Ты - моя тишина перед сном.

Карина сидела на задней скамейке у старой подстанции, та, что пряталась за супермаркетом и гаражами. В этом месте пахло мокрой листвой и железом, и Женя сразу узнала её издалека — по согнутым плечам, по знакомому силуэту, будто вырезанному из её памяти.
Подошла медленно. Ни обид, ни драм — только глухое, тяжёлое молчание за несколько недель.
— Ты пришла.
Голос Карины был тихим, как всегда. Ни укоров, ни упрёков. Только констатация.
— Ты звала.
Карина кивнула. Взгляд усталый, потемневшие круги под глазами.
— Ты же понимаешь, я не хотела исчезать. Просто... всё навалилось. Работа, потом эта сестра твоя...
Женя вздрогнула.
— Она сказала тебе? Что знает?
— Угу. В довольно прямой форме. Примерно "в следующий раз подумай, прежде чем клеиться к школьницам".
Женя опустила глаза. Пальцы заледенели, хоть и не было особо холодно.
— Я не хотела, чтобы она узнала. Я не... я просто устала от этого вранья. Она вытащила из меня, как клещами. Я не думала, что она... что она пойдёт дальше.
Карина вздохнула и посмотрела в сторону. Потом заговорила медленно:
— Слушай. Я взрослый человек. Я знала, на что иду. И я не идиотка. Но... я правда не хотела, чтобы так всё всплыло. Не так. Не через допросы и скандалы. Я хотела быть в твоей жизни. Тихо. Без шума. Без вот этого.
— Ты всё ещё хочешь?
Карина резко повернула голову, и на лице мелькнула боль, почти злая.
— Конечно. Но всё стало опаснее. И не потому что я боюсь. А потому что теперь все вокруг начинают решать за тебя. За нас.
Женя не ответила. Просто присела рядом. Их плечи почти соприкоснулись.
— Мне страшно, — прошептала она. — Страшно, что всё разрушится. Что они меня заставят. Запрут. Увезут.
— Ты хочешь продолжать? Несмотря ни на что?
— Да.
Карина на секунду закусила губу, потом чуть хрипло сказала:
— Значит, просто держись. Не обещаю, что будет легко. Но я никуда не исчезну больше. Если только ты сама не скажешь мне уйти.
Женя помолчала. Потом достала из кармана тонкую резинку и вложила Карине в ладонь.
— Это от той ночи. Помнишь, я сняла с твоей руки?
Карина сжала резинку и не сразу ответила.
— А теперь иди домой. И напиши, когда дойдёшь. А я подожду. Здесь. Просто... чтобы знать, что ты прошла это.
Женя кивнула, встала. Повернулась ещё раз — и увидела, как Карина смотрит в землю. Никаких слов больше не нужно было.

В квартире было тихо. Слишком тихо.
Старшая сестра сидела на кухне. Скрестив руки, опёрлась на спинку стула. Рядом — мать. Отец стоял у окна, спиной. Телевизор не работал. Музыка не играла. Воздух будто сжался.
— Садись, — сказала мать.
Женя не пошла. Осталась стоять у входа, как на допросе.
— Ты снова была с ней? — голос сестры был сухим, бесцветным.
— Да.
— Сколько ей?
Женя молчала. Снова. Как тогда.
— Двадцать, — сказала сестра за неё. — Я проверила. Нашла её страницу, посмотрела всё. Она работает на двух работах. Курит. В зависимости. Ты действительно считаешь, что это нормальная пара для тебя?
— Мне это не важно, я почти выросла, вам придётся это принять.
— Не почти. А "ещё нет", — вставил отец. — Закон не "почти". Он очень конкретный.
Мать смотрела, как будто пыталась прочитать что-то на лице дочери.
— Ты понимаешь, что она рискует тобой? И ты думаешь, мы это позволим?
Женя сжала кулаки.
— Мы любим друг друга.
— Слушай, — отец развернулся. — Ещё раз ты выйдешь из дома без разрешения — замки поменяем. Телефон будет у нас. Контролировать будем всё. Хочешь быть взрослой? Иди, живи сама. Только не в этой квартире.
Сестра вставила:
— Ты даже не знаешь, как она себя поведёт, если вы поссоритесь. Ты ничего про неё не знаешь. Ты просто хочешь — и веришь.
— А вы не даёте мне узнать. Вы просто решили, что я ничего не понимаю.
— Да. Потому что ты действительно не понимаешь, что играешь с огнём. Она может быть сто раз хорошей, но ты — несовершеннолетняя. И с точки зрения закона — жертва.
Мать медленно выдохнула.
— Это не обсуждается. Контакт — прекращаешь. Иначе мы пойдём в полицию. Да, нам будет стыдно. Но лучше стыд — чем потерянный ребёнок.
Женя смотрела на них. На троих. И знала: никто не услышит.

