Мы существуем

Её невыносимо тянуло к Диме. Всего час или два без него, а уже хотелось обратно. Необычный он, тем и привлекательный. Не ужасался, не допрашивал — принял Асю такой, какая она есть. По крайней мере, внешне оставался равнодушным. Другой бы начал задавать вопросы или ковыряться в деталях, а он — нет.

Ася бы и рванула к нему домой, как и обещала, но недоброе предчувствие холодило лопатки. Впрочем, лес, обычно чувствительный к неприятностям, безмолвствовал. И солнце выглянуло жаркое, почти летнее, и переговаривались лягушки на кувшинках, и юркий уж полз меж кустарников. Ничто не предвещало беды, и только сердце Аси сдавливало неясной тревогой.

К хранителям с этим не сунешься — им, нагруженным лесными заботами перед долгой зимой, не до нытья одной-единственной лесавки. Оставался леший, мудрый, но не такой занятой.

Куртку она спрятала в норе, переоделась — было в человеческом обличии что-то, что начинало затягивать — и быстрым шагом отправилась к старику-лешему. Тот прогуливался по лесу, скрипя как рассохшаяся древесина, и осматривал владения. Клюкой ощупывал кочки, поглаживал стволы деревьев.

— Толку от вас никакого, девоньки, — прокряхтел он, завидев Асю, и потер поясницу. — Мне досталось сущее наказание, а не помощницы. Одно слово — «лесавки»! Припасы подготовили? Не подготовили. Зверью помогли? Не помогли.

Леший нисколько не ругался, так, бурчал из старческой вредности. По его словам, раньше было лучше, но когда это — раньше — он и сам не помнил, потому что сколько оберегал лес — всегда придирался по поводу и без. Жаркое лето — плохо; прохладное — вообще отвратительно. Осень дождливая — к вьюгам, сухая — к заморозкам.

— У меня дурное предчувствие, — посреди ворчания Лешего влезла Ася и поежилась.

Она рассказала обо всём без утайки — промолчала только про то, как укусила рабочего, потому что тогда леший назвал бы её безответственной, — запинаясь и проглатывая окончания, а леший слушал, не перебивая.

— Ты связалась с человеком, Ася? — грозно вопросил он, когда девушка замолчала. — Неужто запамятовала, чем закончилось предыдущее знакомство для всех нас? Так я напомню: пожаром, гибелью хранителя и ничейными землями. Или охота пойти по стопам Кира и умереть?

«Он не умер», — почти выпалила Ася, но замялась.

Под нравоучительным взглядом хотелось стать маленькой и незаметной, а лучше — окончательно исчезнуть. Лопнуть мыльным пузырем, только бы не оправдываться в том, чем гордилась. Да, она связалась с Димой! Связалась, спуталась — называйте как угодно.

— Я... — Ася попыталась оправдаться и рассказать лешему, какими необычными бывают люди, но тот замахнулся клюкой и чуть не огрел ею девушку по голове.

— Совсем умалишенная! Мало хранителям одной потери, так ещё и ты давай человекам о наших разбалтывай! — Леший тряхнул бородой. — Ася, я про твои шалости хранителям всё поведаю, пущай они решают твою судьбу.

Асю точно окатило ушатом ледяной — почти куском льда — воды. За непослушание хранители могли и уничтожить, причем без всякой жалости. Киру повезло — ученики хранителей были на пересчет, потому он отделался выговором. Но Ася... таких, как она — сотни.

— Пожалуйста, нет! — Она кинулась в ноги лешему. — Мне безразличен человек, клянусь! Я помогла ему просто так... честно... а перед этим сама чуть не утопила... Дедушка!

— Убирайся прочь, — приказал тот, бахнув клюкой о землю. — Видеть тебя не желаю! Хранителям решать, как поступать с предательницей!

