Глава 5
**Подземелье дворца Хёнджина. Ночь.**
Скрип ржавых петель. Шёпот в темноте. **Банчан** приподнял опухшее веко, различая контуры **Кана** – своего последнего верного офицера. Тот лизал замок цепей тёплым уксусом.
— Тихо, принц… — Кан вытащил тонкую отмычку. — Гвардия пьяна. Празднуют «победу».
Звон сломанного замка гулко отдался в каменном мешке. Банчан рухнул на свободу, судорожно растирая запястья, с которых слезала кожа. Каждая кость ныла. Каждый мускул горел памятью пыток.
— Конь… у восточных сточных труб, — Кан сунул ему свёрток: хлеб, вода, кинжал. — Беги. В горы. Пока…
— **Он здесь**, — перебил Банчан, впиваясь пальцами в плечо офицера. Глаза лихорадочно блестели в темноте. — Феликс. У Минхо. Я *чувствую*!
— Вы не сможете даже в седло сесть! — прошипел Кан. — Хёнджин разослал за вами погоню! Если пойдёте к кумихо – вас убьют! Или он… — офицер кивнул на кинжал, — …прикончит вас сам. Вы – угроза его «игрушке».
Банчан застонал, опираясь о мокрую стену. Правда била больнее плетей. Он был разбит. Без армии. Без сил. Любовь превратилась в тень, которую он не мог догнать.
— Горы… — выдохнул он, смиряясь. — Но когда я окрепну…
— Тогда решите, — Кан толкнул его к чёрному ходу. — Жить или сгореть за чужой свет.
**Поместье Минхо. Кабинет. Утро.**
**Хёнджин** стоял посреди роскоши, как варвар в святилище. На нём – потрёпанные доспехи, запачканные грязью и чёрной кровью стражников Минхо. Его меч – в ножнах, но рука сжимала эфес так, что кожа белела. Он пришёл один. Без армии. Без угроз. С одним требованием.
**Минхо** сидел за лаковым столом, перелистывая свиток. Джисон стоял за его спиной, глаза – ледяные щели.
— Где он? — голос Хёнджина был хриплым, как будто он не спал неделю.
— Кто? — Минхо не поднял глаз. — Ваша совесть? Она сбежала с братцем.
— **ФЕЛИКС!** — рёв сорвался, эхом ударив о стены. Хёнджин шагнул вперёд, доспехи звякнули. — Отдай его! Он не твой!
Минхо медленно поднял взгляд. Фиолетовые зрачки сузились, как у кошки перед прыжком.
— Интересно, — он отложил свиток. — Что именно вы хотите с ним сделать? Запереть в золотой клетке? Как жену? Или пытать, пока он не признается, что любит вас? — Он встал, плавно подойдя к Хёнджину. Запах крови и пота короля смешивался с его ароматом гвоздики. — Вы одержимы. Как крыса в ловушке. Это… жалко.
Хёнджин выхватил кинжал. Лезвие блеснуло у горла Минхо. Джисон двинулся, но кумихо поднял руку, останавливая его.
— Убью, — прошипел Хёнджин. — Отдай его, или сожгу это логово дотла! Вместе с тобой!
Минхо рассмеялся. Звук был колким, как ледяная крошка.
— Попробуйте. И узнаете, чья магия сильнее: вашей жалкой человеческой ярости… или вечности кумихо. — Он наклонился, его губы почти коснулись уха Хёнджина. Шёпот был холоднее стали: — А теперь слушайте внимательно, *король*. Феликс – мусор, который я не бросил лишь из прихоти. Но **даже мусор не отдают безумным псам.** Он останется здесь. Сажать розы. Читать книжки. Пока мне не надоест. — Он отступил, его глаза пылали презрением. — **Убирайтесь.** Пока я не передумал и не сделал из вашей кишки галстук для Джисона.
Хёнджин замер. Дрожь прошла по его телу – не от страха, от бессильной ярости. Кинжал в его руке дрожал. Он видел себя со стороны: грязный, измождённый, безумный. Проигравший.
— Он… мой, — хрипло прошептал он. Последний аргумент отчаяния.
— Нет, — Минхо повернулся к окну, спиной к королю. Жест окончательного унижения. — Он **никчейный**. Как и вы. Джисон! Выпроводить гостя. Через чёрный ход. Для мусора.
**Дальний сад. Полдень.**
Феликс копал землю у розовых кустов. Лопата дрожала в руках. Он слышал крики из кабинета. Слышал рёв Хёнджина. *Он здесь. Ради меня.*
Тень упала на грядку. **Минхо.**
— Ваш поклонник ушёл, — кумихо бросил в свежую ямку горсть костной муки. — Обиженный. Как ребёнок, у которого отняли палку.
— Что вы ему сказали? — Феликс не поднял глаз.
— Правду. Что ты – никчёмный садовник с дрожащими руками. — Минхо поддел лопатой червя, бросил птицам. — И что если он сунется сюда снова… я отрублю ему голову и украшу ею ворота. Для устрашения воришек.
Феликс сжал черенок лопаты. Страх к Хёнджину смешивался с… жалостью.
— Он не сдастся.
— Знаю, — Минхо вздохнул, как перед надоедливой мухой. — Одержимость – болезнь смертных. Она сжирает их изнутри. — Он посмотрел на Феликса. Впервые без насмешки. Почти с пониманием. — Готовься. Скоро будет шумно. И грязно. Возможно, придётся копать могилы. Для особо назойливых гостей.
**Горная тропа. Закат.**
**Банчан** еле держался в седле. Каждый камень под копытом коня отдавался болью в разбитых рёбрах. Он оглянулся на долину. Там, в дымке, виднелись стены столицы. И поместье Минхо.
*Он там.*
Боль и ярость горели в нём ярче «пламени дракона». Он проиграл битву. Потерял армию. Но не её. Никогда.
— Жди, Феликс, — прошептал он в ветер, поворачивая коня в ущелье. — Я вернусь. За троном. И за тобой.
А в кабинете Минхо **Джисон** стирал чёрную кровь королевских стражников с паркета. Кумихо смотрел в окно на сад, где Феликс, бледный и хрупкий, поливал розы.
— Прикажете усилить охрану? — спросил Джисон.
— Зачем? — Минхо потянулся, как кот. — Пусть лезут. Мне скучно. А розам нужна кровь для роста. Особенно… королевская.
Он улыбнулся. В саду Феликс вздрогнул, словно почувствовав холод будущей резни. Шрам на его запястье пульсировал в такт далёкому стуку копыт Банчана, уносившегося в горы. Война за трон только начиналась. Война за него – уже шла.