Глава 24.
***
16 мая 2001 года
14:25
Целый день ко мне приходят какие-то люди, допрашивают, лезут с глупыми расспросами, полагаясь на поговорку «Дети не умеют лгать». А я умею. Мне нельзя говорить правду, она может разрушить мою семью. А вопросы у них одни и те же.
Люди ходили туда-сюда, ни на секунду не давая мне побыть одному или отдохнуть. Они даже не подумали о том, что я – ребёнок, что я слаб и хочу спать, в отличие от них.
Сейчас передо мною сидела женщина в деловом брючном костюме тёмно-бордового цвета, заколотыми на затылке тёмными волосами, хмурым серьёзным лицом, надвинутыми на самый кончик носа очками и толстой папкой в руках. Что-то мне подсказывало, что я не хочу знать эту женщину, а говорить с ней – тем более.
Женщина надменно закинула ногу на ногу, будто была у себя дома и собиралась смотреть телевизор, и принялась раскладывать на коленях какие-то бумаги, вытащенные из папки.
- Стас, меня зовут Валентина Геннадьевна и я инспектор по делам несовершеннолетних, - представилась она. Тон был холодный и предельно высокомерный, словно я был дохлой разлагающейся крысой, и ей противно было со мной говорить. Она всеми силами показывала, что главная тут.
- Я знаю, кто вы, - буркнул я вполголоса, едва удержавшись от того, чтобы добавить «вы ведьма», прикусивши язык.
- Да? – удивилась женщина. – И откуда же? Я не припоминаю, чтобы работала с вашей семьей прежде. Хотя, думаю, за неё стоит взяться, - она похлопала по папке на своих коленях. Неужели это всё о моей семье? Жалобы? Показания? Что говорили ребята и мама?!
Меня охватила жуткая паника, но я попытался побороть её, и у меня это получилось. Мне нужно вести себя непринуждённо, как я делаю это всегда, и скрывать правду. Лгать. Знаю, что плохо, но другого варианта просто-напросто у меня нет.
- Зато я так не думаю, - опять в полголоса буркнул я. Кажется, она этого не услышала, но если до неё долетело, то она удачно это скрыла. – О чём вы хотели расспросить меня? Вы ведь не просто так сюда пришли, верно?
- Да, спасибо, мальчик, - женщина теряется, но быстро собирается и, видимо вспоминает цель своего прихода. – Что произошло вчера вечером? Почему вся ваша семья, кроме отца, попала с травмами в больницу? Что случилось?
Ну конечно! Одни и те же вопросы, как я и говорил, только по сто десятому кругу задают.
- Чему вы удивляетесь? – Я придумал хорошую ложь, такую, в которую с лёгкостью можно заставить поверить. – Кому-то же надо кормить семью. Папа, - скрепя сердце, я назвал Петра папой, - был на работе, а вечером к нам ворвались двое и ограбили. Один мужчина обыскивал дом, а второй сначала воткнул нож маме в живот, а потом принялся за нас. Мне больше всех досталось. Кстати, где мои родственники? – Я старался вести себя непринуждённо, словно это самое обыкновенное событие, и я каждый день попадаю в больницу (как мне сказал доктор, с сотрясением мозга). Кажется, у меня получалось врать убедительно.
Женщина быстро записала мою версию событий и переключилась на другие темы, тесно или напрямую касающиеся нашей семьи, проигнорировав мой вопрос.
- Ваш отец... он имеет вредные привычки?
О да, его самая вредная привычка – избивать свою семью и пить, как собака. Нормально было бы так ответить? Нет, конечно, тогда нас точно отправят по приютам, а отец реально убьёт маму. Ну уж нет! Если я могу хотя бы помешать этому, то я сделаю все, что в моих силах.
- Он курит, - пожимаю плечами. По-моему, это самая безобидная из его привычек. Хотя... когда твою кожу палят сигаретой, туша её, это очень больно.