Ася бежала, не разбирая дороги. Ноги сам вывели её вначале на трассу, а следом — к деревне. Ну а что, если леший исполнит свое обещание — а старик он принципиальный и слов на ветер не бросал, — то безопаснее места, чем Камелево, нет.

Она лишилась дома, семьи — всего того, чем дорожила. В лесу придется прислушиваться к каждому шороху, ожидая расправу, а тут...

А тут всего-то деревня, полная опасных людей, которые не признают ни слабости, ни пощады. Дима — другой, но он — то исключение, которое лишь подтверждает правило. Да и где жить теперь? Не возьмет же Дима её к себе в качестве домашней зверюшки, а если даже и возьмет — ну и к чему ему кошка, беспрерывно дрыхнущая три месяца в году?

Все-таки Ася тряхнула спутавшимися волосами, поправила одежку. По знакомым улочкам она пробиралась как кошка, даром, что выглядела девушкой. Прижималась к заборам, держась подальше от дороги. Завидев кого-нибудь, отходила подальше.

Эх, каков соблазн, как раньше впрыгнуть через окно и очутиться в тепле Диминой спальни, прикорнуть на мягкой подушке.

Но идти пришлось по-обычному, ногами. Через входную дверь. Ася постучалась, и спустя долгую секунду на пороге появилась мама Димы. Она была миловидна, пусть немного полновата. Короткое каре, чуть накрашенные губы, карие глаза. Эту женщину портила усталость, навсегда изрезавшая кожу морщинами. Не та усталость, что случается после тяжелого дня (а в лесу бывало всякое), а которая затягивает на шее петлю и навсегда поселяется во взгляде.

— К Диме? — скорее не спрашивала, а утверждала женщина.

— Ага. — Ася смущенно заправила прядку волос за ухо.

— Проходи. — Она придержала дверь. — Разувайся, у нас чисто, можно без тапок. Дима! — позвала, повысим голос. — К тебе пришла... — и запнулась.

— Ася, — подсказала девушка скромно.

— Приятно познакомиться, Ксения Владимировна. — Димина мама помогла снять куртку (руки долго не выпутывались из рукавов) и повесила ту на вешалку. — Ася! — продолжила кричать она, а после и вовсе забарабанила кулаками по двери. — Опять в наушниках, что ль?

Она пнула дверь ногой, а следом, цокнув, дернула за ручку. Дверь отворилась. Димина мама заглянула в спальню и озадаченно изрекла:

— А нету ребенка, пропал.

— Как пропал? — отчего-то испугалась Ася.

Не добрались же до него хранители?!

— Ну, ушел куда-то. Когда только успел? Я ж десять минут назад общалась с ним об ужине. — Ксения Владимировна почесала в затылке. — Ай! Вот негодник! Сбежал! — и объяснила окончательно запутавшейся Асе: — Через окошко сиганул, совсем как маленький. Так что гуляет теперь где-то. Уж не подскажу, когда будет.

— Извините за беспокойство. Пойду тогда, — сказала Ася и попыталась быстренько натянуть дырявые кроссовки.

Ну а что поделать, если у лесных духов гардероб невелик: что стащишь у зазевавшегося человека, то и носишь. Потому и курточка протерта на рукавах, и джинсы в заплатах. Но если раньше Асе никогда не было стыдно за свой внешний вид — не человек же какой-нибудь, чтоб красоваться обновками — то сейчас она постаралась зашнуровать кроссовку максимально быстро, чтобы Ксения Владимировна не увидела отклеивающуюся подошву.

— Постой-ка. — Мать Димы положила Асе мягкую ладонь на плечо. — А чайку не хочешь попить со мной? Неправильно как-то, гостью отпускать без всего.

Ася замешкалась. Вообще-то чай она любила, пусть и пила его исключительно тогда, когда воровала у грибников термосы. Ей нравилась его сладость, а если к чаю примешивался аромат чабреца либо мяты — Ася растягивала удовольствие на целый день. Да и пообщаться с мамой Димы хотелось — интересно же, а какая она, а похожа ли на него, — но неприлично как-то. Да и о чем им говорить? Ася ж не болтушка, чтобы темы из воздуха придумывать. А если Ксения Владимировна начнет задавать всякие вопросы и поймет, что перед ней обманщица?

