Часть четвертая
Внутри было темно и сыро, как в холодной пещере, и почти не было света. Хоакин смотрел себе под ноги и видел только лепестки бархатцев: дорога вилась под его невидимыми ногами и будто петляла между грубыми необтесанными камнями, покрытыми влажной тиной.
— Пойдешь дальше, — подсказал старик, останавливаясь чуть позади Хоакина, — по тропе из мертвых цветов. Попадешь прямо к Шибальбе.
Перспектива встретиться лицом к лицу с богом Смерти Хоакина не обрадовала. Он снова заметил, что за спиной у него словно никого не было, кто должен был оберегать его от таких бед.
— А вы не поможете мне?
— Тебя я не брошу, — загадочно сказал старик и... тут же растворился в воздухе с тихим вздохом, словно его и не было.
Оставшись наедине с дорогой и страхом, Хоакин ничуть не осмелел и даже рассердился на противного старика за такой поступок и загадки в неподходящий момент. Но не успел он сделать и шага, когда его вновь окликнули, нетерпеливее и злее прежнего.
— Зачем явился, упрямец?
Перед Хоакином в неярком тумане появился немолодой человек в стареньком пончо. Он чем-то походил на отца Хоакина, но выглядел более пугающим. Отец Хоакина всегда улыбался и был приветлив, а этот человек словно смотрел на мальчика с неприятным высокомерием.
Это тоже был Хоакин Мурьета, только пятидесяти двух лет и трех месяцев от роду. Он выглядел уставшим и немного потерянным, но отчего-то Хоакину казалось, будто они знавали друг друга прежде, хотя мальчик мог поклясться, что не видел такого господина в мире живых. Может быть, решил Хоакин, это был другой его умерший родственник, о котором уже забыли?
— Я ищу брата, — сказал мальчик, вскинув подбородок для верности — так он казался себе выше и оттого смелее глядел на незнакомца перед собой.
Только тот фыркнул, пробормотал в сторону пару проклятий таким тоном, каким обычно ругался Даниэль, когда никто из взрослых его не слышал.
— Нечего тебе здесь делать, мальчишка. Иди домой, уж там-то тебя ждут.
Хоакин, может, и не был настоящим взрослым мужчиной, но он определенно был сообразительным малым и, надо признать, отличался смекалкой, что делала его на голову выше сверстников в те минуты, когда это было ему необходимо. Поэтому, услышав уже знакомые предостережения в свою сторону, мальчик почти не испугался и не дрогнул.
— Я пришел за младшим братом, Алехандро Мурьета. И я уйду только с ним.
— Уйду-уйду, — забормотал господин, почесывая отросшую щетину. У него были грязные руки и морщинистый подбородок, который сминался под его пальцами глубокими некрасивыми складками. Хоакин подумал, что таким никогда не захотел бы себя увидеть.
Наш смекалистый герой все еще не догадывался, что видит перед собой свою взрослую, постаревшую версию. Возможно, таким было бы его будущее, а возможно, и нет. Нет-нет, не задавайте мне эти вопросы, на них и у меня не найдется правильных ответов.
— У тебя уже есть сын и есть дочь, и оба выпили из тебя крови немерено, — ворчал господин, пока Хоакин морщился, хмурился и строил самые странные рожи в темноте, считая, что его не увидит пара заплывших от усталости глаз. — Зачем тебе еще и младший брат? Наверняка он вырос нахлебником и запросит с тебя денег, ведь вы же семья.
— Вы говорите какую-то неправду, вы сами все выдумали, — насупившись, бросил Хоакин себе под ноги, но ворчливый господин услышал его и вскинулся больше прежнего.
— Как же, знаю я Алехандро! Хоть и не виделись с ним лет сто, все такой же упрямец! Прямо как все Мурьета!
Тут уже у Хоакина не осталось сомнений, что он встретил очередного родственника. Но, сколь бы уважаемым при жизни человеком ни был этот господин, у мальчика не было времени на разговоры с ним.
