• Глава 20: Спишь?
После той ночи всё между ними будто стало... тише.
Без громких слов, без обещаний, без "а что дальше?". Они ещё писали друг другу — порой даже тепло. Женя пару раз заходила в студию, чтобы "показать заживление", Карина делала вид, что не запоминает наизусть каждую её родинку. Они говорили о погоде, новых красках, сериалах. Но не о той ночи.
Женя всё чаще отвечала коротко. Её тени становились длиннее — будто она стремилась уйти раньше, чем Карина успеет заметить, как она дрожит от её взгляда.
Она не исчезла. Просто — стала приходить реже. А потом — совсем перестала.
Карина сначала пыталась не замечать. Потом — убедила себя, что это нормально.
"Ну и что? У всех бывают близкие моменты. Иногда это просто вспышка. Искра — и всё".
Только вот почему-то в груди всё сжималось при этих мыслях. Не от обиды. От пустоты.
Работа почти встала. Она перестала записывать новых клиентов — говорила всем, что "болеет" или "в отпуске". На самом деле почти не вставала с дивана. Смотрела в потолок. Стала больше курить. Курила, хотя раньше ненавидела дым.
Это было как говорить в закрытое окно: слышно ли тебе, не знаю. Но я всё равно стою здесь. На холоде.
С каждой неделей Карина чувствовала, как будто что-то сходит на нет. Не связь — она не исчезала. А жизнь. Интерес. Желание двигаться.
Карина сама как будто начала отдаляться. Не специально — просто интуитивно, будто организм включил защиту. Она перестала ждать сообщений, закрыла чат с Женей, убрала напоминания. Перестала ловить каждый звук на улице, надеясь, что это её шаги.
Иногда — почти не думая — соглашалась встретиться с подругами. Они звали в бар, и Карина кивала, будто ей есть настроение. Хотя вначале думала, что не выдержит этого шума, чужого смеха, чужих историй. Но стало даже легче. Немного.
Бар находился совсем близко к новому дому Жени — и это было отдельной пыткой. Карина никогда не шла специально туда, но каждая ночь, каждый выход с перекура — она знала: где-то за поворотом — те окна. Возможно, за ними — она. Возможно, спит. А возможно — тоже не может уснуть.
Иногда хотелось сорваться. Просто пойти, постучать в дверь, выйти на улицу и встать под окнами, как в кино, ну или как в недалёком прошлом. Но всё в ней знало: там её не ждут. Никто не откроет. Не улыбнётся в свете уличного фонаря. Не скажет: «Ты чего?»
И тогда — немного пьяная, немного весёлая, с растрёпанными волосами и лёгкой хрипотцой в голосе — Карина доставала телефон и писала:
«спишь?»
Без точки. Без смысла. Без запроса на ответ. Просто чтобы напомнить: она ещё есть.
Иногда даже добавляла стикер. Или сердечко.
Иногда — ничего.
А утром — ненавидела себя. За слабость. За желание. За этот идиотский подростковый огонь, который никак не выгорает.
Лежала на спине, смотрела в потолок, вжимала лицо в подушку, сгорала от стыда.
И снова обещала себе, что больше не напишет. Что хватит. Что в этом нет смысла.
Но к следующей пятнице — всё повторялось.
Потому что тоска не уходит приказом. Потому что даже взрослое тело иногда хочет быть глупым — и любимым. Хоть кем-то. Хоть однажды.
Прошло ещё две недели.
Карина всё чаще стала проводить вечера в баре. Она уже знала, какие коктейли заказывать, чтобы не слишком пьянеть, но достаточно — чтобы ослабить этот внутренний ком, с которым просыпалась и засыпала. Подруги стали замечать: она смеётся громче, чем раньше, но глаза почти всегда смотрят сквозь. Не на людей — внутрь себя.
Женя молчала. Иногда смотрела на экран с её последним сообщением — «спишь?» — и не отвечала. Не потому что злилась. Просто не знала, что сказать. Не знала, где они теперь. Кто они друг другу. И нужно ли вытаскивать из себя то, что, кажется, лучше оставить спящим.
Однажды, глубокой ночью, Карина снова написала. Но в этот раз не одно слово, а чуть больше:
«я проходила мимо твоего дома. просто... вспомнила, как ты выглядела в ту ночь. это было очень красиво. жаль, что я тогда всё испортила.»
Женя не ответила сразу. Но сообщение долго светилось непрочитанным — Карина видела, как будто специально следила.
А утром — металась между желанием удалить, заблокировать, исчезнуть... и надеждой, что хотя бы одно слово вернётся обратно.
