• Глава 17: Студия
Прошёл ещё месяц. Или чуть больше. Они не считали — боялись. Потому что счёт всегда делает боль конкретнее.
Пришла осень, такая холодная и очень неприятная. Карина жила как на автопилоте. Иногда пыталась забыться — рисовала, колола, делала пирсинг девчонкам, которые смеялись слишком громко, чтобы быть счастливыми. Улыбалась клиентам, хранила чёрную кофту на спинке стула — ту самую, в которой в последний раз держала Женю за руку. Не стирала. Не могла.
Женя — переехала. Новый район, далеко от того двора, где всё началось. Где она впервые увидела Карину на площадке и почувствовала, как мир двинулся на полградуса. Теперь было другое утро, другой маршрут до учёбы, другие соседи. И будто бы — совсем другая жизнь.
Иногда по утрам Женя садилась в маршрутку и смотрела в окно, как будто надеялась случайно увидеть знакомую фигуру на обочине, среди прохожих. Просто силуэт. Просто намёк. В такие моменты она замирала — и почти верила, что вселенная ещё может вернуть. Но автобус ехал дальше, и за стеклом оставались только одинаковые дома, остановки и люди, которые ни о чём не знали. Новый район был слишком чистым, слишком ровным. Ни одного куска памяти, ни одной скамейки, на которой бы они сидели вместе. И от этого было только пустее: будто и не было той жизни, только придумалась. Как сон, который никто не подтвердит.
Карина часто задерживалась в студии допоздна, когда город за окном уже погружался в сон. Она садилась на пол у стенда с красками и закрывала глаза, пытаясь вытянуть из себя усталость, которая набивалась грудью словно свинцовый груз. Ей казалось, что теперь она живёт между прошлым и настоящим, между ожиданием и невозможностью забыть. В таких моментах сердце жалило острое чувство — будто каждое прикосновение, каждое слово с Женей стало частью её самой, а без них она просто тонула в тишине. И хотя они не виделись долго, в её душе не было места пустоте — только надежда, которая горела, как тонкий огонёк, не давая погаснуть.
Они обе думали, что если не видятся, то, может, отпустит. Но каждый вечер, закрывая дверь, они всё равно прислушивались — не раздался ли шаг, не стукнуло ли сообщение.
Тишина. Всегда тишина.
Иногда Карина специально выходила в центр. Бродила по улицам, которые Женя любила. Надеялась. Искала. Смотрела в лица прохожих. Но судьба будто играла с ней в прятки, оставляя следы, но не саму Женю.
А потом — случайность. Или нет.
Женя стояла на остановке, когда на стекле автобуса, что проезжал мимо, увидела знакомую вывеску. «KROV' INK» — новая тату-студия, о которой пару раз писали в сторис общие знакомые. Адрес мелькнул — и кольнуло под рёбрами.
Это она. Это Карина.
Через два дня Женя сидела с телефоном в руках. Долго набирала и стирала сообщение. Снова. И снова.
Потом всё-таки написала.
Привет. Я узнала, что ты теперь работаешь в новой студии.
Хочу проколоть нос.
Ты свободна?
Ответ пришёл через пятнадцать минут.
Привет. Свободна завтра в шесть. Подойдёт?
Подойдёт.
Женя пришла чуть раньше. В руках — холодный чай в пластике. Сердце — как в первый раз. Дверь звякнула, как звоночек в груди.
Карина вышла из задней комнаты — и время будто сделало шаг назад.
Она выглядела иначе. Уставшей. Живой. Честной до боли.
Но улыбнулась — ту самой, чуть виновато, с прикушенной губой.
— Привет, — сказала Карина.
— Привет, — ответила Женя.
Они сделали вид, что всё просто. Что это работа. Что в этом нет судьбы и боли.
Карина вымыла руки, надела перчатки, обработала инструменты. Всё — по протоколу. Всё — по памяти.
— Будет немного больно, — сказала она, как сказала бы любой клиентке.
— Я уже умею справляться, — сказала Женя. И в этом было больше, чем они обе могли вынести.
