Мы существуем

Влюбилась! Окончательно и бесповоротно. В лукавую улыбку и ямочки на щеках. В то, как Сашка смеялся — запрокидывая голову. В то, что никогда не унывал.

Он учился на втором курсе института (на какой-то непроизносимой технической специальности), но об учебе рассказывал нехотя.

— Не будем о грустном, — кривился, если Злата начинала расспрашивать.

Но ей-то до зуда хотелось слушать, пусть и про сложные сессии, и про унылые до зевоты экзамены! Ей нравился тембр его голоса и манера речи. Сашка говорил по-взрослому. Вдумчиво, спокойно. Никогда не глотал окончаний слов и не сбивался в середине фразы.

Он был всего на два-три года старше одноклассников Златы, но по ощущениям — на десятилетие. Умный, рассудительный, а главное — без глупых предрассудков.

— Ведьм не бывает, — отрезал он, когда Злата рассказала об издевках одноклассников.

— Не бывает, — повторила девушка, уверяя в том саму себя.

Они не таились. Гуляли, обнявшись, по улочкам села, вечера проводили на берегу реки. Сашка играл на гитаре, Злата подпевала. Грелись в лунных лучах как в солнечных, а когда окончательно замерзали — разводили костер.

Разумеется, бабушка всё прознала — селянки, у которых она покупала свежее молоко, разболтали. Тем только дай волю посудачить! А уж про обычно примерную Злату языкастые женщины мигом навыдумывали всякого. Потому в один из вечеров, когда Злата вернулась домой, счастливая донельзя, на кухне её встречала Зоя Ивановна. Она не осуждала, но сказала с упреком:

— Оно тебе не надо.

— Что не надо? — Злата лениво помешивала сахар в чае. Она так наплавалась за вечер, что даже думала со скрипом.

— Рано тебе с женихами расхаживать, да ещё ночами. К школе бы лучше готовилась, коль свободного времени навалом!

В крошечной кухоньке, где едва помещался обеденный стол да два стула, не считая печи, разом стало тесно и неуютно. Запахло неминуемой ссорой: солоноватый такой запашок, наэлектризованный.

— Не тебе решать, рано или нет! — Злата брякнула ложкой. — У тебя-то самой был жених?

Зоя Ивановна, сколько Злата помнила, всегда жила одна. Гордая до невозможности, она ни у кого не просила помощи, даже в голодные, неурожайные, засушливые годы. Всю зиму прожить на кореньях и картошке — ну и что, зато ни к кому не придется идти да кланяться в ноги. Бабушка не терпела слабости: ни своей, ни внучкиной. Она была строга, а иногда несправедлива, и нисколько не походила на родителей, на которых жаловались — вот глупцы! — остальные дети. В детстве бабушка не кормила Злату конфетами и не покупала ей сандалии, расшитые цветами. Бабушка учила внучку тому, что на помощь никто никогда не придет. Но Злата ей не верила: ни в детстве, ни сейчас.

Услыхав про жениха, Зоя Ивановна поджала морщинистые губы. Взгляд её потяжелел, плечи опустились, а голос наполнился скрипучей горечью.

— Был или не был, но не в пятнадцать лет.

— Почти шестнадцать! — перебила Злата с вызовом. — Я имею право на любовь!

— Маленькая ты, ох, маленькая. Натерпишься от любви своей бестолковой, наделаешь глупостей. А бросит он тебя? Выдержишь?

Злата заиндевела. Как это бросит? Куда? Им же хорошо вдвоем. Они заканчивают друг за другом предложения, угадывают мысли. Когда Сашка щекочет Злате затылок дыханием — она тает как мороженое в жаркий полдень.

— В сентябре он уедет в город учиться, — заботливо подсказала Зоя Ивановна, присаживаясь на краешек стула. — А ты останешься тут совсем одна. Он про тебя и думать забудет, найдет горожанку под стать себе, а ты будешь страдать и еженощно реветь в подушку. Уж поверь той, которая жизнь прожила и сама дочь воспитала.

Каждое новое слово резало по живому. Но Злата, заткнув уши пальцами, помотала головой. Зажмурилась до пятен перед глазами. Глупости это всё! Ни к чему Сашке бросать её, ведь общаться можно и по переписке. Злата будет писать ему длинные письма. Еженедельно писать, а то и чаще. А Сашка расскажет о том, как в город пришла красно-золотая осень. Коротенько напишет о сданной сессии, а длинно — о том, сколько новых мелодий выдумал и какие стихи сочинил за время разлуки. В каникулы они непременно свидятся. Всё так и будет.

Да только бабушкины слова намертво въелись в сознание. Они звучали там безостановочно, точно насмешка над всей жизнью Златы.

— Глупости! — вспылила она. — Ты специально наговариваешь!

