Глава 34.
***
- Ланской! Ланской, твою мать, открой! Я знаю, что ты там! Открой! – Я долбилась в дверь, даже не зная, как оказалась тут – последнее, что я помнила – я бегу по коридору, оставив позади Стаса и запыленную комнату, а глаза застелены пеленой слёз.
На секунду прервавшись и не получив при этом ответа, я решила продолжать это дело.
- Ланской!
Я колотила обеими руками. Наконец-то дверь открылась и я облегчённо выдохнула. Но потом еле сдержалась от того, чтобы не обсыпать его ругательствами: из одежды на нём были только какие-то наспех одетые джинсы. Лёха зевнул и выдал:
- Видимо, ты хочешь, чтобы дверь тебе открыл не только Ланской, а весь подъезд, - хмыкнул парень. Я протиснулась в квартиру мимо него, стараясь не касаться его кожи.
- Где Ев? – поинтересовалась я, с любопытством оглядывая гостиную. Здесь не было ни намёка на присутствие девушки, но в целом всё осталось таким же, как и было когда-то.
- Чтобы не портить нервы собрала вещички и укатила к маме. Она меня не переносит. Так что теперь я должен «делать выводы» и «привыкать к самостоятельности», - он передразнил Евину манеру говорить, и я хихикнула, но тут же стала серьёзной, вспомнив о цели своего визита.
- Информация о Стасе устарела, - выпаливаю я, плюхаясь в кресло, обитое тканью в мелкий розовый цветочек. Лёха проходит и садится в кресло напротив, непонимающе смотря на меня, и я поясняю: - Стас вовсе не в психушке... Мне нужна была машина, чтобы съездить и проверить ваш загородный дом, который вы забросили после того, как люди моего отца нашли нас там. Я забыла отдать Стасу его ключ, а сегодня нашла, и из интереса поехала, чтобы посмотреть на то, что дом представляет из себя теперь, но... там оказался он. Оно. Ты бы видел его глаза... - Маска безразличия распадалась на мелкие кусочки, а голос начал предательски дрожать. – Переполненные ненавистью и яростью глаза, в которых полыхал адский огонь. Его не вылечили, а только разозлили. Он какой-то... чужой. Стас, но не наш.
Я путалась и без того в дающихся с трудом словах. Мозг отказывался работать – не хотел ничего вспоминать, воспринимать. Я истерически засмеялась, давясь этим нездоровым смехом, вспомнив следующий момент:
- А когда я попыталась убежать, оно оттаскало меня за волосы и наорало. Потом тут же успокоилось и начало рассказывать сказку о своей жизни. Он чужой. Не наш Стас, - повторив, я закрыла глаза и замотала головой из стороны в сторону, пытаясь прогнать зародившуюся в глубине черепа головную боль.
А дальше, как будто фильм поставили на паузу и начали листать вперёд, так, что было видно только отдельные кадры: я отчётливо помнила, как Лёша метался туда-сюда по комнате, словно пантера в клетке, и орал, матерился в трубку, на той стороне которой был Стас. А я рыдала. Рыдала навзрыд, орала, так, что в какой-то момент оказалась на полу и продолжала рыдать там, уже даже не помня, почему.
Мне было хреново. Настолько хреново, насколько это вообще возможно.
***
Сквозь сон я слышала топот обуви о пол и пришла в сознание, но по-прежнему не открывала глаза. Тело задеревенело, затекло. Кто-то остановился около меня и, судя по сдавленным ругательствам, это был Лёша. Я, было, хотела открыть глаза и сказать, что проснулась, но тело не слушалось – я была опустошена, слёзы забрали все силы.
Я вспомнила всё, что было до того, как я уснула, и боль накатила с новой силой на вполне отдохнувший организм. У меня вырвался всхлип в тот самый момент, когда парень поднял меня на руки и куда-то понёс. Потом моё тело положили на что-то мягкое. Н кровать.
Парень гремел чем-то, матерился вполголоса, а потом вытянул мою руку ладонью вверх. Я хотела возразить, но не могла – тело до сих пор не принадлежало мне. Оно было не моё. Не хотело быть моим.
Ладони коснулось что-то мокрое и холодное, что сначала приятно холодило кожу, а потом заставило адски гореть. Губы высохли и склеились, и я смогла лишь глухо застонать от боли. Лёша перетянул ладонь, продолжая повторять ругательства, а потом накрыл меня одеялом и тихонько засмеялся. И ушел, оставив меня одну. Наедине со своими мыслями и не подчиняющимся телом.
Я вспомнила его глаза. Холодные, кажущиеся бездонными, всепоглощающими чёрными сферами, которые не возвращают ничего. Его глаза всегда были такими, с самого первого дня нашего знакомства, я всегда знала это, только... тогда они казались мне космосом, прекрасным и бесконечным, а не бездонными чёрными дырами.
