Глава 23.
***
Настоящее время
Хренов эгоист. Чёртов псих. Грёбанное чудовище. Кто ещё я?! Кто?! Скажите мне, я хочу посмеяться над самой весёлой издевательской шуткой в своей жизни! Ну же, издевайтесь надо мной! Пинайте меня, бейте! Убейте, наконец!
Я весь продрог. Ледяные капли второго дождя в этом году заставили меня мёрзнуть, словно дворняжку. Хотя я и есть чёртова дворняжка. Слава богу, у меня есть моя конура – моя машина.
Я еду в казавшееся мне дрянным место, только сейчас внезапно приобрётшее свой смысл. Когда-то Она была тут. Она малость перепила, приняла таблетки, и потом, когда я приехал, билась в истерике на полу в туалете. Это место она тоже «запачкала» собою. И это единственное место, в котором, надеюсь, я не смогу сорваться.
- Деньги, чувак. - Парень, собирающий деньги на входе, прицепился ко мне. Я достал пятёрку одной купюрой и сунул ему. У парня округлились глаза. - Понял, отвалил.
- Молодец, - без всякого выражения ответил я. Главное, что он отстал, а деньги-то у меня есть.
И чего только она нашла в этом клубе?! Вроде бы самый обычный подвал, не самым удачным образом переделанный в клуб: кирпичные стены разрисованы граффити, в одном углу стоит трёхногий стол и разномастные стулья, старые кожаные диваны с потрескавшейся обивкой, пол грязный и бетонный, танцпол отмечен флуоресцентной краской из баллончика. В другом конце барная стойка – наверное, единственное приличное составляющее общей картины клуба. Она более-менее хорошо выглядит, видимо, её купили на вырученные от торговли алкоголем и наркотиками деньги.
- Водки. - Я решил не мелочиться, и мне было плевать на тот факт, что я приехал сюда на машине. Пододвигаю бармену сотку и жду свой заказ.
Музыка бьёт по ушам, словно огромная кувалда, но я стараюсь не обращать на это внимания. Рок, попса, медляки – они объединили все жанры музыки на одном вечере. Бредово, да? Вы можете себе представить гота, танцующего медляк с эмо? Вы не можете и представить, а я вот сейчас за ними наблюдаю.
Я разом осушаю стопку, и заказываю ещё. Потом ещё. И ещё. Мой рассудок постепенно темнеет, по телу разлилось приятное тепло, так похожее на её руки...
« Нет, не думай о ней, Стас. О чём или о ком угодно, только не о ней, пожалуйста. Ты теряешь контроль», - мысленно приказываю себе я.
«Больше нет тепла на двоих -
Все, что у нас забрал амфетамин.
Город среди реклам и витрин утонул,
И тех, кто был со мной - утопил, утянул...». - Как назло заигравшая песня выбивает воздух из моих лёгких. Я мотаю головой из стороны в сторону, пытаясь заглушить её голос, воспоминания, связанные с ней, менявшиеся в моей голове бешеной скоростью.
- Нет! - Я судорожно дышу, будто только что вынырнул из-под воды, и пытаюсь сосредоточится на своей левой руке, чтобы отогнать воспоминания. – Нет!..
«Любовь - препарат, боль или яд?
Ты или я? Кто виноват? Кто?
Рай для нас ад, чувства стирать,
Нам суждено было потерять...»
Нет! Я не хочу. Я не хочу ничего чувствовать. Не хочу вспоминать о ней, не хочу страдать от чёртовых воспоминаний, не хочу говорить с ней во сне. Не хочу! Я хочу забыть всё, что связано с ней, отмотать время назад, и не давать ей свой номер в тот день. Просто выполнить просьбу Василевски и удалиться, будто ничего не произошло.
Отмотайте чёртово время! Я хочу вернуть всё назад! Я хочу сойти с дистанции! Остановите всё это!
