прядям с нежностью, в которой чувствуется что-то большее. Он приближается, глаза становятся тёплыми, его дыхание касается моей кожи. Губы всего в нескольких сантиметрах. Он собирается поцеловать меня.
Я резко отстраняюсь, будто только в этот момент осознав нечто важное.
— Ой! Я опаздываю на работу! — восклицаю с нарочитой поспешностью, будто внезапно вспомнила, что в офисе меня ждёт судьбоносное совещание.
Адамо на секунду хмурится, но тут же скрывает своё разочарование под улыбкой.
— Собирайся, я отвезу тебя в два счёта.
— Спасибо, — отвечаю с короткой, дежурной улыбкой и почти бегом ухожу собираться, радуясь, что избежала этого поцелуя.
Быстрый душ помогает немного привести мысли в порядок. Я смотрю на своё отражение в зеркале: кожа бледнее обычного, глаза чуть потускнели. Наношу лёгкий макияж, стараясь не выглядеть как человек, которого вчера силой везли в психбольницу. Надеваю серый свитер, прямые тёмные брюки, сверху пальто. Волосы убираю в небрежный пучок. Всё. Внешне — нормальная, собранная девушка. Внутри — пустота.
Дорога до офиса проходит в молчании. Адамо за рулём, периодически бросает на меня взгляды, словно хочет что-то спросить, но не решается. Я смотрю в окно, будто за стеклом — другой мир, не такой сложный.
Подъезжаем к офису. Я спешу выйти, не дав ему шанса на разговор. Быстро наклоняюсь, целую его в щеку — холодно, формально, как чужая. И, едва сдержав тошноту, почти бегом скрываюсь в здании.
Внутри всё привычно: стеклянные стены, гул переговоров, запах кофе. Поднимаюсь на нужный этаж, и, проходя мимо кабинета Самуэля, замираю. Из-за закрытой двери доносится громкий, возмущённый голос.
— Адриано, да она ненормальная! — Самуэль в бешенстве, он буквально кипит.
Я прижимаюсь к стене и прислушиваюсь.
— Заметь, что это ты всё начал, когда сказал, что у Агаты шизофрения, — спокойно возражает Адриано, в голосе которого едва заметна насмешка.
Я толкаю дверь и вхожу. Самуэль, Адриано и… Меган. Она стоит немного в стороне, с виноватым видом, словно школьница, попавшая в беду.
— О чём речь? — спрашиваю с ноткой недоверия.
Самуэль бросает на меня быстрый взгляд, в его лице читается раздражение и ирония.
— В психушку позвонила Меган, — говорит он, как бы между прочим.
Я поворачиваюсь к ней, не веря своим ушам.
— Ты серьёзно?
Меган мнётся, явно сожалея о содеянном, но прежде чем она успевает что-либо сказать, Адриано не выдерживает и начинает смеяться, прикрывая рот рукой.
— Это, по сути, вы оба виноваты, — сквозь смешок произносит он. — Самуэль сказал ей, что у тебя шизофрения. Ты, Агата, заявила, что у Самуэля раздвоение личности. И эта бедняжка всё восприняла буквально, вызвала санитаров, думая, что спасает вас обоих.
Я смотрю на Самуэля, он — на меня. И вдруг мы оба начинаем смеяться. Сначала тихо, потом громче, искренне. Это было настолько абсурдно, что другого выхода у нас просто не осталось.
— Боже, а я уже всё на Сильвестра свалила, — выдыхаю сквозь смех. — А это, оказывается, не он.
— Я тоже об этом подумал, — добавляет Самуэль.
— Ладно, Меган, прощаю тебя, — добавляю уже спокойнее, глядя на неё. — Но, пожалуйста, запомни одну важную вещь… Нам верить нельзя. Никогда.
Она кивает, слегка краснея.
