Часть 1. Злата-2
Сашка приехал на лето к своей тетке, маминой родной сестре. Теткиного сына забрали служить куда-то на север, а сама она с домашними заботами не справлялась. Потому днем Саша помогал ей по хозяйству — латал крышу, рубил дрова, утеплял веранду, — а вечером сбегал к Злате, чтобы утащить ту подальше от лачуги, именуемой домом.
Им хватило трех встреч, чтобы прикипеть друг к другу намертво.
— Смешная ты, бесштанная, — подмигивал Сашка, а Злата спорила:
— Штанная я, ещё какая штанная!
На третью встречу — или свидание, кто разберет — она повела его в Волчий грот, глубокую пещеру, где раньше велись работы по добыче кварцевого песка, а сейчас развлекалась местная ребятня. Перед входом Сашка замер в восхищении.
— Неописуемая красота, — сказал он, а Злата загордилась, что привела его именно сюда. — А почему волчий? Тут взаправду волки водятся?
— Не-а, — рассмеялась Злата. — Если и водились когда-то, то их давно распугала молодежь.
— Жаль, — сказал Сашка, но без особого сожаления, потому что шагнул внутрь грота.
Первый десяток метров своды были высокими, а по коридорам можно было идти, широко разведя руки, но чем глубже забредали ребята, тем сильнее сужались проходы. Сталактиты утыкали собой потолок точно десятки кривых зубов. Эхо гуляло по пещере, искажая голоса и звуки. Дробилось. Множилось.
— Ты меня слышишь?! — проорал Сашка первое, что взбрело ему в голову.
— Слышу... слышу... слышу, — отозвались стены с издевкой.
Саша расхохотался, и смех его, чистый и незамутненный, разбежался ознобом по позвоночнику Златы. Вообще-то в пещерах строго-настрого запрещали кричать — а вдруг своды обрушатся? — но правила безопасности совершенно вылетели из головы, потому что рядом находился Сашка.
Они забрались так глубоко, что едва могли протиснуться поодиночке. Фонарик освещал дорогу, но густая пещерная темень скрадывала его свет.
— Дальше — никак, — огорчила Злата. — Иначе заплутаем.
Она развернулась и столкнулась лицом к лицу с Сашей. От неожиданности фонарик рухнул на землю, мигнув и окончательно погаснув. На глаза будто накинули непроницаемую повязку — так темно стало в пещере.
— Саш... — начала Злата, щурясь.
Но он не ответил. Мальчишеские губы оказались совсем рядом, и горячее дыхание обожгло кожу. Чмокнули в щеку, но не отстранились. Коснулись Златиных губ, осторожно, словно с опаской. Злата никогда не целовалась, а потому боялась всё испортить. Но оказалось, что первый поцелуй не так уж и страшен, особенно когда рядом человек, от которого сердце то сбивается с ритма, то стучит часто-часто.
После они сидели на берегу неспокойной реки. Сашка, притащивший откуда-то гитару, наигрывал грустную мелодию. Пальцы его перебирали струны, едва касаясь их, и звук рождался пронзительно чистым. А когда Сашка запел — время остановилось. Не было никого и ничего на всем земном шаре, кроме них двоих. А губы помнили вкус первого — самого важного — поцелуя.
— Может быть, где-то там на другой стороне планеты... — нараспев произнес Сашка. — Где всё чуть добрей к чудакам,
Где луна омывает светом,
Есть такие же мы.
Мы сидим у костра всё так же.
И все наши сбылись мечты,
Только мы на полвека старше.
Мы пройдем этот путь,
Я на север пойду, ты - на юг.
Сердца компас не даст нам свернуть,
Если мы ошибемся вдруг.
И полвека спустя,
Жизнь прожив как и должно,
Долгий путь свой пройдя,
Сяду рядом с тобой осторожно...
Я тебя обниму,
И застынет мгновение вечно...
Обретя тишину.
Ты поймешь, что любовь — бесконечна...
Лишь представь: где-то там,
На другой стороне планеты,
Где всё чуть добрей к чудакам,
И где солнце сияет светом,
Есть такие же мы.
Мы сидим у костра всё так же,
И мечты наши так чисты...
Только мы на полвека младше.
Он замолчал, но Злата боялась выдохнуть — ожидала продолжения.
— А где твои родители? — поинтересовался Сашка, не отрываясь от гитары.
— Кто их разберет. — Девушка пожала плечами. — Мама с бабушкой рассорились давным-давно, когда мама была чуть старше моего. Она сбежала из дома, никаких контактов с бабушкой не поддерживала. Та вообще считала, что мама где-то сгинула. А пятнадцать лет назад, — Злата почесала руку об руку, нервничая, — в дверь нашего дома постучалась мама. Измученная, если верить бабушке: под глазами черные синяки, щеки впали, губы выцвели. Сама тощая, ну, как скелет. А в руках — сверток. Мама сказала, что меня зовут Златой, что родилась я в декабре, извинилась и навсегда ушла.
Так — слово в слово — рассказывала Зоя Ивановна. Возможно, было что-то ещё, о чем бабушка умолчала, но Злата знала только такую историю. В детстве она втайне надеялась, что мама вернется. Часами просиживала у окна, а на любой звук вздрагивала и неслась к входной двери.
— Глупая ты, коль мечтаешь о несбыточном. Бросила тебя бедовая мамаша, — беззлобно журила её Зоя Ивановна, а Злата злилась.
Но годы шли, и уверенность таяла. Вскоре Злата перестала надеяться на чудо, а после и вовсе возненавидела мать за то, что та променяла её на что-то более важное. Но к пятнадцати годам испарилась и ненависть, уступив место равнодушию. Не было у неё матери, и точка. И отца нет, потому что отчество бабушка дала по своему папе.
Злата не заметила, как Сашка перестал играть.
— Прости меня, — сказал он, откладывая гитару и притягивая поближе Злату. — Иди сюда.
— За что? — удивилась она, но с удовольствием пригрелась в мальчишеских объятиях.
— За то, что лезу тебе в душу.
А Злата постеснялась признаваться, что там хватило бы места для двоих. Она бы даже потеснилась, чтобы точно-точно впустить в душу Сашку. И никогда не выпускать его оттуда.
автор стихотворения – Арзамазов Дмитрий Сергеевич