Мы существуем

Глава 2. Без твоей любви нет моей силы

Все сказки когда-нибудь кончаются.

Грустные — точкой.

Счастливые — многоточием.

Злата

Злата наверняка знала одно: она уродлива до безобразия. Ну а как ещё объяснить, что у всех девушек в селе появились воздыхатели, а она совсем одна? Ясное дело: всему виной внешность, от которой парни разбегаются кто куда. Внешность, ну и, возможно, то обстоятельство, что бабку Златы считали ведьмой.

Вообще-то Зоя Ивановна к ведьмам никаким боком не относилась. Она знахарила понемногу, помогала расправиться с хворями всей округе. В благодарность кто мяса притащит, кто молока или масла, а кто побогаче и денег даст — на то и существовала. Уважала лес и умудрялась отыскать в нем редкие коренья, ягоды, из которых варила целебные отвары. Бабушка твердила: «Лес относится к нам так, как мы — к нему».

Но если Злата головой понимала правду, то языкастые мальчишки обзывали бабушку черной колдуньей, а её внучку – ведьмовской приспешницей. За это Злата не терпела ни их, глупцов, ни бабкиного ремесла. Помогала — ну а как не помочь, коль единственная опора? — но безо всякого желания.

Например, сейчас Злата ползала по поляне, заросшей черникой, и бухтела на Зою Ивановну, которая отправила её в самую чащобу вместо того, чтобы пустить в соседнее село с ребятами, в дом культуры, где показывали кинофильм. Злата бы платьишко надела, которое сшила, но никак не представлялось возможности похвастать им перед приятельницами. И не только перед ними. В кино ребят обещал довезти на отцовской «копейке» Санька, а он — первый красавец на селе. Обаятельный, голубоглазый, а как поет... М-м-м... Злату он не замечал, — ограничивался скупым «привет-пока», — а вот на платье в горошек точно бы обратил внимание.

Но бабка сдвинула кустистые брови и заявила сурово:

— Никуда ты не пойдешь. В соседнее село! Одна! Ишь, удумала-то.

— Не одна. Ребята тоже едут! — топнула ногой Злата.

— Вот пусть они и едут куда хотят, а тебя я не пущу.

И так всегда! Скоро шестнадцать лет стукнет, а нельзя ни в кино, ни на танцы, ни в город. Откуда же взяться молодому человеку, если всё общение с ними заканчивается школой, где Злату шпыняют да называют проклятой?

Она поревела, конечно, от обиды и горечи за потраченную напрасно юность, но утерла сопли кулаком и, схватив скребок, ушла в глубь леса. Голодные комары полчищем облепили Злату и мерзко жужжали над ухом. Кусали и в брови, и в шею, и даже сквозь плотные штаны. Как специально налетели, из вредности! Мазь, которую варила бабушка, от них ни капельки не спасала. Злата стукнула себя по лбу — комар в последнюю секунду увернулся — и от негодования отбросила скребок. Черника усыпала поляну темно-синими градинами, которые Злата мстительно раздавила пятой.

Да ну эти ягоды!

Надоело.

Комары, как назло, атаковали с удвоенным упорством. Честное слово, будто ими управлял кто-то.

Злата бросила полупустое ведерко на поляне и быстрым шагом поспешила к дому. Но у самой калитки передумала. Судя по тишине и запертым ставням, бабушки внутри не было. Наверняка, в село подалась или на рынок — а это часа на три, не меньше. Злата вздернула подбородок и, обогнув участок, вышла к воде.

Они с Зоей Ивановной жили у самой опушки, невдалеке от бурной реки с чистейшей — прозрачной настолько, что было различимо дно — водой. Середина лета, солнце невыносимо пекло, и пар от воды был осязаем и сух. Вдалеке, на песчаном берегу, резвилась малышня, отсюда похожая на гомонящие точки. Загорали женщины, явно городские, потому что только у городских такая бледная — почти серая — кожа. И в речку они принципиально не лезут, мол, холодно. Ха! Мерзлячки. Злату от них отделяли массивные валуны, делящие берег на две части: на обжитый пляж и дикий, доступный одной только знахарской внучке.

