Нелюбимая

В прошлой главе:

...Хань снова путался в себе, в причинах, в мыслях, и никак не мог стащить с себя дурацкую сеть, которая основательно опутала его. Каждый шаг и вздох давался с трудом. Время на эти два дня, казалось ему, просто остановилось. Безвольно тянулись минуты, часы и вовсе казались целой вечностью ― теперь Лу, наконец-то, понимал значение этих слов, ― а от момента восхода до захода солнца мужчина проживал новую жизнь.

И мог ли он подумать, что самое большое в жизни облегчение, самую сильную радость, самый лучший подарок на Рождество он получит в двадцать семь лет, в рождественское утро, когда увидит, как фары автомобиля мазнут жёлтым светом стены в гостиной, а из машины появится такая хрупкая и необходимая ему Лу Янлин.

      Янлин вздохнула, чтобы чувствовать себя хотя бы немного увереннее, когда обхватила успевшими замёрзнуть пальцами дверную ручку. Внутри всё дрожало: если она и считала, что всё нормально, то только на словах брату. Может быть, когда она ехала в такси и была в относительной отдалённости от Лу Ханя, девушка и думала, что она полностью успокоилась и готова встретиться с ним, но теперь, сжимая холодный металл ручки, она была совершенно другого мнения. Лин подумала, что, если Лу проявит равнодушие к её появлению, она снова не выдержит и заплачет. Ведь несмотря на то, что сама Янлин уговаривала себя, убеждала в том, что не имеет права на все эти мысли, если разумом она понимала, что никто мистеру Ханю и связывает их только ничего не значащий штамп в паспорте, то сердцу приказать было сложнее, точнее ― невозможно. Ведь сердце, всем своим существом, хотело быть рядом с Лу и любить его, и чувствовать биение его сердца, и знать, что бьются они в унисон.
Ещё один вздох, неуверенное, но лёгкое и быстрое движение, и лицо Янлин опахнуло тёплым пряным воздухом, полным рождественских нот. Вдохнув в себя побольше этих, кажущихся родными, ароматов, от которых откровенно успела отвыкнуть за два дня в родном доме, где она дышала пыльным запахом увядания и болезни, девушка вошла внутрь. Но не успела она сделать и двух шагов внутрь дома, как с ног её чуть не сбил радостно виляющий хвостом Лорд. Пёс громко гавкнул несколько раз, привлекая внимание всех остальных, и принялся лизать Янлин ладони, пока та ласково трепала его за ухо. Уже через несколько минут вниз сбежала Вики и, коротко и счастливо взвизгнув, побежала навстречу Лин. Девушка предусмотрительно присела и уже через мгновение маленькие хрупкие ручки сжимали её шею, а над ухом раздавалось положительно взволнованное сопение девочки. Улыбнувшись, Янлин погладила малышку по головке и спросила, не сильно ли она скучала.

      ― Сильно, мамочка, ― Вики чмокнула Лин в щёку и только тогда ослабила своё объятье. ― Пойдём скорее, мы с папой ёлку наряжали!

      ― Ёлку? ― удивилась Янлин: она знала о такой традиции в западных странах, но никогда не видела, чтобы кто-то из её знакомых в Китае наряжал ёлку на Рождество. В гостиной стояла огромная, почти до потолка, зелёная красавица, украшенная шарами, гирляндами и фонариками.

      ― Моя мама ― большая любительница Запада, ― Лин вздрогнула, услышав голос Ханя, ― а потому мы ежегодно украшали ёлку в этот день. Из родительского дома я уехал больше восьми лет назад, а привычка до сих пор осталась, ― мужчина появился бесшумно и неожиданно, поэтому девушка несколько долгих мгновений просто смотрела ему в глаза и только потом вспомнила поприветствовать Лу. Он неуверенно улыбнулся ей, и Лин почувствовала, как сердце начинает биться сильнее ― видимо, она никогда не сможет избавиться от своих чувств.

      Хань с небывалым счастьем отметил, что в глазах девушки нет злости или обиды, шоколад её глаз не превратился в горький, холодный, а по-прежнему оставался горячим, молочно-нежным. Мог ли он надеяться на прощение?

