Методический материал по соблазнению

───── ◉ ─────

Первые лучи солнца пробивались сквозь раскрытые шторы, окрашивая комнату в теплые медовые оттенки. Воздух был наполнен тишиной, прерываемой лишь ровным дыханием Дорана. Его мощная грудь медленно поднималась и опускалась под тонкой простыней, а рука, тяжелая и теплая, все еще лежала на талии Деви.

Она осторожно приподнялась, стараясь не потревожить его, но тут же почувствовала легкую, но назойливую боль между бедер. Минуту спустя она уже стояла в ванной, отыскивая в аптечке таблетку обезболивающего.

— Все в порядке?

Голос за спиной заставил Деви вздрогнуть. Она обернулась и увидела Дорана в дверном проеме — весь его мощный силуэт, обнаженный, уверенный, неприкрытый. И его член, полувозбужденный, будто напоминающий о прошлой ночи.

Деви резко кашлянула, уставившись в потолок, но тепло уже разливалось по низу живота, смешивая ноющую боль с чем-то другим — горячим, неприличным.

Доран усмехнулся, понимая, что смутил ее.

— Можешь нарисовать меня, — сказал он, шагнув ближе. — Я же обещал побыть моделью, раз пробежку я уже проспал, у нас есть время.

Деви покраснела до корней волос, натягивая мужскую рубашку.

— Точно не в таком виде, — пробормотала она, указывая на него пальцем. — Я не могу работать в таких... напряженных условиях.

Смех Дорана, низкий и хриплый, заставил ее сердце биться чаще.

— Тогда, может, завтрак? — предложила Деви поспешно, пытаясь отвлечься от возбуждения.

Но он уже шагнул вперед.

Профессор приблизился, и его руки обвили ее с такой естественностью, будто были созданы только для этого — чтобы держать, защищать, обладать. Его губы, горячие и влажные, коснулись виска, и Деви зажмурилась, впитывая этот момент. Он был везде: в ее коже, в ее крови, в каждом вздохе, который она делала. Его запах — смесь дорогого мыла, кожи и чего-то неуловимого, только его — кружил голову сильнее любого вина.

Ее пальцы сжали край его рубашки, которую она накинула на себя, и ей безумно хотелось прижаться к нему сильнее, впустить его под кожу, раствориться. Она мечтала опуститься перед ним на колени, позволить его рукам раздвинуть ее бедра и снова наполнить, вознести. Но тело еще ныло, напоминая о вчерашней буре страсти, и разум понимал — нужно время.

И он это знал.

— Ты права, принцесса, — прошептал он, и голос, грубый и нежный одновременно, заставил ее дрожать. — В таких условиях работать невозможно.

Она почувствовала, как его член напрягся еще сильнее, твердый и горячий, упираясь ей в живот. Дыхание участилось, а между ног вспыхнул тот самый жар, который она уже успела узнать.

— Поэтому я приму душ, — продолжил он, слегка отстраняясь, но его пальцы еще скользили по талии, будто не в силах отпустить. — Попрохладнее. И приготовлю завтрак. А ты пока покорми кота.

Профессор улыбнулся, и ее дыхание замерло на половине вдоха. Этот шрам у левого глаза — тонкая белая линия, пересекающая смуглую кожу, — делал его еще красивее. В нем была история, боль, жизнь. И она любила его за это. Любила его — грубого, нежного, опасного и такого ее монстра.

— Вернусь через пару минут, — пообещал Доран, и в его взгляде читалось что-то теплое, что-то, чего он еще не готов был произнести вслух.

Но она знала.

И когда он скрылся за дверью душевой, Деви прижала ладонь к груди, словно пытаясь унять бешеный стук сердца.

Деви аккуратно разбивала яйца на сковороду, когда за спиной раздались шаги. Она обернулась — и тут же закатила глаза. Доран стоял в дверях кухни, в одних низко сидящих домашних штанах, обнажив торс, перечерченный едва заметными шрамами, — будто бросая ей вызов.

— Мог бы и одеться, — проворчала она, но взгляд ее самовольно скользнул по рельефу его живота, вниз, к той самой линии, где ткань штанов едва скрывала то, о чем она сейчас совсем не должна была думать.

Доран усмехнулся, подходя ближе.

— Рубашка тебя, кстати, не спасает. Отвлекаюсь не меньше.

Его пальцы скользнули по оголенному плечу Деви, и она едва не раздавила яйцо в руке. Но прежде чем успела ответить что-то колкое, его телефон резко завибрировал.

Настроение изменилось мгновенно.

Играющий огонек в глазах Дорана погас, сменившись холодной, опасной сосредоточенностью. Он взглянул на экран, и Деви увидела, как его челюсть напряглась.

— Бо нашел источник фотографий, — произнес он тихо, но в этом шепоте слышалось рычание.

Деви замерла.

— Их сделал какой-то Джош, — продолжил Доран, — но пересланы они были с пометкой «заказ». На имя Одри Херд.

Имя прозвучало, как удар хлыстом.

Одри.

Ненависть вспыхнула в груди Деви, горячая и ядовитая. Эта девушка — красивая, ядовитая змея в дорогих туфлях — уже перешла все границы. Сначала она пыталась заполучить Дорана, играя грязно, а теперь... теперь она организовала нападение.

Деви сжала кулаки. Царапины на ее ладони, еще не зажившие, саднили, будто напоминая: тот мужчина в переулке не просто хотел ее напугать. Он хотел взять ее силой. И все это — по заказу Одри.

— Но это еще не все. — Голос Дорана был ледяным. — Одри Херд теперь арендует квартиру по соседству.

Кровь запульсировала в висках.

Как?

Деви резко выдохнула, пытаясь совладать с яростью, которая грозила разорвать ее изнутри. Она ненавидела Одри. Ненавидела ее фальшивую улыбку, ненавидела ее манеру говорить, ненавидела то, как та смотрела на Дорана — будто он вещь, которую можно заполучить.

Сковорода шипела, но Деви уже не слышала звуков закипающего масла. В ушах стоял только белый шум ярости, а в груди пылал огонь, выжигающий все, кроме одного имени — Одри.

Но когда Деви взглянула на Дорана, ледяной страх сковал ее сильнее гнева.

Он стоял неподвижно, с телефоном в руке, но в его глазах бушевала тьма. Не просто злость — холодная, бездонная ярость, та самая, из-за которой замерзают айсберги.

Деви медленно положила лопатку и подошла к Дорану. Не обняла — просто уперлась лбом в его грудь, чувствуя, как напряжены его мышцы.

— Что будем делать? — прошептала она, даже не размышляя о последствиях обретенных знаний.

Его дыхание было ровным, слишком ровным для человека, в глазах которого читалось убийство.

— Переломаю ноги Джошу, — сказал он спокойно, будто обсуждал погоду. — А может, и руки. Или вообще все.