Купаться без разрешения бабушка тоже не велела, но когда она воротится — Злата давно обсохнет. Проверено многолетним опытом. Если всякий раз безоговорочно слушать Зою Ивановну — можно от скуки помереть или покрыться плесенью.

Как же чешутся укусы, хоть кожу сдирай!

Злата сбросила верхнюю одежку и осталась в нижнем белье. Не раздумывая, бросилась в воду, нырнула с головой. Мир перекрутился. Колючки на миг сковали тело ледяной броней, но Злата сделала мощный гребок — и по венам разлилось живительное тепло. Она вынырнула, отфыркиваясь.

Волосы цвета молодой пшеницы — мать, которой Злата никогда не видела, угадала с именем дочери — налипли на спину. Злата выпустила изо рта фонтанчик воды, счастливая и свободная. Солнце согревало. Даром, что привередливые горожанки ступали в воду одной ножкой и отскакивали с визгом:

— Холодно!

Ерунда-то какая! Жарко. И невероятно хорошо!

— Пока ты купалась, твои штаны уплыли. — Мальчишеский голос ворвался в мирок Златы и разбил его как дорогую хрустальную вазу, какой в доме Зои Ивановны никогда не бывало (но Злата трогала её в гостях у зажиточной одноклассницы).

Она посмотрела, выпучившись и стыдливо прикрывшись, сначала на светловолосого вихрастого парня лет семнадцати, забравшегося с ногами на валун, а затем перевела взгляд на собственные штаны, которые бабушка только-только залатала.

Штаны, надувшись точно парус, плыли вниз по течению. Они были не то чтоб любимыми, но единственными, а потому подарить их реке Злата не могла.

Она погналась за ними, частыми гребками разбивая волны. Но штаны уплывали всё дальше, подгоняемые ветром. Насмешливо колыхались совсем рядышком, на расстоянии вытянутой руки. Но стоило Злате подобраться ближе — вода уносила их прочь. Да ещё, как специально, ногу свело долгой судорогой. Злата перекувыркнулась в воде, вцепилась в ступню ногтями, отгоняя боль. Ойкнула и закусила губу. Судорога отступила, да только штаны было не спасти.

Когда она подгребла обратно к берегу, мальчишки на валуне не оказалось. Ушел куда-то, ну и ладно. Злата, озираясь по сторонам, вылезла, накинула верхнюю одежду и представила, как её засмеют однокашники, если увидят в таком виде: без штанов, зато в галошах и рубахе.

Злата поспешила к дому.

— Да обожди ты! — услышала она сначала голос, а следом и шлепанье ног по песку.

Насквозь мокрый мальчишка — он что, окунался прямо в одежде?! — победоносно размахивая штанами Златы над головой. Та покраснела и, выхватив их, прижала к груди. Мальчишка встряхнулся как дворовый пес. Брызги полетели во все стороны. Брюки облепили его ноги, и теперь он тряс то левой, то правой, повторяя:

— Неприятно-то как.

— Спасибо, — вымолвила Злата и чуть не расплакалась от унижения.

— Больше не теряй, — тоном истинного героя откликнулся мальчишка. — Тебя как звать-то, растеряша?

— Злата, — и потупилась.

Нет, ну будь она в новеньком платьишке в белый горошек и симпатичных лодочках, то не смущалась бы нисколечко. Но так... Позорище-то какое. Селянка-оборванка, вот она кто.

А парень симпатичный. Взгляд глубокий, но ехидный-ехидный. Точно заглянул в самую душу и прочитал её как книгу. На губах играла полуулыбка, и почему-то Злата тоже улыбнулась.

