Глава 7
**Поместье Минхо. Главные ворота. Полдень.**
Свист разрезанного ветра. Лязг стали о камень. **Банчан** стоял перед воротами, один. Ни армии, ни доспехов — только чёрный ханбок, пропитанный дорожной пылью и засохшей кровью с его собственной ладони. Его глаза, впалые от лишений, горели холодным, нечеловеческим огнём. Над воротами, на железном острие, тускло поблёскивала отрубленная кисть королевского гвардейца — предупреждение Минхо. Банчан плюнул на окровавленный камень под ногами.
— **Открой!** — его голос, хриплый от горного ветра, ударил в дубовые створы. — **Или сожгу твоё проклятое логово дотла, даже если мне придётся лизать пламя!**
Ворота бесшумно распахнулись. В проёме стоял **Джисон**, бесстрастный, как изваяние. Его пустой взгляд скользнул по Банчану, будто оценивая степень гниения.
— Господин не ждал гостей, — произнёс Джисон. — Особенно таких... пахучих.
— **Минхо!** — Банчан шагнул вперёд, игнорируй Джисона. — **Выведи его! Или я утоплю твой сад в кишках твоих стражников!**
Тень скользнула по галерее. **Минхо** появился из ниоткуда, опираясь на резную трость из чёрного дерева. Его фиолетовые глаза светились скучающим любопытством, как у кота, увидевшего новую, но уже надоевшую игрушку.
— Банчан-ссыы... — протянул он, растягивая звук. — Ты выглядишь, как дерьмо, пережившее метель. Зачем тревожить мою вечную скуку?
— **Он мой!** — Банчан впился взглядом в кумихо, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Швы на ладони порвались, кровь проступила сквозь ткань. — Феликс. Отдай его. Добром. Или твоя вечность закончится сегодня.
Минхо усмехнулся, прикрыв рот изящной рукой.
— Ох, какие страсти... — он махнул тростью в сторону дальнего сада. — Он там. Копает. Читает. Плачет. Надоел хуже весенней слякоти. Бери. Но... — его голос стал лезвием, — ...если он закричит, если одна слезинка упадёт из-за тебя... я вырежу твою одержимость вместе с печенью и скормлю её дворовым псам. Медленно.
Банчан не ответил. Он уже шёл. Мимо Джисона, мимо усмехающегося Минхо, вглубь сада. Его шаги были тяжёлыми, как удары молота по наковальне судьбы.
**Дальний сад. Розовые кусты.**
**Феликс** стоял на коленях, срезая секатором мёртвые ветви. Грязь въелась в кожу рук, смешавшись с потом. Он почувствовал его раньше, чем услышал шаги. Знакомый холод по спине. *Он*.
— **Не оборачивайся.** — Голос Банчана прозвучал сзади, грубо, но без прежней ярости. В нём была усталость. И что-то ещё.
Феликс замер. Секатор выпал из ослабевших пальцев.
— Я пришёл не за прошлым, — Банчан шагнул ближе. Его тень накрыла Феликса. — Не за долгами Корё. Не за тем, чтобы ты вспоминал, чьим рабом был.
Феликс медленно поднялся, обернулся. Перед ним стоял не князь-мятежник, а измождённый, иссечённый шрамами зверь. Глаза Банчана горели не безумием, а... болью. Глубокой, старой, как скалы вокруг его горного убежища.
— Я пришёл сказать... — Банчан сделал шаг вперёд. Феликс отпрянул, но не убежал. — ...что ты ошибался. Всё это время. Это не собственность. Не одержимость. — Он сжал окровавленную ладонь. — **Любовь.** Грязная. Кривая. Как шрам на твоём запястье. Но — любовь.
Феликс открыл рот, но слова застряли в горле.
— Я помог тебе тогда, — Банчан говорил тише, но каждое слово било, как молот. — Вернул в твой проклятый будущий рай. И пожалел. Каждую ночь. Потому что ты унёс мой свет. Я выжженная пустыня без тебя, Феликс. — Он протянул руку, не касаясь. — В этот раз я не отпущу. Даже если придётся приковать тебя к трону из костей. Даже если ты возненавидишь меня до последнего вздоха. Ты будешь **моим**. В этом веке. В следующем. В аду или раю.
Тишина. Только шелест листьев и бешеный стук сердца Феликса. Он видел в глазах Банчана не ложь. Видел обречённую правду, которая страшнее любой угрозы.
— Ты... сумасшедший, — прошептал Феликс.
— Да, — Банчан усмехнулся. — С того дня, как ты упал с неба к моим ногам в Корё. И моё безумие — единственное, что не лжёт. Жди меня. Скоро я приду. За тобой.
