Сердца на грани

Точка невозврата.

В авиации это устоявшееся понятие означает момент, когда самолёт уже не может безопасно вернуться в аэропорт, поскольку израсходовал топливо. Единственный выход — продолжить движение в заданном направлении.

Но как быть, есть предстоящее крушение уже больше, чем просто гипотеза?

Может, нужно было отложить полёт...

— Леонова, мы идём домой? — раздался голос Дэна прямо над ухом. Его рука скользнула по моей талии, и даже сквозь джемпер мне удалось почувствовать крепкую хватку. Тело в мгновение натянулось струной, а мышцы напряглись, словно в ожидании атаки. — Тренировка давно закончилась.

Оглянувшись, я встретилась глазами с Лерой и, не задумываясь, шагнула в её сторону, подхватив подругу под руку.

— Эм... Лебедев очень просил зайти к нему после собрания, — выпалила я первое, что пришло на ум.

Удивительно, что мозг в принципе был ещё способен генерировать хотя бы такие идеи после того, как Афанасьев целый час наставлял учеников с самой высокой успеваемостью в нашей параллели. Это собрание было похоже на заседание перед важной битвой в фэнтези — нас буквально готовили к сражению. Лучше бы, конечно, с драконами, чем с экзаменационными заданиями: умереть в битве с первыми хотя бы звучит героически. Но из директора объективно не вышел бы полководец — вместо воодушевления и поддержки мы получили 60 минут упрёков и запугиваний, от который мои ногти превратились в кровавое месиво, а у левой ноги никак не проходил нервный тик.

Я не справляюсь.

— Ну, я могу подождать, — ответил Белов, и, наклонив голову, подмигнул мне.

Действие, позволяющее раньше расслабиться в его васильковых глазах, в этот раз заставило и так неспокойную ногу отрывисто отбивать ритм, чтобы унять нарастающие нервы.

Это же просто Дэн. Мой Дэн.

Но слово «просто» уже давно перестало звучать в моём активном вокабуляре.

Белов сделал шаг вперёд, и я инстинктивно шагнула назад, таща за собой подругу.

— Не стоит, это может затянуться, — бросила я, разворачиваясь к нему спиной. — Увидимся завтра!

Ноги перебирали воздух с непривычной скоростью, унося нас в другой конец коридора. И когда мы наконец скрылись за поворотом, лёгкие, кажется, впервые за последние минуты, сделали вдох. Пульс постепенно начал выравниваться, но в горле по-прежнему оставалась неприятная сухость.

— Ладно, на вторую неделю это шоу уже перестало быть таким захватывающим, — произнесла Лера, всё это время молча следовавшая рядом. — Ты собираешься с ним поговорить? Или продолжишь бегать по углам?

— Я... ни от кого не бегаю, — попыталась запротестовать я, прекрасно осознавая всю ироничность ситуации.

— О да, это же я только что битой раскромсала его попытку остаться с тобой наедине, — укоризненно взглянула на меня Ковалёва, скрестив руки на груди.

Именно. Остаться наедине.

Этот вариант развития событий ведёт к разговору, за которым, в свою очередь, следует объяснение, которое, во-первых, отчаянно пытается скрыться даже от меня, а во-вторых, вероятно, оставит одного из нас с разбитым сердцем, что, по своей сути, означает конец дружбы, которая длилась больше десяти лет, что, по всем законам жизни, не пройдёт бесследно и скажется на всех последующих годах, которые без него будут уже совсем не...

— Вам пора наконец разобраться, — уже спокойнее произнесла Лера, смягчив суровый взгляд. — Тебе пора разобраться.

Я лишь кивнула в ответ, но внутри чувствовала: этот полёт обречён на крушение, и мне срочно нужно топливо, чтобы вернуться назад. Туда, где всё было понятно. И никому не было больно.

***

Творческий беспорядок — кажется, так мама называет тот хаос, в который моментами превращается наш дом. Если вдруг ей удаётся поймать вдохновение, то их ничто уже не сможет разделить. Меня всегда восхищало, как самозабвенно она отдаётся своему делу — и неважно, было это для работы, для души или же в помощь кому-то другому, как сейчас.