Я вспомнила его голос. Уверенный, бархатный, немного хрипловатый – когда-то он казался мне безумно сексуальным. Когда-то от звука этого голоса я облегчённо вздыхала, благодарив Бога за то, что послал мне его, а сейчас... сейчас он приносит мне только чёртову боль, и ничего больше.
Это проклятье любви – каждый, кого ты когда-то любил, сможет причинить тебя адскую колюще-режущую боль в сердце, но ты не будешь знать об этом, пока не почувствуешь. А ты обязательно почувствуешь, где-то в районе тонкой грани между «о, Боже, нет, не предавай меня! Я же так тебя люблю!» и «сдохни, грёбанная тварь! Ты убил меня, и я ненавижу тебя всем сердцем и душой!». И будет больно. Непомерно, несносно больно. Так, что в одно ужасное мгновение захочется вырвать себе сердце. Но ты будешь терпеть, верно и преданно надеясь на то, что когда-нибудь всё встанет на свои места и будет как прежде. А пока позволишь сотне воздушных замков взрываться внутри тебя. То же самое, что сейчас происходит со мной. И мне безумно страшно от того, что может быть после этой стадии. Он сошел с ума, а я просто-напросто не хочу быть следующей сумасшедшей.
***
Они оглушительно скандируют, подбивая четырёх девушек избивать одну – маленькую, свернувшуюся в позу эмбриона на земле – ещё больше. А они оглушительно смеются, улыбаются в направленные на них камеры мобильных телефонов и позируют рядом с избитой девочкой – ещё бы, тут ведь собралась вся школа, чтобы поглазеть на интереснейшую картину.
Скалятся. А она плачет, закрывая лицо руками. Что-то внутри девушки противно хрустнуло, потом ещё раз, и дыхание перехватило от одной только мысли «Неужели рёбра?! Нет, пожалуйста, пусть это не будет рёбрами! Пусть это будет ветка подо мной!»
- Без друзей ты не такая уж и крутая, да, Крыса?! – спросила Алина под гоготание подростков, снимающих избиение на камеру.
Девочка не отвечала, молчаливо терпя всё, что с ней вытворяли. Со стороны Алины она полгода терпела самую настоящую травлю. Сейчас же в девчонку летели камни, подожженные спички, содержимое мусорки и осколки битых бутылок. А она терпела. Стекло и камни царапали кожу, в некоторых местах впиваясь и прорезая её до крови. Милана сжала зубы до такой степени, что заложило уши. Она не слышала и не видела ничего вокруг себя, но тело всё ещё чувствовало пульсирующую, острую боль, которую оставлял после себя каждый удар.
В голову девушки лезла противная, склизкая, словно мокрый дождевой червь, мысль, которая вселяла в душу панику, а всё в животе заставляла сжиматься в тугой узел. Чёртово воспоминание.
«- Значит, это просто друг такой, да?! Это мой чёртов парень, грёбанная ты неудачница! Какого хрена ты клеишься к Владу?! – орала Алина, со своей сворой блондинок, причесанных, словно комнатные болонки, загнав девушку в самый дальний угол женского туалета. Милана смотрела на девушек испуганными, широко распахнутыми глазами, совершенно не понимая, что происходит, а в её голове вертелась одна-единственная мысль «Что я сделала?».
- Ч-что я с-с-сделала? – испуганно промямлила девушка, но старшеклассницы только оглушительно засмеялись, и Милана получила увесистую пощёчину от Алины. Щеку зажгло, словно огнём.
- Грязная дрянь! Ты ещё и спрашиваешь, что ты сделала? – Глаза Алины – высокой, красивой рыжей девицы из выпускного класса, которая приковывала к себе всё внимание окружающих – горели яростным огнём.
Она ненавидела Милану. Ненавидела маленькую, жалкую крысу, которая ошивалась с кучкой местных наркош. Маленькую девчонку, которая клеилась к её парню и сейчас смотрела на неё снизу вверх испуганными щенячьими глазками, в которых читалась невинность и страх. И ей нравилось, что Милана её боится. Нравилось причинять ей боль. Нравилось.
- Алина, пожалуйста! Я ничего не делала! Он сам... чтобы ты ревновала... Алина, пожалуйста! – мямлила девочка, но рыжая и слышать не хотела ничего в её оправдание. В голове девушки вертелась только одна мысль - «Отомстить! Убить! Ненавижу эту грёбанную дрянь! Ненавижу!».
Дверь в туалет распахнулась, и в него вбежали двое – Влад и Ирина – подружка этой мелкой. Влад оттащил Алину от Миланы, окинув ту лишь мимолётным взглядом, полным одновременно и ненависти и жалости.
- Я ещё не закончила, маленькая дрянь! – зашипела Алина на девочку, безрезультатно пытаясь вырваться из цепких и сильных рук парня. В глазах девушки Милана увидела одно, то, что заставило сердце от страха чуть ли не выпрыгивать из грудной клетки. В глазах Алины ясно читалось «Я убью тебя».