— Вы поможете мне найти брата? Если нет, то мне не о чем говорить с вами, сеньор.
Он помолчал и добавил, подумав, что и мире мертвых он не должен забывать о манерах:
— Извините меня.
То ли вежливость, то ли некая робость, которая все же заполняла все тело упрямца Хоакина в моменты, когда ему было страшно, одиноко или грустно, побудила усталого Хоакина Мурьету покачать головой и вздохнуть — так, словно он все еще был живым в этом мире.
— Ладно, дьявол с тобой, малец. Я проведу тебя к Шибальбе. Идем.
И молча, не посмотрев, пойдет ли с ним мальчик, Хоакин Мурьета пятидесяти лет от роду поплыл вдоль дороги из рыжих бархатцев, огибая склизские валуны и бахромы, сползающие с высокого свода пещеры, предвещавшей дворец бога Смерти.
Хоакин следовал по пятам, ведомый самим собой, и осматривался с интересом, присущим мальчишкам его возраста. Теперь, не особо скованный страхом, он высматривал в темных очертаниях камней пещеры что-то, похожее на то, что есть в мире живых, или же совсем странные силуэты, которые водились в мире мертвых.
Ничего подобного в пещере Шибальбы отчего-то не было. Были скользкие липкие камни высотой почти с Хоакина или достающие ему до пупка. Были слезящиеся сосульки, свисающие со сводов. Был холод и мерный стук капель, противный, словно это по лужам шлепали лягушачьи лапы. И был зеленый туман, что стелился под ногами и скрывал невидимые ступни Хоакина.
Пещера Шибальбы была неприятным местом, откуда хотелось поскорее уйти.
— Тебе вперед, — неожиданно сказал — выдохнул — усталый господин. Хоакин видел его слабо (здесь по-прежнему было сумрачно и подсвечено несмелым зеленым светом).
— А вы? Не пойдете со мной дальше?
Спросил Хоакин это с надеждой, которую уже не пытался скрывать. призрачный мир крал у него все больше сил и смелости и превращал с каждым шагом в маленького мальчика, каким Хоакин, как он желал бы, уже не был.
— Далее тебе предстоит идти одному. Но я не брошу тебя.
Усталый Хоакин Мурьета растворился в клубах тумана, так и не открыв мальчику правду о себе.
***
За пещерой следовала узкая тропа, уходящая вниз под гору. Хоакин подозревал, что она тянулась вдоль хребта, повторяющего горный массив из мира живых, но здесь острые пики смотрели в пропасть, плюющуюся ядовитым зеленым дымом. Мальчик не был уверен, что именно по этой тропе прошел Алехандро, ведомый кем-то незнакомым Хоакину. Может, и не следует ему ступать вниз?..
— Либо иди вперед, либо возвращайся, — прозвучал над ним слабый вздох.
Почти не удивившись, Хоакин вскинул голову и только тогда заметил, как из зеленого света прямо в воздухе перед ним возник силуэт. Это был средних лет задумчивый человек, мужчина. Хоакин не догадывался, но это тоже был он.
Этот Хоакин Мурьета, двадцати семи лет и двух месяцев от роду, показался мальчику уставшим и сердитым, он много сутулился и был совсем худым.
— Ах, dios! — воскликнул настоящий Хоакин. — Я всего лишь хочу найти брата!
— Зачем тебе брат, — протянул уставший Хоакин, — если ты не видел его пять лет и не интересовался тем, как он живет?
Хоакин рассердился — больше, чем удивился.
— Это неправда! Я видел его сегодня вечером перед тем, как он ушел с мамой и папой на праздник!
— И почему же ты, упрямец Хоакин, не пошел вместе с ними?
— Потому что...
Потому что посчитал себе взрослым для Dia de los Angelitos. Потому что песня для Элены показалась мне важнее семейного праздника.