Второй вечер подряд они с Мишей трудились над его поделкой для школьного конкурса. И, с маминым талантом, она давно могла бы сделать всё самостоятельно, чтобы сын занял первое место. Но это не в её стиле.

— Родной, проволоку нужно скрутить посильнее, чтобы у дерева получилась крепкая основа, — послышался звонкий голос из кухни. — Мы же не хотим, чтобы оно упало при первом же ветре?

— Не-а, — поддержал Миша. — У меня будет волшебный лес! И там смогут жить все животные, и даже Стив!

Сняв верхнюю одежду и пройдя в кухню, я обнаружила в ней самую настоящую мастерскую. Стол был завален цветной бумагой и картоном, на краю лежала металлическая проволока, а рядом выстроились баночки с клеем.

— В гараже вам не так нравится творить, да? — поинтересовалась я, поднимая разбросанные по полу материалы.

— А там сейчас занято, — не отвлекаясь от процесса, ответил брат.

Я перевела вопросительный взгляд на маму, окружённую горой губок, окрашенных в разные оттенки зелёного, которые она теперь старательно измельчала.

— Папа консультирует Алекса насчёт вашего макета, — прокомментировала она, улыбнувшись, а затем продолжила. — Он увидел нас с Мишей возле школьных ворот и помог донести мне пакеты с покупками.

Конечно он помог.

Сразу после первой встречи я сверила наши с Алексом расписания, а также планы родителей, чтобы он мог приходить в мастерскую даже когда у меня ещё не закончились занятия, чтобы не терять времени. Дома никто не возражал, даже наоборот, а папа в свободные вечера охотно давал советы насчёт макета.

— Не хочешь к нам присоединиться? — заманчиво спросила мама. — У нас тут волшебный лес.

— Очень расслабляет, — добавил Миша, закусив губу и отчаянно пытаясь доделать металлический ствол.

— Да, я заметила, как ты расслаблен, — с усмешкой ответила я, присаживаясь рядом и рассматривая в руках уже готовое дерево. Оно выглядело немного косо, а ветки расходились в разные стороны, словно спорили, куда им расти.

— Миша прав, — поддержала мама, переводя внимательный взгляд в мою сторону. — Мне, к примеру, это всегда помогает разгрузить голову... особенно, если мыслей очень много, — объяснила она, протягивая мне контейнер с раскрошенной губкой, которая выполняла роль листвы.

— Боюсь, у меня никогда не выйдет так красиво, как у вас с Мишей, — ответила я, погладив брата по голове. В отличии от него, мне не дана была склонность к таким рукодельным занятиям.

— Знаешь, дорогая, — произнесла мама, отложив в сторону инструменты. — В нашем мире все гонятся за результатом... А на самом деле выигрывает тот, кто умеет получать удовольствие от самого процесса. — Эту фразу она произнесла особенно чётко, будто хотела, чтобы я её запомнила, а затем вернулась к прежнему занятию. — Но ты не узнаешь, понравится ли тебе, если не попробуешь...

Её дару убеждения стоило поучиться.

— Ладно, может быть, нам действительно не помешает пару растений для макета оранжереи, — слегка пораздумав, сдалась я, потянувшись за проволокой. К тому же отвлечься мне сейчас точно не помешает.

Металл ощущался непривычно холодным, словно сам не ожидал оказаться в моих руках. Сначала он не поддавался намеренному паттерну и сгибался совершенно в других направлениях. Мне даже на секунду показалось, что он делает это намеренно. Сопротивляется... или проверяет, достойна ли я? В этот раз я сжала проволоку чуть крепче, и она свернулась в очередную несуразную петлю. Куст стал похож на те, что обычно ломают дети под окном. Неэстетично, да, но зато приближено к действительности...

Через стол слышался мамин тёплый голос, объясняющий мне и Мише последующие шаги. Её тембр завораживал, отбрасывая воспоминаниями во времена, когда она читала мне перед сном: они с папой любили делать это по ролям, изображая героев разными интонациями. Когда-то это было моей любимой частью дня: я спешила домой, а затем старалась быстрее покончить с уроками... и даже если что-то не задавалось, я не отчаивалась, потому что знала — в конце они расскажут мне сказку, и всё будет хорошо.

