Сердца на грани

Раньше я думал, что самое страшное в жизни — уйти из неё в одиночестве. Но оказалось, что хуже этого — провести её в этом одиночестве. Даже среди людей, ты чувствуешь себя запертым за стеклянной стеной: насколько тонкой, что невольно видишь всё, что творится за ней. Но стоит попробоваться перебраться через эту стену, разбить стекло — понимаешь, что оно прочнее стали.

Было время, когда я не знал этого чувства, и по своей наивности полагал, что так будет всегда. Как же глупо теперь звучат эти надежды... Голова уже давно стала самым мучительным местом: мысли, словно волны, захлёстывают снова и снова, твердя одно и то же. И иногда, чаще чем хотелось бы, я готов поверить им... Что я действительно был создан для одиночества.

Рассекая широкими шагами колкий февральский воздух, только одно могло относительно радовать: хотя бы в этом месяце меня ожидает меньше одиноких дней.

Подойдя к двери оранжереи, я на мгновение позволил себе ощутить трепет в груди от воспоминаний того вечера. Совсем ненадолго, чтобы они не успели пропитаться горечью мечущихся мыслей. Её свет я хранил слишком бережно. Всё ещё казалось, что этот сон никогда не выходил за грани моего воображения... Настолько невозможным ощущался тот момент.

Оттого переступить порог здания представлялось мне шагом смирения с реальностью, где тот вечер так и останется только в нашей памяти. Поэтому телу пришлось сделать дополнительные усилия, чтобы совершить это действие.

— Дошёл всё-таки, — послышалось в дверях. — А мы уже думали, что твоя сверхскорость дала сбой, Эдвард.

Лера иронично прокомментировала моё опоздание, параллельно собирая свои медные волосы в низкий пучок. Насколько же всё было плохо, что мне захотелось рассмеяться от её уже традиционной вампирской шутки?

— Кузнецов задержал тренировку, — ответил я, пока взгляд невольно скользнул в сторону от Ковалёвой, останавливаясь в своей привычной точке. — Простите.

Лесные глаза продолжали упорно избегать контакта, как и последние несколько недель. Но даже понимание, что это было заслуженно, и даже к лучшему, не могли остановить сердце от желания упасть к её ногам. Я медленно проследил за её взглядом и замер, разглядывая неожиданно печальную картину. Красный амариллис, ещё недавно нежно крутящийся между её пальцев, доживал последние минуты на этой земле. Окружавшие его белые цветы до сих пор выглядели празднично, отчего его вид казался ещё более удручающим. Последнее живое доказательство, что это всё же был не сон...

Сопротивляясь желанию окунуться в воспоминания, я обратился к Лере, уже доставшей из портфеля свой блокнот:

— Ты сказала, что у тебя появилась идея для проекта?

— Именно, — поддержала она. — И, в отличие от вас двоих, я о нём не забыла! — девушка метала укоризненные взгляды на нас обоих, заставляя вернуться в реальность и сконцентрироваться.

— Мы все во внимании, — ответила Саша, поворачиваясь к подруге и заправляя за ухо мягкую прядь каштановых волос.

Тембр её голоса вынудил меня вжаться ногами в землю, борясь с импульсом сделать два шага, разделявших нас, и узнать, почему он вдруг стал таким удручающе тихим. Последние недели я слышал её смех чаще обычного, особенно рядом с Дэном. Казалось, между ними снова всё наладилось, и, спрятав остальные чувства, я позволил себе оставить лишь радость за неё. А тёплый звон её смеха и улыбка на лице только помогали этому усилию.

Сейчас же голос был пропитан обидой, и, если они снова поссорились... Ладони вцепились в ближайший стол, будто пальцы сами начали искать опору.

— Во время бала мне удалось поговорить с Лебедевым в более расслабленной обстановке. — Быстрый темп Леры отвлёк меня от импульсивной агрессии по отношению к неповинному столу. — Я спросила, как нам переплюнуть другие проекты? Ведь у всех, как обычно, будут одинаково скучные презентации...В общем, он сказал: «иногда слишком сложно представить то, чего не видел».

Наше с Сашей молчание вынудило Ковалёву громко вздохнуть и добавить пояснение:

— И тогда я подумала: нам нужно физическое представление нашей идеи! Понимаете? — Лера развернула свой блокнот, показывая нам зарисовку на одной из страниц, изображающую оранжерею в том виде, который мы планировали.