Он развернулся и пошёл прочь, не оглядываясь. Тяжёлые, негнущиеся шаги. Феликс смотрел ему вслед, чувствуя, как ледяные щупальца обещания Банчана сжимают его горло.
**Восточная стена поместья. Сумерки.**
**Хёнджин** прижался к холодному камню, слившись с тенями. Его план был прост до идиотизма: пролезть через водосточную трубу, найти Феликса в его каморке в башне, оглушить, вытащить. Глупо? Да. Но разум давно сгорел в печи его одержимости. Он видел, как Банчан ушёл. Видел бледное лицо Феликса. *Мой шанс. Последний.*
Он двинулся вдоль стены, к заросшему плющом слуховому окну подвальной кладовой. И не заметил, как из тени кипариса отделилась фигура. **Джисон.**
— Ищете короткий путь в ад, Ваше Величество? — Голос Джисона прозвучал прямо над ухом Хёнджина.
Хёнджин рванулся, выхватывая кинжал. Но рука Джисона — быстрая, как змеиный удар — сомкнулась на его запястье. Хруст кости. Хёнджин застонал, кинжал со звоном упал на камни.
— Вы нарушили границу, — Джисон говорил монотонно, как зачитывая приговор. — И правила гостеприимства. Господин Минхо велел передать: "Крысы, которые лезут в дом дважды, дохнут".
Хёнджин попытался вырваться, но Джисон, не меняя выражения лица, резко дёрнул его за сломанную руку. Боль ослепила. Хёнджин рухнул на колени. Перед ним мелькнул другой силуэт — шпион Банчана, подкравшийся к стене с южной стороны, короткий нож в зубах.
— Джисон! — зашипел шпион, бросаясь вперёд. — Принц велел...
Он не договорил. Джисон, даже не глядя в его сторону, левой рукой выхватил из складок одежды тонкий стальной стилет. Одно движение — молниеносный бросок. Стилет со свистом вонзился шпиону прямо в горло, пробив кадык. Хлюпающий звук. Шпион захрипел, схватился за шею, изо рта хлынула пена с кровью. Он рухнул, судорожно дёргаясь, у ног Хёнджина.
— ...убрать мусор, — закончил Джисон свою мысль, глядя на агонизирующего шпиона без тени эмоций. Он повернулся к Хёнджину. — Вам повезло. Вы — король. Пусть и ненужный. — Он наклонился, его дыхание было холодным, как могильный склеп. — Убирайтесь. Следующая стрела — в глаз. Или в сердце. Зависит от моего настроения.
Джисон разжал хватку. Хёнджин, держась за сломанную руку, с трудом поднялся. Он посмотрел на захлёбывающегося кровью шпиона, потом на бесстрастное лицо Джисона. Бессилие и стыд затопили его, горче ненависти. Он поплёк прочь, спотыкаясь о камни, не оглядываясь.
**Кабинет Минхо. Поздний вечер.**
**Минхо** сидел у окна, наблюдая, как **Феликс** моет руки в бадье у колодца, отчаянно скребя кожу, будто хотел стереть с неё и следы Банчана, и тень Хёнджина. Джисон вошёл, бесшумно, как призрак.
— Готово, — доложил он. — Крыса с перебитой лапой уползла. Вторая — дохлая. Без лишнего шума.
— Без шума? — Минхо поднял бровь, указывая тростью на едва заметный кровавый след на каменном полу галереи, видный в лунном свете. — Ты пролил каплю.
— Уничтожу, — Джисон кивнул.
— Не спеши, — Минхо отхлебнул вина. На губах — играла улыбка. — Пусть след останется. Напоминанием. Нашим "гостям"... и нашему садовнику. — Он посмотрел на Феликса, который теперь стоял, прислонившись к колодцу, его плечи мелко дрожали. — Он сегодня видел слишком много. Любовь. Ненависть. Смерть. Интересно... что перевесит в его маленьком сердце? Страх? Или... зерно той самой грязной любви?
— Он слаб, — заметил Джисон.
— Все смертные слабы, — Минхо зевнул. — В этом их прелесть. И их проклятие. — Он поднялся. — Закажи новые розы. Кроваво-красные. Скоро будет чем их... поливать.
Он ушёл вглубь покоев, оставив Джисона у окна. Тот смотрел на Феликса, который теперь поднял голову к луне. На его лице в серебристом свете были видны следы слёз. И тень того самого шрама на запястье, который связывал его с прошлым, с болью... и с теми, кто никогда не отпустит. Ни в этом веке. Ни в будущем. Никогда.