— Адриано, я буду в нашем кабинете, — бросаю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Но спокойствия нет. Возле Самуэля находиться становится всё труднее — воздух рядом с ним словно сгущается, в груди нарастает неприятная тяжесть. Нужно срочно отвлечься, сосредоточиться на чём-то важном. Поскорее бы закончить с Сильвестром. Поскорее бы исчезнуть из этого города, из этого лабиринта лжи, страхов и полунамёков.
Пока мужчины продолжают разговор, я быстро выскальзываю из комнаты и направляюсь по коридору. Знакомые стены, прохладный мрамор под каблуками, приглушённый шум офисной жизни — всё словно в отдалённом сне.
Открыв дверь в кабинет Адриано, я сразу направляюсь к своему ноутбуку, который спрятан в нижнем ящике письменного стола. Подключаюсь к облачному хранилищу, где хранятся перехваченные записи. Сердце учащённо бьётся, как будто само чувствует, что сейчас я услышу нечто важное.
— Господи, — шепчу почти беззвучно. — Дай хоть какую-то зацепку. Что-нибудь…
Так, вот свежая запись.
— Мы до сих пор ищем Габриэля. Если он попал в руки Самуэля, компании будет несладко. Доступа у него уже нет, но от него можно ожидать что угодно. Ещё и эта девка.
— Папа, Агата не связана с Самуэлем. Оставь её.
— Слишком часто ты стал говорить о ней, Адамо. Не зли меня.
— Не важно, — сдержанно отвечает Адамо, и в голосе его слышна усталость. Или страх?
Секунда тишины. Затем снова голос Сильвестра, уже более сосредоточенный, деловой:
— Я усилил охрану у нашего дома. Не нравится мне эта тишина вокруг. На всякий случай я перевёл все данные на домашний ноутбук. Я больше не доверяю технике в компании.
Я замираю. Дом. Дом Сильвестра. Дом, который охраняется как крепость. И в нём — ноутбук с его личными данными. Сердце стучит громче, чем звук в наушниках.
Это может быть шанс. Единственный.
Я убираю наушники, медленно кладу их на стол. Всё вокруг будто теряет чёткость — как в фильме, где заостряется внимание только на главном. Ноутбук. В доме. С личными файлами Сильвестра. Если я доберусь до него, если извлеку оттуда хотя бы часть информации — у меня будет всё: доказательства, зацепки, свобода.
Я откидываюсь на спинку кресла, закрываю глаза. На несколько мгновений позволяю себе просто слушать собственное дыхание. Идея проникнуть в дом пугает и одновременно манит. Опасно. Безумно. Но разве у меня есть выбор?
Проникну в дом — и получу всё. Или потеряю себя окончательно.
Нужно продумать план. Каждый шаг. Каждую деталь. Мне не позволено ошибаться. Ни одной ошибки.
Всё слишком близко к концу.
Но… одна я с этим не справлюсь. Как бы уверенно я ни держалась, как бы ни делала вид, что контролирую ситуацию — всё это лишь тонкий, трескающийся лёд. Внутри меня буря, вихрь страха, напряжения и какой-то усталой решимости. Всё, во что я ввязалась, стало слишком серьёзным. Это уже не просто игра — это война. И единственный способ получить желаемое, победить Сильвестра, разрушить империю его лжи и страха — это… объединиться с Самуэлем.
Мне не хочется этого. Моё сердце протестует, разум кричит, но я знаю: без него — не справлюсь. У нас разные цели, разные раны, но в этой битве мы по одну сторону. Временно. Ради справедливости. Ради мёртвых, которые заслуживают покоя. Ради живых, которые ещё могут быть спасены.
Я хватаю ноутбук и, не раздумывая, бегу вверх по лестнице, будто от самой себя. Пробегаю мимо Адриано, он что-то спрашивает, но я даже не слышу. Всё внимание — только на цель. Останавливаюсь у двери в кабинет Самуэля, ловлю дыхание. Стучу. Вхожу.
