Мы существуем

К счастью, его отпустили следующим днем. Лечащий врач, усатый и суровый, хотел подержать ещё немного (на всякий случай), но Кир так ломился на свободу, что он сдался:

— Отравление незначительное, анализы хорошие, малец сам домой просится. Что ж, пусть родители после полудня забирают.

За ним приехали в полном составе на дребезжащем «Запорожце», одолженном ради такого дела у соседа. Ну и, конечно же, с Ташей. Девушка кинулась к Киру на шею, повисла на нём, и тот совсем позабыл о том, что она — по словам Леси — обманывала его, встречаясь с Димой. Обо всем позабыл.

Раиса Петровна утирала слезы платочком. Дед Боря хмурился в седую бороду.

— Как же ты мог так... как посмел... — ревела Таша, стуча кулачками по груди Киру.

Тот поглаживал её по волосам, собранным в конский хвост, и улыбался. Ну её, эту бессмысленную ревность. Таша беспокоится о нем, вон как побледнела и осунулась. Наверное, не спала всю ночь. А раз тревожится, остальное — не имеет значения.

— Я тебя люблю, — защекотал ей ухо дыханием Кир. — Очень-очень.

— А я — тебя, — согласилась Таша, хлюпая носом.

На обратном пути под ворчание радиопередачи обсуждали судьбу пострадавшего мужчины.

— Михалыч сегодня очнулся и затвердил, дескать, голоса во время пожара слышал. Те угрожали ему, обещали спалить заживо. — Дед Боря неодобрительно качал головой, выведя «Запорожец» на трассу.

Вчетвером в нем было тесно, но уютно. Кира и Ташу вжало в узенькое сидение, коленки упирались в грудь.

— Да какие голоса? — буркнула Раиса Петровна, поглядывая в окно. — Борь, не пропусти поворот. Вон тот, за указателем. Так вот. Галлюцинации у него на фоне опьянения, и всё тут. Либо телевизор не выключил, а по тому сериал какой-нибудь шел. Кир, ты голоса слышал?

— Нет, — соврал тот.

Незачем волноваться раньше времени. Кир пообещал себя дождаться известий от Лютого, зайти к Вене за советом — а уж потом паниковать.

Впрочем, вскоре темные напрочь выветрились из головы. В честь Кира устроили праздничный обед. Диетический, потому что врач запретил налегать на соленую и жирную пищу, но всё-таки с оттенком праздника.

— Доброе у тебя сердце, — сказала Раиса Петровна, расставляя фарфоровую — в честь случая — посуду. — Ох, намучаетесь вы от твоей доброты.

— Почему «намучаетесь»? — Таша намазала на булку толстый слой малинового варенья и примерялась, как бы откусить, чтобы не заляпаться.

— Потому что он, — ткнула пальцем на Кира, — в огонь сунется, а ты, — щелкнула внучку по веснушчатому носу, — поседеешь от переживаний.

— Не сунется он больше в огонь, — уверенно перебила Таша. — Я его лично прибью, если он ещё раз попытается себя угробить.

— Не слушай их, парень. Женщинам всегда всё не то и не так. Ты вон на всю деревню прославился, о тебе сюжет в новостях районных непременно снимут, а они даже «спасибо» не сказали. — Дед Боря пожал Киру руку так, что кости хрустнули.

— Думаешь, снимут? — Таша закатила глаза. — Он же балбес.

— Не балбес, а самоотверженный юноша. — Дед Боря отобрал у внучки бутерброд и откусил от него половину под обиженное: «Эй!» — А нечего клювом щелкать.

Кир рассмеялся. Он чувствовал себя счастливым, готовым на любой подвиг. Что ему пожар, что ему темные? Со всем справится. Ведь рядом — семья.

Но после обеда Кир поднялся на чердак. Там, за тумбочкой, валялся мобильный телефон. Среди звонков и сообщений обнаружилась одна смс, при виде которой радость отхлынула, и душу вновь заполнило чернотой.

От кого: Леся
Текст: Пока ты спасаеш людей твоя девушка гуляет с лучшим другом

К тексту прикреплены три фотографии, на которых можно разглядеть Ташу и Диму. Она в голубом пальто, в котором встречала Кира из больницы. Он — в свитере грубой вязки. И стоят они близко-близко друг к другу, заглядывают друг другу в глаза. Таша морщит нос. Дима жестикулирует.