— А я Саша. Ты где живешь, бесштанная?

— Там, — неопределенно махнула рукой Злата.

Не признаваться же, что она — внучка той знахарки, которая обитает в хибаре на окраине леса и в народе зовется ведьмой. Парень из городских, это читается в его осанке и манерах. Он не поймет, обсмеет только.

— Хорошо жить та-ам, — протянул Саша с усмешкой. — Давай провожу. Мало ли, ещё что-то потеряешь. Голову, например.

Ага, чудная складывалась картинка. Злата без штанов, точнее — со штанами, но не в них. И симпатичный до одури Саша, степенно вышагивающий рядом. Оба мокрые, встрепанные. Да её бабушка за такие прогулки ремнем отходит без лишних расспросов!

— Извини. — Злата отвернулась. — Мне пора.

Она поспешила прочь, прижимая штаны как драгоценность. Сердце выпрыгивало из груди, билось у самого горла, силилось улететь что птица, запертая в неволе.

Зоя Ивановна не только воротилась домой раньше обычного, но и притащила забытое Златой ведерко, которое в качестве немого укора поставила у порожка. Девушка спешно напялила штаны в сенях, выжала волосы, намотав их на кулак. И, смиренно склонив голову, отправилась к бабушке.

Удивительно, но та по обыкновению не ругалась, а покачала головой разочарованно — дескать, не ожидала от тебя, моя единственная внучка, подобного — и подала Злате ступку с травами.

— Помогай, — не то попросила, не то приказала.

Злата не стала переодеваться и мыться, чтобы не злить Зою Ивановну пуще прежнего. До самого вечера она помогала ей с отварами, а когда бабушка дала вольную, то чуть не свалилась от усталости. Укусы комаров немилосердно чесались, и Злата расчесывала ноги до кровавых полос.

— Потому-то тебя лес и не любит, — изрекла бабушка, наблюдая за мучениями Златы. — Потому-то и вредит тебе, что ты к нему без уважения относишься. Лес живой, внучка. Он всё понимает. Ты сегодня и его оскорбила своим обращением, и меня крепко обидела.

— Извини меня. — Злата обняла бабушка.

Ей, действительно, стало стыдно. Одно дело — аккуратненько купаться и обсыхать до возвращения Зои Ивановны. А другое — потоптать чернику, потерять ведро (и как бабушка его отыскала?), да ещё и притопать домой мокрой, будто бы выставляя своё купание в насмешку.

— Иди спать, горемычная, — сказала бабушка, погладив Злату по макушке. — Липовый сбор перед сном только попей, чтоб не заболеть.

Сбор был гадко-горьким, но Злата выпила его одним махом и заела кусочком серого хлеба. В крохотной комнатушке — на самом деле, бабушка просто разделила одну большую комнату на две, чтобы у внучки было личное пространство — стащила вещи, сбросила их на пол и, пообещав себе постирать их завтрашним же утром, завалилась спать.

Уже задремала, но в стекло что-то постучалось. Ветка, что ль? Злата подняла голову с подушки, всмотрелась в темноту. Вдруг у окна промелькнула тень, заставив Злата с головой накрыться одеялом.

— Пойдем гулять под луной, бесштанная? — услыхала она язвительный голос, тихий-тихий, но пробирающий до мурашек.

Саша!

Злата колебалась всего мгновение.

Она вылезла из ночной сорочки, переоделась в грязные штаны (хорошо, что не постирала их вечером), натянула свитер и забралась на подоконник. Бабушка крепко спала, посапывая, за стенкой — и о внучкином побеге не подозревала.

Девушка почти вылезла, но запнулась о подоконник и чуть не рухнула в куст крыжовника, растущий под окнами. Повезло, что Саша вовремя подхватил её на руки. Исцарапанные, хихикающие в кулаки, чтобы не услышала бабушка, ребята двинулись к реке, в чьей глади золотом расплескалась луна.