Когда всё было сделано, Женя осталась сидеть. Карина сняла перчатки, устало присела напротив.
Они молчали долго.
А потом начали говорить.
Сначала — про пирсинг. Про кожу. Про новые места в городе.
Потом — про усталость. Про бессонные ночи. Про то, как всё потеряло вкус.
— Я тебя искала, — тихо сказала Карина. — Несколько раз. Почти каждый вечер. Но будто город решил, что мне нельзя тебя видеть.
— А я думала, что если судьба хотела бы, чтобы мы пересеклись — пересеклись бы.
А теперь не знаю. Может, мы просто были не теми, когда встретились.
— А может, были слишком настоящими, — сказала Карина. — И поэтому испугались.
Они говорили до самого закрытия. Никто из них не встал первым.
Между ними не было касаний. Ни одного. Но воздух в комнате был настолько плотным, что, казалось, он держит их вместе, как тонкие пальцы.
Когда Женя всё же поднялась, Карина встала рядом.
И сказала:
— Если решишь прийти снова... даже если без повода — я буду.
Женя кивнула.
— Может, тогда я приду просто так. Потому что хочу.
Они не обнялись.
Они не поцеловались.
Они просто стояли, пока дверь снова не звякнула.
И, возможно, это было началом.
Или концом.
Но в этот вечер обе ушли с чувством: мир не забыл про нас. Просто дал нам паузу.
Дома, Женя стояла перед зеркалом и разглядывала своё отражение. Нос болел немного, но прокол смотрелся так, будто был с ней всегда. Два маленьких серебряных шарика. Простые точки прд носом, но внутри — это было как отметка. Как напоминание: я всё ещё чувствую. Я всё ещё есть.
На кухне гремела посуда.
Мама.
Женя вдыхала глубоко, как перед прыжком. Родители не были тиранами — просто молчаливыми. Слишком много напряжения всегда витало дома, и каждое «новое» на теле приходилось прятать под свитером или оборачивать в вежливую ложь.
Она вышла с кружкой чая в руках. Села за стол.
Мама взглянула на неё.
Ничего не сказала сразу. Просто смотрела. Потом — мягко, почти тихо:
— Тебе идёт.
Женя замерла. Даже ложку с сахаром забыла положить.
— Я думала, ты будешь против.
— Я устала быть против. Ты взрослеешь, а я всё думаю, будто ты всё ещё моя девочка с пластырем на колене.
Но, наверное, ты уже другая.
И это — нормально.
Тишина.
Женя едва сдерживала слёзы, но не подала виду. Лишь кивнула, сжав пальцы под столом.
Прошло два дня.
Она не писала Карине сразу. Боялась выглядеть навязчивой. Слишком нетерпеливой.
Но всё же отправила:
Мама сказала, что прокол мне идёт.
Я чуть не расплакалась. Просто. Это странно — когда что-то, связанное с тобой, становится принятым. Необычно. Но... приятно.
Ответ не заставил себя ждать.
Я рада.
Ты не представляешь, как это важно.
Если захочешь — заходи. Просто так.
Они снова встретились в студии вечером.
Карина была в чёрной майке без рукавов, волосы собраны в высокий пучок. Женя впервые за долгое время почувствовала лёгкость, просто глядя на неё. Не потому что боль ушла — а потому что теперь они обе знали, что выжили. Прожили. Не исчезли.
— Что-нибудь планируешь сегодня? — спросила Карина, когда Женя зашла.
— Нет. Хотела просто увидеться. Побыть рядом.
Карина жестом показала на мягкий диван у стены:
— Тогда оставайся. Можешь читать. Или молчать. Или рассказывать, как прошёл день.
Мне всё подойдёт.
Женя села. Закрыла глаза.
Тишина была тёплой, живой.
И впервые за долгое время она не чувствовала себя потерянной.
Может, всё ещё было хрупким. Может, ничего не решено.
Но они снова были в одном пространстве, в одной реальности.
И иногда — этого достаточно.