Моя Свобода

Я сидела на литературе, в томительном ожидании звонка. Белинды не было, как и Николаса – у него скоро турнир, на котором я должна присутствовать: яростно размахивать плакатами с его поддержкой, превратив это в театр абсурда, чтобы взбесить Лендена. Как он собирается провернуть задуманное, оставалось загадкой.

Но на литературе был Ларс, бледная тень Лендена, его безвольная марионетка. В его присутствии я чувствовала себя в безопасности, ведь без кукловода он терял всю свою ядовитую остроту. Может, он и не умел придумывать изощренные оскорбления, как Ленден, но это было неважно, потому что после литературы нас ждала физра. Адский баскетбол под аккомпанемент унизительных выкриков учителя. И Николас там точно будет. Даже хорошо, будет шанс процедить сквозь зубы пару "вежливых" слов на турецком.

Прозвенел звонок, и я с неохотой поплелась на эту злосчастную физру.

Неспешно войдя в пустую раздевалку, я принялась переодеваться. Здесь никого не было, поэтому я быстро сменила свою обычную одежду на широкие штаны, струящиеся, словно юбка, не сковывающие движений и скрывающие очертания фигуры. Я опаздывала, и, несомненно, мне влетит от физрука. Причина – страх перед одноклассницами, готовыми исподтишка сделать фото без хиджаба.

Они вполне могли. Несколько раз они выхватывали мой платок, когда я мыла голову в душе. Ну как в душе... Я ополаскивала волосы, не решаясь полностью раздеться. Я не доверяла этой школе, а точнее, здешним девушкам. На такие случаи у меня всегда был припрятан запасной шарф или платок.

Торопясь, я натянула на себя серый лонгслив поверх черного топа, а затем оверсайз футболку цвета бордо, в тон которой повязала на голову шарф.

Дойдя до зала, я нахмурилась. Тишина была ненормальной. Глубоко вздохнув, я предположила, что весь класс просто разом замолчал. Открыв дверь, я увидела пустой зал, залитый ярким солнечным светом, льющимся из распахнутых окон.

Я направилась на баскетбольную площадку во внутреннем дворе. Там, конечно же, увидела учеников под предводительством физрука, яростно жестикулирующего и выкрикивающего что-то.

В нашей школе было две баскетбольные площадки: одна для любительских игр, а другая – для профессионалов. Таких, как Николас, Ленден и Марк.

Когда я подошла, играющие остановились. Но не из-за моего появления, а из-за свистка учителя. Он недовольно посмотрел на меня, и внимание учеников, до этого поглощенных игрой, переключилось на мою скромную персону.

Николаса, Лендена и Марка здесь не было. Они играли на другой площадке, полностью погруженные в процесс и не замечающие ничего вокруг.

А я так хотела испепелить Николаса одним взглядом.

– Причина задержки? – спросил физрук ледяным тоном.

Я замялась, понимая, что совершила ошибку, не придумав по пути правдоподобную отговорку.

Все взгляды были прикованы ко мне. Неловкую тишину нарушила одна из учениц:

– Может, продолжим?

Другой ученик, прижимавший мяч к боку, грубо бросил:

– Будем тратить наше драгоценное время на эту фанатичную дуру?

Отвечать не собиралась, но слова сорвались сами собой. Равнодушно глядя на него, я произнесла:

– Siktir git.

– Она порчу наводит, – ответил он, пытаясь выдать это за шутку, но в ответ раздался лишь смех.

– Пройди на защиту в первую команду, – сказал учитель, указывая мне место.

Я поплелась туда под ухмылки исламофоба, номер которого съел Николай. Ладно, я просто не помню.

Матч возобновился, и все играли, кроме меня. Заметив надвигающегося нападающего, я незаметно отходила в сторону, избегая прикосновений и грубых толчков под предлогом "Это игра!".

Минут через пятнадцать игра Николаса и Лендена закончилась, и они направились к нам.

Приняв бесстрастное выражение лица, я ждала Колю, чтобы показать ему, как я все еще зла.

Я загуглила уменьшительную форму имени Николая и пришла в восторг, поняв, как это может его взбесить.

Но прямо сейчас он нагло игнорировал меня, даже не смотрел в мою сторону, пока я прожигала в нем дыру взглядом. Я не забыла, как он познакомился с Али, не спросив моего мнения.

Они с Ленденом держались отстраненно друг от друга, демонстрируя, что их дружба дала трещину. Но в центре моего внимания был Николас.

Влажные пряди волос падали ему на лоб. Капли пота на его блестящих бицепсах сверкали на солнце, как и у других парней, хотя его татуировки были едва заметны. Баскетбольная форма и короткие шорты обнажали часть его бедер, на которые с восхищением смотрели все девушки, словно он был самым красивым человеком на свете. Хотя это было далеко от истины, по крайней мере, для меня.

Неужели он снова будет меня игнорировать? После того, как ему захотелось поближе познакомиться с Али с исламом. Неужели он наконец отстал? За все это время он ни разу не взглянул на меня.