Он сидит за столом, склонившись над какими-то бумагами, Меган оборачивается ко мне. Я подхожу ближе и твёрдо, чётко произношу:
— Нам нужно поговорить. — И сразу перевожу взгляд на Меган: — Наедине.
Самуэль поднимает глаза, хмурится, но кивает:
— Меган, выйди, пожалуйста.
Та послушно кивает и покидает кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Что случилось? — спрашивает он, откидываясь в кресле. Голос усталый, но в глазах зреет интерес.
Я подхожу ближе, сжимаю ноутбук в руках, как щит.
— Я хочу объединиться, — начинаю. — У меня есть план. Есть информация, которая поможет взять Сильвестра. Но одна я не смогу. С тебя — сила и безопасность. С меня — всё остальное.
Он молчит. Смотрит на меня пристально, будто старается разглядеть меня по-настоящему.
— Агата…
— Мне от тебя ничего не нужно, — перебиваю его. — Никаких обещаний, никаких чувств. Я хочу только одного — победить Сильвестра. А потом уехать. Уехать навсегда.
На последнем слове мой голос срывается. Не хватает воздуха. Я едва держусь. Это не просто разговор — это откровение, попытка сбросить груз, который давит изнутри.
— Уехать? — эхом повторяет он.
Я киваю.
— Да. Мистера Баркли больше нет. Учёба — дистанционно. Я могу перевестись. Здесь, в Лас-Вегасе, уже нет ничего, что держит меня. Ни людей. Ни мечт. Только воспоминания, от которых хочется бежать.
Самуэль поднимает голову. Его взгляд пронизывает насквозь. На миг мне кажется, что он видит меня — не ту, которую я играю, а настоящую, уставшую, сломанную, но ещё не потерянную.
— Да… — тихо говорит он. — Правильный выбор, Агата. Так будет лучше для тебя.
Молчание. Время будто замирает. Секунда. Другая. Третья. Он не отводит взгляда.
— Так что там с информацией?
Я молча открываю ноутбук и включаю запись. Он наклоняется вперёд, слушает. На лице — сосредоточенность, потом — удивление.
— Откуда у тебя эти записи?
— С телефона Адамо.
— Ты что, поставила прослушку?.. — Он резко замолкает, будто что-то осознаёт. Смотрит в сторону тумбочки, достаёт из неё салфетку. — Но… Как ты получила доступ к телефону, если…
Он резко поднимается и, прежде чем я успеваю отреагировать, в два шага оказывается рядом. Схватывает меня за плечи, прижимает к стене. Я резко вздыхаю, ошарашенная.
— Самуэль, отпусти, ты что творишь?!
Он не отвечает. Его рука опускает воротник моего свитера. Осторожно, но с явным намерением. Он проводит влажной салфеткой по моей шее. Затем отступает и смотрит прямо в глаза.
— Где засосы? — спрашивает он с ледяным спокойствием. — Засосы проходят не за день. А у тебя — чистая кожа. Будто их никогда и не было.
Я молчу. Сердце колотится в груди, но не от страха — от того, что он всё понял.
— Ты подстроила это, чтобы получить телефон Адамо, — продолжает он. — Значит, ты не любишь его. Ты использовала его. Хотела подобраться к Сильвестру.
Я вижу, как в уголках его губ начинает играть еле сдерживаемая улыбка. Он отступает от стены, смотрит на меня так, будто увидел что-то неожиданное. Что-то восхищающее.
— Как ты провернула это?
Я вздыхаю — теперь уже скрывать бессмысленно.
— Подсыпала лошадиную дозу снотворного в его еду и вино.
Он хмыкает, качает головой, будто не может поверить, что я на это решилась.
— Ты безумная. И гениальная.
Я киваю. Внутри — смесь тревоги, облегчения и странного, тёплого напряжения, будто мы теперь — на одной стороне баррикад.
— Я бы посмотрел на выражение его лица, — говорит Самуэль, и впервые за долгое время в его голосе появляется настоящая эмоция. Не злоба. Не холод. А живой, тёплый интерес.
