Проклятый карнавал

Сказать, что Эми была в шоке, — ничего не сказать.

Ей хотелось просто умереть на месте, как бы это желание и не соответствовало её натуре. Ей хотелось бежать куда глаза глядят, исчезнуть прямо здесь и сейчас, но лишь бы не чувствовать на себе устремлённые на её взгляды зрителей. Её сердце в груди бешено стучало, душа кричала и изливалась кровью, тогда как внешне девушка пыталась сохранить остатки самообладания и холода. Холода, который в эту ночь растаял полностью.

— Милая Эми, откуда у тебя эта замечательная куколка? — восторженно воскликнула Хейз, собираясь взять её у своей подруги, но та не дала этого сделать — Роккель с силой сжала пальцы.

Ей совершенно не хотелось вспомнать то, что случилось с ней пятнадцать лет назад, тогда, когда она впервые повстречала Луку Конелли. Человека, который казался совершенно не человеком. Иначе как можно было объяснить то, что за все эти годы он не изменился? Не постарел и всё также безумно улыбался, говоря загадками, непосильными человеческому сознанию? Эмии не хотелось верить в какую-либо там мистику или пластические операции, чтобы держать свою молодость вечно, но иначе просто не объяснить. Нельзя же было сказать, что этот чокнутый клоун, напугавший чуть ли не до смерти когда-то маленькую Эми, был бессмертным?

Но не эти вопросы мучили девушку. Её не давало покоя одно — откуда взялась эта кукла? Ведь насколько Эмия знала, она не брала её с собой и всегда хранили в ящике в столе у себя в квартире. Так как же появилась эта игрушка у неё в руках? Это точно не было галлюцинацией, как можно было подумать про трупов, найденных ею сегодня на карнавале, а, значит, кукла и вправду у неё в руках. Но откуда она у неё взялась? И почему Роккель стало ещё страшнее? Откуда брался этот страх? Неужели из-за Луки?

— Может, не пойдёшь? — взволнованно спросил Траэрн, заботливо смотря на девушку. — Может, не надо?

— Нет, я пойду, — холодно отрезала Эми, взяв себя в руки и чувствуя некое притяжение к клоуну на сцене, и встала со своего места.

— Поприветствуем нашу дорогую гостью, дамы и господа! — за аплодисментами Луки последовали и аплодисменты всех собравшихся на его странное шоу людей.

Эмия, гордо подняв подбородок и величаво спускаясь по лестнице, словно была и вправду самой настоящей королеве, чувствовала на себе восхищённые взгляды людей, видела, как они любовались её серебристым платьем, надетым поверх худого длинного тела, её алой короной, аккуратно уложенной на ломких рыжих волосах, страдающих на хрупкие плечи, её бледным лицом, на котором яркими пятнами выступали несколько веснушек, её светло-серыми, как пасмурное небо, глазами, взгляд которых пленил своей надменностью.

— Прошу, — Лука, улыбаясь накрашенными красными губами, взял её за руку и помог спуститься на сцену, освещённую ярким светом. — Покажите всем, моя милая леди, вашу куклу.

Эмия послушно подняла руку с игрушкой, показывая её зрителям, которые со сцены казались чёрной массой белых лиц. Она чувствовала, как рядом с этим до ужаса странным парнем в душе всё напрягалось, тонкими ниточками тянулось к нему, словно желая захватить и показать своё ледяное царство внутреннего мира.

— Хотите я расскажу вам, дамы и господа, ещё одну историю? — холодная, как у мертвеца, рука Луки нежно легла девушке на плечо, отчего та ощутила в себе волну странного наслаждения. — Как-то раз я повстречал одну маленькую девочку. Она играла вот с этой куклой, — он указал на игрушку в руках Эми, которая тут же поняла, о ком он говорил. И об этого ей стало тревожно. — Но она совершенно не любила её играть в куклы. И не потому, что это было неинтересно, скучно и так далее, ничего подобного. А потому что в, куклаз отражается вся бессмысленность человека. Куклы ведь похожи на людей, а точнее те похожи на кукол — люди такие же бессмысленные, пустые, безответственные. Ими легко управлять, нужен лишь правильный и верный постух. Вы, дамы и господа, уже сегодня видели это. Но хотите я расскажу вам секрет? Эти трое человек никогда не были куклами до того момента, пока я их сегодня не убил. И не показал вам их истинную сущность. Точно такую же, как и у вас всех. У всех людей.

