Ты - моя тишина перед сном.

Женя смотрела на телефон, как будто тот должен был ожить сам по себе.
Карина не писала уже третий день. "Убита на работе", — последняя фраза, короткая, как выдох. Без смайлика. Без «скучаю».
Три дня — как пустой коридор, в котором гаснет свет, шаг за шагом.
А дома — как будто всё рушилось.
Мать кричала из-за мелочей. Отец молчал, но его взгляд говорил больше: ты всё испортила, ты не та.
Женя замыкалась. Пряталась под наушниками, в переписках, которых не было. И всё чаще — просто в тишине.

Вечером, когда дождь снова начал стучать по подоконнику, Карина наконец написала:
Карина:
Жень. Прости. Я не исчезаю. Просто всё наслоилось. Работа, люди, голова трещит. Я всё помню. Я просто... не справляюсь пока.
Женя смотрела в экран. Сердце сначала дёрнулось — потом опять застыло.
Ответила спустя час.
Женя:
Я не обижаюсь. Просто скучаю так, что под кожей горит. И мне кажется, ты отдаляешься.
Пауза.
Карина:
Я не хочу, чтобы ты ушла. Но боюсь, что уже заставила тебя начать уходить.
Женя:
Нет. Я держусь. Но если ты исчезнешь совсем — я не выдержу. Я слишком... в тебе.
И снова тишина. Тягучая. Почти злая.

Они встретились спустя неделю. На той же скамейке, где поцеловались в ту самую ночь. Только теперь было холоднее. И сидели они не вплотную, а чуть поодаль.
Карина выглядела уставшей. Под глазами — тени, волосы собраны кое-как.
Женя пришла в слишком лёгкой куртке — как будто не хотела защищаться от холода. Ни снаружи, ни внутри.
— Ты правда думала, что я просто исчезну? — спросила Карина, не глядя на неё.
— Нет. Я думала, что ты выберешь всё остальное. Вместо меня.
— Я не выбирала. Просто... я задыхаюсь. Меня все дёргают. Я как проводник тока — везде, только не в себе.
Женя молчала. Потом сказала:
— А я — наоборот. Я только в себе. И всё, что со мной — рушится. Отец всё понял. Мама злится, но молчит. Я в комнате — как на минном поле. И всё, что я хочу — это чтобы ты просто была. Хоть как-то. Хоть иногда.
Карина смотрела на лужу под ногами. Говорила медленно:
— Если я не справлюсь — ты меня отпустишь?
— Нет. Но буду думать, что должна.
— А я... буду держаться за тебя. Даже если одной рукой. Даже если на краю.
Молча они сдвинулись ближе. Пальцы коснулись.
Всё было не вовремя. Всё было неправильно.
Но внутри — снова вспыхнул свет.
Неуверенный, но живой.
И обе знали:
может быть, это не навсегда.
Но если они смогут удержать — оно того стоит.