В его голосе не было злорадства, только факт. Констатация.

Деви закрыла глаза. Она знала — это не пустые угрозы. Доран сделает это. И часть ее — та самая, что дрожала от страха в темном переулке, — хотела, чтобы он это сделал.

Но другая часть, та, что любила этого опасного мужчину, сжалась от ужаса.

Потому что после этого пути назад не будет.

— Доран, — Деви не поднимала головы, — я не хочу, чтобы из-за этого у тебя были проблемы с законом. Мы можем как-то разобраться с этим — официально? Через полицию?

Доран притянул Деви к себе и уткнулся подбородком в макушку.

— Нет, из-за того, что нет улик, а та информация, которую достал Бо, — незаконная. С ней нельзя обратиться в полицию.

Запах гари начал заполнять кухню, но ни один из них не шевельнулся. Деви чувствовала, как тяжелое дыхание Дорана раскачивает ее вместе с его грудью. Его руки сжимали ее так крепко, будто он боялся, что она растворится, если ослабит хватку хоть на мгновение.

— Тогда что? — прошептала она. — Ты же не убьешь их?

Доран не ответил сразу. Его пальцы впились в ее бока, и она почувствовала, как напряглись все его мышцы.

— Нет, — наконец сказал он, и в его голосе появилась какая-то странная, ледяная убежденность. — Убийство — это слишком просто.

Деви оторвалась от его груди и посмотрела в глаза. То, что она увидела там, заставило ее кровь похолодеть. Он был именно тем монстром, какого она видела в своих снах. Опасного, темного. Но она не хотела менять его или бороться, просто принять таким, какой он есть, с изломами и шрамами. Лишь бы он позволил.

— Я хочу, чтобы они боялись, — продолжил он, и его губы растянулись в улыбке, в которой не было ни капли тепла. — Хочу, чтобы они каждую ночь просыпались в холодном поту, думая, что я стою у их кровати. Чтобы они знали, что за каждую царапину на твоей коже, я оторву кусок их благополучия и спокойствия.

Деви сглотнула. Она должна была испугаться. Должна была отстраниться, сказать что-то о том, что так нельзя, что это безумие. Но вместо этого ее пальцы впились в его плечи.

— А если... если тебя поймают?

Доран наклонился и прижал лоб к ее лбу.

— Не поймают, принцесса. Я найду все их тайны и секреты и позабочусь о том, чтобы эта информация попала в нужные руки. Тюремное заключение это именно то, что они заслужили.

Деви вспомнила лицо Одри, всю свою ненависть к ней, но еще она вспомнила искру страха, которая появилась в ее взгляде, когда Деви увидела ее рядом с отчимом. Завистливая, несчастная, без собственного мнения и вкуса. Даже на тестированиях она пользовалась заранее выкупленными ответами.

Где-то на плите подгорал очередной испорченный завтрак наполняя воздух горьким дымом. Но они стояли так, в своем мире, где существовали только они двое — и те, кто посмел их ранить.

— Хорошо, — наконец прошептала Деви. — Но с Одри я разберусь сама, и, скорее всего, без тюрьмы.

Деви еще не придумала, как разберется с однокурсницей. Но точно знала, что нужно сыграть на том, что Одри оберегала больше всего, — статусе.

Доран медленно кивнул, как будто и не ожидал другого ответа.

— Ты слишком добрая. — Он сказал это как комплемент.

— Компенсирую твою жестокость.

Деви улыбнулась, тепло и без тени иронии, и потянулась вверх, встала на цыпочки, чтобы оставить легкий поцелуй на щеке Дорана. Его щетина чуть кололась, но именно эта шероховатость и казалась ей теперь родной — такая же настоящая, как он сам: грубый, тяжелый, живой.

Профессор опустил руку на ее спину, медленно, почти лениво, но в этом прикосновении было больше привязанности, чем во всех громких признаниях.

Но их момент нарушил резкий, противный визг — пожарная сигнализация взвыла, как сирена по тревоге, врываясь в их утро с грохотом реальности.

— Серьезно? — фыркнула Деви, отступая назад.

— Пожалуй, завтрак в нашей семье буду готовить я, — хмыкнул Доран, распахивая окно и впуская внутрь прохладный утренний воздух.

А Деви пришлось на секунду прижать руку к груди, потому что слово «семья» больно ударило под ребра. Паническая атака поднялась со дна желудка, как ядовитый пар, но она успела ее остановить — глубоко вдохнула, сжала кулаки. Она не смотрела так далеко вперед. Никогда. Но если заглянуть хотя бы на дюйм в будущее... она поняла, как сильно хочет этого. Не иллюзий. Не красивой картинки. А именно этого — быть в чьем-то «мы».

Кот, свернувшийся клубком на диване, даже не шелохнулся, будто знал: они справятся. И с испорченным завтраком, и со всеми проблемами целого мира.

— Позавтракаем по дороге, — бросил Доран, уже отключая сигнализацию.

Деви кивнула, думая, что это будет хорошим завершением их утра.

Но... они не позавтракали.

Телефон Дорана зазвонил снова — короткий, деловой звонок. Он ответил сдержанно, но по его голосу Деви сразу поняла: что-то случилось.

— Они потеряли тест для первокурсников, — сказал он, застегивая часы на запястье. — Попросили срочно приехать и восстановить все заново.

— Конечно, — отозвалась она, без тени обиды в голосе. — Поезжай. Я дойду пешком. Все равно не планировала ехать с тобой до университета. Это... — Она замялась. — Не безопасно.

Доран посмотрел на нее, как будто хотел сказать что-то еще, но не сказал. Вместо этого подошел ближе, снова провел пальцами по ее волосам — медленно, почти тревожно.

— Напиши, когда дойдешь, — тихо сказал он. — И загляни ко мне в кабинет. Хочу... просто хочу тебя видеть.

Она только кивнула, не доверяя голосу. Ей действительно нужно было это короткое одиночество. Несколько шагов в собственном темпе. Просто, чтобы разобраться в себе. В том, что они сделали. В том, что это значит.

Когда дверь лифта закрылась, квартира стала слишком тихой. Куртка Дорана все еще лежала на спинке стула. Деви медленно взяла ее в руки, и запах ударил в грудную клетку, как воспоминание — теплый, уверенный, живой. И Деви пропала в нем без остатка.

И на удивление — ей стало легче дышать.

Улица встретила ее прохладой — резкой и свежей, как глоток ледяной воды после слишком горячего дня. Деви натянула куртку Дорана повыше, пряча подбородок в мягком, пахнущем им воротнике.

И замерла. Она больше не была той, кем была вчера. Это ощущалось на коже, под ней, в походке, в каждом вдохе. Что-то изменилось — необратимо и бесповоротно.

Он был в ней.

