Глава 18
## Глава 18: Туалетные Тайны и Шокирующие Открытия
Воздух в коридоре после стажировки вибрировал от усталости и адреналина. Настя шла впереди группы девушек, ее платиновая коса растрепалась, спортивный костюм промок от пота. В ушах еще стоял гул басов и крики хореографа. Она мечтала только об одном: добраться до женского туалета, умыть лицо ледяной водой и на минуту спрятаться от этого цирка.
"Настенька, подожди!" – голос Сынмина, как всегда, сладкий и навязчивый, догнал ее у самой двери. Девушки вокруг захихикали, бросая на Настю завистливые взгляды.
Настя обернулась, глаза – узкие щелочки ярости. "Отвали, лисья морда. Я не в настроении."
"Но ты же сияешь!" – Сынмин шагнул ближе, игнорируя табличку с юбкой на двери. Его лисьи глаза светились привычным азартом. "Твой гнев на сонсэннима... он был восхитителен! Такой чистый, такой мощный! Я чувствовал его из зала!"
"Чувствовал?" – Настя фыркнула, толкая дверь в туалет. "Иди и чувствуй где-нибудь в другом месте. Я занята."
Она ворвалась в прохладную, выложенную кафелем тишину туалета. Пусто. Слава богу. Она направилась к раковине, включила кран на полную, плеснула ледяной воды в лицо. Капли стекали по шее под кофту, заставляя вздрогнуть. Усталость давила тоннами.
Дверь с легким скрипом открылась и закрылась. Настя видела в зеркале его отражение. Сынмин. Безупречная улыбка. Янтарные глаза, пристально следящие за ней.
"Я сказала – отвали!" – рявкнула она, не оборачиваясь, вытирая лицо бумажным полотенцем.
"Не могу," – прошептал он, подходя ближе. Его отражение в зеркале стало больше, заполняя пространство за ее спиной. "Ты как магнит, Настенька. Особенно сейчас. Вся такая... влажная. Разгоряченная. Злая." Его дыхание коснулось ее мокрой шеи. "Я просто хочу... попробовать этот вкус. Сейчас. Пока он свежий."
Настя резко обернулась, ее сжатый кулак полетел ему в лицо. "Попробуй это!"
Сынмин поймал ее запястье с нечеловеческой ловкостью. Второй рукой он перехватил локоть. Небольшое усилие – и Настя оказалась прижатой спиной к холодной кафельной стене между двумя раковинами. Их тела соприкоснулись. Его бедра прижали ее бедра, его грудь – ее грудь. Она почувствовала его силу, его тепло, его возбуждение.
"Отпусти, тварь!" – зашипела она, пытаясь вырваться, но его хватка была стальной.
"Почему ты всегда борешься?" – его голос стал низким, хриплым, лишенным обычной игривости. В его глазах горел голод. Не за эмоциями. За *ней*. "Почему не можешь просто... принять?"
"Потому что ты – навязчивый ублюдок!" – выдохнула Настя, но ее голос дрогнул. Близость, его запах – что-то дикое, лесное, смешанное с потом и дорогим парфюмом – одурманивал. Его тело, прижатое к ней, было твердым, горячим. Вопреки воле, где-то глубоко внутри шевельнулось ответное тепло.
"Навязчивый?" – Сынмин наклонился, его губы почти коснулись ее уха. "Или ты просто боишься того, что почувствуешь, если перестанешь бороться?"
Его губы скользнули по ее щеке, к уголку рта. Настя замерла. Сердце колотилось как бешеное. Гнев боролся с чем-то другим. Страхом? Желанием? Она ненавидела его. Ненавидела его власть над ней. Но его прикосновения... они сводили с ума.
"Перестань..." – прошептала она, но это прозвучало как мольба.
"Нет," – прошептал он в ответ. И его губы наконец нашли ее губы.
Не как тогда, в ее комнате. Не как навязчивый захват. На этот раз это был *вызов*. Горячий, влажный, требовательный. Он не просто брал – он *вдохновлял* на ответ. Его язык коснулся ее сомкнутых губ, требуя входа. И Настя... Настя сдалась.