Я поднимаю голову, и мой взгляд останавливается на девушке, севшей рядом со мной. Тёмные волосы, хрупкая маленькая фигурка.
- Милана? – Я задохнулся, и спросил дрогнувшим голосом: – Это ты?
- Вы кто? – взвизгнула девушка. Я проморгался и увидел, что это никакая ни Милана, а разукрашенная как кукла диллерша-подросток. Есть и такие.
- Ох, простите.
Я встаю и пячусь назад, ошарашено смотря на девушку. У меня начались галлюцинации. Теперь она мне мерещится.
Замечательно! Что я могу сказать? Я ненавижу грёбанные воспоминания! Ненавижу чёртову жизнь, ненавижу себя и её за нашу историю. Теперь я просто чёртово неприкаянное животное, бродящее туда-сюда, воющее по ночам и убивающее днём. Я лелею своё горе, и мне тошно об одной только мысли об этом. Я не знаю, кем я стал, я не помню, кем я был. Я не знаю вообще ничего. Остановите всё это, выключите!
Разворачиваюсь и бегу отсюда со всех ног. Нет. Я не хочу испытывать что-либо, чувства – это слабость, это чёртов изъян в твоей системе, который уничтожит тебя когда-нибудь. Когда Бог создавал людей, он, вроде бы, создал идеальных подчинённых, идеальных существ, для которых нет ничего невозможного, но забыл о самом главном – выключить чувства. Все. Они рано или поздно убивают нас всех.
Тишина, царящая в машине, даёт мне короткую передышку. Я глубоко вдыхаю и пропускаю волосы сквозь пальцы. Осознавая то, что только что со мной произошло, я начал колотить чёртов руль со всем гневом и злостью, что только были во мне.
Я чёртов слабак. Я никто. Мне холодно. Я ничего не чувствую. День за днём я распадаюсь, убиваю себя, стираю свою жизнь и свою историю. Я выменял любовь всей своей жизни на наркотики и алкоголь. На сигаретный дым. И я не жалею об этом.
Раз её больше нет, то какой смысл хранить о ней воспоминания, приносящие адскую боль, словно лезвие в предсердии? Есть ли смысл выть по ночам, словно волк на луну, вспоминая её золотисто-карие глаза? Зачем? Чтобы сойти с ума и умереть из-за этого?
Внутри всё ноет и горит, словно огромный костёр для сжигания ведьмы развели внутри меня. Он сжигает мою личность, мои чувства, мои эмоции. Сжигает всё, что когда-то имело для меня значение, оставляя после себя только чёрную гнетущую пустоту. А ещё холод.
Мне холодно. Меня трясёт как в лихорадке. Только сейчас я понял, что промок под чёртовым дождём. Косые полосы ударяются и разбиваются об асфальт.
Я повернул ключ, включая зажигание. Хоть я и недостаточно трезв, но события получасовой давности достаточно отрезвили меня. Я прекрасно осознаю, что делаю, но одновременно знаю, что не боюсь этого.
Разгоняюсь до ста шестидесяти километров в час, постепенно продолжая набирать скорость. Дорогу размывает, но мне плевать. Попаду в аварию и умру – ещё лучше, чем забыть всё. Тогда мне не нужно будет больше создавать из себя дикое животное.
Машина начинает вилять, и на бешеной скорости влетает в столб. Я вижу водопад из искр и стекла, впившегося в меня. Я не могу пошевелиться, но прекрасно чувствую происходящее с моим телом. Осколки стекла впиваются в ноги и руки, я чувствую саднящие раны, чувствую образующиеся синяки в тех местах, которыми ударился. Машина стоит на крыше, и я подвешен на ремне безопасности вверх ногами. Если не выберусь – она рванёт вместе со мною.
