Глава 21. Вопрос.
Я невозмутимо ковырялась в маминых макаронах с румяной сосиской и горкой хрустящей капусты, как вдруг тишину кухни разорвал громоподобный вопль Али:
— Эй!
Я подскочила, словно меня ударило током, и обернулась к нему с неприязнью, а он, блаженно отгородившись от мира наушниками, увлеченно следил за футбольной баталией на экране телефона.
— Ты чего орёшь? — проорала я.
Он мельком взглянул на меня и, вновь приковав взгляд к полю, буркнул:
— Не забивают никак.
— А кто играет-то?
— «Байер».
— А-а, — протянула я, отставляя тарелку.
Я уже собиралась поставить тарелку в раковину, чтобы потом не мучиться, отскребая присохшие макароны, когда на кухню вошла мама. Проходя мимо меня к дивану, где сидел Али, она бросила:
— Доченька, принеси ужин и мне, пожалуйста.
— Конечно, — ответила я.
Я принялась накладывать макарони на тарелку, как вдруг до слуха донесся мамин вопрос, адресованный Али:
— Как тебе Гёкче?
Не дождавшись ответа, я повернулась к ним, и мои кудрявые черные волосы, собранные в высокий хвост, качнулись в такт движению головы. Али сидел и ничего не слышал, а причиной были наушники и футбол.
— Али, — спокойно позвала мама, надеясь, что он услышит, но я решила взять ситуацию в свои руки.
— Алииии! — пронзительно взвизгнула я, словно эхом отозвавшись на его недавний крик.
Брат дернулся, как от удара, и, мне показалось, даже вздрогнул от неожиданности.
Ну и ну, какая же я непредсказуемая! Тьфу-тьфу, Ма Ша Аллагь, чтоб не сглазить.
— Спасибо, — проговорила мама, с трудом сдерживая смех. Я лишь усмехнулась в ответ и снова повернулась к тарелке, но уши мои были навострены.
— Как тебе Гёкче? — повторила мама, словно заевшая пластинка. Я, вооружившись тарелкой, доверху наполненной макаронами, направилась к маме, не забыв прихватить и вилку.
Али, все это время смотревший в одну точку, словно пытался решить сложную математическую задачу, наконец очнулся и выдал:
— Она сестра Мерта.
— Я знаю, — ответила мама, пока я тихо фыркнула, но мое сердце пропустило удар, услышав его имя.
— А что ты хочешь услышать? — спросил Али, выключив телефон и сняв наушники, чтобы сосредоточиться на маме.
— Как она тебе, как девушка?
Я присела рядом с Али, не отрывая взгляда от мамы и брата, жадно ловя каждое их слово. Не знаю, на что я рассчитывала, какие именно слова ждала от Али, но была уверена, что он отвергнет эту нелепую идею.
— Она хорошая, хотя Сами не согласится, — сказал он, криво усмехнувшись и бросив на меня мимолетный взгляд. Я уже приготовилась отвесить ему подзатыльник, но мама опередила меня, словно прочитав мои мысли:
— Мы хотим, чтобы она стала нашей невестой, — она замолчала, выжидающе глядя на сына, словно ожидала услышать категоричный отказ, хотя в глазах ее плескалось волнение и надежда. Наверное, она очень этого хотела, даже зная, что он не согласится.
Али провел рукой по своим коротко стриженным волосам, отчего и без того короткие пряди взъерошились еще больше. Он любил так стричься, хотя волосы у него росли густые и непослушные.
Его глубокие черные глаза, до этого блуждавшие по кухне, словно в поисках выхода, наконец вернулись к маме.
— Я не против, она умная и хорошая, а красота — это уже приятное дополнение.
Я скривилась, словно от зубной боли, услышав комплимент из уст брата, да еще и адресованный другой девушке. Но больше всего меня поразило то, что он согласился.
Моя реакция, наверное, была сродни маминой, которая с нескрываемым недоумением смотрела на сына.
— Али, это не шутки, — наконец произнесла она.
— Я понимаю, — ответил он, глядя на маму с непривычной серьезностью.
— Ты же знаешь, что после этого пути назад не будет, — предостерегла она, а затем добавила: — Ты опозоришь ее, если вдруг передумаешь. Это очень серьезный вопрос, и если в будущем захочешь выбрать себе другую девушку, то у тебя больше не будет выбора.