Если бы сейчас все проблемы можно было решить детскими сказками, я бы не выпускала их из рук.

— И теперь направь её вверх. — Мама помогла брату с последней веткой. — Деревья всегда будут тянуться к свету.

— А если вдруг солнце спряталось? — поинтересовался Миша, оторвавшись от процесса.

— Тогда они ждут, — немного поразмыслив, ответила мама, взяв брата за руку. — И учатся терпению. Именно поэтому их ветви и стволы почти никогда не растут ровными — путь к солнцу зачастую тернист. Но только так они могут выжить.

Миша продолжил расспрашивать маму о деревьях, и под их разговоры я успела сделать ещё несколько миниатюрных растений для нашего макета. На руках уже начали застывать остатки клея, и подушечки пальцев покалывали от напряжённой работы с проволокой. А школьная юбка оказалась усеяна россыпью зелёной крошки.

Но всё это было неважно, потому что я действительно смогла переключить свои мысли, хотя бы ненадолго. И, впервые за последние недели, тело почувствовало облегчение. Будто всё это время находилось в напряжении и готовности атаковать в ответ.

Собрав самодельные растения, я решила отнести их в мастерскую. Всё же, они делались без примерки, и нужно было убедиться, что размер подойдёт. Выйдя в коридор, я прошла к двери и повернула ручку, открыв её лишь на пару сантиметров.

Любопытство не позволило сделать шаг вперёд, заставляя прислушаться к разговору внутри помещения. Краем глаза я заметила папу, стоящего рядом с Алексом у рабочего стола с инструментами и рассказывающего их с мамой историю знакомства.

Интересно, остались ли среди моих друзей люди, не знающие её? Но, честности ради, я переслушивала не ради самой истории, а ради ответной реакции — у каждого, кто её слышал, она была разной. Именно поэтому родители и рассказывали её: говорили, так можно многое понять о человеке.

— И вам не было страшно?

Первое, что спросил Алекс.

— Влюбиться — ничуть, — уверенно ответил папа.

— Я имею в виду другое, — поправил его парень. — Иногда бывает страшно... любить человека, если есть возможность его потерять.

— Понимаю, — произнёс папа, сделав глубокий выдох. — Но знаешь, я ведь мечтал об этой женщине всю жизнь. Да и страхов нет лишь у тех, кто не мечтает. А перестать мечтать всё равно, что остаться без кислорода — губительно для жизни.

Из-за приоткрытой двери послышался звук молотка, и я решила наконец выйти из своего укрытия. Шум перебивал их продолжающийся разговор, позволяя расслышать лишь отрывки, пока я проходила вперёд, стараясь удержать в руках макеты.

— ... её увидели. Что было первым?

— Глаза, — сразу же сказал папа, и его улыбка озарила тёмный угол помещения даже с моего расстояния. — Вообще, это даже интересно. Отец когда-то учил меня, что в воду нужно погружаться постепенно, прощупывать дно. Но в секунду, как я заглянул в её глаза... понял, что готов сорваться в этот океан без малейших сомнений.

— Поэтому так и не научил меня плавать? — вмешалась я, прищурившись отцу в ответ.

Отец развернулся в мою сторону, не ожидав увидеть здесь. И пока Алекс продолжал вбивать очередной гвоздь, папа загадочно размышлял над ответом.

— Я решил, что однажды настанет время, и ты сама сможешь разобраться, — с улыбкой довольного кота продолжил он. —В конце концов, человеческий опыт не передаётся... только проживается.

— Хорошо выкрутился, — оценивающе ответила я, освобождая руки от самодельных растений, которые начала расставлять на свободный край стола.

Звук молотка прекратился, и отец оставил нас, решив, что пришла пора заняться ужином. Но только когда дверь в гараж снова оказалась закрытой, меня уколола внезапно возникшая тишина. Но она продлилась всего мгновение, сменив свой холод на шорох губки по дереву. Алекс без лишних слов принялся шлифовать небольшого размера доску, и я не рискнула отвлекать его от работы — настолько сосредоточенными были его движения. Каждой стороне он уделял столько внимания, словно никого не хотел обделить.