Вечером следующего дня на телефон Карины пришло короткое:
«Ты всегда всё обесцениваешь. Даже то, что нас тогда спасло.»
И Карина долго смотрела на это сообщение, не зная, смеяться или плакать. Потому что в этих словах было всё — и боль, и нежность, и усталость, и тонкая, почти неощутимая нить, которую можно было снова ухватить.
На следующий день, не планируя, не думая, Карина просто вышла из дома и поехала туда — к студии, в надежде, что Женя появится. Она не пришла.
Но через час зазвонил телефон.
— Ты ещё там? — спросила Женя.
Карина не ответила сразу. Только выдохнула.
— Я всегда буду "там", если ты зовёшь.
Они не встретились в тот день. Не бросились друг к другу в объятия. Но в этом звонке — было больше близости, чем в последних неделях молчания.
Иногда любовь возвращается не с громким стуком в дверь, а с еле слышным дыханием в трубке. С тёплым «алло» сквозь тишину.
После того звонка они больше не виделись.
Не потому что кто-то решил не прийти.
Просто каждый раз что-то было чуть-чуть не так.
Женя вышла из кофейни за минуту до того, как Карина прошла мимо.
Карина ждала подругу у остановки и не заметила, как в спешке Женя прошла в десяти шагах.
Одни и те же улицы, одна и та же осень — и будто две разных плёнки, наложенные, но не совпадающие по кадрам.
Бывали вечера, когда Карина специально выбиралась в тот бар рядом с новым домом Жени. Не всерьёз, просто... а вдруг. Она смеялась, шутила с подругами, делала вид, что всё хорошо, и в какой-то момент неизбежно тянулась к телефону.
«Спишь?»
Одно слово.
Без «привет», без объяснений.
Пьяная, весёлая — и в то же время до кости обнажённая.
Их соцсети стали территорией приветов без имен.
Репосты песен, цитаты из фильмов, строки, которые были слишком точными, чтобы быть случайными.
Никаких лайков.
Никаких комментариев.
Но они заходили.
Каждая знала — та другая всё видит.
И, может быть, скучает так же отчаянно, но не решается подать голос.
Это была не ссора.
Не разрыв.
Это было исчезновение без драм.
Как будто однажды выключился свет — и обе стояли в темноте, чувствуя, что кто-то рядом, но не делая шаг навстречу.
И именно это — молчание, натянутое, как струна, — ранило сильнее всего.
Карина не искала никого.
Если честно — ни с кем не хотела сближаться.
Она давно жила на внутреннем автопилоте: работа — бар — одиночество, которое больше не было трагедией, просто — фоном.
В тот вечер в баре было как обычно. Те же дешёвые бокалы, тот же диджей.
Карина почти собралась уходить, когда заметила знакомый профиль у стойки.
Крис.
Та самая Крис, с длинной тёмной косой, которая словно тянулась вниз, как раньше, — будто перед глазами снова возникал силуэт той самой пятнадцатилетней девочки в форме юнармии и с луком для стрельбы в руках.
Была ли между ними когда-то близость? Нет. Не совсем.
Но были взгляды, и слишком долгие объятия после очередной выбитой мишени, в знак поддержки, и ночные разговоры в переписке, которые потом будто стёрлись.
Крис её сразу узнала.
— Карина? — с удивлением, но без неловкости.
— Привет, — сухо, но взгляд задержался.
Они сели за столик. Сначала просто выпили. Потом вспоминали тренера, дурацкие кроссовки, как Крис однажды пришла на занятие с фингалом — и врала, что «упала».
А потом случился тот момент, когда тишина вдруг не пугает.
Когда можно просто смотреть друг на друга — и ничего не говорить.
Карина не помнила, кто из них коснулся первой.
Всё было как-то слишком легко.
Слишком быстро.
Никаких клятв.
Никакой тяжести.
Просто руки, немного дрожащие. Поцелуй, прерванный смехом. Крис пахла цитрусом и свежестью, которую Карина уже давно не ощущала от чужих тел.
Ночь закончилась не дома — в такси, потом на кровати в незнакомой квартире. Всё было телесным, ярким, но без глубины.
Приятно, местами красиво. Но не туда.
Карина поймала себя на мысли, что в самом разгаре — вспоминала, как Женя зажимала ей запястья. Как шептала тихо, почти нечленораздельно. Как дышала в шею.
И от этого стало холодно — даже под чужим тёплым телом.
Утром она ушла, не разбудив Крис.
Всё было нормально.
Просто не то.
И вечером снова — пустой бар.
И опять — телефон в руке.
И пальцы над клавиатурой.
«Спишь?»
Но на этот раз она не отправила.
Просто стёрла и заказала ещё один бокал.