— Мам, я уже взрослый. Достаточно, чтобы отвечать за свои слова.
Не сдержавшись, я влезла в разговор:
— А как же твое «я найду себе невесту, когда придет время»?
— Это время никак не наступает, сестричка, — подмигнул он. — Неужели ты не разделяешь моей радости? Я ведь выхожу замуж.
— Женюсь, — поправила мама и тихо рассмеялась, а Али последовал ее примеру.
Я тоже не отставала, улыбаясь шире обычного, потому что чувствовала, что всё пойдет под восемь щупальцев осьминога.
***
Литература прошла ужасно, особенно из-за Лендена, который, словно стервятник, кружил надо мной, издеваясь: «Что, сегодня совсем тупая, потому что мячом по голове ударили?». Я огрызнулась, послав его куда подальше, и, дождавшись звонка, спешно собрала вещи, торопясь на физкультуру.
Физра у нас была четыре раза в неделю – моё личное проклятие. Не знаю, как у других, но Ленден и Николас посещали её шесть раз. "Профи", как-никак, им выходные не нужны.
Как и в прошлый раз, я старалась проскользнуть в раздевалку с небольшим опозданием, чтобы избежать столпотворения девчонок, но не настолько поздно, чтобы привлечь лишнее внимание.
Пока я шла по коридору, из которого открывался вид на школьный двор, где в столовой ученики галдели на перемене, меня окликнул кто-то. Погруженная в мысли об Али, Гёкче и, конечно, о Мерте, я не сразу его заметила.
Незнакомец не тронул меня, лишь тихо позвал. Я подняла голову и встретилась взглядом с тем парнем, который вчера "случайно" запустил в меня мяч. Прямо в голову...
Он смотрел на меня с тревогой, а я, нахмурившись, прожигала его взглядом. Мысль о том, что он пришёл оскорбить или сделать что-то ещё хуже, обожгла меня смесью паники и ярости. Но он, потупив взгляд, едва слышно пробормотал:
— Прости, я поступил вчера просто ужасно.
— Знаю, — отрезала я и, не желая задерживаться, попыталась пройти мимо. Но он, словно нарочно, преградил мне путь, вызвав лишь вспышку гнева. В глазах у меня, наверное, полыхало пламя, но он, казалось, не замечал этого. В его голосе звучало отчаяние:
— Просто прости меня, пожалуйста. Больше так не будет.
— Ладно... — пробормотала я, лишь бы отвязаться.
Он шумно выдохнул, и губы его тронула робкая, дрожащая улыбка. Кивнув, он действительно отступил.
Я стояла, ошеломлённая, пытаясь понять, что заставило его прийти и просить прощения. Это было так неожиданно...
И вместе с тем, я ощутила мимолетную радость оттого, что он ответил за свои слова. Что нашёл в себе силы извиниться.
Но вдруг, почувствовав на себе чей-то прожигающий взгляд, я резко обернулась. Сквозь стройные ряды кирпичных колонн взгляд мой упал на столовую, где, как и всегда, сидел Николас.
Наши взгляды встретились. Он смотрел прямо на меня, и я не отрываясь смотрела в ответ.
В моём взгляде читался немой вопрос, я требовала объяснений, пыталась понять, что сейчас произошло. Но он лишь отвечал своим невозмутимым взглядом, лицо его, как обычно, оставалось непроницаемым. Полное равнодушие ко всему.
Отвернувшись, я машинально переставляла ноги. Не хотелось об этом думать, не хотелось вспоминать слова Мерта. Он ведь говорил, что Николас исламофоб, даже хуже Лендена.
И лишь спустя какое-то время до меня дошло: а что, если это Николас заставил того парня извиниться передо мной? Вспомнив его серьезный, уверенный взгляд, я почувствовала, как эта мысль крепнет в моём сознании.
Я не понимаю его. Почему он не может держаться подальше от моих проблем? Почему лезет туда, куда его не просят?
А вдруг это вообще не он? Нужно спросить. Немедленно. Или хотя бы у Белинды.
Но Белинды нигде не было, и она даже не написала ни разу. Это было странно...