Я невольно замерла, поддавшись гипнозу его отточенных действий, и принялась наблюдать: одной рукой упёршись в стол, он прикладывал достаточно усилий, чтобы по всему предплечью выступили жёсткие линии сухожилий, похожих на переплетающиеся ручьи.

Эти руки точно знают своё дело.

Светильник на столе был направлен на законченную наполовину оранжерею, утопающую в древесной крошке, и его тёмно-русые волосы, спадающие на лоб, слегка перекрывали часть света. Приталенная чёрная футболка, подсказывающая очертания мышц, уже покрылась пылью, впрочем, как и его рабочие брюки, а из-за правого уха виднелся карандаш. Вокруг были разложены инструменты — не в творческом хаусе, но и не в идеальном порядке — просто и удобно.

Он несколько раз приложил деталь к основанию конструкции, детально сверяя её размеры, словно готовил не школьный проект, а планировал построить настоящую оранжерею. И, заставив себя оторваться, я собрала в ладони сделанные растения:

— Я подумала... что нам может пригодиться наполнение.

Алекс словно только сейчас заметил моё присутствие и, отложив инструменты, забрал одну из фигурок. Покрутив её между пальцев, он взял с противоположного края стола инструмент и выровнял ствол, позволяя дереву принять более естественную форму. Затем он примерил миниатюру к своему зданию, подбирая ей подходящее место:

— Отличная идея, — отстранённо одобрил он. — Можно будет сделать таких раза в 3 больше, и на пару миллиметров короче, — продолжил он, склонившись надо мной и перебирая остальные растения в моих руках. — И попробуй сгибать ветви плоскогубцами, так будет легче и быстрее, — уже мягче добавил он, проведя пальцем по вмятинам от проволоки на моих подушечках. Прикосновение было мимолётным, не тело ощутило его каждым нервным окончанием.

Будь осторожнее.

Словно почувствовав то же самое, Алекс отпустил мои руки и вернулся к работе, так и не взглянув на меня. Незначительное действие, на которое можно было не обращать внимания. Но я обратила. Потому что его глаза, какой-то неведомой силой притягивающиеся к моим всякий раз, как мы находились в одном помещении, были той константой, которая подтверждала, что мой мир всё ещё не рухнул. Я настолько привыкла к этому, что не заметила, как сама начала искать его взгляд в толпе, как только ощущала его присутствие. Боже, я хотела найти его взгляд. И неделя после бала, когда он держался от меня подальше, к моему ужасу, это подтвердила. Словно у его взгляда была сила надо мной, и этот ритуал нужно было повторять с частотой, уменьшающейся с каждым днём.

И сейчас, когда он стоял так близко, что моя рубашка почти касалась его правого локтя, мне казалось, что он снова не здесь. Сегодняшний день и так сделал надлом в моей и без того потрескавшейся стене уверенности, ограждающей от внутреннего шторма. Но этот момент словно отрезвил, напоминая «ты скоро сломаешься».

Ты не справляешь с учёбой, хотя спала 6 часов за последние четыре дня, но этого всё равно недостаточно, и никогда не будет.

Неудачница.

Ты избегаешь лучшего друга, игнорируешь его попытки поговорить и обсудить то, что он, в конце концов, тебя поцеловал, и этим поступком только доказываешь, что недостойна его.

Предательница.

Ты врёшь подруге, что у тебя всё в порядке, потому что враньё стало твоей второй натурой. А может ты всегда была такой.

 Обманщица. 

Ты делаешь вид перед родителями, что всего вышеперечисленного не происходит.

 Притворщица. 

И напоследок, ты боишься, что человек рядом с тобой значит для тебя больше, чем ты признаёшься, потому что в глубине души знаешь: ты не заслужила его спасения.

Слабачка.

Ты не справляешься. Ты не справляешься. Ты не справляешься.

Дыхание. Я его не чувствую.

Вдруг показалось, что всё помещение начало трястись... Или это моё тело?

Я со всей силы вдавила дрожащую ладонь в грудь, чтобы хоть так ощутить движение лёгких. Вторая рука неудачно упёрлась в край стола и сразу же соскользнула.

Горло начало жечь, а глаза застелил пот... или слёзы.