Она все еще чувствовала это — не боль, нет. А отголосок близости. Его прикосновения — медленные, как обряд. Его голос — горячий, шершавый, будто дым по коже. Его взгляд — тот, которым он смотрел не просто на тело, а в саму суть. Его тяжесть внутри — не только физическая, но и эмоциональная. Как якорь. Как точка отсчета.

Доран Басу.

Опасный. Закрытый. Разбитый. И он стал тем, кто дал ей то, чего не дал никто: чувство нужности.

Не как груз, который Кайрас носил на плечах, потому что был ее братом. Не как выгодный актив, к которому Камал приценивался, сверяя строки завещания. А как женщина. Как центр чьей-то вселенной — пусть даже темной, выжженной, но искренней.

Она шла по улице в его куртке и думала, что не боится. Ее сердце не стучало от тревоги. Оно билось от... радости. Тихой. Призрачной. Но настоящей.

— Ого. Наследница идет пешком? Что-то пошло не так в алмазной империи?

Кристиан, прислонившийся к ограде, с яблоком в руке и ленивой ухмылкой на губах. Сегодня он выглядел небрежно — толстовка, взъерошенные волосы, рюкзак болтается на плече, как у студента, которому плевать на общественное мнение. А не как богатенький сынок со счетом в «Fox & Weaver Partners», юридическом гиганте Бостона.

— Доброе утро, — ответила Деви, не скрывая улыбки.

И правда — она была рада его видеть. Хоть они и не друзья, Кристиан многое открыл ей в тот вечер в больнице. Без прикрас. Без масок.

— Выписали?

— Машина все еще в ремонте, — пожал он плечами. — А врачи велели побольше ходить, двигаться, солнце ловить. Так что вот он я — лучший нападающий футбольной команды Гарварда, иду как первокурсник, которому родители еще не купили тачку.

— О, добро пожаловать в жизнь обычных смертных. Надеюсь, ты справишься, — подыграла Деви.

— С трудом. Все болит. И эго особенно.

Кристиан откусил яблоко. И на его лице не было той самой ухмылки, с которой он обычно флиртовал. Сегодня — просто парень. Просто утро. Просто спокойная, ненавязчивая компания.

— Куртка великовата, — заметил он вскользь. — Не твоя?

— Нет, — коротко ответила Деви И не добавила больше ничего. Больше не было нужды что-то объяснять.

Кристиан кивнул — и не полез дальше. За это она поставила ему плюс в несуществующий список.

— Кофе по пути? — предложил он, делая шаг вперед.

Деви чуть приподняла бровь, а губы скривились в почти незаметной усмешке. Неужели он опять? Только когда она почти перестала думать о нем плохо.

— Пропущу. Не хочу, чтобы ты счел это поводом для очередного «флирта без обязательств».

Кристиан остановился, сглотнул недожеванный кусок яблока, а потом хмыкнул, уставившись куда-то мимо нее.

— Знаешь, что, Шарма? — Он повернул голову, и в его глазах не было иронии — только легкая усталость. — Больше не буду «подкатывать». Просто кофе. Без заднего умысла. Я обещал встретиться с Сарой и Рамом. Так что, если присоединишься — никто не подумает, что я опять тебя «обольщаю». Мне дорога моя жизнь, а владелец твоей куртки явно не ботаник. Поэтому — нет, извольте.

Он сказал это с неожиданной честностью, без маски и игры. И это было, пожалуй, самым нормальным разговором за все время их знакомства.

Деви опустила немного смущенный взгляд, а затем кивнула.

— Хорошо. Только без театра. Я сегодня не в настроении притворяться.

Кристиан не стал отвечать, просто пошел вперед, не оборачиваясь. И Деви пошла за ним, все еще кутаясь в куртку Дорана, словно в броню, которую никто не мог пробить.

Кафе на углу кампуса пахло теплым хлебом, корицей и чем-то еще — знакомым, университетским, будто ароматом усталости, влившейся в рутину.

Сарасвати сидела у окна, уткнувшись в планшет. Электронный учебник «Усовершенствованное управление финансовыми рисками» ярко светился на экране, и ее взгляд бегал по строчкам с сосредоточенной упрямостью.

Деви сразу поняла: Сара готовилась к тестированию. Скорее всего, после вчерашнего вечера у нее просто не хватило на это времени.

— Ты опять пытаешься обмануть тест по системам хеджирования? — спросил Кристиан, ставя стакан с кофе на стол.

— Не пытаюсь. Учусь, — отозвалась Сара, не отрываясь от экрана. — Этот профессор по «Рискам» — жуткий маньяк. Кто вообще дает шесть кейсов на один тест?

Сарасвати перелистнула страницу, проведя пальцем по экрану.

— Человек, который ненавидит студентов, — пробормотал Рам, появляясь с подносом.

Он поставил стакан перед Сарой, как бы говоря: я рядом, даже если ты не попросила. Деви отчего-то очень была довольна таким заботливым жестом, радуюсь, что Сара нашла хорошего парня.

Кристиан фыркнул и откинулся на спинку стула:

— Ну, сколько бы ты ни зубрила, Одри все равно получит сто баллов. Я, конечно, не хочу говорить, что тут что-то нечисто, но, возможно, пора проконсультироваться с юристами. Пора звонить отцу.

Сара закатила глаза.

— А ты попробуй хоть раз не через отца, — бросила она, сделав глоток кофе.

— С радостью, — оживился Кристиан. — Хоть будет повод надеть костюм и сыграть адвоката. «Ваша честь, моя клиентка, Сарасвати Басу, обвиняет систему в несправедливости, а Одри — в черной магии и корпоративном сговоре».

Деви усмехнулась, но внутри все защемило от одного только имени — Одри Херд. Она еще не придумала, как разобраться с ней, при этом не перейти на темную сторону, с которой уже нельзя вернуться. Ее ладони, словно в ответ, вновь заныли — от памяти о том, как больно ударились об мокрый холодный асфальт.

Куртка Дорана по-прежнему согревала плечи, пахла им — его кожей, мылом, сигаретами. Где бы он ни был сейчас — Деви надеялась, что он думал о ней.

Экран телефона мигнул.

Доран:

Ты дошла?

Деви:

Да. В кофейне, тут шум, хеджирование и зубрежка (не спрашивай).

Доран:

Ты уже красивая, но с хедж-фондом — особенно.

Деви закусила нижнюю губу, печатая ответ.

Деви:

Надену на следующее свидание диаграмму VAR вместо платья.

Доран:

Провокационно. Тогда приглашаю тебя на свидание. Загляни потом ко мне. Я сегодня работаю в кабинете, лекций нет.

Деви:

Как скажете, профессор.

Экран снова погас. Деви прижала телефон к груди на секунду и заметила, что Сарасвати, Рам и Кристиан смотрят на нее — не в упор, но с легким, почти хитрым изучением.