Добравшись до раздевалки, я вытащила телефон и открыла чат с Белиндой.
Самия: Дура, где тебя носит?
Прошло, наверное, минут пять, но ответа не было.
В раздевалке никого не было, поэтому я заперла дверь, сняла шарф и почувствовала облегчение. Затем сняла внутреннюю шапочку, распустила волосы и, немного помассировав голову, чтобы прогнать навязчивые мысли, заплела волосы в косу.
Омовения у меня не было, поэтому я решила умыться перед намазом, который собиралась совершить прямо в школе, после урока физкультуры. Найти пустой класс всегда было проблемой. Но и умыться в школе — тоже не самая простая задача.
Я старалась действовать медленно и осторожно, чтобы случайно не коснуться грязного пола. Но, вспомнив, что могу опоздать на урок, поспешила в душевую кабинку. Быстро ополоснула лицо, руки по локти и ноги до щиколоток. Сняла носки, а затем надела их снова, как и кроссовки.
Вдруг я услышала, как дверь позади меня захлопнулась. В ужасе обернувшись, я поняла, что меня заперли.
Мгновенно меня накрыла паника, а руки и ноги предательски задрожали. Сердце колотилось так сильно, что заглушало все остальные звуки. Но даже сквозь этот грохот я смогла различить противный смех с другой стороны. Смех, несомненно, принадлежавший девушке, но вот кому именно...
Преодолев оцепенение, я бросилась к дверной ручке. Как бы я ни старалась, дверь не поддавалась. Но даже понимая это, я продолжала лихорадочно дёргать ручку.
Глубоко вздохнув, я попыталась успокоиться.
— Откройте дверь, aptallar! — закричала я, и голос мой дрожал от обиды и несправедливости, которые я испытывала.
Я почувствовала, как по щеке скатилась горячая слеза, добавляя моему состоянию еще большей жалости. Даже не вытерев лицо, я позволила ей стечь с подбородка, словно капле воды после омовения.
— Валите к себе в пещеру! — крикнула какая-то девушка, и тут же ее подруга разразилась истерическим хохотом. В этот момент дверь медленно приоткрылась, а та, что вела к выходу, с грохотом захлопнулась за спиной у моих мучительниц.
Расширив глаза от непонимания, я снова потянулась к ручке и, дернув ее, приоткрыла дверь. В помещении действительно никого не было, и я решилась распахнуть дверь полностью.
Оглядываясь в панике, я не смогла сдержать облегченный вздох. Но сердце все еще бешено колотилось в груди, напоминая, что мне все это не показалось.
Откинув косу через плечо и убрав мелкие волоски, лезущие в рот, я бросилась к своей одежде. Сначала я принялась искать шарф, чтобы поскорее надеть его и пойти следом за этими идиотками, показать им пещеру, в которой мы живем. Но с ужасом обнаружила, что шарфа нет. Оглядевшись, я осознала, что нет ни одного полотенца.
И нет, я не боюсь таких людей, я их презираю, так же как и свою жалость, которую испытываю к себе. Так же как и слезу, которая в отчаянный момент показала мою слабость.
Но я бы точно запаниковала, если бы у меня не было припасено запасного шарфа.
Сделав глубокий вдох, я взяла небольшой металлический стул, стоявший рядом с маленьким окошком, закрытым жалюзи, и поставила его под вентиляцией, чтобы достать оттуда шарф. Затем я взобралась на стул, стараясь успокоить себя и перестать беспокоиться о том, что он не выдержит моего веса и упадет.
Я открыла вентиляционный проход, подняла руку и попыталась нащупать пакет. Именно в нем я прятала шарф, чтобы защитить его от пыли и, чего уж там, крыс.
Но я не почувствовала ни пакета, ни крыс. Это пугало меня до дрожи в пальцах и мурашек на коже.
Вот тогда я начала паниковать. Конкретно паниковать, так, что перестала дышать, а сердце последовало моему примеру. Ноги едва держали меня на стуле, а руки вспотели, пока мысли были заняты лишь одним.
Как я выйду без шарфа? Я лучше пойду найду крыс и подружусь с ними, чем выйду с непокрытой головой.
И вот тогда я поняла кое-что.
Мне конец.
—— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
*Аptallar - идиоты (тур).