      Праздничный ужин проходил в достаточно непринуждённой атмосфере: довольно громко работал телевизор, который вещал Рождественский концерт с большим количеством звёзд, и Янлин с Ханем не утруждали себя разговорами, наслаждаясь необычайно вкусными блюдами; Вики изредка подпевала знакомым песням, и тогда Янлин начинала хлопать в ладоши и весело поддерживать девочку, а Хань чувствовал себя десятилетним мальчишкой, вновь оказавшимся на семейном ужине в доме своего отца, когда накрывали огромный стол, за которым собиралась вся такая же огромная и дружная семья Лу. Хань снова чувствовал, что у него есть семья.
Когда стол заметно опустел, семья Лу переместилась на диван: по телевизору показывали многочисленные семейные комедии, над которыми Хань и Янлин сдержанно посмеивались, а Вики, не особо понимая, над чем и когда смеяться, только поддерживала смех взрослых, впрочем, ей это занятие довольно скоро надоело, поэтому девочка, удобно устроившись между мамой и папой, задремала. Янлин старалась всеми силами держать себя в руках и не кидать многозначительных взглядов на Лу, а тот жалел о том, что расстояние между ним и девушкой слишком большое.

      ― Как твоя мама? ― спросил Хань после того, как закончился очередной фильм, а Янлин собиралась отнести малышку Вики наверх, ведь та уже довольно продолжительное время спала.

      ― Крис сказал, у неё пневмония, ― Лин сглотнула плотный комок из жалости и сочувствия матери. ― Брат пообещал, что она обязательно поправится, что он вылечит её. Он пока останется дома, ведь у него зимние каникулы в институте.

      ― Может быть, нужны какие-нибудь лекарства? ― с участием поинтересовался Лу, помогая девушке поудобнее перехватить на руках Вики и как будто ненароком накрывая пальцы Янлин своей ладонью.

      ― Он не упоминал об этом, но я позвоню и узнаю, ― девушка едва улыбнулась мужчине и поспешила подняться наверх, стараясь унять сумасшедшее сердцебиение.

      Когда Янлин спустилась со второго этажа, Хань стоял у окна и, кажется, что-то высматривал в непроглядной тьме, а может ― наблюдал за размытыми разноцветными отбликами огоньков ёлочной гирлянды в оконном стекле. «Никогда бы не подумала, что у меня будет такое Рождество, ― прошептала девушка, с интересом рассматривая причудливых снеговиков и красивые пейзажи на стеклянных шарах на ёлке. ― Я совсем не помню, каким Рождество было при папе, но после того, как он умер, мы никогда его не праздновали. Только давние европейские коллеги папы присылали ему открытки, по привычке, должно быть».

      ― Спасибо Вам, мистер Хань, за чудесный праздник, ― Янлин заметила, как Хань почти болезненно дёрнулся, а кривая его губ приобрела выражение бесконечного сожаления. «Он, наверное, догадался, что я всё видела. Не нужно было так стремительно убегать. Он чувствует себя виноватым?..» ― с горечью подумала девушка, проводя подушечками пальцев по голубому шару, который переливался лазурным и фиолетовым.

      ― Тогда, на балу, между мной и той девушкой ничего не было, ― тихо произнёс мужчина, а Лин вздрогнула, то ли от слов Лу, то ли от того, что довольно больно уколола пальцы ёлочными иголками ― пальцы её соскользнули с матового голубого стекла.

      ― Вы... Вы ни в коем случае не должны передо мной оправдываться, ― Янлин стремительно развернулась к Ханю и увидела в его глазах целый океан из боли и жажды прощения. Молодой мужчина быстро преодолел небольшое расстояние между ними и несильно сжал плечи девушки.