- Слыш, а эта ещё копыта не откинула? – Не открывая глаз и терпя избиение, Милана услышала громко произнесённый вопрос одноклассника. Алина пронзительно засмеялась, словно ведьма-психопатка и ответила шипящим голосом:
- Если я ещё здесь, то она ещё жива. А этого быть не должно. Крыса должна сдохнуть! – И продолжила пинать девочку. Внутри неё снова что-то противно хрустнуло, и по телу разнёсся отголосок острой боли, который, по сравнению с тем, что с ней делала Алина и её подружки-болонки, был словно ледяной компресс.
Подростки подхватили настрой Алины, топая ногами и хлопая в ладоши и скандируя «Крыса должна сдохнуть!». А дальше девочка просто потеряла сознание, и последнее, что она слышала, было млением одной из болонок Алины «Мы в этом не участвуем, Алина».
***
От пришедшего в голову не самого лучшего воспоминания у меня по коже прошла волна мурашек, а в животе образовался тугой узел. Стало противно.
Меня просто избили и бросили умирать на старой мусорке сразу за пришкольными участками. Когда меня нашел сторож, как всегда обходящий школьную территорию вечером и меня отвезли в больницу, то все были в полном ужасе: моё тело было изрезано, как бумага бумажным ножиком, в районе переломанных рёбер были практически чёрные гематомы, сотрясение мозга и воспаление лёгких из-за осенней сырости и жуткого холода. А ещё больший ужас настал тогда, когда все узнали, что это сделала Алина Стежникова – девушка из богатой, благополучной семьи, имеющая всё, что только желает. То, что эта пай-девочка чуть не убила меня, навело на город немалый шорох. Её отцу всё-таки не удалось откупиться, и Алину упекли в школу-пансионат для трудных подростков.
Внезапно я вышла из своих размышлений из-за ужасно знакомого голоса, раздавшегося практически под дверью. Я прикусила язык, чтобы не закричать от чёртового страха, хотя ещё несколько часов назад находилась с ним в одной комнате, сидела с ним на одной кровати и слушала его рассказ о жизни. А сейчас от ужаса я готова была закричать.
- Какого хрена, Лёха? Что тебе от меня нужно?! – шипел Стас.
Я распахнула глаза и уставилась на дверь. Судя по приглушенности доходивших до меня звуков, они были чуть дальше, чем я предполагала, но я всё равно отчётливо слышала их голоса в коридоре и бешеный стук моего сердца, превращающийся в гул, нарастающий и утихающий в ушах.
- Ты довёл девчонку до сумасшествия, ты это понимаешь?! Когда я увидел её впервые, то подумал, что никогда в чёртовой жизни ещё не встречал подростка с более чистой душой. А ты её сломал. Довёл до безумия. Ты мог бы её спасти, но... - Лёша замолк и с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, дабы не сболтнуть лишнего и заодно успокоиться. – Милана боится тебя, словно какого-нибудь дикого зверя. Монстра, готового разодрать её в клочья. Хотя меньше, чем полгода назад вы любили друг друга. Что происходит, черти тебя раздери?! Ты уж разберись, чувак, одновременно любить и ненавидеть нельзя, - заключил парень. Потом повисло напряженное молчание и я, немного отойдя от шока, поймала себя на том, что искусала нижнюю губу в кровь и мысленно выругалась, мгновенно одёрнув себя от этого занятия.
- Знаю, - наконец-то отвечает Стас. – Это-то меня и гнетёт. - А потом до меня доносятся шаги. Судя по звуку, они оба направлялись в разные стороны друг от друга быстрым шагом. Потом тишина. А после – звон разбитого стекла и всевозможные ругательства. А потом я снова провалилась в сон.
***
Я слышала оглушительный писк. Сначала он был редким и тихим, но в одно мгновение перерос в один большой, нарастающий с каждой секундой гул, от которого начинало закладывать уши. Темнота, окружающая меня, не позволяла мне видеть источник писка, но я и без этого узнала его.
Крысы.
Множество крыс. Сколько, чёрт возьми, нужно взять этих мелких тварей, чтобы звук получился настолько громким и оглушительным?! Сотню? Пятьсот? Тысячу?!
Я почувствовала какую-то непонятную щекотку на ногах, которая постепенно поднималась всё выше и выше, по рукам, по туловищу, перешла на шею, лицо и голову. Сначала я не могла понять, что это, но когда рефлексивно сжала руки в кулаки, на ладонях что-то неприятно хрустнуло. Как будто раздавленный жук.
Меня осеняет.
Пауки.
Множество пауков и крыс. Пауки и крысы. На моём теле полно этих мелких дрянней! Фу! Нет! Нет-нет-нет!
Кто-нибудь, уберите их! Уберите, пожалуйста!
Я начинаю кричать, но насекомые мгновенно забиваются ко мне в глотку, так, что я начинаю кашлять, задыхаться и пытаться вызвать рвоту, чтобы убрать их оттуда.
Мне противно.
Мне страшно.
Я задыхаюсь.
=>;1