Но тут пришло уведомление на телефон. Это было сообщение от Мерта.

Мерт: Встретимся после уроков на площадке?

Сердце пропустило удар, и бабочки в животе запорхали с новой силой, как только дело касалось Мерта. Я решила ответить согласием, потому что хотела, чтобы мы наконец поговорили.

Самия: Хорошо.

Ответ пришел почти мгновенно.

Мерт: Буду ждать.

Перечитывая сообщение, я почувствовала, как мои губы дрогнули в улыбке. Я поняла, как сильно по нему скучала.

Внезапно в голову словно обухом ударил баскетбольный мяч. Меня отшвырнуло назад, резкая боль пронзила висок, заставив согнуться. Хвала Аллаху, мои волосы чуть открылись только спереди, и я сумела их закрыть. Но пульсирующая боль в шее и голове застилала разум, заставляя осесть на корточки, обхватив голову руками.

Чья-то рука коснулась моей спины. Подняв взгляд сквозь пелену боли, я увидела склонившуюся надо мной девушку. Ухватившись за ее руку, я краем глаза заметила ухмыляющегося парня, того самого, что обозвал меня фанатичкой. Дыхание сбивалось от боли и обиды, а незнакомка все спрашивала, все ли со мной в порядке. Лишь кивнув, я сжала кулаки до побелевших костяшек, ощущая горькую несправедливость происходящего, пока губы не задрожали, а глаза не заполнились слезами.

— Я случайно, — донеслось сквозь шум в ушах, и в ответ раздался оглушительный хохот.

В тот момент я поняла: к ненависти невозможно привыкнуть. Невозможно смириться с дискриминацией и оскорблениями лишь из-за одежды и веры.

Не успела отвернуться, как предательская слеза скатилась по щеке, оставляя мокрый след. Я торопливо стерла ее, не желая давать им этой слабости. Ни за что не покажу им свою боль, свое унижение, свою беззащитность, даже если душа разрывается на тысячи осколков от несправедливости.

Почти бегом, прижимая ладонь к больному месту, я покинула площадку. Учитель, до этого хранивший молчание, вдруг окликнул:

— У тебя пятнадцать минут на медпункт.

Не останавливаясь, я направилась во двор школы. Быстро схватив из шкафчика еду, которая должна была меня успокоить, я поспешила в столовую на свежем воздухе.

Опустившись на скамейку, я невидящим взглядом уставилась на грушевое дерево, чьи ветви монотонно раскачивал ветер.

Здесь было тихо и, главное, безлюдно – все были на уроках. Недолго думая, я решила не возвращаться на физкультуру. Туда, где царили несправедливость и унижение. Туда, где Николас, как всегда, стоял в стороне, безучастный ко всему.

Чего я ждала от него? Что он защитит меня? Заступится?

Он никогда ничего не сделает для меня, и пальцем не пошевелит. Почему же тогда мне так обидно? Почему я чувствую себя преданной?

Уронив голову на сложенные на столе руки, я тихо заплакала. Горячие слезы медленно текли по щекам, оставляя мокрые пятна на столешнице. За этим последовал тихий, сдавленный всхлип, не удержанный внутри. Я чувствовала себя такой слабой, такой ничтожной лишь из-за того, что не смогла дать отпор тому парню.

Минут через двадцать прозвенел звонок на перемену – время перекуса для оголодавших учеников. И уже через пять минут площадка заполнилась студентами с подносами из школьной столовой, ищущими свободные места.

Я достала свой завтрак – мини-пиццу, сосиску в тесте и яблочный сок.

Когда я ем, мир перестает существовать. Все мое внимание поглощено тем, что этого заслуживает – едой.

Поэтому я не сразу заметила, как на противоположную сторону скамейки кто-то сел. Подняв возмущенный взгляд, я увидела Лауру.

Изучая ее лицо, я спросила:

— Что?

— Приятного аппетита.

Сморщившись от недоумения, я прожевала пищу и запила ее яблочным соком, прежде чем ответить:

— Если бы я не была уверена, что это приготовила мама, я бы выкинула еду, боясь, что она отравлена.

— Почему? — спросила она, опираясь локтями на стол и подавшись вперед.

На ней был лонгслив с принтом тай-дай. Нельзя было сказать, что обтягивающая кофта выглядела вульгарно, поскольку ее фигура не отличалась пышными формами. Скорее, она выглядела так, словно страдала от начальной стадии анорексии. Лицо не было болезненно бледным, но на фоне моей оливковой кожи казалось белоснежным. Высокие, острые скулы стали менее заметны, когда она попыталась улыбнуться.

— Потому что ты пожелала мне приятного аппетита, — наконец ответила я, не отводя взгляда, и продолжила есть.

— Мы же с тобой не враги.

— Ты исламофобка номер пять.

— Я ничего тебе не сделала, — нахмурилась она, и светлые брови почти слились с челкой молочного цвета.

Она заправила за ухо выбившийся локон, а остальные волосы послушно остались лежать на спине.

— Я не хочу с тобой ссориться.