— Идем-идем, не скромничай, — по-своему поняла паузу Димина мать и схватила Асю под локоток.

— Нет, спасибо, — решительно отказалась та.

Вскоре Ксения Владимировна разливала воду по малюсеньким — на два глотка — чашечкам, расписанным вишнями, а в заварочном чайнике дымился чай. Дымок с запахом черной смородины плыл по воздуху. Ася с упоением вдыхала его, а рот наполнялся слюной. Димина мама поставила перед ней вазочку с маковыми крендельками и конфетами в цветных обертках.

— Ешь, — не то сказала, не то потребовала она, а сама уселась напротив и уперла мясистый подбородок в ладони, разглядывая гостью.

Ася боязливо развернула фантик — тот хрустел и долго не поддавался, — куснула. Внутри оказалась желейная начинка, такая вкусная — язык проглотишь! Ася, не удержавшись, взяла вторую конфету. Потянулась было за третьей, но одернула себя.

Девушка, тырящая конфеты, точно вызовет подозрение.

— Вы давно знакомы? — мило улыбаясь, спросила Ксения Владимировна. — Не помню тебя среди Димкиных подружек.

Ну вот, началось!

Допроса невозможно было избежать, а потому пришлось подходить к нему со всей ответственностью. Ася собрала волю в кулак и заговорила медленно, тщательно подбирая слова, чтобы окончательно не завраться и не выдать себя. Скосилась на распахнутое настежь окно. В принципе, при неудачном исходе беседы можно сигануть в то — ага, предварительно набив карманы конфетами — и сбежать.

После этого у Ксении Владимировны отпадут всякие сомнения по поводу неадекватности знакомой Димы.

— Недавно. Если честно, встретились в лесу. Я люблю... бродить около озера, ну и грибы всякие собирать, ягоды.

— А Дима там что делал? — Ксения Владимировна сурово сдвинула выщипанные брови.

Ася не нашлась, что ответить.

«Вообще-то он разыскивал духов, ну а я решила утопить его в болоте. Не переживайте, передумала и даже спасла. Дважды. Теперь мне негде жить, потому я пришла к Диме за помощью», — голос в голове звучал непоколебимо и язвительно.

— Гулял, — выпалила она. — Вы разве не в курсе? Ему нравятся леса.

— Чудные дела. — Ксения Владимировна всплеснула руками. — Да его туда не затащить было с самого детства, а тут, видите ли, полюбил. Так вы дружите?

— Да. Наверное. Не совсем, — окончательно запуталась Ася и ради успокоения съела-таки третью конфету.

Димина мама глянула искоса, но как-то очень уж понимающе. Мол, теперь-то всё с вами ясно.

— И давно вы «не совсем дружите»? — Ксения Владимировна взяла кренделек, но долго не надкусывала его, а рассматривала на свет, явно думая о своем.

— Недавно.

Окно манило, и призывно покачивались занавески. Там, снаружи, виднелась полоса огородов, а вдалеке — соседский двухэтажный дом. Ася представила, как несется к нему, на ходу обращаясь лисицей...

— Я рада, что Дима наконец-то познакомился с милой девочкой, а то ему вечно не везло, — призналась Ксения Владимировна, а Ася приободрилась. — Так ты из какой-то деревни? Или городская? Где живешь?

«Так получилось, что проживаю я в симпатичной норе, что вырыта посреди холма. Под лежанкой из еловых веток у меня хранятся сокровища — веточки, камешки, монетки и куртка вашего сына, — а соседствую с зайцем и кротом». Ася представила, как вытягивается лицо Ксении Владимировны и еле удержалась от нервного смешка.