— Помянешь ещё мои речи, да поздно будет, — сказала бабушка, выходя из кухоньки и оставляя внучку одну.

Злата так обиделась, что два дня сухо здоровалась и прощалась с Зоей Ивановной, бесед не вела, за едой не засиживалась, а помогала как из-под палки. Сашке она, разумеется, ни о чем не рассказала. Но посматривала искоса и представляла их будущее. Обязательно в городе, среди многоэтажных домов и суетливого люда.

Она распланировала всё-всё. Знакомство с его родителями, учебу в институте. И то, как бабушка на их свадьбе — ну а что, любви без свадьбы не бывает — извинится перед Златой, потому что была неправа.

Она распланировала всё в мелочах и жила лишь своими планами, грезила о будущем во сне и наяву.

Зря.

***

Странно, что Сашка предложил ей прогуляться тем жарким августовским полднем. Ему нравились их вечерние встречи, когда закатное солнце скрадывало неровности и недостатки, заливало лица алыми красками. А тут днем, да ещё на виду у сельских сплетников. Что он удумал?..

Злата отпросилась у бабушки, наскоро собралась и побежала к нему, ожидающему у центрального колодца. Каблучки потертых, но симпатичных туфелек стучали по плавящемуся асфальту, запах свежескошенной травы заплетался в волосах.

Сашка пялился вглубь колодца, словно выискивал там что-то. Он даже не заметил, как подбежала Злата. Девушка прикрыла ему глаза ладошками и чмокнула в щеку, а Сашка, развернувшись, дотронулся до места поцелуя, точно стирая его с кожи.

— Я уезжаю завтрашним утром, — его глубокий голос был безмятежен. — Извини.

Злате почудилось, что Сашка толкнул её в спину да с обрыва. Такими молниеносными и неожиданными были его слова. В них не звучало разочарования или надежды на скорую встречу. Сашка не добавил, что будет писать или о том, как приедет ближе к зиме. Промолчал обо всем, позволяя додумать самой. Он теребил букет ромашек, которые принес с собой, но почему-то не отдал, и смотрел вниз, на запыленные носки своих ботинок.

Злата беззвучно плакала.

Выдуманная ею сказка оборвалась внезапно, как пластинка в стареньком патефоне, валяющемся на чердаке. Права была бабушка, предрекая худшее. Всё, конец. Пути-дороженьки разойдутся, Сашку затянет город, и про сельскую дурнушку он вскоре позабудет, а той разве захочется существовать без тепла его рук?

— Пройдемся? — нерешительно предложил Сашка, мусоля в пальцах несчастный букет.

Зачем? Чтобы стало хуже? Чтобы отсчитывать секунды до расставания и ходить с наклеенной улыбкой, изображая радость?

Незачем им прощаться. Незачем в последний раз гулять. Будет больнее.

Злата побежала, не разбирая дороги. Чуть не врезалась в доярку-Машку, и та бросила вдогонку парочку крепких словец. Запнулась о камень и чуть не рухнула с каблучков. Свернула с дороги в огороды и понеслась сквозь них, вытаптывая чьи-то грядки. Туфли утопали в земле. Злата вслушивалась в ветер, подгоняющий в спину, и надеялась разобрать в его жалостливом пении шум мальчишеского шага. Но позади было тихо и пусто.

Она обернулась. Никого. Сашка даже не пытался её догнать. Он остался у колодца, а может, со спокойной совестью вернулся домой. О чем ему беспокоиться? Красавец, балагур, а как на гитаре играет — оторопь берет. Он позабавился с дурехой-Златой, точно сытый кот с отощалой мышью, а после расстался с ней без сожалений. Даже цветы не стал дарить — не заслужила «мышка» прощального букетика.

Злата рухнула на колени. Пальцы перебирали комья земли. Мир вокруг помутнел от слез.

Она не помнила, как добралась до дома и говорила ли ей что-то бабушка. Упала на кровать и провалилась в сон. В непроглядной тьме чьи-то пальцы осторожно перебирали гитарные струны, то замедляясь и почти обрывая звук, то ускоряясь до головокружения.

Посреди полуночной дремы ей показалось, что она расслышала два голоса: скрипучий, как несмазанные петли, бабушкин и хрипловатый Сашкин. Но с чего бы ему идти сюда, да ещё болтать с Зоей Ивановной? Они ж друг дружку даже не видели, потому что ребята всегда встречались подальше от дома.

Сны издевались над Златой.

А разбудила её гроза. Дождевые капли барабанили по крыше. Сверкала серебром молния, и гром бухтел невдалеке как ворчливый старик. Злата протерла кулаками глаза, саднящие от ночных слез, и потянулась до хруста. Кости ломило как в болезнь, да только заболела Злата совсем не простудой. От её хвори не помогли бы ни чудодейственные отвары, ни припарки, ни аптечные пилюли. Теперь-то Злата знала наверняка, что любовь — заболевание смертельное.