— Пора идти, — прервала молчание Деви, жалея, что не приготовила утром завтрак.

Все кивнули, соглашаясь.

Аудитория была теплой, но воздух в ней — как перед грозой. Густой от ожиданий.

Профессор, мужчина с сединой в висках и голосом, будто натянутым на струну раздражения, раздал тесты в молчании. Ни напутствий. Ни улыбок. Только стеклянный взгляд поверх очков и короткое:

— Время пошло.

Деви взяла ручку, слегка поворачивая ее в пальцах, и посмотрела на первый вопрос. Кейс по страхованию процентных рисков с трехлетним горизонтом и открытой валютной позицией. Простой. Почти элементарный. Она просканировала условия, разобрала структуру. На третьей минуте уже заполняла графу ответа, в голове собирая всю картину в одно целое. Она не просто решала — она анализировала, раскладывала каждый параметр по полочкам, словно резала данные хирургическим скальпелем.

Сарасвати сидела рядом и нервно крутила браслеты на запястьях, создавая едва слышный металлический звон. Он бил в ухо, как метроном чужого волнения. Но Деви не попросила ее остановиться, видя в этих украшениях большее чем металл. Связь с прошлым, любовь к сестре.

Кристиан, напротив, склонился над столом с тем же видом, с каким читают инструкции по варке макарон. На первом вопросе он краем ладони прикрыл телефон, приоткрыв браузер. Пальцы двигались по экрану быстро, но взгляд оставался пустым. Искал, но не понимал.

Деви продолжала писать. Одно задание сменяло другое. Ее разум плыл в собственной уверенности, расчетливой и отточенной. Не потому, что она зубрила. Потому что понимала.

И тут, среди сосредоточенного шороха бумаг и тяжелого дыхания, прозвучал голос:

— Готово.

Он был резким, как выстрел.

Одри.

Она первая подняла руку. С идеально ровной осанкой, с лицом без капли напряжения, как будто это был не тест, а светский ужин. В ее движениях была театральность, выверенность. Почти вызов.

Деви медленно подняла взгляд и уставилась на спину девушки.

Белоснежные волосы были сегодня собраны в небрежный, но стильный пучок — слишком «естественно», чтобы быть случайным. А на спинке стула висела кожаная куртка.

Короткая. С мягкой выделкой. Почти идентичная той, что Деви сняла перед лекцией.

Что-то внутри кольнуло. Острым, неприятным. Это был не первый раз. Недавно — свитер с тем же оттенком, что был на Деви днем ранее. А теперь — куртка.

Одри. Девушка, которая, казалось, не замечала никого вокруг... словно играла роль Деви, но по своему сценарию, переписывая оригинал под себя.

Зачем?

Это не выглядело как подражание из восхищения. Это было... как копирование подмены. Словно Одри пыталась стать ею. Надеть ее кожу. Но для чего? Чтобы кому-то что-то доказать? Деви не причину и следствие такого поведения не понимала.

Чтобы стереть? Переписать?

Одри повернулась, сдавая бланк, и их взгляды пересеклись на мгновение. В глазах той промелькнула тень улыбки. Слишком уверенной. Слишком хитрой — «знающей».

Деви не отвела взгляда. Но внутри уже зрела злость. Не та, что разрушает, — та, что фокусирует. И если Одри играла в имитацию, то Деви собиралась доказать, что оригинал всегда смертельно опасен, особенно когда его начинают подменять.

Ручка застыла над последней строчкой, но мысли уже не были о кейсе.

И именно в этот момент в голове родился план — холодный, логичный и до пугающего простой.

Она не станет обвинять Одри напрямую. Нет. Это было бы слабостью.

Она даст ей сцену. Свет. Преподавателей. Протокол. И Одри сдастся сама. Под гнетом чужих ожиданий. Под давлением чистого формата, где нельзя переиграть отсутствие знаний.

Доран.

Он мог помочь. Если он согласится отдать тест в деканат — секретарю Джесике — как формальный протокол для тестирования. Если оформить все по процедуре: собрать преподавателей, назначить открытую лекцию с обсуждением кейсов, — и задать те же самые вопросы устно.

Одри не сможет повторить написанное. Не сможет сыграть блестящую роль, когда слова придется выдавать с ходу, не заглядывая в шпаргалку.

Потому что в этот раз все будет иначе.

Она сдастся не под давлением угроз. А под тяжестью правды.

Имидж для нее — как валюта. Репутация — броня. А Деви собиралась превратить это в осколки.

Она сделала вдох — глубокий, ровный, и подняла руку.

— Готово, — произнесла она, и голос ее не дрогнул. Внутри все было четко, хищно и предельно ясно.

Когда она сдавала бланк, ни один мускул на лице не выдал напряжения. Она не смотрела на Одри. Ее цель была выше. Точнее.

Сегодня она была не жертвой. Не просто студенткой. А охотницей до справедливости.

И в груди у нее больше не билось сердце испуганной девочки, загнанной в угол опекуном или болезненным одиночеством. Оно стучало ровно и уверенно — как часы, отмеряющие начало конца для тех, кто перешел грань. Деви шла с планом. Четким, выверенным, хищным. В начале она разберется с Одри, а дальше — с убийцей ее родителей.

Телефон завибрировал в кармане, заставив Деви вынырнуть из мыслей и вернуться в настоящее.

Доран:

Ты позавтракала?

Она шла мимо студентов, улавливая обрывки чужих разговоров. Где-то справа Сарасвати тихо жаловалась на слишком сложные вопросы, нервно трогая браслеты на запястьях. До этого они обсуждали вчерашнюю выставку, но идеи, как помирить двух упрямых сестер, у Деви все еще не было. Может, правда, нужно время. Или расстояние. Или оба.

Деви:

Пока нет. Несостоявшийся завтрак считается?

Ответ пришел почти сразу.

Доран:

Нет.

Зайди ко мне. Кабинет рядом с деканатом, следующая дверь. Я жду.

Сердце Деви сделало легкий скачок — короткий, как вдох, острый, как поцелуй в самое уязвимое место. Как будто внутри нее вспорхнули бабочки — не хрупкие, а с крыльями из пламени. Эти его короткие фразы, сухие и сдержанные, были для нее теплее всех нежных признаний. Он не спрашивал — он заботился. Без сюсюканья. Без фальши. Просто был рядом и всегда в нужный момент.

Она спрятала телефон и мягко отстранилась от группы студентов, чтобы не мешать движению. Слова слетели с ее губ прежде, чем она успела их продумать:

— Мне нужно подготовить кое-что для профессора Басу, — объяснила она, стараясь скрыть смущение за деловитостью.

Кристиан удивленно остановился, чем мгновенно создал затор — позади идущие студенты начали обходить его с обеих сторон.

— Ого, так он все-таки выбрал помощницу? Сочувствую, Деви. Говорят, он такой тиран. Лекций у меня не ведет, но слухи — они рассказывают страшное.