Я отложила пиццу и посмотрела на нее с пустым выражением лица. Конечно, она большую часть времени игнорировала меня, как и Николас, но я все равно ей не верила.

— Умно с твоей стороны.

— Я просто хочу сказать, чтобы ты не очаровывалась Николасом, потому что он не такой, каким ты его представляешь.

— И зачем мне эта информация? Чтобы аппетит испортить? — спросила я, не сводя с нее глаз.

— Вы же спите, чтобы насолить мне.

— Астагфируллах, что ты несешь? — возмутилась я, вскакивая со скамейки. Лаура продолжала сидеть с невинным видом, словно не понимала моей бурной реакции.

— А что? Это неправда? — спросила она.

Я совершенно ее не понимала. Зачем подсаживаться ко мне и говорить то, что гарантированно вызовет лишь гнев и отвращение? Неужели она не знает, что нам нельзя спать с мужчинами до брака?

Глубоко вдохнув, пытаясь унять клокочущую злость, я села обратно и, глядя ей прямо в глаза, отрезала:

— В моей религии не разрешается спать с кем-то до свадьбы, — закатила я глаза.

— Правда? — в ее голосе одновременно звучало удивление и ужас. — Ты все еще девст...

— Хватит. Не порть мне аппетит, я хочу есть, — оборвала я ее и добавила: — С Николасом разбирайся сама, потому что я к нему и на сантиметр не приближусь.

— Понятно, — неловко проговорила она, потирая ладони.

Затем она встала и, прежде чем уйти, бросила на прощание:

— Я просто слышала, что теперь ты его главная фанатка на следующем турнире.

— Будь моя воля, я бы вообще послала его куда подальше.

— Ладно, — она откинула челку назад и продолжила более бесстрастным тоном: — Не думай, что только я одна плохая в нашей истории. У него тоже есть свои темные секреты.

Нахмурившись, я смотрела на удаляющуюся Лауру. И только повернув голову, ощутив острую, пронзающую боль в шее, я увидела Николаса, который смотрел на меня с растерянным и каким-то потерянным видом.

Не боясь встретиться с ним взглядом, я долго смотрела на него, усмехнулась, полная презрения, и, проигнорировав его присутствие, снова опустила глаза на свою остывающую еду. Зря я это сделала, потому что это, словно магнит, притянуло его внимание, и он направился прямиком ко мне.

Кажется, сегодня я останусь голодной. Голова раскалывалась от удара мяча, раздражая меня еще сильнее. Радовала лишь мысль о встрече с Мертом, вернее, надежда на то, что он все, наконец, объяснит.

Николас стоял рядом, нависая надо мной, но я по-прежнему не поднимала на него глаз.

— Что она тебе сказала? — спросил он равнодушно, усаживаясь на место Лауры и скрещивая руки на груди. Черная футболка обтягивала его мускулистый торс, и татуировки отчетливо выделялись на смуглой коже, закаленной солнцем на бесчисленных играх.

— Сообщила мне, какой ты придурок, но я ответила, что давно об этом знаю.

— Что она сказала? — повторил он, и в его голосе явственно прозвучал гнев.

Мысленно послав его ко всем чертям на турецком, я встала и, не спеша собрав еду в пакет, взяла рюкзак и направилась внутрь школы.

Но Николас быстро поднялся и, обойдя меня, преградил путь, не касаясь меня и не подходя слишком близко.

— Она угрожала тебе? — спросил он, и в его глазах мелькнула какая-то странная, непривычная мне тревога.

Я возмущенно посмотрела на него:

— Думаешь, я бы стояла тут и мило болтала с тобой, если бы она мне угрожала?

— Тогда ты угрожала сжечь ее заживо, как и меня?

— Нет, эту угрозу я придумала специально для тебя... — Не успела я договорить, как он посмел меня перебить.

— Послезавтра будет игра. Если не придешь, оболью холодной водой у всех на виду.

Запрокинув голову, чтобы смотреть на него снизу вверх, я с гневным презрением глядела в его пустые, ничего не выражающие глаза. Чтобы он увидел, как я ненавижу его. Как искренне, до глубины души, терпеть не могу.

Бросив на него испепеляющий взгляд, я обошла его и направилась туда, куда собиралась. Он не попытался остановить меня, и это было умно с его стороны. Потому что я сломала бы ему руку, если бы он посмел. Хотя бы фигурально выражаясь.

У нас было еще три урока, после которых мы должны были отправиться домой, но я решила отпроситься, потому что голова жутко болела и кружилась. Из-за того парня, имя которого я все еще не знала. Проклятье!

Меня отпустили домой, что несказанно радовало. Собрав свои вещи, я поспешила прочь от этого ужасного места.

Белинды нигде не было, потому что у нее был английский, когда у меня была физра. Да и сейчас я не хотела с ней говорить. Только с Мертом. Только он мог пролить свет на эту чертовщину.

Вытащив телефон, я отправила ему сообщение:

Самия: Буду на площадке через полчаса, ты там?

Он был в сети, поэтому мне не пришлось томиться в ожидании ответа.

Мерт: Да, жду.