- Для вас же это не смертельно, - отмахнулась Валентина. – А значит, не имеет значения. А, допустим, алкоголизм, наркозависимость или другое, наподобие этого? Есть? – допытывалась женщина.
Да! Есть, конечно! Он пьёт! Он сидит на игле! Он – животное! Но, Господи, как же больно, что я не могу произнести этого вслух! Если произнесу – семье конец, а, допустим, для Ники я хочу большего и лучшего будущего, чем гнить в детском доме. Нельзя быть эгоистом. Это плохо.
- Нет, - я мотаю головой. – Папа может выпить по праздникам, да и то помаленьку. Как вы выразились, для нас это не смертельно. - Я поймал её на слове. Женщина буркнула что-то наподобие «отлично» и принялась копаться в своей папке.
Извлекши оттуда какой-то листок, она что-то быстро нацарапала на нём ручкой и сунула мне:
- Подпиши вот тут, - женщина ткнула пальцем в нужную графу. Я перевёл взгляд с листа на неё и окинул подозрительным взглядом.
- Что в этой бумаге? – спрашиваю.
Она молчит, а глаза женщины бегают. Не дожидаясь ответа, зная, что это будет бесполезно, я внимательно вчитываюсь в пункт бланка, под которым меня просили подписаться, прекрасно чувствуя, как Валентина Геннадьевна прожигает меня взглядом. Возможно, я оказался не таким глупым и запуганным ребёнком, как ожидала женщина.
«Вы, как несовершеннолетнее лицо, подтверждаете, что в вашей семье присутствуют акты насилия, и просите отгородить вас от этой обстановки. Поставив подпись, вы подтверждаете, что обвиняете своих родителей в насилии над несовершеннолетними и голосуете за привлечение их к уголовной ответственности, установленной РК».
Я задыхаюсь от того, что только что прочитал и пребываю в ужасе от того, что чуть это не подписал.
- Да как вы можете?! – Я уставился на женщину округлёнными от ужаса глазами, но она сделала равнодушную физиономию и бесцеремонно повторила:
- Подписывай, Станислав, я хочу сделать твою жизнь лучше. Ты ведь тоже знаешь это, верно? Давай, я тороплюсь, - она поторопила меня, но я, недолго думая, скомкал лист и вкрадчиво повторил:
- Я не буду ничего подписывать. Это был несчастный случай, а поскольку папы не оказалось рядом, помочь было некому. Моя семья совершенно нормальная, и я не стану идти у вас на поводу ни под какими угрозами. Я не стану подписывать то, что не является правдой.
- Ну, как знаешь, мальчик. Только смотри, это тебе ещё ой, как аукнется. - Женщина высокомерно вздёрнула подбородок, и быстро собрав все свои бумаги в папку, гордо вышла из палаты, захлопнув за собой дверь.
***
31 мая 2001
20:13
Нас всех, кроме мамы, отпустили из больницы, а ей сказали, что продержат ещё недели две, пока всё окончательно не срастётся. Знаете, чему я больше всего рад? Тому, что тётя согласилась приютить нас на эти две недели, за которые мы сможем вспомнить, что значит дышать свободно, не боясь, что в любой момент, даже посреди ночи, дверь откроется, и отец с ремнём начнёт свои «воспитательные работы».
- Смотрите, мальчики, что я нарисовала. - Ника, улыбаясь от уха до уха, какой мы её давно не видели, подбегает с ярко разрисованным листком в руке и гордо улыбается.
- Очень красиво, - хвалит Артём, улыбаясь. Я согласно киваю, и Ника усаживается рядом с нами смотреть «Том и Джерри».
Артём – самый старший и самый добрый из нас. Ему пятнадцать лет. У брата такие же, как у нас с отцом чёрные волосы и глаза, но лицо у него как у матери: овальной формы, подбородок заострённый, скулы выделяются, а под глазами залегли чёрные круги от недосыпа. И из-за учёбы (он отличник, а это даётся не каждому) и из-за сами знаете чего.
