Ты - моя тишина перед сном.

Квартира будто выдохнула, когда они сели на кухне — напротив друг друга, с кружками дешёвого пакетированного чая, как когда-то. В воздухе было жарко, тяжело, но тихо. Открытое окно впускало запах нагретого асфальта и редкие крики детей с улицы.

— Ты тут как? — первая нарушила тишину Женя. — Надолго?
Карина пожала плечами:
— На месяц, может меньше. Так, освежиться.

Женя кивнула, покрутила кружку в руках.

— А у тебя как? — спросила Карина неуверенно.
— Всё... нормально, — выдохнула Женя. — Работала. Вот учёбу заканчиваю. А ещё была девочка. Ну, типа, не «девочка», конечно, просто...
— Просто кто-то.
— Ага. Просто кто-то. Мы были в кафешке, потом в кино. Вроде бы даже что-то почувствовала. Удивительно.
— Это здорово. — Карина улыбнулась, искренне, но что-то кольнуло. — Сложно почувствовать что-то настоящее.
— А у тебя? — Женя прищурилась. — Кажется, слышала, ты уехала... и не одна.
— Да. Есть парень. Он... спокойный. Надёжный. Всё как в буклете «жизнь удалась».
— А ты?
— Я? — Карина отвела взгляд. — Я... спокойная.
— Ты не умеешь быть спокойной.
— Вот и учусь.

Они снова замолчали. Снаружи что-то хлопнуло — возможно, балконная дверь где-то в соседнем подъезде. Карина глотнула чай, уже остывший. Женя смотрела на неё внимательно, но без упрёка.

— Странно, да? — тихо сказала Карина. — Сидим, как будто... как будто ничего не было.
— А может, и не было. Просто ты и я. Тут. Сейчас.
— Просто тишина между словами.

Женя улыбнулась — не печально, не с надеждой. Просто как человек, который тоже уже научился не дышать громко, чтобы не вспугнуть чужое спокойствие.

Никаких признаний. Никаких обид. Просто вечер, чай, и жаркая тишина середины мая.

И две девочки, когда-то знавшие друг друга до дрожи.
Несмотря на спокойствие той встречи, они виделись ещё несколько раз. Ничего не происходило — никаких ночных признаний, скандалов или слёз. Просто пара коротких прогулок по старым улицам, затерявшимся во времени, будто город сам постарался притушить между ними всё прежнее.

Они говорили не больше, чем было нужно. Иногда смеялись над чужими собаками или знакомыми вывесками, которые почему-то всё ещё держались на витринах. Один раз — в ту самую жаркую вечернюю пятницу — Карина подвезла Женю домой. Остановилась у подъезда, на мгновение задержала взгляд, и тогда Женя резко наклонилась и коснулась её губ. Поцелуй был сдержанным, мимолётным, без обещаний и смысла. Они обе знали это.

— Не делай вид, что всё снова начнётся, — прошептала Женя.
Карина кивнула. Она тоже не верила.

После этого встречи стали реже. Карина всё ещё писала — глупые сообщения, приглашения на кофе, на выезд за город. Женя сперва отвечала, иногда соглашалась. Но было в ней что-то отстранённое, будто присутствие Карины снова мешало чему-то важному. А потом — тишина.

Позже Карине рассказали, что у Жени появилась девушка. Та самая. И что она не в восторге от прошлых связей. И да, видимо, именно она настояла, чтобы встречи прекратились. Женя просто... исчезла. Удалилась в молчание. И, возможно, ей действительно стало легче.

Карина не злилась. Была только странная лёгкость, похожая на первую прохладу в конце лета, когда ты понимаешь — всё, сезон кончился. Всё остальное — попытка отогреть солнце руками.

И потому, когда наступил день отъезда, Карина просто уехала. Без мыслей о том, напишет ли Женя. Без оглядки. Только ветер в окно поезда, коробка с оставленными дома тату-машинками и ощущение, что на сердце всё-таки стало тише.

