• Глава 26: Я вернусь
Карина не сказала никому, кроме брата. Просто однажды села в самолёт, с рюкзаком за спиной и каким-то легким головокружением в груди. Илья уехал в командировку на месяц, и он сам предложил: «слетай домой, развейся». Это не звучало, как побег. Это и не был побег. Это был воздух.
Из жаркого Екатеринбурга она вылетела рано утром — город уже начал расплываться в тепле, но всё ещё дышал прохладой. Там, в другой части страны, уже полыхал май. Цветение, пыль, звон.
Карина сидела у окна, в наушниках. Под музыку смотрела, как самолёт режет облака. За шестьдесят минут она мысленно перебрала всё — от детства до последней недели. Что сказала бы мама? Удивится? Расстроится? Обрадуется?
На пересадке в областном центре Карина пересела в старенький автобус — тот самый, что ходит раз в три часа, гремит на каждой кочке и пахнет одновременно травой, горячим пластиком и чем-то знакомым. Дорога казалась бесконечной. Она спала урывками, держась за подлокотник, будто за ручку чужого прошлого.
Когда автобус затормозил у остановки в их старом районе, Карина увидела его — брат стоял в тени под деревом, в кепке, с той самой кривой улыбкой. Он взял её рюкзак, даже не сказал ни слова — просто обнял и повёл к дому.
— Всё идёт по плану? — шептала она, хохоча, как школьница.
— Мама как всегда на кухне. Батя в гараже. Никто ни о чём не догадывается.
Карина вспотела в первые же секунды в доме — жара стояла душная, как в июле. Но всё пахло тем же: жареным луком, ладаном от бабушкиной иконы, и свежим бельём, которое сушилось в зале.
Она прокралась на кухню, тихо, почти по памяти, и сказала:
— Ну что, мама, узнаешь по походке?
Мать вскрикнула, развернулась, уронила полотенце, закричала «да ты с ума сошла!», но в глазах стояли слёзы.
Отец обнял её сдержанно, как умел — на секунду, но крепко.
— Вот это да, — только и сказал. — Без предупреждения.
В тот вечер они сидели в саду. Карина босиком, с кружкой холодного компота, рассказывала что-то про Илью, про новую жизнь, про балкон с видом на парк и рыжего кота, который каждый вечер ложится под её дверью. Она почти не врала. Просто... упускала.
Мама обнимала её взглядом.
— Ты повзрослела, Каринка. Как будто теперь изнутри другая.
— Да. Чуть-чуть.
— Но глаза всё те же.
В тот вечер жара спала, и впервые за долгое время Карина почувствовала: она вернулась. Не чтобы остаться. Просто — чтобы вспомнить, что жила.
На следующее утро, проснувшись слишком рано, Карина вышла на крыльцо босиком. Воздух уже был теплым, и всё вокруг дышало тишиной — той самой, деревенской, густой, почти вязкой. Из кухни пахло вареньем и жареными пирожками. Брат где-то возился с машиной.
Она вернулась в свою комнату — ту, где не было её уже несколько месяцев. Всё выглядело знакомо и... чуждо. На стенах — старые постеры, распечатки цитат, какие-то глупые рисунки. На полке под слоем пыли — баночка с засохшим лаком, старая заколка, открытка от Жени.
Карина достала её, подержала в руках. Там, где были буквы, всё стерлось почти до белизны. Лишь еле различимые строки:
"Если вдруг станет тяжело — просто позови. Я не скажу ни слова, просто приду. Твоя Ж."
Она сунула открытку в карман и выдохнула.
— Прекрати, — сказала сама себе. — Всё уже не так. Всё по-другому.
Ближе к вечеру брат позвал прокатиться на машине — просто так, по кругу. Они заехали за газировкой, потом зашли в маленький супермаркет — тот самый, где когда-то Карина работала на каникулах. Всё будто застыло во времени. Продавец — тот же, улицы — те же, даже старая вывеска аптеки всё ещё висела, хотя была вся выцветшая.