- Ребята. - Тётя Люда входит в гостиную в красивом расписном переднике, и обтирает об него руки, испачканные мукой. - С чем пирожки хотите? С малиной? Или с капустой? Или со свеклой?
Тётя очень любит готовить и приготовить пирожки с чем угодно труда ей не составляет.
- Малина! – одновременно отвечаем мы, и тётя улыбается, кивает и уходит.
Я не знаю, сколько спокойных и расслабленных минут прошло, прежде чем в дверь заколотили и все почувствовали, как мгновенно наэлектризовался воздух. Мы уже были настроены на его присутствие, и у меня перехватило дыхание от того, что сейчас произойдёт. Мне стало страшно.
Сейчас он зайдёт и уволочет нас отсюда, словно непослушных щенков, так и норовящих убежать подальше от матери, чтобы познать мир. Но это не наш случай. Он будет волочь нас за ноги лицом по асфальту, и ему будет плевать, что это смогут увидеть люди – нежелательных свидетелей он просто расстреляет. Да, он ещё и пистолет с собой носит и чуть ли не под подушкой его держит!
- Впусти меня! – Я узнаю хриплый бас и заплетающийся язык от количества выпитого алкоголя отца, и внутри меня всё сжимается. – Я знаю, мои дети у тебя! Если ты не откроешь дверь, Людмила, я убью и тебя заодно с Яниной! Я сотру вас обоих с лица земли, дряни, открой мне чёртову дверь, или будет хуже! – орёт во всю глотку он.
Нет. Он не мог вот так сюда заявиться. Не мог!
- Тётя Люда... - жалобно позвала Ника, и мне даже стало жалко бедную девочку за то, что она не помнит, что такое хорошее полноценное детство. Хотя я недалеко от неё ушел, но всё-таки помню, что такое машинки и паровозики, в то время как все куклы Ники сгинули в камине.
- Всё будет хорошо, Никуля, - ласково говорит женщина, но мне удаётся заметить, как дрожит её голос. Она боится не хуже, чем мы. Не хуже, чем ребёнок. Но всё-таки медленно идёт открывать дверь.
– Сейчас открою! Минуточку!
Дверь открывается, и я слышу его тяжелые шаги по паркету. Он заходит в гостиную и кидается напрямик ко мне. На его лице чья-то запёкшаяся кровь, в руках пистолет. Он подходит ко мне и, грубо схватив под локоть, волочет за собой, не говоря ни слова. Я будто разучился дышать, разучился сопротивляться, я просто обмяк, словно безвольная кукла. И его, по-видимому, это устаивало.
- Папа! Отпусти Стаса немедленно! – вскочил Артём.
Он, наверное, позабыл, что его отец мог избивать до потери пульса, и встрял, чтобы защитить меня. Не нужно было ему этого делать.
Отец не отпускал меня, лишь усилив хватку и по-акульи усмехнувшись. Всё внутри меня свело судорогой, напоминая, что я должен, просто обязан дышать.
- Па-а-почка, пожалуйста... - жалобно проскулил я, за что получил по скуле кулаком.
Он был жесток, и теперь, перехватив меня, чтобы я не дёргался, тащил меня лицом по асфальту. Лицо саднило, от мелких камешков и стёклышек, впивающихся в содранную кожу, было нестерпимо больно и хотелось кричать, но если бы я закричал, то мне бы мало не показалось. Он бы убил меня прямо тут я прямо сейчас.
Я закрываю глаза, и всё мигом пропадает, остаюсь только я и пугающая пустая темнота. А ещё боль. Я чувствую, как моя кожа лопается и расходится в некоторых местах на руках и лице, чувствую, как становится тяжело дышать и немеет тело.
В том то и дело, что чувствую, но ничего не могу сделать...
er_