Женя всё больше врала. Точнее — утаивала.
Каждое «она просто знакомая»...
Каждое «да мы просто гуляем»...
Возраст Карины был тем, что Женя тщательно обходила в разговорах с близкими.
На пять лет старше — это вроде бы не так страшно.
И в глазах старшей сестры, Лизы, это превращалось не в разницу, а в приговор.
— Ты опять с ней была? — Лиза стояла в дверях, когда Женя вернулась домой.
— С кем — с ней?.. — Женя бросила рюкзак, стараясь не смотреть в глаза.
— С Кариной.
Тишина. Жесткая, колючая.
— Ты даже не спросила, откуда я знаю.
— Ну, теперь уже какая разница.
Лиза подошла ближе. Голос был странно тихим:
— Ты понимаешь, что она взрослая? Что ты, по сути, ребёнок рядом с ней?
— Не ребёнок. И не "рядом". Мы вместе. И всё честно.
— А она знает, что ты прячешь её? Что ты не можешь даже сказать своей сестре, сколько ей лет?
Женя опустила глаза. Всё было просто. Пока Карина не хотела быть видимой, всё работало.
Она и сама говорила:
— Я не хочу быть для них кем-то. Только для тебя. Пусть это будет наше. Без оценок, без взглядов. Мне не нужно их одобрение. Только ты.
Жене это даже нравилось. Они были как пузырь в шумном мире — хрупкий, но только их.
Но однажды всё сломалось.
Сестра — Лиза — что-то заподозрила давно. А в тот вечер, когда Женя пришла домой слишком поздно, с запахом чужих духов на кофте — она просто высказала в лоб:
— Женя. Мне уже давно не шестнадцать. Я не идиотка. Ты с ней. Только вот сколько ей?
И это был вопрос, на который Женя не хотела отвечать. Потому что это был не её секрет. Это была Каринина граница.
— Это не важно.
— То есть, ты скрываешь, потому что сама не уверена, нормально ли это?
Женя прикусила губу.
Слова Лизы звучали спокойно — без осуждения, без драмы, — но от этого они только больнее вонзались под кожу. Она чувствовала, как сжимается горло.
— Я скрываю, потому что это не твоё дело. Потому что это... хрупко. Мы — хрупкие.
— Ты прячешь её. И не потому, что боишься за неё. А потому что боишься за себя.
Женя вспыхнула:
— Ты ничего не знаешь! Это не просто влюблённость, Лиз! Не что-то «подростковое»! Я... я с ней дышу. Я не знаю, как это назвать, но это... живое.
Сестра посмотрела на неё молча, слишком взрослым, слишком пронизывающим взглядом. Потом — мягче:
— Мне не всё равно, Женя. Не думай, что я хочу тебя осудить. Я просто знаю, как сложно становится, когда начинаешь врать — не потому что хочешь, а потому что уже не можешь по-другому.
Женя отвела глаза. Сердце стучало так громко, что казалось, его слышно в соседней комнате.
— Сколько ей? — тихо спросила Лиза.
И в этот момент дверь в квартиру щёлкнула.
Карина.
— Женя! Я не могла дозвониться до тебя, решила зайти, ты забыла кепку... — Карина смотрела в пол, не замечая окружающих, не боясь зайти, потому Женя сказала, что дома ночует одна.

Женя обернулась слишком резко. Та вошла, как всегда уверенно — но, заметив Лизу, застыла на пороге. На мгновение — почти незаметно — лицо дрогнуло. Она всё поняла.
— Привет, — сказала она спокойно. — Похоже, я не вовремя.
— Карина... — выдохнула Женя.
— Нет, всё нормально. Вы поговорите.
— Сколько тебе лет? — неожиданно резко спросила Лиза.
Карина вскинула брови. Улыбнулась чуть сдержанно.
— Достаточно, чтобы понимать, что сейчас — это плохой момент.
— Ты боишься сказать?
Карина перевела взгляд на Женю. Долго. Медленно. Там было всё: и просьба, и укор, и усталость.
— Я думала, мы договорились, — тихо сказала она. — Что я — не тема обсуждений за спиной.
— Я не рассказывала, клянусь. Она сама...
— Сама что? Додумала? Или ты позволила ей дойти до точки, где мне уже нечего скрывать?
Голос Карины был всё ещё спокоен, но в нём была колючая боль.
Та, что пронзает в самую середину. Женя шагнула ближе.
— Я не предавала. Просто не смогла соврать.
— А я просила не лгать? — отрезала Карина. — Я просила — молчи. Потому что пока нас никто не знает, мы есть. А когда нас «обсуждают» — нас уже нет. Есть только чужие версии.
— Ты хочешь исчезнуть? Опять?
— Нет. Я просто хочу знать, ты со мной — не только когда удобно.
Женя замерла. Лиза молчала — не вмешивалась, хотя по глазам было видно, что ей больно это видеть. Но она уважала их пространство. Их тишину.
Карина сделала шаг назад, к двери. Говорила уже тише:
— Ты для меня — важнее всего. Но если я — просто кто-то, чьё имя нельзя произнести дома, тогда, может, мне и правда не стоит здесь быть.
— Нет. Не уходи. Прошу. Я... я разберусь. Только дай мне время.
— Я давала тебе всё. Кроме времени. Его — не умею. Я жила слишком долго в "потом", чтобы снова туда вернуться.
Щелчок двери.
И снова — ком в горле.
Только на этот раз — с привкусом вины, не только боли.