Кир вгляделся в фотографии до рези перед глазами, до тошноты.

Так, всё, хватит. За ночь в больничной палате, вслушиваясь в дыхание — и храп — пятерых товарищей по несчастью (которым, к слову, повезло меньше, потому что их домой не выпускали), Кир многое успел обдумать.

Либо он разговаривает с Ташей начистоту, либо они ещё долго будут ходить кругами, несчастливые и сбитые с толку. Ну а к чему приводят недомолвки? Правильно, к ссорам и расставаниям.

Кир высунулся с чердака и окликнул девушку:

— Таш! Подойди, пожалуйста!

Та помогала убирать со стола — Киру строго-настрого запретили приближаться к кухне после обеда, — намывала посуду. Журчала вода, бренчали тарелки.

— Иду! — крикнула девушка, заворачивая вентиль. Вода затихла.

Таша, напевая прилипчивый мотивчик и перепрыгивая через ступеньку, вбежала наверх. Стянула с пальцев резиновые перчатки, в которых смотрелась ну очень по-деловому — насколько в желтых перчатках вообще можно быть деловой, — вытерла руки о фартук.

— А? — спросила с ленцой, плюхаясь на кровать.

Кир без лишних объяснений — молчание убивало точно медленный яд — подал ей телефон с развернутой на весь экран фотографией. Наташа вначале непонимающе приглядывалась, а после сказала дрогнувшим голосом:

— Постой... это же я?

— Да.

Она крутанула на следующее фото. Приблизила и отдалила его. У неё вырвался нервный смешок.

— Ты за мной подсматриваешь?

— Не я. — Кир показал текст сообщения. — Таш, поговори со мной.

— Какие у тебя замечательные осведомители. — Девушка с издевкой выставила большой палец. — О чем говорить? — уточнила сумрачно, возвращая телефон. — Да, мы вчера виделись. Я поехала к вам на семичасовой электричке, хотела сделать тебе сюрприз. Подъезжала к Камелево, когда позвонил Дима. Просил срочно встретиться, а как узнал, что я как раз еду к вам — обещал подобрать от железнодорожной станции и довезти на мопеде. Что мне было делать, отказывать? У него голос такой... опустошенный. Я согласилась. И совсем забыла про телефон, а тот благополучно разрядился. Если б я знала, что ты опять в огонь полез — разумеется, бросилась бы к тебе! Диме выговориться надо было, понимаешь. У него с семьей проблемы, друзья разъехались. Он совсем один. Мы уже обошли всю округу, когда меня тетя Люба разыскала и заявила, что ты сгорел. — Наташа отвернулась к окну, за которым проплывали белоснежные облака. — Не объяснила ничего толком, только повторяла: «жалко Кира, жалко». Ты представляешь моё состояние? — Кир не представлял, но, если бы так сказали о Таше, рехнулся бы, это точно. — Я рванула домой. А тут бабушка в слезах лекарствами отпивается, рядом дед суетится. Да у меня сердце в пятки ушло от страха...

Таша обняла себя руками. На глазах заблестели слезы, и голос подломился на последнем слове. Девушка замолчала, всем видом давая понять, что не намерена продолжать разговор.

— Прости меня. — Кир уткнулся носом ей в шею, пахнущую ромашками и спелой вишней. — Не понимаю, что на меня нашло.

— Что за Леся тебе пишет? — Таша не повернулась, но и не вырывалась.

— Она отсюда, но вряд ли вы знакомы.

Кир честно, без утайки, поведал о неудачной прогулке, которая обернулась скандалом.

— Я удалю её номер, — клятвенно пообещал он. — Никогда больше не усомнюсь в тебе.

— Да ну тебя, номер-то зачем удалять. — Таша дернула острым плечиком. — Мог бы и сам догадаться, кого я люблю, а с кем просто общаюсь. Хм-м-м... Совсем забыла, что хотела рассказать! — Она ахнула. — Дима знаком с Асей и ему известно, что она... не совсем человек.

Кир вздернул бровь.

— В каком смысле?

— В прямом.

Он развернул к себе Ташу. Тепло узеньких ладошек. Вьющаяся прядка волос у виска. И ледяная серьезность в темных глазах.

— В общем... — начала девушка, но была перебита писклявым голосом домового:

— Всё пропало, Кир. Хранители нам не верят.