— Эй, — вмешалась Сара, с вызовом глядя на Кристиана, — он все-таки мой дядя.

— Уверен, это не делает твой средний балл выше, — парировал Кристиан беззлобно, но с привычной дерзостью. Он даже не думал сдвинуться с места, совершенно не обеспокоенный тем, что мешает потоку студентов.

Но все это — их реплики, уколы, реакции — было словно через стекло. Приглушенно. Неважно.

Деви махнула рукой — в знак прощания, коротко, быстро. Не зная, увидятся ли они еще сегодня

Потому что все, что действительно имело значение, — было всего через несколько дверей.

Ее точка покоя — Доран.

Она шагнула в коридор, пальцами сжимая край его куртки, как якорь. Его запах все еще витал на ткани. С каждым шагом она дышала глубже, будто впитывая его уверенность. Словно он шел с ней рядом, даже если физически был в другом конце здания.

«Я жду», — сказал он. И она шла. Не потому, что должна. А потому что он — единственный, с кем она не боялась быть собой.

Деви постучала в дверь кабинета.

Когда-то он принадлежал профессору Риду — надменному, с сединой в висках и вечным выражением презрения ко всему, что моложе пятидесяти лет. Но тот редко пользовался этим помещением. Предпочитал, чтобы по этажам за него бегала ассистентка — в большинстве случаев — Деви. Сам он обитал на первом этаже, где всегда был ближе к деканату, кофе и бесполезным разговорам.

Но теперь за этой дверью был Доран.

Он ждал ее.

На секунду она заколебалась. Ручка под ладонью была прохладной, металлической, а внутри ладони ощущалось предательское волнение. Не из страха. Из чего-то гораздо глубже.

«Сейчас ты не студентка, —прошептал внутренний голос. — Соберись».

Щелчок. Деви осторожно приоткрыла дверь.

И замерла.

Он стоял у окна, свет от мутного стекла падал на его плечи. Рубашка — белая, с закатанными рукавами, открывающими сильные предплечья, исчерченные венами. Волосы — непослушные, чуть взъерошенные, как будто он только что провел по ним рукой. Один локон падал на лоб, придавая лицу ту самую опасную притягательность, от которой становилось тяжело дышать.

Он был в своей стихии.

Жестокий, точный, аналитический. Мужчина из мира цифр, решений и холодных рынков, где слабых не жалеют, а ошибки стоят миллионы. В этом кабинете он был таков. Не палач, но все тот же монстр.

И все же он смотрел на нее — как на единственную переменную, которую никогда не сможет контролировать.

— Заходи. — Его голос был низким, слегка хриплым, как будто он уже знал, что она стоит за дверью, еще до того, как она постучала.

Деви сделала шаг внутрь. Неуверенно. Ловя взгляд, затаив дыхание.

И он повернулся. Их глаза встретились. Его — золотистые, с хищным прищуром, в котором пряталась сосредоточенность и что-то... более личное. Опасное.

Ее — встревоженные, глубокие, будто в ней вдруг открылся целый мир, который она не знала, как показывать. И все же — она стояла перед ним. В его куртке. С его запахом на коже. С его огнем под ребрами.

Время замерло. На долю секунды — мир перестал существовать.

— Ты вовремя, — сказал Доран, и в этом простом утверждении прозвучало нечто большее, чем просто пунктуальность.

Она кивнула, не зная, что сказать. Потому что в его присутствии слова часто казались лишними. Потому что он видел больше, чем она хотела показывать. Потому что рядом с ним она чувствовала себя не маленькой, а настоящей.

И даже в тишине — была уверенность. Он здесь. Он ждал.

А она — пришла.

Доран не двинулся с места. Только его взгляд стал чуть тяжелее, чуть медленнее, как будто он изучал ее. Сканировал каждую деталь: как плотно она закуталась в куртку, как крепко сжала ремешок сумки, как дрогнул уголок губ, прежде чем она решилась говорить.

— Запри дверь, — произнес он спокойно, но в этом спокойствии звучала команда. Не просьба. Не пожелание. А необходимость.

И у Деви по спине пробежал легкий холодок от предвкушения.

Она протянула руку к замку, позволив пальцам коснуться металлической поверхности. Щелчок был глухим, почти интимным. Как замыкание цепи. Как плотно затянутый браслет. Как капкан.

Заперто.

И ей это понравилось.

Понравилось чувство — быть в ловушке, в его пространстве, в его тени. Только они двое, за закрытой дверью, которую она сама захлопнула. Не он. Она. Деви. Девочка, которая боялась дышать в пентхаусе, куда ее посадили как вещь. А теперь — сама сделала выбор. Запереть себя с чудовищем, которое дышало цифрами и пахло властью. Монстром, который шептал ей «беги», а теперь ждал, пока она сама подойдет ближе.

— Так лучше, — тихо добавил Доран, и голос его стал ниже. Пробирающимся под кожу. Будто воздух между ними уплотнился.

Он оттолкнулся от подоконника и подошел к столу, не сводя с нее глаз.

Деви стояла, не двигаясь. Не потому, что боялась. А потому что не хотела спугнуть этот миг.

Этот момент, где все вокруг было только их — его кабинет, ее решение, их опасность.

И он. Монстр, которого она выбрала.

— А теперь сядь и позавтракай, — тихо сказал Доран, отходя к буфету у стены.

Там уже стоял поднос. Кофе. Булочка. Яйцо в сэндвиче. И даже салфетка, сложенная слишком аккуратно — явно не его почерк. Кто-то принес это заранее. Или он сам. Он подумал об этом заранее.

— Мне следовало позаботиться о тебе еще утром, — добавил он, без обвинений, без нажима. Просто констатация. — Ты выпила «Адвил» на голодный желудок. А потом... даже не выпила кофе.

Ее горло сжалось. Легко. Почти незаметно. Но достаточно сильно, чтобы дыхание сбилось.

Она хотела сказать что-то простое. «Я забыла». «Не успела». «Была занята». Но правда — она просто не могла себе это позволить.

Сегодня у нее не осталось лишних денег на кофе из университетской кофейни. Карта — почти пустая. А наличка с чаевыми пропала вместе с рюкзаком, который потерялся в тот вечер, когда ее повалили на мокрый асфальт и пытались сорвать с нее достоинство.

Дивия ненавидела эту правду.

Ненавидела, что все еще зависит от системы. От статуса. От игры Камала Рая, в которой она лишь фигура на чьей-то шахматной доске.

Ненавидела ее в себе.

Особенно — здесь. Перед ним.

Перед Дораном Басу. Сильным. Собранным. Взрослым. Мужчиной, который смотрел на нее, как на нечто большее, чем просто студентку с привилегированной фамилией. А она чувствовала себя оголенной. Не в одежде, не в теле. А в уязвимом — в финансах. Формально она оставалась самой богатой наследницей Бостона. А на деле — не могла позволить себе чашку кофе.

