Ты - моя тишина перед сном.

В тот вечер Карина пришла не домой, а к родителям, по-этому позже обычного.
На улице уже начинало темнеть, воздух был прохладным, и шуршание опавшей листвы под ногами звучало непривычно громко. Она только что закрыла студию — задержалась после встречи с Женей, а когда та ушла, долго сидела перед зеркалом, буквально с иглой в носу, не хватало смелости и выдержки, что бы вытащить её и вставить в крыло украшение — маленькое колечко.

***

Это был второй раз за последние две недели, когда они увиделись.
Глаза Жени бегали. Карина теребила перчатки, будто не знала, что делать с руками.
Но оба раза Женя уходила, будто оставляя что-то незавершённое. И Карина ловила себя на мысли: «Она вернётся. Пусть даже просто спросить, как дела».

Дома было тихо.
Мама сидела на кухне с телефоном, в очках, с чашкой чая. Всё как всегда, но Карина почувствовала: что-то не так.
Что-то в том, как мать подняла на неё глаза.
Как задержала взгляд чуть дольше обычного.
— Ты была на работе?
— Угу. Клиенты. Новая студия, знаешь же...
Карина сняла кеды, повесила куртку, прошла на кухню. Мама всё ещё не отводила взгляда.
Карина села напротив и налила себе воды.
— Красивая серьга, кстати, — спокойно сказала мать.
— Спасибо.
— Тебе идёт. И... лицо у тебя какое-то другое сегодня.
— В смысле? — Карина слегка напряглась.
— Не знаю. Будто... ты наконец с кем-то поговорила, с кем давно надо было. Или наоборот — не поговорила, но стало легче.
Карина отвела взгляд.
Улыбнулась, но глаза остались серьёзными.
— Может, и так.
Они пили чай в тишине.
И всё было нормально. Почти.
Но Карина чувствовала — мама что-то поняла. Или почти поняла.
Это не был момент разоблачения. Не было громких слов.
Но что-то в этой тишине отозвалось внутри — почти как принятие. Или попытка быть рядом, даже если ничего не сказано напрямую.
Перед сном мама подошла к Карине, уже в коридоре.
— Ты знаешь... Я не всё понимаю. Иногда мне даже страшно, что ты взрослеешь не такой, как я представляла. Но если ты... если ты счастлива хотя бы иногда — это, наверное, главное.
Карина кивнула.
Она ничего не ответила.
Потому что если бы сказала хоть слово — разрыдалась бы тут же.
Мама ушла в свою комнату.
А Карина долго стояла у двери.
Смотрела на своё отражение в тёмном стекле окна.
И шептала в никуда:
«Женя... если бы ты слышала это. Если бы ты стояла здесь. Это могло бы быть началом.»

На следующий день в студии было тихо.

Днём Карина почти не могла работать. Машинально протирала инструменты, перелистывала заявки, теребила чёрную резинку на запястье. Клиенты говорили, а она кивала — как будто под водой. В голове была Женя, только Женя, всегда Женя.

В какой-то момент она вышла покурить во двор и осталась там, просто глядя в небо, серое и рассеянное. Всё казалось не тем — табак, воздух, даже солнце.
"Она может не прийти. Может не ответить. Может уже передумать."

Мысль била по вискам, будто пощёчина. И всё же — внутри что-то было живо. Что-то, что она хоронила слишком долго.

Карина открыла чат. Открыла — и закрыла. Открыла снова. Написала «Привет» и стёрла. Потом: «Я хочу тебя видеть». И снова стерла. Вместо этого просто записала себе напоминание:
«Купить вино. Только не красное. Она не любит красное.»

И в эту крошечную заботу вдруг вместилось всё — вся нежность, тоска, страх и готовность попробовать ещё раз. Если Женя позволит.

Карина заканчивала стерилизовать оборудование — день выдался глухим, даже музыка не спасала. На стенах — фотографии самых красивых работ, от которых уже не трясло от гордости. Просто кожа. Просто работа. Просто день.
Она собиралась уходить, когда зазвенел дверной колокольчик.
Женя.
В чуть большеватой куртке, с волосами собранными в пучок, и глазами, в которых было больше сна, чем решимости.
— Я хочу проколоть ухо, — сказала она, будто между прочим.
— Только одно, или сделаем комплекс?
— Одно.. — почти не слышно проговорила Женя.
— Садись, — только и ответила Карина.
Процедура заняла десять минут. Всё — как по учебнику. Спокойно. Чётко. Ни лишнего движения.
Только в момент, когда пальцы Карины коснулись её щеки, чтобы зафиксировать лицо — Женя вздрогнула.
Карина чуть замерла.
Ничего не сказала. Продолжила.
Когда всё было сделано, Женя посмотрела в зеркало.
— Мне идёт, да?
— Очень.
Тишина.
Женя встала, поправляя рюкзак.
Но не ушла.
— Я... я недавно рассказала маме. Не всё, но... намёкнула. Она ничего не сказала. Просто посмотрела. Как будто давно знала.
Карина села обратно за стол.
Она знала, что сейчас ничего не скажет правильного.
— Я тоже изменилась, да? — спросила Женя тихо, почти виновато.
— Мы обе. Не знаю, в худшую или лучшую сторону. Просто... не те, кем были летом.
Женя кивнула.
Повернулась к двери.
Но не пошла.
— Карин... — голос сорвался. — Я так устала от "почти". Почти сказали. Почти встретились. Почти не скучаю. Я хочу... либо молчать навсегда, либо сказать уже всё.
Карина встала. Медленно. Подошла ближе.
— Говори. Если сможешь.
Но Женя не сказала. Только посмотрела. И в этом взгляде было всё, что они потеряли.
Они стояли напротив друг друга — две разные жизни, которые когда-то сплелись и теперь не знали, что делать с этим узлом.
Обниматься было бы неправдой.
Уходить — больно.
Оставаться — страшно.
— Я вернусь, — сказала Женя, наконец. — Может быть, не завтра. Но вернусь. Только... не закрывайся раньше времени, ладно?
Карина кивнула.
И потом осталась одна в студии.
Долго сидела в углу, скрючившись, глядя в лампу на потолке, которая мерцала от слабого контакта.
В груди — снова разрывалось.
Она ведь почти отвыкла чувствовать.
Но теперь всё начиналось заново.
И неизвестно — к спасению или к новой боли.

Уже через пару часов Карина сидела на диване с телефоном в руке, сердце било в горле, и всё внутри зудело от нетерпения. Она не дождалась. Написала:
«Я отменила все записи на послезавтра. Приезжай ко мне. Вина куплю. Хочу просто... поговорить. Без стенок. Без "почти".»
И тут же выключила экран — как будто так можно было спрятаться от собственной храбрости.

Карина зажгла маленькую лампу на прикроватной тумбочке и устроилась поудобнее на диване. Внутри всё ещё жило напряжение, смешанное с тихой надеждой — этой тонкой нитью, которая может соединить даже самые разбросанные осколки. Она тихо повторяла про себя слова, которые ещё не успела произнести вслух: «Не закрывайся раньше времени». И в этом обещании, как в теплом свете, было что-то очень важное — что-то, ради чего стоит ждать и бороться, даже если впереди неизвестность. Карина закрыла глаза и впервые за долгое время позволила себе просто дышать. Словно только теперь, в тишине, она почувствовала — начинается что-то новое.