«Но я так не думал на самом деле», — решил Хоакин, вслух не признавшись в этом. — «Я просто хотел поскорее стать взрослым».
— Ты хотел оставить Алехандро одного на День Ангелочков.
— Неправда! — снова возразил мальчик и даже затопал ногами.
— Ты уехал из Аламоса в надежде стать знаменитым музыкантом и позабыл о семье. А семья вычеркнула тебя из своей памяти.
— Что?..
— И ты совсем не писал Алехандро и не думал о том, как он живет, — продолжил уставший мужчина и, помолчав, добавил, — и не ответил ни на одно его письмо. Ты был плохим старшим братом.
— Неправда, — повторил Хоакин, но уже менее уверенно. Голос у него снова дрогнул и стих. — Это неправда, вы все врете...
Если бы это был совсем незнакомый человек, то Хоакин упрямился бы, как бык, и кричал на него, и точно не стал бы слушать неприятные лживые сказки о нем самом и его брате. Но этот человек, стоящий прямо перед ним и закрывающий ему путь к Алехандро, не казался таким уж незнакомым, и его голос задевал самые пронзительные струны в душе мальчика, подавлял его желание спорить и ослаблял волю.
— Я не бросал Алехандро, — всхлипнул, не сдержавшись, Хоакин. — Я пришел за ним в мир мертвых, чтобы вернуть обратно...
— Хорошо, — сказал вдруг уставший мужчина. — Если ты пообещаешь мне не забывать о брате, то я проведу тебя дальше, к нему.
Хоакин уже пообещал старику не забывать о брате и поклялся пожилому господину, что вернет Алехандро. И не мог он не согласиться со словами этого уставшего человека.
— Я обещаю! — воскликнул мальчик изо всех сил, так что его крик эхом разнесся по горному хребту и ускакал к вратам, которых с места Хоакина не было видно. — Идем!
Уставший Хоакин повел мальчика дальше, а со стороны врат в ответ полетел по воздуху слабый вздох...
***
У подножия гор уставший человек покивал Хоакину, указав на кованые ворота из матового черного металла с зелеными драгоценными на вид камнями. Они складывались в узор или проклятие на древнем языке бога Смерти — или же не значили ничего, кроме драгоценных камней.
— Дальше мне идти одному? — спросил Хоакин, впрочем, не пытаясь даже удивиться.
Человек кивнул.
— Удачи тебе, Хоакин Мурьета. Сделай правильный выбор.
Хоакин наблюдал, как он исчезает прямо перед воротами, с уставшим, измученным уже видом. Он хотел есть и хотел спать. Но больше всего он хотел увидеть Алехандро, чтобы схватить его и притащить в мир живых к семье. Он хотел, чтобы мама обняла его, а папа потрепал по голове и сказал:
— Молодец, мой сын!
Но рядом с ним не было ни мамы, ни папы, ни Алехандро. И его ждали очередные врата во дворце Шибальбы.
Он коснулся их рукой и тут же почувствовал, как рука проходит сквозь массивный металл, ощутив только легкий холодок. Наверное, такими были все врата в мире мертвых...
Хоакин пожал плечами — страха уже не было, была лишь усталость — и прошел через врата, попадая, наконец, в залы бога Смерти.
Это был узкий вестибюль, похожий на церковный, который был в храме святого Петра на площади Армас. С высокими сводчатыми потолками, с узкими колоннами по краям. Только выглядывающие из тени арок каменные горгульи пугали своим величием и чудовищной правдоподобностью, словно были живыми.
Стараясь не смотреть на них, Хоакин пошагал вперед.
— Алехандро? — несмело, боясь разбудить чудовищ и привлечь внимание Шибальбы, позвал мальчик. Ему никто не ответил. — Алехандро?..
Хоакин прошел весь зал и уперся в ведущую к трону лестницу, широкую и с высокими ступенями, усыпанными лепестками бархатцев. Трон с резной спинкой, украшенный профилями Катрины, пустовал.