— Я... — начала Деви, но слова застряли где-то между стыдом и гордостью.

Доран не торопил, он просто смотрел: спокойно, ровно. И не собирался заставлять ее вывернуть душу наизнанку.

Деви опустила глаза, пряча истинные эмоции, и села на краешек стула, как будто все еще сомневалась, имеет ли право здесь быть.

— Спасибо, — выдохнула она, обхватывая чашку пальцами.

Те дрожали совсем чуть-чуть от смущения. От этой непривычной заботы, которая ломала ее броню с пугающей легкостью. От того, что кто-то увидел ее такой — не блестящей, не уверенной, не сдержанной. А элементарно — голодной.

Он ничего не сказал. Просто подошел и сел на край стола, отодвигая бумаги. Не напротив — рядом. Как союзник. Как мужчина, который понимал, когда молчание — лучшая защита. Его присутствие было плотным, теплым, почти физическим. Она ощущала его силу, даже не прикасаясь.

Кофе обжигал губы — крепкий, горький, настоящий.

Как он.

Деви сделала глоток, почувствовала терпкую ноту пряной корицы. Кофе был вкуснее, чем любой из тех, что она когда-либо пила в студенческих кофейнях. Даже булочка казалась роскошью. Или, может быть, дело было не в еде. А в том, что кто-то позаботился. Подумал. О ней.

Она украдкой взглянула на него.

Доран сидел спокойно, скрестив руки на груди, не двигаясь, но в его неподвижности ощущалась угроза. Как у хищника, который не бросается — потому что уже владеет. Он смотрел на нее так, будто сверялся — ест ли она действительно или просто делает вид. Не с нажимом. С молчаливым собственничеством.

Его взгляд говорил: ты под моей защитой. И я знаю, когда ты врешь — даже себе.

— А ты? — тихо спросила Деви, ставя чашку. — Тут точно хватит на двоих. Я одна столько не осилю.

Профессор не ответил сразу, только медленно наклонился и убрал выбившуюся прядь с ее щеки, заправив за ухо. Его пальцы были теплее, чем должна быть кожа. Его прикосновение — мягче, чем может позволить себе мужчина его телосложения и характера.

— Позавтракал бы... тобой, — пробормотал Доран, почти беззвучно, с хриплой усмешкой. — Но у меня пока только кофе.

Он взял свою чашку, переставил ее ближе к Деви, как бы составляя компанию. Не делая из этого жеста ничего особенного — и в то же время делая все.

Деви чуть не подавилась куском булочки, но справилась. Горячо во рту, горячо в груди, горячо под ребрами — от взгляда, от слов, от его присутствия.

Но она выдохнула, поймала равновесие. Поставила чашку. Посмотрела на Дорана снизу вверх.

— Я придумала, — сказала Деви. Голос чуть дрогнул. — Как поймать Одри. Без скандала. Без крика. Через ее слабость.

Доран не ответил. Но в его глазах вспыхнуло что-то острое: сосредоточенность и готовность слушать. Он знал: она не бросается словами.

Деви отложила остатки еды, провела пальцами по ободку чашки и заговорила тише:

— Ты можешь передать следующую версию теста в деканат, через Джессику. Как обычно. Только перед этим — сообщи, что подозреваешь ее в недобросовестной работе. Без официальных обвинений. Просто как предупреждение.

Деви перевела дыхание, продолжила, чувствуя, как растет напряжение внутри:

— Я почти уверена, что именно она сливает информацию Одри. Она знает расписание, доступ к файлам — у нее все. А потом ты назначишь открытую лекцию. Показательную. В присутствии других преподавателей. Там зададут те же вопросы — только устно, без бумажек, без ноутбуков, без возможности спрятаться за чужими ответами.

Она замолчала, позволив словам впитаться в пространство.

— Если Одри снова ответит идеально — на слух, без шпаргалок, без предварительной подготовки — я отступлю. По крайней мере, временно. Я все еще помню, как она погубила мои цветы. Но если она споткнется, запутается, начнет юлить — все увидят. Все рухнет. Ее броня, ее фасад — разлетятся в пыль.

Деви посмотрела в глаза Дорану прямо, без страха, без игры, высокого задирая подбородок.

Она была готова ко всему, — к насмешке, к скепсису, к «не сейчас». Или просто, что не воспримет ее слова в серьез.

Но Доран молчал, изучающе смотрел, словно видел эту сторону Деви впервые. И в этом взгляде не было снисхождения, не было сомнения в ее честности.

В золотистых глазах профессора было восхищение. Тихое. Опасное. Сдержанное. Деви очень понравился его взгляд.

— А вы опасны, госпожа Шарма, — произнес он наконец ласкающим как шелк голосом.

Она попыталась сделать еще один глоток напитка, доесть хоть что-то из того, что он для нее приготовил — но еда вдруг потеряла вкус. Даже кофе не спасал от внезапной необходимости коснуться.

Деви больше не могла есть, не потому что была сытой. А потому что ее голод стал другим. До прикосновений, до его тепла, до жадности, с которой он сжимал ее в объятиях. Они были вместе несколько часов назад, а ей показалось, что прошла одна бесконечность.

Ее пальцы медленно разжались, оставив кружку теплой и одинокой на краю стола. Она поднялась — не резко, но решительно, будто в воде — медленно, сдерживая дрожь, которая уже пульсировала под кожей. Она все еще не была уверенна, что поступает правильно, но не могла себе отказать в возможности.

Доран все еще сидел на столе, чуть развернутый в ее сторону, внимательно наблюдая. Не приближался, не касался. Но в его взгляде было напряжение — натянутое, как струна, в одну секунду готовая сорваться в неизбежность.

И Деви шагнула к нему.

Один шаг. Второй. Третий — ближе к краю стола и терпению. К нему.

Она подошла так близко, что могла чувствовать, как от него идет тепло. Как тонкий аромат кожи — пряный, чуть мыльный, с оттенком кофе и сигарет — обволакивает и зовет сильнее, чем любые слова.

Профессор не шевелился, только взгляд стал темнее, глубже. Его руки все еще лежали на бедрах, будто он ждал, чтобы она в очередной раз сделала выбор.

Она сделала. Сделала уже давно.

Деви медленно подняла руки и положила их на его плечи. Осторожно, но с определенной уверенностью в своих поступках. Ее пальцы ощутили, как под его кожей напряглись мышцы. Ей все еще было страшно, что он отвергнет ее, или вдруг скажет, что все это была несмешная шутка, или просто раствориться. Но он был тут, дышал под ее прикосновениями, ждал.

И тогда она наклонилась.

Медленно, будто весь мир замедлил дыхание в этот миг. Волосы Деви соскользнули с плеч вперед, чуть задели его скулу. Взгляд Дорана метнулся к ее глазам, как будто хотел спросить: как далеко мы сможем зайти?