— Ну так каков твой план, Агата?
Голос Самуэля раздаётся в тишине кабинета, словно удар хлыста. Я делаю глубокий вдох, медленно, почти болезненно втягивая воздух в лёгкие. Мне нужно хотя бы несколько секунд, чтобы прийти в себя, чтобы успокоить дрожь в пальцах и заставить сердце замолчать. Для него моё напряжение ничего не значит. Он стоит спокойно, с лёгким прищуром, как будто между нами ничего никогда не было. Как будто он не помнит, как я задыхалась от поцелуев, как ночью мы делили одну тень. А я… я чувствую, будто тону, каждый раз, когда оказываюсь рядом с ним.
Его близость — это не просто дискомфорт. Это тихий, липкий ужас. Это напоминание о всём, что было, и обо всём, что никогда не станет. Он всё ещё носит тот же парфюм, древесно-пряный, резкий, как рассвет в пустыне. Я чувствую этот запах и будто проваливаюсь назад во времени — туда, где я ещё верила, что между нами что-то возможно.
— Так вот…
Я собираюсь начать, но дверь внезапно открывается. Я оборачиваюсь, и в кабинет входит Патрисия. Её шпильки цокают по мраморному полу, губы поджаты, лицо искажено мгновенной, плохо скрываемой неприязнью. Увидев меня, она хмурится, словно наступила на что-то неприятное. Впрочем, я не удивлена. Для неё я — заноза в идеальной картине, которую она выстраивает рядом с Самуэлем. Лишняя. Неуместная. Ненужная.
— Я обговорю всё с Адриано, мистер Беллини, — спокойно бросаю я, обращаясь к Самуэлю формально, как к постороннему человеку. Слегка киваю ему, собирая в этот кивок всё своё достоинство, и выхожу из кабинета, чувствуя на себе тяжёлый, прожигающий взгляд Патрисии.
Коридор кажется бесконечно длинным. Стены, как в дорогом отеле: мягкое освещение, зеркала в золочёных рамах, картины с абстрактными мазками. Всё это — напоминание о мире, в котором я никогда не была своей. Я иду по нему, словно по мосту, за которым — неизвестность.
Я направляюсь к Адриано. Он должен помочь. Если мы успеем уладить всё за три дня — документы, сделки, подписи — я смогу уехать из Лас-Вегаса первым же рейсом. Я не останусь на свадьбу Самуэля. Я не перенесу этого.
Свадьба Стэна — это одно. С ним у меня никогда не было настоящей связи, лишь призрачная симпатия, завуалированная делом. Но Самуэль… Самуэль — это боль. Это рана, которая не хочет заживать. Его счастье — это моя пытка. Видеть, как он говорит клятвы другой женщине, когда его голос всё ещё звучит в моей памяти — это больше, чем я могу вынести.
Я не знаю, что ждёт меня впереди. Возможно, я не смогу победить Сильвестра. Возможно, он окажется сильнее, хитрее, опаснее. Но я должна попробовать. У меня нет другого выхода. Иногда борьба — это единственный способ выжить. Я должна спасти свою свободу, свою репутацию, свою жизнь.
Иногда я мечтаю: может, переехать в Калифорнию? Там солнце, океан, новые лица, возможность раствориться в чужом городе и начать всё заново. Или, может, вернуться в Европу? В Палермо, где улицы пахнут кофе и морем, где итальянский язык льётся, как музыка. Я хорошо его знаю. Но нет… не Италия. Везде мне будет мерещиться Самуэль. В каждом силуэте на узкой улочке, в каждом шорохе, в каждом прикосновении ветра к щеке.
Я устану убегать от воспоминаний. Но пока у меня есть три дня. Три дня, чтобы закончить всё и уехать. Я не знаю, куда, но подальше отсюда. Подальше от него. От них. От себя прежней.