Когда Хоакин решил, что ему следует пойти дальше, обогнуть королевское место, заглянуть за постамент, быть может, его окликнули.
— Эй, hijo!
Хоакин резко заозирался. В отличие от других внезапных его спутников этот, кем бы он ни был, имел весьма знакомый мальчику голос. Так говорил он сам: срываясь на высокие ноты, уходя вдруг в неожиданный бас, не контролируя голосовые связки и немножко из-за этого злясь.
— Кто?.. Кто здесь?
Вокруг не было ни души; ни живой, ни мертвой. В воздухе плясали редкие рыжие лепестки, оседая на плечах Хоакина.
— Еще не догадался, дурак?
...дур-рак... дур-рак...
Мимо Хоакина, обдавая его легким холодным ветром, пронеслась чья-то тень. Зависла перед троном, словно раздумывая, и вдруг уселась прямо на него. Обернулась человеческим силуэтом, закинула ноги на узкие подлокотники и очень знакомо захохотала.
— Ты?.. — не веря своим ушам и глазам — хотя, казалось, ничего более удивить его в этом мире, равно как в и своем родном, уже не могло — выдохнул Хоакин.
Тень перестала смеяться, покачала головой и вдохнула. Тут же у нее появились плотные ноги и руки, тело налилось цветом, и голова обрела лицо. Его лицо. Лицо мальчика Хоакина Окоморениа Мурьеты.
— Ну здравствуй, негодник Хоакин, — поздоровался с мальчиком он сам. Хоакин стоял внизу, у первой ступени, а его тень, его копия, восседала на троне Шибальбы и скалилась совершенно незнакомой Хоакину улыбкой.
— Это ты забрал Алехандро! — догадался мальчик (а я уже говорил вам, что он был смышленым малым).
— Нет-нет, — развеселился бог Смерти. — Я всего лишь позаимствовал тень упрямого мальчишки, который отказался идти на мой праздник. А твой младший братишка увязался за мной в мир позабытых. Как же я мог оставить его одного на дороге из бархатцев?
Хоакину не было страшно. Хоть он и понимал, что теперь видит перед собой Шибальбу в образ себя самого, хоть и знал, чем грозит живым встреча с богом Смерти, сейчас он не боялся. Видимо, в этом была ошибка Шибальбы: он предстал перед уставшим подростком мальчишкой с его лицом, его же тенью. А подростки, как известно, не боятся себя, они боятся мира вокруг.
— Верни мне брата, Шибальба, — потребовал Хоакин. И вновь вспомнил о вежливости и добавил: — Пожалуйста.
— Верну. Если станешь моим преемником.
Шибальба качал ногой в воздухе, ногой Хоакина, одолжив облик Хоакина, и, похоже, совсем-совсем не шутил. Он улыбался, гримасничал и не походил на настоящего Хоакина, а был взрослым в теле ребенка. И Хоакин Мурьета, четырнадцати лет и пяти месяцев от роду, очень ясно это увидел.
— Я забрал твою тень, поскольку она была тебе не нужна в День Мертвых. Я забрал твоего брата, поскольку он был тебе не нужен в День Мертвых. И я могу забрать твою жизнь. Она тоже будет тебе не нужна.
— Неп-правда, — запнулся Хоакин. Он уже не чувствовал половины своего тела и знал, что время его на исходе, и знал, что часы, отмеренные ему в мире позабытых, истекают. Как только пробьет полночь, Хоакин Мурьета не сможет вернуться в мир живых к своей семье.
А ведь он очень хотел вернуться и быть живым.
— Все, кого ты здесь встретил, — сказал Шибальба, — все, кого тебе предстоит встретить... разве они не показали тебе, каким жалким человеком ты вырастешь? Разве не понял еще, что в будущем не ждет тебя великая слава и прекрасная жизнь?