— Саша? — голос Алекса прорезал шум крови в ушах, но мой взгляд продолжал метаться по комнате в поисках якоря. — Слушай меня! — звук стал ближе, и он в секунду оказался передо мной. — Дыши со мной, — уверенно произнёс он, обхватив ладонями моё лицо. — Вдох, — он демонстративно вдохнул, ожидая, пока я повторю, и мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. — Теперь медленно выдыхай, — спокойно сказал он, одной рукой поглаживая меня по спине. Мои глаза, словно изголодавшись, сразу же вцепились в его, укутываясь в привычный шторм, и я выдохнула. Не потому, что он попросил. Просто глаза наконец увидели свой якорь.

Алекс заставил меня ещё несколько раз повторить упражнение, чтобы успокоить дыхание, сажая на единственную невысокую табуретку сбоку от него. Сам он присел на корточки, наверное, впервые оказавшись чуть ниже меня, и взял за руки.

— Продолжай дышать, закрой глаза и подумай о каком-нибудь приятном месте, — обволакивающим голосом произнёс он, поглаживая мои влажные от холодного пота пальцы. — И говори со мной, чтобы я знал, что ты в порядке, — объяснял он. — Подумай, где ты чувствуешь себя спокойно? Что это за место? Опиши мне, как оно выглядит.

Сил на сопротивление совсем не осталось, и я просто сделала, как он просил. Как только веки закрылись, перед глазами сразу всплыло место, словно ожидающее, когда я к нему вернусь.

— Это... парк, — начала я, всё ещё контролируя сбивчивое дыхание.

— Продолжай.

— Он старый, наверное, для кого-то даже неухоженный, но мне... мне он нравится. Там всегда пахнет елями и чем-то... лиственным. Есть глубокое озеро, немного заросшее с одного берега, и каждую весну в нём поселяется семья лебедей. Его окаймляет высокая каменная набережная, правда теперь она вся в паутине и трещинах, а ограждение и вовсе почти сломано. А на выступах ограждения есть пару деревянных беседок по периметру, и возле каждой разросся почти целый лес, соединяющийся с остальными деревьями. Обычно там не бывает людей, поэтому летом я прихожу туда почитать. Та тишина, она успокаивает и словно... лечит. — Воспоминания лились сами собой, будто очень долго находились в ожидании быть услышанными.

— Звучит прекрасно, — почти шёпотом произнес Алекс, не решаясь до этого прервать мой словесный поток.

— Вообще-то ты даже видел его кусочек, — сказала я, снова открыв глаза и немного прищурившись от света. — Проходил его сбоку на большом повороте, примерно на середине пути.

— Значит, в следующий раз нужно заглянуть, — ответил он с лёгкой улыбкой, в которой всё ещё считывалось переживание. — И часто они у тебя? Только правда.

— Кто?

— Панические атаки, ангел...

Я действительно не справляюсь?

— Не уверена... пару раз в месяц? — С минуту Алекс рассматривал моё лицо, словно пытался найти доказательства сказанным словам. Шторм в глазах только усилился, и совесть уколола осознанием, что в этот раз это произошло из-за меня. — Только правда, — подтвердила ему я.

— Тогда хорошо, что ты не одна, — наконец выдохнул он.

— Хорошо, что я с тобой, — кивнула я в ответ. — Иногда мне кажется, что однажды я окончательно утону в ней, — произнесла я быстрее, чем успела об этом подумать. Алекс всё ещё продолжал поглаживать мои пальцы, и это движение ощущалось так безопасно, что мне захотелось поделиться тем, что перманентно обитало в моём подсознании.

— Как она ощущается — твоя тревога? — аккуратно спросил он, словно ступал на тонкий, не до конца окрепший лёд.

— По-разному, — начала я, пытаясь подобраться слова, но не потому, что хотела что-то утаить. Наоборот: мне хотелось, чтобы меня поняли. — Иногда меня просто начинает трясти, как если ехать со всей скорости по дороге с кучей выбоин. А порой наоборот, впадаешь в ступор, как если бы тебя поместили в вакуум без стен. Но чаще всего — это голос.

— Голос?.. И что он говорит?