Саша внимательно всмотрелась в рисунок, обдумывая идею, а затем вдруг произнесла:

— Это хорошо, но нужно больше, — сказала она, глядя только на Леру.

— И что ты предлагаешь? — не выдержав, спросил я. Лишь бы хоть на секунду ощутить на себе её взгляд.

— Нам нужно что-то более весомое... — всё ещё не поворачиваясь, продолжила она. Словно игнорировать моё присутствие стало единственным признаком внимания, которого я заслуживал. — Что могло бы заставить их полностью проникнуться той атмосферой, которую мы хотим создать... Что-то вроде...

— Макета, — вырвалось у меня скорее от отчаяния, но этот ход принёс свои плоды, заставляя две пары удивлённых глаз повернуться в моём направлении. — Если бы мы смогли раздобыть инструменты и помещение, можно было бы... — Я сократил расстояние между нами, параллельно раздумывая над собственным предложением. Оно казалось безумным и логичным одновременно, напоминая о временах, когда я последний раз брал в руки инструменты. — Я мог бы сделать макет обновлённой оранжереи.

— И тогда все смогли бы увидеть нашу идею...почти как в виртуальной реальности! — Лера воскликнула от восторга, записывая мысль в блокнот, пока я уцепился за возможность насладиться зеленью лиственных глаз, которые впервые за последнее время не попытались скрыться. — Инструменты... я могла бы попробовать договориться со столярной... но они не пустят туда без преподавателя, накладно по часам... — Ковалёва продолжала бегло перебирать варианты, когда я заметил уже знакомый блеск во взгляде, прикованном ко мне, который означал зародившуюся только что идею. И сердце по привычке замерло, ожидая услышать её голос.

— Не нужно никого просить, — произнесла Саша, и на короткое мгновение мне показалось, что улыбка почти пробилась сквозь её невозмутимый фасад. — У меня дома есть всё необходимое, я надеюсь...

— Точно, твой папа! — Казалось, с каждой фразой радость в голосе Леры росла с шокирующей скоростью. — Чего стоит один уголок для рисования в вашем доме... Как думаешь, он разрешил бы Алексу позаимствовать гараж и пару инструментов?

— Сомневаюсь, что он будет против, — Саша улыбнулась подруге, а затем повернулась ко мне. — Можем зайти ко мне, и ты проверишь, подойдёт ли тебе помещение и хватит ли материалов...

Мимолётная дрожь в её голосе выдала сомнение, прозвучавшее в предложении пойти к ней домой. И, не позволяя ему распространиться дальше, я мгновенно согласился, мысленно отбиваясь от аргументов здравого смысла, твердящего, что эта идея обречена на провал.

— Я же говорила, что мы идеальная команда, — бодро прокомментировала Лера, первой выходя из оранжереи. — Тогда договорились.

Придержав дверь, я пропустил Сашу вперёд, стараясь не выдать учащённый пульс, когда она проходила мимо.

— Мне ещё нужно забрать Мишу, встретимся в фойе, — тихо бросила она, уходя вслед за подругой.

Я ещё ненадолго задержался в проходе, вдыхая напоследок аромат цветов, хранящих самое ценное воспоминание, и убеждал себя, что поступаю правильно.

***

— А потому что не стоило терять свои рукавицы, — обратилась Саша к брату, подтягивающему спадающие с рук перчатки, которые были велики ему на... очень много размеров. Она подняла голову на меня и снова поблагодарила за них.

— Зато я победил в снежки! — обиженно ответил Миша, случайно уронив перчатку в ближайший от него сугроб.

Я в секунду наклонился, поднимая потерю, стряхнул от снега и присел на корточки, надевая её на его крохотную ладонь.

— Всех обыграл? — спросил я.

— Ещё бы! — детские изумрудные глаза загорелись гордостью, которая вынудила уголки губ приподняться в улыбке.

— Тогда оно того стоило, — подмигнул я Мише и встал, продолжив движение.

Почти всю дорогу я слушал их диалог, не вмешиваясь, и наслаждался. Хотя моментами сердце щемило от их тесных взаимоотношений. Сейчас я бы всё отдал даже за мелкую ссору вживую с Катей...

— А вот снежным совам не нужны перчатки, у них есть оперение на лапах, — вставил Миша на очередном повороте.