Хоакин уже понимал, что Шибальба тянул время, и хотел поскорее избавиться от его надоедливых вопросов. Ему стоило отыскать Алехандро, пока не настала полночь. Ему стоило бросить разговоры с богом Смерти, и кинуться на поиски брата.
— Я не буду таким, как они! — воскликнул Хоакин. Терпением он не мог похвастаться с самого детства и этим, должно быть, впечатлил Шибальбу, который в тот праздничный день всего лишь искал повод для развлечения.
— А каким будешь? — участливо спросил бог. — Умным? Примерным? Добрым? Заботливым?
— Именно, — кивнул Хоакина. — Я буду умным, буду добрым и буду заботливым старшим братом.
Шибальба покачал головой.
— Ты сейчас и вполовину не такой, каким хочешь стать. А начинать надо было давным-давно. Сейчас же ты упрямый, заносчивый, высокомерный мальчишка, который хочет казаться взрослым и пропускает семейные праздники ради своих капризов.
Верно. Хоакин зажмурился в надежде, что не услышит всей правды, но Шибальба знал все и все видел. И Хоакина, уже полупрозрачного почти-мужчину, он видел насквозь.
— Знаю, — неохотно признал мальчик, чем удивил бога. — Но я не стану умолять тебя поверить мне. Я просто прошу вернуть брата. Я хочу вернуть его домой. И вернуться самому...
Открою секрет, который известен только мне и моей жене: Шибальба уже давно простил и поверил в мальчика, иначе не устраивал бы ему проверок и не давал в помощь спутников из будущего Хоакина. В тот момент, когда почти-мужчина признал свои недостатки и покаялся самому богу Смерти, Шибальба хотел ответить ему, как подобает, но не успел.
Вокруг его трона вдруг заклубился красный туман, из ниоткуда зазвучал громкий, разгневанный голос. Он почти завопил:
— Шиба-альба-а-а!
Бог Смерти испуганно ойкнул и тут же исчез.
Потому что за ним, прознав от позабытых призраков Антонио Мурьеты и его жены о его забавах над живыми мальчиками, явилась его суженая, жестокая и прекрасная Катрина.
«Неужели снова?!» — с нарастающим отчаянием подумал Хоакин. Перед ним из густого красного тумана вырастал — еще один — силуэт.
— Дай угадаю, — выдохнул мальчик, как только у силуэта-тени появились очертания головы и угловатых плечей. — Тебя зовут Хоакин Окоморениа Каррильо Мурьета, и ты пришел, чтобы показать мне...
— Катрина, — ответил силуэт неожиданно женским голосом, и очередь из сердитых, стонущих, несчастных слов вдруг споткнулась в горле Хоакина.
— Меня зовут Катрина Калавера.
Она была высокой и тонкой, с белым, словно глиняным лицом, разрисованным красным и желтым золотом, с алыми губами в глубоких гладких трещинах, что тянулись от рта до самых острых скул, с лепестками flor de muerto на подбородке и шее, тоже белой.
И она вовсе не была живой женщиной.
— Больше никого не будет, мальчик. Я пришла за тобой.
Она шагала к застывшему мальчику с лестницы и вела за руку его младшего брата, почти угасшего и жутко уставшего.
— Алехандро! — вскрикнул Хоакин и, даже не пытаясь удержать себя на месте, кинулся к брату.
— Хоакин, ты пришел!
Они обнялись, Хоакин крепко прижал к себе Алехандро, поднял с земли, внезапно ощутив себя полным жизни и силы. Они становились все ярче, наливались цветом и светом, и катрина, видя это, облегченно кивала.
— Спасибо!.. — взглянув на Катрину, поблагодарил Хоакин. Он плакал от радости и не стеснялся этого, не сейчас, когда, наконец, нашел брата.
Катрина улыбнулась им обоим и потрепала маленького Алехандро по голове.
— Идите к себе, chico. Шибальба не тронет вас более.