— Всякие... вещи. — Формулировка оставляла желать лучшего, будто сама тревога была против того, чтобы оказаться обнародованной. — Не знаю, он придумывает сценарии, раскручивает их до мельчайших деталей, и это звучит так живо, понимаешь? В смысле, как ему не верить, если всё кажется таким реальным? И порой этот голос такой... громкий, что мне хочется исчезнуть, раствориться, потому всё, что он говорит, кажется мне... правдой, — слова лились без остановки, понемногу поднимая со дна души давно осевший камень. — Тогда кажется, что я осталась в абсолютной темноте, где нет ни единой щели хотя бы для крошечного лучика света...

Уголки глаз заполнились слезами, которые словно хранились именного для этого момента. Я зажмурилась и ощутила, как Алекс провел большим пальцем правой руки по моему лицу, собирая влажные капли.

— Знаешь, однажды Катя сказал мне: «Если ты не видишь свет в конце тоннеля, тогда стань тем светом, который приведет тебя туда сам», — с улыбкой на лице произнёс он, разрешив своей ямочке выглянуть и приковать моё внимание его левой щеке.

— Это очень красиво, — улыбнулась я в ответ, всё ещё глядя на него сверху вниз. — Она случайно не пишет книг? Я бы почитала.

— Не удивлюсь, если за время моего отсутствия она напишет целый сборник. — Его тёплый смех быстро сменился разочарованным взглядом.

Его отсутствия.

Здесь не требовались слова, чтобы понять его боль. Когда Миша прошлым летом на две недели уезжал в образовательный лагерь — это была наша с ним самая долгая разлука. Стоит ли упоминать, как долго я после этого не выпускала его из объятий. Но я даже не могу допустить мысль, чтобы меня разлучили с ним, тем более вот так...

Настала моя очередь отвлечь его, поэтому я поднялась с табуретки, и, потянув Алекса за руку (что потребовало титанических усилий, и по итогу он поднялся сам, в секунду оказавшись надо мной), притащила его обратно к столу.

— Расскажи, откуда ты умеешь делать такое, — попросила я, указав на макет.

— Раньше я делал... кукольные дома, — начал он, и я, кажется, в первый раз заметила смущение на его лице. Оно придало небывалой выразительности невозмутимому лицу, и мне стало любопытно увидеть его когда-то по-настоящему живым.

— Умоляю, скажи, что это было для Кати, — сдерживая смех, попросила я, подняв голову и посмотрев на него. В его глазах проснулся азарт ответить мне с такой же подколкой. Чего я и добивалась.

— Ты что, только для себя, — лукаво ответил он, наклоняясь ближе. — Иначе откуда знаю, что есть уже больше 40-ка мультфильмов о Барби... Чёрт, они даже сняли тот, где она попадает в компьютерную игру! Зачем... — Последнее слово он произнёс так жалобно, что я не усомнилась — он смотрел их с ней все до единого, и, боюсь, не по одному разу. Смех тут же вырвался наружу: и мой, и его.

— У тебя отлично получается, — прокомментировала я. Наклонившись ближе, мне удалось наконец детальнее рассмотреть конструкцию, и она действительно была идеальной, выверенной до миллиметра.

— Спасибо, — ответил Алекс, поднимая со стола рулетку. — Мне всегда нравилась идея создать что-то крепкое, что может прожить годами... веками, — с каплей мечтательности произнёс он, измеряя размеры оранжереи. — Не то, что строит мой отец... в этом нет души. А без неё любой дом будет просто пустой коробкой, — продолжал размышлять он, заканчивая измерения. — Но пустота разрушает, — сказал он, наклонив ещё не прикреплённую к макету стену так, словно она готова упасть на основание.

— Тогда хорошо, что мы нашли, чем её заполнить, — ответила я, выравнивая стену и подставляя под неё макеты растений.

Алекс объяснил мне следующие шаги для оранжереи и написал на бумажке размеры и количеству нужных растений. А затем я решила остаться, чтобы понаблюдать и, по возможности, помочь ему в работе. Стоит признать, что занятие оказалось куда увлекательнее, чем я себе представляла: он внимательно объяснял мне, как и что нужно делать, параллельно рассказывая о кукольных домах, которые раньше мастерил.

И, через несколько минут, я уже не знала ни времени, ни погоды за окном, ни даже пространства вокруг: мир сжался до деревянной оранжереи с двумя людьми, которые пытались построить что-то крепкое.