— Жаль, что ты не сова, — горько усмехнулась Саша, отряхивая снег с его шапки. — Метель начинается, давайте быстрее.

Снег и правда падал с ускоряющейся силой, мешая идти. А её слова не помогли Мише ускорить шагать, и он продолжал застревать в сугробах. Недолго думая, я остановился, снял рюкзак с плеч и быстро перекинул его на грудь, почувствовав, как ткань плотно облегала пальто, но при этом почти не сковывала движения. Ветер разыгрался сильнее, и мне пришлось поторопиться. Подойдя к Мише, я снова присел, взяв его за руки:

— Совой не обещаю, но можешь побыть коалой, — предложил я, показывая ему забраться ко мне на спину.

Саша пыталась выразить протест, но я не дал ей и шанса, тем самым, кажется, разозлив её окончательно. Но сейчас не время для препираний. Миша в секунду оказался на моей спине, обнимая за шею и пряча лицо от снега.

— Круто, — прокомментировал он после нескольких минут тишины. — Как будто меня спасатель из пожара выносит, скажи, Саш?

— Да, он такой, — тихо сказала она, глядя вперёд сквозь снежный ветер. — Спасатель...

Остаток пути мы добрались в тишине, изредка обмениваясь с Мишей парой слов. Казалось, он любую тему может свести к фактам о животных, и меня поражало, насколько точно ему удавалось их подбирать.

Подходя к их дому, я спустил его на землю, получив взамен улыбку, так похожую на Сашину. Миша первым подбежал к порогу и, позвонив в дверь, бросился обнимать маму. Снег с его ботинок продолжал стекать на коврик в прихожей, но это ни на секунду не отвлекло их от оживлённой беседы. Женщина убрала за уши русые пряди, которые будто хранили в себе всё то солнце, которое не появлялось уже несколько дней, и, расстегнув сыну куртку и поднявшись, обратилась к нам, всё ещё стоящим в дверях:

— Какая неожиданная встреча, Александр, — прокомментировала она, впуская нас в дом. Лазурные глаза быстро осмотрели наши заснеженные лица, улыбнувшись в ответ. — Проходите внутрь, не стойте на пороге.

После приветствия мы с Сашей сняли промокшую верхнюю одежду и рюкзаки, оставшись стоять в обуви.

— А папа уже дома? Нам нужны некоторые инструменты для школьного проекта, — спросила она, ища на полке ключи.

— Обещал скоро быть, — ответила ей мама. — Можете пока сами посмотреть, что есть в гараже, а я в это время доделаю ужин.

Она удалилась, по всей видимости, на кухню, и я направился за Сашей, которая без слов пошла открывать дверь слева от неё. Переместившись из тёплого дома, ещё не окончательно успевшего согреть нас после улицы, мы оказались в прохладном полуосвещённом одинокой лампой помещении, полностью пропахшим сухим деревом и сладковатым ароматом моторного масла. Звук шагов эхом отдавался от стен пустого гаража, пока мы приближались к верстаку в углу напротив. На столе виднелись остатки стружки и несколько разбросанных инструментов, которые Саша тут же принялась раскладывать по местам, будто желая быстрее избавиться от хаоса перед глазами.

— Здесь есть... то, что тебе нужно? — тихо спросила она. И оторвать взгляд от неё, чтобы рассмотреть инструменты, стоило мне всех оставшихся усилий.

Я провёл ладонью по пыльному краю шершавого верстака и ощутил под пальцами тёплое дерево, хранящее чужие следы. На секунду дыхание замерло, боясь спугнуть давно забытое ощущение, когда рука нащупала край деревянной доски. Смолистый, до боли знакомый запах, ударил в лицо, медленными шагами пробираясь к воспоминаниям. В скрипучем ящике нашлась старая ножовка и наждачная губка, с вдавленным следом чьих-то пальцев. Вверху на полке в аккуратном порядке расположились прозрачные коробки с гвоздями, подписанные по размерам, и металл едва слышно звякнул, когда я слегка потряс одну из них. На другом краю стола лежала линейка с почти стёртыми цифрами и простой карандаш, чуть погрызенный с одного конца.

Кажется, не я один страдаю от этой привычки.

— Да, думаю, это подойдёт, — ответил я, облегчённо возвращая взгляд к Саше. Её голова всё ещё была опущена вниз, а руки нервно заламывали ногти. И мой кулак инстинктивно сжался в осознании: что-то снова заставило её переживать.