Она была готова на любой исход. Главное, чтобы он был с ним.

Губами Деви коснулась его губ первой — мягко, с затаенной дрожью, в которой пряталась неуверенность, но не страх. Это было не просто прикосновение — это было решение. Выстраданное. Выбранное. По-настоящему осознанное. Так целуют не из игры, не из желания казаться сильнее, не из вспышки страсти — а так целуют самых дорогих на свете людей. Когда каждое движение говорит больше, чем слова. Когда касание — это признание. Когда поцелуй — это обет.

Она вложила в это мгновение все то, что хранила внутри слишком долго, — всю усталость, боль, одиночество, стиснутые зубы и зажатые слезы, весь голод по теплу, которому не было места в ее мире. В этот поцелуй она вложила всю ту тоску, которая копилась в ней годами, как горький яд под кожей. И теперь этот яд начал растворяться — медленно, не сразу, но необратимо. Он вытеснялся его дыханием. Его близостью. Его тишиной, в которой ей не нужно было быть сильной.

То, что начиналось как хрупкое прикосновение, перерастало во что-то большее — не в страсть, а в доверие. Не во вспышку, а в якорь. Он не просто отвечал ей — он принимал. Он оставался. И этим простым, почти незаметным присутствием возвращал ей веру в то, что можно быть любимой не за фамилию, не за покорность, не за статус.

Это не было мимолетным желанием — это была ответственность, которую она больше не боялась взять. Выбор, который она больше не пыталась отложить.

Он — ее точка покоя. Ее равновесие. Ее безопасный берег после жизни в шторме.

И в этом моменте, между тишиной и стуком сердец, она позволила себе поверить, что будущее может быть не исписано чужими условиями. Не испорчено наследием. Не отравлено завещаниями. Оно может быть их. Чистым. Живым. Настоящим.

Дыхание Деви сбилось, и он ответил ей. Не сразу, не резко — сдержанно. Глубоко. Его руки поднялись, обвили ее талию, прижали ближе. Слишком близко. Так, как будто он больше не позволит ей уйти, хоть она и не собиралась. Она сама заперла замок и выбросила ключ от клетки с монстром.

И в этом поцелуе было все: молчаливое «прости, что причинил тебе боль», несказанное «останься», и громкое, почти невыносимое «мне тебя бесконечно мало».

И она отвечала на него мольбу. С каждым движением, каждой дрожью в пальцах. Каждым нервным узлом внутри, который впервые за долгое время начал развязываться. Только с ним.

Доран прижимал ее к себе — медленно, осторожно, будто боялся спугнуть своим напором. Его руки обвили ее так, словно она была чем-то священным. Не просто телом, не просто объектом желания — его. Его выбором. Его тишиной в шумном мире из хаоса. Его спасением.

Ее грудь соприкоснулась с его, и Деви почувствовала, как сильно бьется его сердце. Ровно. Глубоко. Громко. Как барабан в пустом зале их тел. Но в этом ритме не было ярости — только сдержанное напряжение. И страсть, которая сводила с ума.

Доран провел ладонью вверх по ее спине, по изгибу позвоночника, между лопаток — и вниз, к талии. Осторожно, как будто запоминал каждую линию под пальцами. И в его прикосновении было что-то почти почтительное. Как будто она могла рассыпаться, если он надавит слишком сильно.

Пальцы скользнули к вороту куртки. Доран остановился на мгновение — взгляд встретился с ее.

— Можно? — спросил он.

Деви кивнула. Едва заметно. Но в этом кивке было молчаливое доверие.

Он скинул с нее куртку — не резко, не торопливо. Так, будто снимал с нее не одежду, а остатки страха. Осторожно сбросил ткань с плеч, позволяя ей упасть на пол, где та осталась, как лишняя броня, которая не нужна была им наедине друг с другом.

Доран коснулся ее шеи. Той самой линии, где недавно были синяки — тень от его же хватки, след той ночи, когда она поцеловала его впервые. Но сейчас его ладонь была совсем другой — теплая, открытая, живая. Он не сжимал. Он просто касался.

Доран наклонился, и его губы коснулись ее кожи. Осторожно, словно шептал извинения за тот раз, когда причинил ей боль. Поцелуй лег поверх сошедших синяков — не страстный, не голодный, а почти священный. Как будто он хотел стереть их. Забрать себе причиненную боль. Но Деви не отдала бы ее, в тот день она увидела его темную израненную сторону и пропала в черноте его зрачков.

Губы двигались медленно — по краю челюсти, по выступу ключицы. Его дыхание касалось ее кожи, и в этом прикосновении было все то, чего она не знала, как просить, но отчаянно хотела.

Заботу. Принятие. Тепло.

Она чувствовала себя любимой. Даже если он еще не сказал это вслух. Даже если они оба боялись признаться в чувствах открыто, зачем слова если есть прикосновения и дыхание, разделенное на двоих.

Он целовал медленно — так, будто время больше не существовало за пределами кабинета. Только их дыхание, только тепло кожи. Только это нежное «здесь и сейчас». А потом в секунду все изменилось. Доран резко, но не грубо, поймал Деви за бедра. Его пальцы впились в нежную кожу, оставляя на ней горячие отпечатки своего владения. Хватка была уверенной, властной — как стальные тиски, обернутые в бархат. Он просто знал, чего хочет, — и чего хочет она. Знал по тому, как ее зрачки расширились, как предательски участился пульс на шее.

И, прежде чем Деви успела осознать движение, он поменял их местами. Один сильный рывок — и мир перевернулся. Словно в танце, где шаг был только один, но его хватило, чтобы все вокруг потеряло четкие очертания. Теперь она сидела на краю стола, чувствуя прохладу дерева сквозь ткань одежды, а он стоял между ее ног, удерживая за талию. Его бедра врезались в край стола, оставляя ей четкое понимание его возбуждения. Она тоже хотело его, слишком сильно.

— Как ты себя чувствуешь, Деви? — Его голос был низким, хриплым, как дым после выстрела, пропитанным сдерживаемым напряжением. В нем звучало обещание — и предупреждение одновременно.

Деви посмотрела ему в глаза, все еще захваченная этой сменой ритма, этим внезапным лишением почвы под ногами.

— Хорошо, — прошептала она, чувствуя, как предательская дрожь пробегает по коже.

Но этого было недостаточно. И он понял это раньше, чем она. Понял по тому, как ее ноги непроизвольно сжались, как пальцы вцепились в его плечи — не чтобы оттолкнуть, а чтобы удержаться.

Доран увидел в ее глазах неуверенность. Деви понимала это. Остаточную слабость и следы вчерашней боли, приглушенные обезболивающим. Она была с ним — всем сердцем, но тело еще помнило их первый раз. Помнило и боялось, и жаждало одновременно.