      ― А я хочу перед тобой оправдаться! Я хочу, чтобы у тебя даже в мыслях не было ничего подобного! Я хочу, чтобы ты мне бесконечно верила и никогда не сомневалась во мне! ― Хань говорил торопливо, то повышая, то понижая голос, словно боялся не успеть сказать Янлин всё, что хотел сказать, словно боялся, что она убежит раньше, чем он скажет ей то, что она, возможно, хотела от него услышать. Девушка растерянно смотрела ему прямо в глаза и, кажется, не собиралась сбегать, что несколько добавляло уверенности Лу. ― Поцелуй, который ты видела, не был настоящим. Та девушка, Ляоцзи, она просто сумасшедшая, помешанная, она сама поцеловала меня, без моего желания... Чёрт, какое слабое оправдание, ― обречённо хмыкнул Хань, опуская взгляд в пол. ― Всю жизнь я только и делал, что ошибался. Ошибался в школе, решая уравнения; ошибался в работе, делая ставки не на те проекты или надеясь не на тех партнёров; иногда ошибался в людях, которые меня когда-либо окружали; я ошибался, в конечном итоге, в самом себе. Я часто неправильно понимал свои чувства, постоянно делал из-за этого неверные поступки, причиняя тем самым страдания другим людям. Наверное, именно поэтому я и отказался от всех своих чувств ― чтобы не навредить другим. Я, снова ошибочно, полагал, что человек запросто может «закрыть» в себе все свои чувства и эмоции, надеяться только на свой ум и, в какой-то степени, на интуицию. И, пожалуй, самой большой моей ошибкой было решение жениться на тебе, потому что... ― Янлин беспомощно дёрнулась, услышав эти слова, и Хань на мгновение запнулся, ― потому что я не имел права забирать у тебя возможность иметь счастливую семью и быть любимой. Возможно, ещё с самого первого дня меня к тебе тянуло, но я ошибался раз за разом, раз за разом, и постоянно делал шаг или два назад. Стоит тебе приблизиться ко мне ― как я трусливо отступаю; стоит тебе сделать шаг мне навстречу ― как я делаю два, а то и все три шага назад. Я боялся своей странной тяги к тебе, поэтому ошибался снова и снова ― я снова и снова пытался унять щемление сердца от единственной твоей улыбки, спрятать свои чувства к тебе где-то совсем-совсем глубоко, там, где уже не хватало места. Всё чаще они подступали к самому краю, грозясь разлиться, но я из последних сил сдерживал себя. Почему? Боялся ошибиться.

      ― Мистер Хань, я... ― хотела, было, что-то сказать Янлин, когда Хань неожиданно замолк, но он перебил девушку, снова начиная говорить и чуть сильнее сжимая её плечи:

      ― Я больше не хочу ошибаться. Я не хочу больше бегать от себя, искать себе оправдания, снова неправильно понимать свои чувства, я не хочу больше причинять боль тебе, Янлин, ― мужчина вздохнул. ― Ты нужна мне, ты необходима мне, я не могу без тебя, я прошу прощения у тебя, я благодарю тебя за то, что ты настолько изменила меня, что теперь я, назвавший себя не умеющим любить, открыто признаюсь тебе в любви, Лу Янлин. Я люблю тебя.

      Янлин чувствовала, что земля уходит у неё из-под ног ― дрожащими пальцами она схватилась за локти Ханя. Не только её пальцы дрожали, но и вся она: и её ресницы, которые были широко распахнуты, и её колени, которые отказывались держать её в вертикальном положении, и даже её сердце дрожало ― не зная, как реагировать на оглушающее признание Лу, Лин просто хватала ртом воздух, словно хотела сказать что-то в ответ, но слова застревали где-то на полпути.
Хань, тем временем, отпустил одно плечо девушки и, достав что-то из кармана, поднял сжатые в кулак пальцы на уровень глаз.

      ― Я надеюсь, что нам не поздно начать всё заново. По всем правилам семейной жизни, ты должна меня или презирать, или ненавидеть, но могу я надеяться, что ты хотя бы сделаешь вид, будто простила меня и немного влюблена? Если да, то пусть этот мой рождественский подарок послужит началом нашей новой истории, ― Лу разжал ладонь, и из неё выпала и повисла на одном из пальцев золотая цепочка, завершала которую круглая подвеска, украшенная небольшими бриллиантами, и в центре которой кровавым огнём поблёскивала капелька граната.

      ― Я думаю, мне не придётся делать вид, ― растерянно произнесла Янлин. ― Я ведь давно люблю Вас, господин Хань... И у меня нет для Вас подарка...

      ― Само твоё существование для меня уже подарок, ― улыбнулся Хань, горячо и жадно целуя девушку, перемещая свои ладони с её плеч на затылок.

      И думал ли он когда-нибудь, какое это блаженство: чувствовать, как пальцы любимой девушки от переизбытка эмоций зарываются ему в волосы и нежно сжимают их; думал ли, что когда-нибудь ему будет просто необходимо чувствовать чьи-то податливые губы; и думал ли, что в его двадцать седьмое Рождество жизнь подарит ему самое необыкновенное Чудо?

      ― Пожалуйста, обращайся ко мне на «ты», ― улыбнулся Лу Хань сквозь поцелуй, чувствуя такую же ответную улыбку Лу Янлин.