— Иди завтракать! — Бабушка постучала ложкой в стену.

Злате кусок в горло не лез. Не хотелось ни есть, ни пить, ни даже шевелиться. После завтрака она рухнула обратно на соломенный матрас, уткнулась лицом в подушку. Пыталась уснуть, но не могла. Ничего не могла и не хотела. Только превратиться в пыль и развеяться по ветру, а лучше — самой стать ветром, чтобы повсюду сопровождать Сашку.

Но после неисполнимые желания сменились опустошенностью.

Неделя тянулась настолько медленно, будто часовые стрелки прилипли к циферблату. Солнце скрылось за тучами, и всё предсказывало холодную осень. Бесконечными дождями затопило подходы к дому. Река вышла из берегов. В лес не сунешься — утопнешь. Потому Злата безвылазно сидела в комнате и задыхалась от ничегонеделания. Сейчас она была готова выкапывать корешки и толочь в ступке травы, только бы куда-то идти и чем-то заниматься. Но бабушка на все предложения помочь отвечала сухо:

— Сама справлюсь.

Поскорее бы сентябрь и опостылевшая школа. Всё лучше, чем прозябание дома наедине с дождями и мрачными мыслями. От скуки Злата взялась вязать, хотя никогда не умела управляться со спицами. Уж сколько бабушка обучала её мастерству — девушка то путалась, то сбивалась со счета, то раздражалась, когда узор не получался. Но теперь мерный стук спицы о спицу успокаивал, пусть из-под них и рождался кособокий шарф.

— Погодка расчудесная! — вдруг заявили снаружи, через приоткрытую форточку.

Злата от неожиданности выронила клубок ниток, и тот покатился по полу. Неужели послышалось? Но нет. В окне показался Сашка, помахал рукой и спросил, сдувая с носа мокрую прядь:

— Пустишь?

«Нет. Нет. Нет», — умоляло израненное юное сердце.

— Да, — прошептала Злата.

Он, как при первой встрече, промок до нитки. Вода стекала с кончика носа, в ботинках хлюпало. При этом улыбка не сходила с лица, будто Сашка всегда мечтал попасть под ливень. Злата заварила ему крепкого травяного настоя и укутала в одеяло, а насквозь мокрую куртку повесила сушиться на печку. Бабушки дома не было, тем лучше. Уж Зоя Ивановна ни за что не пустила бы того, кто обидел её внучку, на порог.

— Ты же уехал, — напомнила Злата, стуча пальцами по столу, чтобы заглушить биение собственного сердца.

— Уехал, — согласился Сашка, принюхиваясь к настою. — Но вернулся. За тобой, — многозначительно закончил он, отпив из глиняной чашки. — Ну и гадость! — добавил и закашлялся, но чашку не отставил.

— Добавь ложку сахара, так вкуснее, — подсказала Злата и только потом осознала сказанное: — Как это за мной?

Она не поверила ушам.

То ли послышалось, то ли и вовсе происходящее — кошмарный сон. Ей уже снилось, что Сашка увозит её в город, да только в пути начинался ураган, автобус вертело как пушинку. Сашка раз за разом терялся в тумане, а Злата кричала до хрипоты, зовя его, и просыпалась, липкая от пота.

— Очень просто! Поехали со мной! — Сашка обхватил ледяные руки Златы своими, всмотрелся ей в глаза, выискивая во взгляде необходимый ему ответ. — Я всё придумал!

После он рассказал, довольный собой, что ездил в город к отцу, а тот, обладая нужными связями, сумел пристроить девушку в профессиональное училище на повара-кондитера и даже договорился о комнатушке в общежитии.

— Деталей не расскажу, но папа всё утряс. Твой аттестат об окончании восьми классов уже запросили из училища, а в школе пообещали предоставить его в течение недели. Так что отучишься и будешь готовить мне торты или пирожные. М-м-м, с шоколадной глазурью. — Он закатил глаза, заранее предвкушая гору сладостей. — Но я главного не рассказал: мы учимся в двух остановках метро друг от друга. Потому будем видеться ежедневно.

— И папа не удивился, почему ты так печешься о какой-то сельской девчонке? — не поверила Злата.

Она точно спала, даром, что сон был столь схож с реальностью. Даже ущипнула себя за локоть.

— В смысле «какой-то»? — оскорбился Сашка, допив настой и обтерев губы рукавом. — Я про тебя родителям все уши прожужжал, бесштанная.

— Честно?..