— Тогда можем подождать папу в доме, — почти шёпотом бросила она, развернувшись. Но я не дал ей сделать и шагу в направлении двери, быстро схватив за руку и развернув к себе. Здравый смысл неистово бился о стены разума, требуя взять ситуацию под свой контроль, но упрямый орган в груди оказался сильнее.

— Давай поговорим, — выпалил я, не осознавая всего риска только что сказанной фразы.

—Разве это не заставит тебя нарушить наш уговор не врать друг другу? — произнесла она с такой обидой в голосе, от которой моя совесть уже готовилась залепить мне крепкую пощёчину.

Только правда.

— Я не врал тебе, ангел... Ты... — мой хриплый голос запнулся, пока я пытался найти нужные слова. — Ты заполнила все мои мысли...все до одной. С момента, как я открываю глаза, и до того, как снова усну. Хотя я и здесь совру, если скажу, что даже во сне я свободен от твоего очарования. Каждый момент дня — лишь белый шум на фоне мыслей о тебе. Я...

— И ты винишь меня в этом? — В уголках лесных глаз скопились слёзы, от которых моё сердце сжалось ещё сильнее.

— Вин... боже, я благодарю тебя! — Я даже не заметил, как голос почти перешёл на крик отчаяния.

— Поэтому игнорировал меня целых три недели? Хотел взять передышку? — Её голос почти срывался, эхом отдаваясь от стен, а ноги продолжали нервно стучать в такт трясущимся рукам.

Только тогда осознание, холодное как лезвие, вонзилось в мой затылок: я и есть причина её переживаний.

Кажется, у меня абсолютно перестало получаться сдерживать обещания.

И взяв её вторую ладонь, я аккуратно положил её на свою грудь, позволяя нежным пальцам соприкоснуться с рубашкой, в верхнем кармане которой лежала трёхнедельная записка, выученная наизусть.

— Оно не будет врать, — продолжил я, внимательно всматриваясь в её встревоженное лицо. И даже сейчас, она всё ещё выглядела как произведение искусства, которое предназначено свести тебя с ума или бесповоротно влюбить в себя. Удивительно, что она способна одновременно на всё. — Но не оно приняло решение отдалиться от тебя.

Тишина повисла между нами, оставляя только звук её пальцев, отбивающих удары моего сердца. И на секунду я испугался, что оно перестанет пульсировать без её помощи.

— Дело... в твоём отце? — Она аккуратно подняла на меня взгляд, словно боясь задавать этот вопрос. А моя челюсть сжалась от одного упоминания его из её уст.

— Ты знаешь моего отца? — удивился я.

— Только то, что он ведёт себя, как надменный...мерзавец, — произнесла она, чуть дольше подбирая последнее слово. И с моих губ сорвалась улыбка от того, как она старалась не обидеть меня этим оскорблением, несмотря на свою злость.

— Тогда... ты достаточно хорошо его знаешь, — чуть рассмеялся я, проведя свободной ладонью по её волосам и задерживаясь на её щеке. — Не хочу, чтобы он навредил тебе.

Из-за него я теряю всё, что мне дорого. Но с ней — я этого просто не переживу...

— Как он может навредить мне?

— Поверь, у него талант превращать чужую жизнь в ад.

— Как... твою? — спросила она, опуская мою руку с её лица и переплетая наши пальцы. — Алекс, я не глупая и умею делать выводы. Он... каким-то образом разлучил тебя с Катей?

Вот он, разговор, который никогда не должен был случиться, и тем не менее, происходит прямо сейчас.

Ты можешь рассказать ей.

Я отпустил её руки, вернувшись к верстаку, и взял со стола карандаш, чтобы отвлечься от внутреннего сопротивления. И, перекручивая его между пальцев, мысли постепенно сами начали вырываться наружу:

— Катя... это единственный луч света в моей жизни, — улыбнулся я, вспоминая детский смех, будивший меня по утрам. — Когда она появилась, мне казалось, мир впервые сделал мне подарок. Но она... она особенная. — Слова комом застряли в горле, словно вырваться наружу было их самым большим страхом. — Чёрт, я впервые всё это рассказываю.... В общем, несколько лет назад у неё обнаружили синдром Вольфа-Паркинсона-Уайта, что-то вроде лишнего провода в сердце... Долгая история... А год назад отец решил развесить с мамой Кати, из-за чего у неё начались новые приступы. И я... я переехал, потому что только так он обещал помочь ей. Это было его условие. У меня... у меня не было выбора, — глаза отчего-то резко стали влажными. — Я бросил её... понимаешь? Оставил...