С глухим стоном она открыла рот. Ее руки, еще мгновение назад пытавшиеся оттолкнуть его, впились в его плечи. Не чтобы отодвинуть, а чтобы *притянуть* ближе. Ее язык встретил его в яростном, страстном танце. Она кусала его губы в отместку, а он стонал от удовольствия, глубже погружаясь в поцелуй. Ее гнев, ее ярость, вся накопленная за день энергия выплеснулась в этом огненном контакте. Она целовала его так, будто хотела уничтожить, поглотить, стереть в порошок. А он отвечал ей тем же, его руки скользили по ее спине, прижимая так близко, что дышать было почти невозможно. Звук их тяжелого дыхания, причмокивания, стонов смешивался с шумом воды из недозакрытого крана. Они забыли, где находятся. Забыли обо всем, кроме этого взрыва чувств, этой битвы-слияния.
*Скрип.*
Дверь туалета открылась. На пороге застыли двое: Чанбин с огромным пакетом пельменей в руке (Настя после стажировки требовала "нормальной русской еды, а не этой корейской травы") и Хенджин, держащий два литра колы.
"Насть, мы купили... ОХУЕТЬ!" – голос Чанбина, обычно такой громкий, сорвался на астматический шепот.
Хенджин просто ахнул, роняя одну бутылку колы. Она с грохотом покатилась по кафельному полу.
Звук вернул Настю и Сынмина в реальность. Они разорвали поцелуй, как ошпаренные, но не отпрянули сразу. Их губы были опухшими, влажными, дыхание – прерывистым. Настя увидела в зеркале свое запыхавшееся, раскрасневшееся лицо, ее руки все еще впились в плечи Сынмина. Он стоял, прижатый к ней, его лисьи глаза были темными от страсти и... удивления от ее ответа.
Потом взгляд Насти упал на отражение Чанбина и Хенджина в дверном проеме. Чанбин стоял, как истукан, его челюсть отвисла, глаза вылезали из орбит. Хенджин прикрыл рот рукой, его лицо выражало чистый, неподдельный шок и... дикое любопытство.
Стыд, ярость и паника накрыли Настю волной. Она с силой оттолкнула Сынмина.
"БЛЯДЬ!" – заорала она, ее голос сорвался. – "ЧТО ВЫ ТУТ ДЕЛАЕТЕ? ВЫВОДА! ВЫВОДА ИЗ ЖЕНСКОГО ТУАЛЕТА, УБЛЮДКИ!"
Сынмин, оправившись быстрее, лишь облизал губы, его взгляд скользнул с Насти на ошеломленных друзей. В его глазах мелькнуло торжество и... предупреждение.
"Мы... мы просто... пельмени..." – пробормотал Чанбин, не в силах оторвать глаз от сцены. "А ты... ты с ним... целовалась? Добровольно?!"
"НЕТ!" – соврала Настя, пылая огнем. "Он напал! Я защищалась!"
"Защищалась весьма... страстно," – невозмутимо заметил Сынмин, поправляя мятый воротник футболки. Он посмотрел на Чанбина, и в его взгляде было что-то... насмешливое, после их недавнего лестничного инцидента. "Но да, она права. Мужчинам тут не место. Вы уж извините за... помеху." Он сделал элегантный жест рукой к выходу.
Хенджин, наконец, нашел дар речи. "Мы... мы уходим! Сейчас! Простите! Очень простите!" Он схватил Чанбина за рукав и потащил к выходу, подбирая укатившуюся колу. Чанбин шел, как во сне, оглядываясь на Настю с немым вопросом и на Сынмина с подозрением.
Дверь захлопнулась. В туалете снова воцарилась тишина, нарушаемая только шипением воды и тяжелым дыханием Насти. Она смотрела на Сынмина, ее грудь высоко поднималась, в глазах бушевала буря – стыд, ярость, остатки невыплаканного возбуждения.
"Доволен?" – прошипела она. "Теперь весь мир знает!"
Сынмин шагнул к ней. Его улыбка была уже не игривой, а опасной, хищной. "Не весь мир. Только твои друзья." Он снова приблизил лицо к ее лицу, его голос стал шепотом. "А теперь скажи мне правду, Настенька... Ты защищалась? Или... наконец позволила себе *почувствовать*?"
Настя не ответила. Она просто впилась взглядом в его губы, все еще чувствуя их жгучее прикосновение на своих. И в тишине женского туалета, пахнущего хлоркой и ее собственным возбуждением, она поняла, что убежать от этого – от него – ей уже не удастся. А Чанбин и Хенджин, выбежавшие на улицу с пакетом пельменей и бутылкой колы, только переглядывались, не в силах вымолвить ни слова. Они только что увидели то, во что никогда бы не поверили. Настю, целующую Сынмина. Добровольно. Страстно. И это меняло все.