Я оставляю попытки высвободиться и, закрыв глаза, позволяю ремням держать меня. А потом начинаю смеяться. Мне смешно от всей сложности ситуации, в которую попала моя пьяная задница по своей глупости. Смешно, да? Или нет? Я не знаю, и от этого мне хочется смеяться ещё сильнее. Я тупой идиот.
Вдруг ремни ослабевают, и я больно ударяюсь головой. Я слышу чье-то бурчание и, открыв глаза, вижу светлую голову Лёхи и недовольство на его лице. Он пытается выволочь меня из машины, и полуведёт-полутащит в свою машину, стоящую в пятистах метрах от моей, которая вот-вот рванёт.
- Ты тупой эгоист, Стас! – Ворчит он, и по выражению его лица я понимаю, что если бы я был целым, ты он бы выбил из меня всю дурь, но, учитывая то, что я и так еле-еле стою на ногах, он ограничился ворчанием, в котором чаще всего фигурировали слова «Стас» и «Тупой». Думаю, объяснять дальше смысла нет.
- Нет. - Я снова начинаю смеяться, но одёргиваю себя от этого дела. Голова-то у меня пока на месте. - Я просто не хочу принадлежать кому-то, помимо себя самого. Я хочу остаться один.
В это время взорвалась моя машина, на мгновение окрасив все в ярко-оранжевый цвет, и мы покачнулись от взрывной волны. Лёха усмехается, и смотрит на меня, приподняв брови:
- Если бы ты остался один, то сейчас бы тебя уже не было. А я пока что не хочу оставаться один, лишившись самого лучшего друга, - он подмигивает. Меня пробирает волной мурашек, и я улыбаюсь не столько словам, сколько благоразумию друга.
***
Два дня спустя
Итак, я уже второй раз за четыре месяца оказываюсь на больничной койке. Кто самый везучий человек в мире? Правильно! Это точно не я! С моей «везучестью» умереть самым нелепейшим способом мне не составит никакого труда – дайте мне бутылку дорогого коньяка – я сделаю глоток, подавлюсь и умру.
- Майоров-Майоров, что ж вас так тянет на приключения?
В палату заглядывает Василий, или, как я его мысленно окрестил Дядя Вася, (а что, вроде бы забавно?!) мой лечащий врач, пятидесяти пяти лет с прилизанными зачесанными назад седыми волосами, усиками и добрыми глазами.
– Второй раз за четвёртый месяц! Вы что, байкер?
- Ну, можно сказать и так. - Киваю. Он будет проверять? - Опасная жизнь, не так ли? Но острые ощущения уже как наркотик. - Я спокойно пожимаю плечами.
- Эх, Станислав, - вздохнул мужчина. - Вам ещё повезло, что вы выжили после таких «острых ощущений». Причём, в прямом смысле этого слова. А теперь позвольте, я осмотрю вас, - он присел на край койки, положив рядом с собой записную книжку, в которую он записывал мои показатели и ручку со светло-фиолетовой пастой, весьма непривычной для меня.
Я стянул серую футболку через голову и повернулся спиной к старикану, чтобы он сотый раз посчитал царапины и старые шрамы на ней и записал всё в свой блокнот. И так повторяется третий день, и будет повторяться как минимум ещё два.
- Знаете, - начинает доктор, записав последние нужные ему данные, и садится ровно. Я мгновенно напрягаюсь, потому что слишком хорошо знаю подобный тон. Подобным люди либо интересуются о плохом, либо сообщают плохое. – Ваш психологический тест, Станислав Петрович... - он задумчиво потёр подбородок. - У вас в недавнее время была сильная психологическая травма? Потрясение? Потеря? Ещё что-нибудь, что могло бы... кгм... травмировать вас?
- Нет, - без раздумий отвечаю я. Ему необязательно знать о моих монстрах из моей головы и знать каждого по именам. – Не было, - добавляю, и отрицательно мотаю головой для убедительности.