Резкий треск карандаша отрезвил мысли, заставляя слёзы вернуться обратно. И когда извинения почти сорвались моих губ, Саша влетела в меня, крепко обвив своими руками. Боль отступила от одного её прикосновения, которое будто гладило меня изнутри.

— Мне очень жаль, что всё так вышло. — Её слова утонули в ткани моей рубашки. — Я даже представить не могу, какого тебе было всё это время... Как тебе помочь?

— Просто... будь, — выдохнул я в её волосы, прижимая ближе к себе, чтобы ощутить щекотящий душу аромат карамели. — Этого уже достаточно.

— Может пора не только спасать остальных, но и дать наконец спасти себя? — спросила она, подняв голову и обнадёживающе взглянув на меня.

Боже, её глаза. Клянусь, она даже не подозревает о их силе надо мной.

— Если бы всё было так просто, ангел, — ответил я, прикоснувшись губами к её лбу. И только через секунду , осознав проделанное действие, вернулся взглядом к её раскрасневшимся щекам.

Мы снова стояли в исцеляющем душу молчании, пока мой подбородок отдыхал на её макушке, и мне захотелось остаться в этой точке времени, пока все раны окончательно не затянутся. Но внезапный шум поднимающихся ворот гаража заставил Сашу отпрянуть от меня, а я внезапно вспомнил, для чего мы вообще сюда пришли.

Из заехавшей машины вылез мужчина лет 40 на вид, с очками на носу и вьющимися каштановыми волосами, как у дочери. Он с лёгким удивлением осмотрел нас, а затем протянул мне руку, улыбнувшись всё той же искренней улыбкой, которая, видимо, была присуща всей семье Леоновых:

—Александр, очень рад встрече, — бодро произнёс он, переводя взгляд на Сашу. — Неужели дочь наконец познакомит нас с героем, который помог побороть ей страх машин?

— Я совсем не герой, — с усмешкой ответил я, тоже посмотрев на Сашу. — К тому же, такая смелая девушка, как она, вовсе не нуждается в помощи. Она гораздо сильнее, чем думает.

Её отец словно провал мои слова на вкус, глядя сквозь довольный прищур.

— Речь настоящего героя, — ответил наконец он, одобрительно похлопав меня по плечу. — Так чем мы обязаны такому визиту?

Мы с Сашей кратко ввели его в курс дела, и он тут же принялся искать необходимые материалы, словно был заинтересован даже больше нас. И под конец разговора уже не возникло вопросов о том, можно ли воспользоваться его помещением: он готов был помочь в любую свободную минуту.

Неужели это и есть отцовская поддержка?

Выходя из гаража, мы сняли обувь, и все втроём отправились на кухню, следуя манящему запаху запечённого картофеля с мясом. Мою отговорку с предложением пойти домой никто не воспринял всерьёз, поэтому сейчас я сидел за кухонным столом, рассматривая Мишину энциклопедию. Он называл факты о каждом насекомом, и я начал удивляться, сколько же информации помещается в его голове. Саша сидела на стуле напротив, и мы переглядывались и усмехались друг другу от научных названий, которые из уст малыша звучали ещё смешнее.

Я продолжал разглядывать комнату и любоваться её... жизнью. Тёплый свет лампы над деревянным столом разливался по стенам, словно мёд на ладони. Духовка нагрела помещение до комфортной температуры, заставляя щёки налиться румянцем. Вверху от плиты висели деревянные лопатки, явно пользовавшиеся популярностью в использовании. Взгляд скользнул к подоконнику, на котором в смешанном порядке расположились горшки с зеленью вроде петрушки или базилика, чуть перекрытые завешенными наспех шторами. Кажется, в этом доме даже растения улыбались.

И, когда на столе волшебным образом возник ужин, все продолжали общаться, рассказывая о своём дне. Удивительно, как всего за несколько минут здесь перестаёшь чувствовать себя... чужим. Мне хотелось запомнить каждую улыбку, каждый звук смеха и каждую шутку, сказанную в тот момент.

Чтобы заставить себя поверить, семья может быть такой.