Она бы давно покрылась испариной от страха, если бы внутренний голос не подсказывал всякую ерунду.

— Из Великого устья. — Ася вспомнила село по ту сторону реки.

— Странно. Я в Великом еженедельно бываю, сама оттуда родом, к сестрице езжу, а тебя и не помню. Ты чейная?

— Мы с родителями недавно туда переехали, — нашлась Ася, а сердце бешено колотилось в груди.

«Проколешься!» — бухтело оно.

«Рассекретишься, и каюк!» — вторил сердцу разум. Обычно здравый смысл не ладил с эмоциями, а тут ничего – сошлись во мнении, что Ася сама себе роет яму глубиной с океан.

Впрочем, Ксению Владимировну ответ устроил. Она задавала и другие вопросы — про учебу, работу родителей, — но Ася с легкостью выпутывалась, ограничиваясь короткими описаниями. Наверное, Димина мама сочла её скромной донельзя, да и краснотой Ася заливалась ежеминутно, но оно и к лучшему.

Она старалась не тянуть волосы в рот, но волновалась и мусолила прядку губами, сама того не замечая.

Когда первая чашка чая была уже допита, а вода для второй только грелась, в дверь постучали. Назойливо так. Долго-долго. Ксения Владимировна открыла, и перепуганный женский голос докатился даже до Аси:

— Слыхала?! Михалыч чуть не погорел! Дом его — пепелище. Еле-еле потушили! Как не слыхала?! Да вся деревня на ушах!

Димина мама что-то негромко ответила, а женщина не умолкала:

— Его самого парнишка вытащил, внук Раисы Петровны! Храбрый малый! Михалыча на скорой увезли. Где ему жить теперь? Всё дочиста сгорело.

— Не может быть! — охнула Ксения Владимировна. — Может, ему помощь какая-то нужна? А с мальчиком что?

— Да жив-здоров он, даже осмотреть себя не позволил. Насчет помощи мы с нашими хотим собраться у председателя через полчаса, обсудить. Пропащий Михалыч мужик, но погорелец же. Жалко, пропадет.

— Я приду, — заверила Димина мама.

Воротившись к Асе, она долго извинялась, что вынуждена оборвать чаепитие, и обещала дать сыну втык за то, что гуляет незнамо где.

Вечерело. С востока надвигались грозовые облака, стирая ясное небо своей чернотой, а Ася наворачивала круги у дома Димы. Невзначай прошлась до конца улицы и обратно туда-сюда один раз, второй, третий. Задерживалась у ворот и поправляла туго завязанные шнурки, закатывала и одергивала штанины. Она изучила все выбоины, пересчитала швы на железных листах забора, рассмотрела соседские дома и даже погладила чью-то собаку, трусящую с высунутым языком по дорожке.

Идти всё равно некуда. Переночевать — тоже. В самом-самом безвыходном случае обернется кошкой да ляжет на облюбованную подушку. Но Ася медлила. Всматривалась в горизонт.

И не заметила, как Дима подкрался со спины.

— Кого выслеживаешь?! — гаркнул он в шутку и тут же рассмеялся, но Ася подпрыгнула.

— Тебя, — призналась, отступая назад.

— А зачем? — Дима перестал смеяться.

Ася бы и хотела объяснить всё подробно и безучастно, но точно онемела. Осознание того, что она осталась совсем одна, ржавой иглой засело под кожу. Игла эта влезла в мясо и застряла там намертво. Каждый вдох причинял почти физическую боль. Молчание затягивалось.

— А-а-ась? — спросил Дима встревоженно и попытался дотронуться до окаменевшей девушки.

Она набрала в легкие побольше воздуха и выпалила на едином дыхании:

— Хранители убьют меня за ослушание. У меня нет дома. Мне некуда идти.

Глаза чесались от непрошеных слез, и ком застыл посреди горла. Ася горько разрыдалась, а Дима молча притянул её к груди и сказал:

— Как это некуда? У тебя есть я.