- А вот ваш тест говорит о... - Начал было Василий, но я перебил его:
- Я правильно понимаю, или вы даёте мне тонкий намёк о том, что я псих? – Я поднимаю брови. – И сейчас вы скажете «нет», а потом на всякий случай посоветуете сходить к психологу? Нет, знаете ли, я не псих, и мне не нужен мозгоправ, который будет копаться в моей голове! – Я перехожу на повышенный тон, больше похожий на крик, и со всей силы бью ладонью по стене.
- Станислав Петрович, ни в коем случае... - Доктор понимает, что мне сейчас можно мало что доказать, и молча развернувшись, вылетает из палаты словно ужаленный. Я раскидываю руки и опрокидываюсь на кровать, закрыв глаза.
О да, эта божественная тишина. Как же мне тебя недоставало!
Я открываю глаза и смотрю в противный стерильно-белый потолок, который заставляет хорошие мысли уйти на второй или даже третий план. Я больше ничего не чувствую. Вот так. Вся дурь вышла из меня, и я чувствую себя куда лучше, чем хотя бы неделю-две назад. Тогда я был готов вылезти из своей шкуры лишь бы не чувствовать грёбанную боль, сжигающую меня изнутри, словно огонь, пожирающий лист бумаги.
- Эй, ты живой?
В дверном проёме показалась светлая голова друга, и я приподнялся на локтях. И нет, не думайте, что я такой целый и невредимый после того, как в меня въелось все, что могло разбиться в машине. Самый яркий пример – стёкло. Я был наполнен им словно свинья-копилка монетами. А теперь, пока мои ноги не придут в норму, я вынужден передвигаться на чёртовых костылях, которые я осыпал всевозможными ругательствами, когда увидел, и к которым до сих пор не мог привыкнуть.
– Можно?
- У меня есть право выбора? – Я вздёрнул брови, и завёл руки за голову.
Лёха хмыкнул и, подойдя ближе, сел на стул. И тут мне в голову пришел старый детский стишок из советского мультика, который как ничто другое подходил к моему нынешнему положению, и я принялся его вспоминать:
- «Сделайте одолжение, войдите в мое положение! Я инвалид – ножка болит, солнце скроется – муравейник закроется, придется мне на улице ночевать. Через полчаса упадет роса, через час – отсырею, через два – заболею, глядишь к утру, и вовсе помру»...
- Н-да... - Друг закатил глаза, усмехнувшись. - Видимо, ты здорово головой стукнулся. А теперь, когда твой мозг значительно протрезвел и пуст от ненужных мыслей, я хочу спросить тебя: Серьёзно?! Та выдра в клубе тебе действительно показалась Миланой?! Ты их спутал, Стас?! – Лёха в притворном ужасе вытаращил глаза.
- У меня крыша поехала. - Я передёрнул плечами. - Это была галлюцинация. - Спохватившись, я вытаращил глаза, далеко не притворяясь, и уставился на друга, понимая, к чему он ведёт: - Ты был там? Ты следил за мной, да?
Я потихоньку начал осмысливать происходящее. Ответа не требовалось, чтобы понять, что он следил за мной. Конечно же! Не мог же Лёха чисто случайно оказаться в одном месте со мной посреди ночи и вытащить меня из машины.
- Ты себя видел? Когда ты ушел, ты вообще себя не контролировал. За тобой необходимо внимательно следить как за пятилеткой, а то ты глупостей натворишь! – Товарищ хлопнул себя по колену, подскакивая, и теперь смотря на меня в упор: - Ещё раз ты выкинешь что-нибудь подобное и, клянусь, за надобностью я запру тебя в подвале, чтобы ты ничего себе не сделал.
- Ладно-ладно, я чист, успокойся, - я выставил руки перед собой ладонями вперёд, как бы сдаваясь, - я вообще-то и не собирался ничего себе делать.
- Да ну? – на его лице появилась тень улыбки, и он, подняв брови, сложил руки на груди.
- Ну да, - буркнул я.
,"3