Карина вернулась в середине июня. В Екатеринбурге всё ещё держалась прохлада, и когда она вышла из самолёта в своём жарком платье, в которое оделась на родине, ей стало зябко, будто город заранее готовил её к возвращению — аккуратному, без лишних волн.

Илья ждал её в аэропорту. Он не махал руками, не подбегал, просто стоял с едва заметной улыбкой. В руках был термос с её любимым кофе — мелочь, но почему-то щемящая.

— Хочешь за руль? — спросил он.
— Нет, давай ты. Я пока в голове разложу, что вообще было, — ответила она, пристёгивая ремень.

По дороге они почти не разговаривали. Машина шуршала по мокрому асфальту, за окном бежали серые дома, чужие вывески, города без прошлого.

Квартира встретила её знакомым запахом — смесью чистого белья, чуть горького одеколона Ильи и прохладной пыли, которая скапливается в квартире, когда в ней никто по-настоящему не живёт.
Карина сразу пошла в душ. Горячая вода стекала по спине, но не смывала ничего. Просто возвращала в привычный ритм.

Илья был терпелив. Он не задавал лишних вопросов. Спокойно забирал её в обнимку по утрам, готовил завтраки, приносил чай, если видел, что она закуталась в плед и просто молчит. Он не требовал, чтобы она говорила. Он просто был.

В какой-то момент Карина поняла — ей больше не больно. Не обжигает при воспоминаниях. Не давит в груди.
Женя растворилась в прошлом, как та редкая татуировка, о которой уже и не вспоминаешь. А если и вспоминаешь, то только как след, когда просыпаешься во сне и уже не можешь сказать, кого именно обнимала — потому что лицо давно стёрлось.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Илья однажды вечером, когда они смотрели бессмысленный сериал.
Карина посмотрела в экран, а потом повернулась к нему.
— Спокойно.
Он кивнул.
— Это хорошо. Я хочу, чтобы ты знала — ты дома. Всё, что было до, не отменяет того, что есть сейчас.

Карина улыбнулась. Не потому что почувствовала счастье. А потому что впервые за долгое время почувствовала... устойчивость.

Июль в Екатеринбурге оказался странно мягким — тёплым, но не удушающим, с ясными вечерами и редкими грозами, которые не пугали, а успокаивали. Карина постепенно возвращалась к жизни, где каждый день был прост и предсказуем. Проснуться — рядом Илья. Завтрак — омлет, кофе и молчаливая музыка из колонки. Иногда он что-то наигрывал на гитаре — она смеялась, что он вечно путается в струнах, а он смеялся вместе с ней.

Он не спрашивал лишнего. Не копался в прошлом, не требовал откровений. Просто рядом. Надёжно. Легко.

Карина завела привычку утром ставить цветы на кухонный стол. Илья однажды подшутил, что она теперь «местная богиня уюта», и подкинул пару идей для полок в спальню. Вместе они собирали мебель, спорили по пустякам, смеялись, когда у них ничего не получалось.

Она снова начала рисовать. Сначала просто эскизы для самой себя. Потом — пару абстракций для их гостиной. Без особой цели. Просто потому что могла.

— Я как будто снова живу, — призналась она как-то вечером, сидя с ногами на подоконнике, глядя на светящийся город.
— А до этого? — осторожно спросил Илья.
— До этого — я просто стояла на месте. Как в ожидании, что кто-то или что-то позовёт. А теперь... не жду. Просто живу.
— Хорошо, что ты здесь.
— Я тоже думаю, что хорошо, — сказала она, уже не лукавя.

Всё стало просто. Удивительно просто. Спокойствие теперь не казалось ей чем-то скучным. Оно стало роскошью. Тишина не давила. Она лечила.

И когда Карина в один из вечеров вдруг поймала себя на том, что совсем не проверяла чьи-то страницы, не прокручивала в голове прошлые разговоры, не возвращалась к "а что, если" — она просто выдохнула. Без эмоций. Без надрыва.

Так бывает, когда ты действительно ушла. И больше не оглядываешься.