Мы существуем

Лето выдалось не просто засушливым, а смертоносным. Дождей не было с апреля. Горели торфяники, и воздух над селом напитался гарью. Выжгло траву и иссушило деревья. То, что лесной хранитель спас ценой собственной жизни территорию, стало известно первого июля. Обессиленные животные выжили, и ручей наполнился питьевой водой, но хранитель погиб.

Кириллу о произошедшем по секрету рассказал домовой — неплохой, но больно уж правильный старикан, — и юноша помчался в лес, забыв даже зашнуровать кроссовки. Он почувствовал морозец по коже, едва ступил на ничейную территорию. Поежился и двинулся прямиком к старшему хранителю.

— Возьмите меня в ученики, — требовал Кирилл, скрестив руки на груди. — Я всему обучусь.

Вороны, облепившие ветви дерева хранителя, склонили головы набок, оценивая. Но старший хранитель даже слушать не хотел мальчишеских просьб.

— Твои родители души в тебе не чают, а ты упрашиваешь убить себя ради глупой блажи? — рокотал он. — Лес и без тебя справится.

— Я не умру! — поспорил Кирилл, раздражаясь.

Ему не нравилось, когда что-то шло не по его правилам.

— Для них — умрешь. Ты всё позабудешь о человеческой жизни. Даже не проси. Нет. Мы в долгу перед Зоей Ивановной и не можем отобрать её правнука.

— Это ваше окончательное решение? — сквозь зубы спросил Кирилл.

— Именно.

Кирилл развернулся на пятках и ушел, не оглядываясь. Едва удержался от того, чтобы нахамить хранителю. Знал, чем чревато, а потому помалкивал. Но он был зол так, что злоба клокотала под ребрами. Что за глупое нежелание? Лесу нужен хранитель, хотя бы ученик!

Нужен, и точка.

— Не куксись, Кирюша, — доносилось до него с шелестом палых листьев, что устилали землю пестрым ковром. — Пойми, мы заботимся о тебе.

Да только сдалась ему эта забота!

Кирилл тряхнул головой, отгоняя голос старшего хранителя.

Он помогал ничейной земле, чем умел. Проводил там дни и ночи, надеясь, что хранители передумают. Забыл и про мать, и про отца — обо всем позабыл. Видел, как гибнет лес — и не мог спать от грусти, щемящей сердце.

Тем жарким — сводящим с ума — августовским днем Кирилл расчищал ручей от камней и сора. Поток воды и так был слаб, ну а в замусоренном русле — ничтожен. Его не хватало, чтобы напитать корни растущих на берегу ив.

Кирилл весь вспотел, стянул бесполезную майку и замотал ею волосы. Солнце не щадило. Лучи выжигали землю под ногами.

— Здравствуй, мальчик, — услышал он тихое, почти неразличимое.

Кирилл осмотрелся, но ни вблизи, ни вдалеке никого не было.

— Кто ты? — поинтересовался недоуменно.

Голос обволакивал рассудок и исходил, казалось, из-под толщи земли. Быть того не может! Кирилл склонил голову, прислушиваясь.

— Мы — те, кому не обойтись без твоей помощи. Мы давно за тобой наблюдаем. Ты хороший. Иной. Отличный от людей. Помоги!

— Нам не обойтись без тебя, мальчик, — забормотало всё кругом.

— Мы погибнем, — шуршал камыш.

— Мы не выживем зимой, — слабо журчал иссыхающий ручей.

— Спаси нас, — молили ивы, силясь коснуться Кирилла ветвями.

Юноша заткнул уши пальцами, но голос облепил «гусиной кожей» позвоночник, молотился в висках кровью. Он был повсюду. И он взывал к Кириллу. Никогда раньше природа не говорила с ним напрямую, но никогда раньше не гибли хранители, оставляя свою территорию беззащитной.

— Что я могу сделать?

— Освободи нас, — просил подземный голос. — Мы заточены под землей, нам не вырваться. Нам с трудом удалось пробудиться от векового сна. Но мы совсем слабы. Мы скоро погибнем...

— Вы — это кто?

Голос ответил без промедления:

— Духи, защищающие леса.

— А хранители? — окончательно запутался Кирилл.

— Хранители не терпят нас и даже не называют наших имен, потому что боятся потерять свою власть. Но условия их правления неприемлемы. Природа не сумеет перезимовать, а они даже не шелохнутся, ибо думают не о лесе, а о себе. Они держат лес в страхе. Разве это справедливо?

Несправедливо! Ни капли. И то, как хранители обошлись с Кириллом — несправедливо вдвойне. Они посмеялись над ним. Раз человеческий мальчик — значит, по их мнению, бесполезен. А что полезно? Бездействие? Земли пересохли — а они сидят в своих деревьях, повторяя: «Ради спасения многого нужно жертвовать малым».

— Ты поможешь? Нам не к кому больше обратиться, — слезно вопросил голос из-под земли.

— Как мне освободить вас? — спросил Кирилл, поглаживая ивовую веточку пальцами. — Я готов на всё, только скажите.

И камыш, и ива, и ручей заговорили единым гласом:

— К сожалению, нам не прорваться сквозь оковы, которыми нас сковали хранители. Очень уж они опасаются того, что станут ненужными лесу. Только человеческая кровь, пролитая духом на ничейной земле, может освободить нас.

— Почему?

Кирилл напрягся. Никогда ранее он не слышал об обрядах на крови, а уж тем более спасительных. Кровь ближе к темной магии, разве не так? Но голос объяснил:

— Потому что если все объединятся против хранителей — настанет наш час. Лишь союз человека и духа способен разорвать наши цепи. Посуди сам, разве какой-нибудь человек согласится добровольно окропить своей кровью ничейную землю? Никакой. На то и рассчитывают хранители, потому и запрещают рассказывать людям о нас. Они — трусы, жадные до власти. Прости, мальчик. — Голос осип и затух. — Мы так утомились... так тревожимся о судьбе леса. Если ты освободишь нас — мы в долгу не останемся.

Кирилл шел домой, полный сомнений. Он с детства уяснил, что нет никого выше хранителей. Те веками оберегали лес, управляли духами и спасали зверей. Им верили, их опасались, им беспрекословно подчинялись. Но могло ли быть так, что они лгали ради собственной выгоды? Ну а что, кто пойдет против хранителя? Правильно, никто. Хранители поделили лес на части, словно правители. Неугодных духов они уничтожали — обычно за ослушание или провинность, — а ничейной территории ничем не собирались помогать. Почему? И почему отказались принять Кирилла? Потому что не хотели делиться властью?

Ночь он провел без сна, не смыкая глаз, а утром всё для себя решил.