Вечером, уже лежа под одеялом, она набрала сообщение:
«Они всё знают. Сестра рассказала. Они угрожают заявлением. Контролируют всё. Даже телефон забирают. Я не знаю, что делать. Я не хочу тебя подставить...»
Ответ от Карины пришёл через пару минут:
«Ты для меня важнее всего. Даже если придётся исчезнуть, чтобы тебя не тронули. Но я не уйду, пока ты сама этого не скажешь. Только ты. Поняла?»
Женя зажала телефон к груди и долго лежала в темноте.
Сердце билось тихо-тихо, будто чтобы никто не услышал.
Она пошла на чердак. Тот самый, где никто не бывал годами. Где пахло пылью, сухими газетами и чем-то старым, почти забытым.
Села прямо на деревянные доски у маленького окна, и замолчала. Ничего не делала. Просто сидела.
Телефон был выключен. Мир — как будто выключен тоже.

Она вспоминала.

Первый раз, когда Карина коснулась её пальцев. Первый раз, когда рассмеялась не в ответ на шутку, а потому что Женя просто рядом. Первый раз, когда сказала:
"Мне с тобой тише в голове."

Все эти моменты — как вырезанные кадры. Чистые. Настоящие.
Без лжи, без напряжения, без страха.
Потом пришло всё остальное. Слова, которые приходилось подбирать. Враньё, которое выглядело как защита. Страх, который маскировался под зрелость.

Женя положила голову на колени. Ей казалось, что внутри неё живут две версии себя.
Одна — та, что готова на всё, чтобы сохранить любовь.
Вторая — та, что не уверена, что её любовь имеет право существовать.

И обе были одинаково правы.

Она вспомнила, как Лиза смотрела на неё — не злая, не жестокая. А просто взрослая. Уставшая от того, что не может защитить.

"Ты боишься не за Карину. Ты боишься, что, если скажешь вслух, всё сломается."

Да. Женя боялась.
Потому что когда молчишь — у тебя ещё остаётся пространство мечты. Пространство "может быть".
А когда всё становится реальным — с законами, границами, взрослыми, угрозами — "может быть" заканчивается.
Остаётся только выбор. И его последствия.

Она вспоминала, как Карина стояла в дверях. Смотрела на неё, и в этом взгляде было всё: нежность, разочарование, страх.
"Я жила слишком долго в 'потом', чтобы снова туда вернуться."

Женя не знала, как быть.
Она не умела делать правильный выбор — только тот, который казался сердцу единственным.
Но сейчас — сердце было загнано в угол.
А всё, что когда-то казалось красивым и простым — теперь выглядело как риск.

Ей хотелось закричать. Или исчезнуть. Или вернуться на скамейку у подстанции, где было тихо, где резинка в ладони казалась обещанием.

Но вместо этого она просто поднялась и написала одно сообщение.

«Я никому не позволю сказать, кто ты для меня. Я не знаю, как нас защитить. Но я не отдам тебя просто так. Не молча. Не под давлением. Если ты останешься — я буду стоять рядом. Даже если дрожу внутри. Даже если весь мир против. Я выберу тебя. Пока ты саму себя не потеряешь рядом со мной.»

Она нажала "отправить" и впервые за несколько дней почувствовала не боль, а что-то другое. Что-то, похожее на силу.
Хрупкую, как стекло.
Но свою.