— Клянусь! — Он приложил ладонь к груди. — Мать мечтает с тобой познакомиться. Вот скажи, какой смысл уезжать без тебя, когда можно с тобой? — Сашка посмотрел на неё внимательно, а у девушки перехватило дыхание. — Чтобы обходиться редкими встречами раз в полгода? Нет, я не согласен.

После они грелись у печки, шепча друг другу на ухо разные глупости, от которых на губах расплывалась улыбка. Ну а когда гроза утихла, Сашка ушел, пообещав вернуться вечером, чтобы вместе составить список необходимых к отъезду вещей.

Оставалось только убедить бабушку. И в этом виделась особая сложность. Ну, не отпустит Зоя Ивановна внучку незнамо куда, да ещё и так сразу. Наотрез откажется даже слушать.

Что ж, тогда Злата сбежит. Она всё продумала заранее.

Когда Зоя Ивановна вернулась в дом, Злата помогла ей раздеться — бабушка окинула внучку настороженным взглядом, точно предчувствуя, что та что-то задумала, — накормила самолично испеченными пирожками.

И уже потом отважилась на разговор.

— Я уезжаю, бабушка, — тоном, не терпящим пререканий, отрезала Злата. — Я поступила в городское училище, где выучусь на кондитера. Вот так. Не отговаривай меня, ладно? Мне тесно в твоем селе. Тут всё мне неприятно. А там меня ждет Сашка. Он любит меня, ясно? Ты ошибалась.

— Ясно. — Зоя Ивановна равнодушно пожала плечами. — Когда поедешь?

Злата даже не надеялась на столь быстрое согласие, а потому оторопела.

— На неделе. Не переживай за меня. Так будет лучше для всех. Но я обязательно приеду на каникулах, — взялась оправдываться она, вдруг почувствовав вину за то, как огорошила бабушку. — Хочешь, ежедневно буду письма писать?

— Ясно, — повторила Зоя Ивановна, очерчивая пальцем каемку тарелки с пирожками. — Счастливого пути. Незачем мне ежедневно писать. Едешь учиться — учись. Набирайся знаний. Главное — не опозорь наш род. Разговор окончен.

Больше они тему отъезда не заводили. Бабушка наедине поговорила с Сашкой о чем-то, пообещала звонить им с райцентра, где стоял телефонный аппарат. Надавала с собой трав и солений — целую сумку!

В день отъезда Злата тряслась от волнения. Убегать от привычного — всегда сложно, даже если о побеге ты мечтал всю свою жизнь. Хочется остаться. Переждать. Трижды всё обдумать. Но Злата понимала: засомневается — и не простит себе трусости.

Сашка ожидал её за калиткой, а Злата прощалась с бабушкой. Та не плакала и не причитала. Обняла внучку крепко, пожелала ей гладкой дороги. Они простились, но у входной двери Злата не выдержала. Остановилась, не решаясь переступить порог.

— Почему ты так запросто отпускаешь меня?

— Я мать твою не пустила, когда она рвалась на свободу, и потому рассорилась с ней на веки вечные. По сей день корю себя за последний наш разговор. Не поверила ей. Не позволила быть взрослой. Быть может, разреши я уехать — она бы захотела вернуться? — Зоя Ивановна тяжело вздохнула. — Ни о чем не тревожься, Златушка. Знай, тут тебя всегда ждут.

— Знаю.

Бабушка махала платочком, провожая ребят. Лес шуршал, и покачивались верхушки елей. Девушка всхлипывала, но не позволяла себе реветь. Все-таки она сама этого хотела. Её мечта сбылась. Но почему тогда так тяжко и неспокойно на сердце, будто то рвет на клочья?

— Всё равно не понимаю, почему бабушка так легко меня отпустила? — поделилась Злата, когда они свернули к дороге.

— А с чего ей не отпускать тебя? Она же сама попросила забрать тебя в город, — удивился Саша и поудобнее перехватил набитую вещами и гостинцами сумку.

— То есть?

— Помнишь тот день, когда я сказал, что уезжаю? — Злата кивнула. — Я думал, что смогу проститься с тобой по-быстрому, потому позвал в село. Чтобы распрощаться было легче. Но... не смог. Вечером я пришел к вам, хотел в последний раз увидеть тебя, но ты уже спала. А Зоя Ивановна пригласила меня на чай и сказала прямо: «Увози её отсюда. Она без тебя пропадет». Тогда-то я и решил поговорить с отцом. Так что, если б не твоя бабушка, не было бы сейчас ни училища, ни нас с тобой...

Злата всё-таки разрыдалась. Она ревела и когда села в автобус, и когда знакомые пейзажи сменились трассой, и когда вдалеке показались первые высотки. А Сашка не просил успокоиться, лишь поглаживал по волосам и нашептывал на ухо:

— Всё у нас будет замечательно.

Так и вышло.