Когда они остановились у местной кофейни, чтобы взять что-то сладкое, Карина увидела её. Не Женю. Другую — Юлька. Из той самой компании. Когда-то они вместе рисовали плакаты для школьных спектаклей и вырезали сердечки к 14 февраля. Юлька заметила её первой.
— Карина?
— Юля?!
— Боже, ты будто не изменилась. Хотя... изменилась, конечно. Пойдем, я тебе всё расскажу.
И пока брат отъехал по делам, Карина и Юля сели за столик, заказали мороженое, как раньше, и болтали — про всё. Юлька теперь работала медсестрой в частной клинике, рассказывала про пациентов, про безумную начальницу, про свадьбу, которая рассыпалась в последний момент.
— А ты? — вдруг спросила она. — С Женей... вы... вы же были близки, да?
— Были.
— Я иногда вижу её, знаешь. Она совсем другая стала. Но как будто всё ещё ждёт чего-то. Или кого-то.
Карина опустила глаза.
— Люди часто ждут. Даже если уже сами не понимают чего.
Вечером, вернувшись домой, она снова зашла в свою комнату, вытащила из кармана ту самую открытку и положила обратно в ящик стола. В окно падал свет — косой, майский. Запах сирени пробирался сквозь щели, мешался с ароматом свежевыпеченного хлеба. Всё было до боли родным.
Но внутри — тишина.
Та, что наступает, когда всё, что могло быть сказано, уже растворилось в воздухе.
Та, что говорит: ты ещё не отпустила. Но научилась жить дальше.
Карина не смогла сидеть дома, хоть вот-вот вошла сюда, снова звонок Мише, отчаянный и обеспокоенный.
Было уже за восемь, когда Миша свернул на знакомый двор. Дом, как и всё в этом городе, казался карине заколдованным: не стареющим, не меняющимся — просто зависшим во времени. Её бывшая квартира, давно пустующая, всё ещё не сдавалась — и ключи у родителей оставались на всякий случай. В этот раз — на случай уединения.
— Останешься тут? — спросил Миша, заглушая двигатель.
Карина кивнула.
— Хочу немного побыть одна. Здесь всё слишком громкое.
Поднявшись по тёмной лестнице на третий этаж, она вставила ключ. Щелчок. Дверь поддалась — с лёгким сопротивлением, как будто квартира не была готова её принимать. Внутри пахло пылью, бумагой и временем. Окно всё ещё выходило во двор, где росла та самая берёза, по которой Карина когда-то всерьёз предлагала Жене сбегать от родителей.
Она прошлась по комнатам: старая кровать, облупившаяся полка, на которой ещё стояли книги с жёлтыми страницами. Свет в ванной моргал, как и раньше. В кухне, у раковины, сохранилась трещина в плитке. Всё как тогда. Всё как до неё.
Она села на край кровати, закурила. За окном догорал вечер. Воздух был тяжелым, как перед грозой. И вдруг — звонок в дверь. Один короткий, затем ещё один, почти сразу. Карина вздрогнула. Неожиданные гости — не её стиль, особенно в этом городе, особенно теперь.
Она не спешила. Шаги — будто через вату. Сердце стучало в горле. Щёлк замка. Дверь открылась — и она замерла.
Женя.
С тем же прищуром, с той же лёгкой сутулостью и усталостью в глазах, которую Карина когда-то знала до мельчайших деталей.
— Привет, — сказала Женя. Нервно усмехнулась. — Сюрприз.
— Откуда... — голос Карины сел. — Кто тебе сказал?
— Миша. Он не знал, что это секрет. А я... просто не смогла не прийти.
Они стояли в тишине. Между ними был запах сигарет, июньской пыли и всех непроговоренных слов за прошедший год.
— Можно войти? — спросила Женя.
Карина молча отошла в сторону.
Дверь закрылась за её спиной с тем же щелчком, с которого всё когда-то начиналось.