Доран опустился на колени. Не как проигравший. А как мужчина, который знал: истинная сила — в способности подчинить себя желанию другого. Его движения были медленными — каждый жест заставлял ее задерживать дыхание.

— Тогда я знаю, как сделать еще лучше.

Он стянул с Деви ботинки — аккуратно, почти бережно. Одно движение. Второе. Его пальцы скользили по ее щиколотке, задерживаясь на чувствительной коже под коленом, и Деви вздрогнула. Его ладони плыли по ее икрам, не спеша, позволяя ей вновь привыкнуть к его прикосновениям. К этому сочетанию нежности и абсолютного контроля.

Потом — пальцы на пуговице джинсов. Доран не торопился. Наоборот — сделал паузу, позволив ей прочувствовать каждый момент: как металл пуговицы холоден под его пальцами, как джинсовая ткань натягивается, освобождая дюйм за дюймом. Просто посмотрел на Деви. Выжидающе. Испытывающе. И когда она не остановила его — растянул ткань и помог ей освободиться. Шаг за шагом. Словно разворачивал подарок, который собирался забрать себе.

Теперь она была в одном лишь белье. Тонком, кружевном, уже влажном от ее возбуждения. Деви была готова к любому продолжению, ей хотелось чувствовать его внутри, ощутить, как он растягивает ее, заполняет до предела, как вчера. Хотелось вновь ощутить себя наполненной его членом. Хотелось, чтобы эта сладкая боль повторилась, она была готова терпеть.

Доран осторожно сдвинул белье в сторону, оголяя ее полностью, и его дыхание стало резче, когда он увидел, насколько она готова к нему. А потом — он наклонился.

Первое прикосновение было как удар током.

Никаких резких движений. Никакого нажима. Только тепло. Только дыхание. Только широкий язык, скользящий от самого низа до клитора. Только прикосновения, мягкие, теплые, изучающие. Не требующий. Не вторгающийся. Пока. Только ласкающий. Но в этой ласке была вся мощь его характера — методичная, неумолимая.

И Деви закрыла глаза. Слишком много. Слишком интенсивно. Как бы сильно она не хотела видеть Дорана между своих ног, она не смогла удержать себя, не смогла вынести этого зрелища — его темной головы, склонившейся к самому интимному месту, его плеч, напряженных в ожидании ее реакции. Она упала на стол спиной, раскидав какие-то документы, но сейчас это не имело никакого значения. Весь мир сконцентрировался на горячем, влажном умелом языке. Доран не ласкал ее пальцами, не дразнил вход. Он просто пожирал ее ртом. Словно хотел выпить всю ее сущность. Руками он поддерживал Деви под ягодицами, не сильно сжимая кожу, но достаточно, чтобы она чувствовала — сбежать невозможно. И ласкал, ласкал, ласкал. Меняя ритм: то ускоряясь до бешеной вибрации кончиком языка, то замедляясь до ленивых кругов, которые сводили с ума.

И когда ее дыхание стало неровным, когда живот сжался от приближающейся разрядки, а пальцы впились в край стола — он не остановился. Он держал ритм. Точный, как метроном. Держал ее на кончике своего языка, в своей власти до тех пор, пока она не рухнула в этот пик — тихо, с подавленным стоном, дрожащей вспышкой, без крика. Потому что не могла издать ни звука — только беззвучно открыла рот, когда волны блаженства накрыли ее с головой. Только с его именем на губах, только с его руками на ее бедрах, только с ним — ее монстром, ее спасением, ее мужчиной.

Он не требовал ничего взамен. Не торопился переходить к следующему этапу, хотя его собственное возбуждение было очевидно — она чувствовала его через ткань брюк, горячее и твердое, как сталь.

Он просто остался рядом, все еще на коленях, уткнувшись лбом в ее живот, чувствуя, как ее тело постепенно перестает дрожать, дыша медленно, как будто тоже обрел покой. Но в этом покое была напряженность зверя, который только сделал паузу перед решающим прыжком.

Воздух в кабинете был неподвижным. Теплым. Наполненным их дыханием, их молчанием, их телами, все еще вибрирующими от всплеска. В этой тишине не было стыда. Не было суеты. Только единение. И легкая, почти невидимая дрожь — от близости.

Доран поднял голову, все еще опираясь на ее колени. Его рука легла на внутреннюю сторону бедра — не с вожделением, а как будто он все еще хотел убедиться: ты здесь, со мной.

— Жива? — спросил он с хриплой усмешкой.

Деви выдохнула, чуть улыбнувшись, и кивнула. Щеки ее все еще горели. Но на этот раз — не от стыда, а от тихого, обволакивающего счастья. От чувства, что ее тело — больше не поле боли как было утром. Она была готова к продолжению, но не нашла смелости предложить.

Доран поднялся, помог Деви аккуратно натянуть белье, а потом — джинсы. Его пальцы были осторожными, как будто он собирал осколки. И даже в том, как он поправил ей футболку, было что-то почти трогательное.

— А теперь — доешь, — сказал он, снова присаживаясь на край стола. Его голос стал мягче, но остался властным. — Я, конечно, начал с десерта... но теперь официально краду у тебя половину сэндвича.

Деви захихикала — коротко, почти по-девичьи. Щеки снова вспыхнули румянцем. Она опустила глаза, будто пыталась скрыть улыбку, но все ее лицо светилось.

— Это было не по плану, профессор, — пробормотала она, подвигая к нему тарелку. — И вообще, он был мой.

— Теперь — наш, — отрезал Доран, откусывая кусок с безмятежной наглостью.

Деви наигранно фыркнула, но подчинилась. Ела не спеша, наблюдая, как он снова становится собой — мужчиной с железным самообладанием, с вечным холодом в глазах и внутренним счетчиком решений. Только теперь она знала, что под этим всем — живое сердце. Настоящее. И оно билось в унисон с ее.

Но спокойствие длилось недолго.

Его телефон завибрировал. Доран достал его, взглянул на экран. И взгляд стал другим.

Жестким. Сосредоточенным.

Деви сразу почувствовала перемену — как будто температура в комнате упала на несколько градусов.

— Что? — спросила она, откладывая сэндвич.

Доран не сразу ответил. Только прочитал сообщение еще раз. Медленно.

— Бо, — сказал он наконец. Его голос был ровным. Слишком ровным, чтобы Деви поверила. — Он нашел ее.

— Кого? — Деви спросила, но уже знала ответ, который разобьет момент ее счастья в осколки.

Доран поднял на нее взгляд, в не было страха, волнения или предвкушение. Они показались Деви мертвыми.

— Амрита Рай. Бо прислал точный адрес. Она жива.

Мир снова качнулся. Необратимо. И Деви почувствовала, как реальность вращается, обнажая острые края неизбежного.

───── ◉ ─────