Зрители замерли. В шатре стояла звенящая в ушах тишина, которая давила своей нерушимой тяжестью. Публика была в шоке от того, что сказал клоун. Клоун, который должен был бессмысленно веселить людей, а не рассказывать им истории, которые заставляли их задуматься. Задуматься о своей гнилой и совершенно пустой сущности.

Но Эми не чувствовала шока, разве что была удивлена, что это именно Лука убил этих троих несчастных человек. Она осознавала, что чем-то отличалась от всех этих зрителей и отличалась ещё с самого начала. С самого своего рождения. Тогда, когда всё началось и закончилось.

— Хотите ещё историю? — не давал опомниться публике Лука, зловеще улыбаясь и сверкая безумными зелёными глазами. — Историю о жизни этой девочки, которая не любила играть в куклы? — он перевёл кровожадный взгляд на Эми и с силой сжал её плечо. Но та не чувствовала боли. Она ничего не чувствовала. — У неё были друзья: верные ей близнецы брат и сестра. Вторая считала её лучшей подругой, тогда как Эмия Роккель никогда не считала этого и думала о том, как бы избавиться от своей назойливой подруги, которая видела весь мир в светлых красках и никогда не замечала истинные чувства своих друзей, в том числе и Эми, — его самодовольный взгляд устремился на побледневшую Хейз Ивинг, на которую смотрели и все остальные зрители.

Но Роккель ничего не почувствовала от этого разоблачения её настоящих мыслей по поводу Хейз. Она поняла, что ей всегда было совершенно без разницы на свою бешеную якобы подругу, и поэтому сейчас не испытывала никакой боли, только жалость. Жалость за то, что всегда целое сердце Хейз разбилось вдребезги, а по её щекам текли слёзы. Её первые в жизни слёзы.

— А первый... Считал её любовью всей своей жизни, — усмехнувшись, продолжил Лука, совершенно не обращая внимания на тишину в помещении и на тихие рыдания Хейз, которую тщетно пытался успокоить её брат-близнец. Правду так просто не успокоишь после долгой лжи. — Считал её девушкой своей мечты. Девушкой, которая никак не могла полюбить того, кто любил её. Он тщетно пытался растопить лёд сердца Эмии Роккель. И у него это так и не получилось, его любовь так и осталась невзаимна под маской фальшивых улыбок.

Глаза парня цвета тёмного шоколада широко раскрылись, в них сменялось неверие на удивление, удивление на осознание, осознание — на боль. Всепоглощающую боль, которая убивала его изнутри, заставляла душу обливаться кровью, а сердце разбиться на самые мелкие кусочки, которым было суждено загнить где-нибудь в тёмном углу существования Траэрна Ивинга.

Но Эми и к нему чувствовала лишь жалость. Да, она знала, что подобная правда просто убьёт этого хоть и сильного, но ранимого парня. А ложь и холодные улыбки — это всё, на что она была способна, чтобы остановить неизбежную боль из-за любви.

Но и эта жалость продлилась недолго. Девушка ощутила равнодушие, смешанное с нерушимой городостью, страх исчез вместе с тревогой, оставив после себя лишь кислый осадок в тёмном углу души. Её чёрной души.

— И так каждый раз, почти каждый человек через это происходил, — Лука отпустил наконец плечо Эмии и громко рассмеялся. — Предательство, разбитое сердце, боль, слёзы, смерть. Люди словно не видят этот вечный круговорот, не замечают из-за своих проблем самой жизни, они просто существуют в своих интересах и мыслях, словно живут вечно и знают, что когда-то всё будет хорошо. Словно судьба с ними поиграла, как с куклами, на одном этапе из жизни и решила выборосить куда подальше, взяв новую игрушку. И так раз за разом. Человек за человеком. Пока судьба не наиграется со всем человечеством, — он безумно захихикал, его плечи задёргались от еле сдерживаемого кровожадного смеха. — А хотите я избавлю вас от страданий, жалкие человечки? Хотите?

Он щёлкнул пальцами — и голова Джона Фабера взорвалась, окрашивая всё вокруг фонтаном крови. Люди с криками ужаса стали вскакивать со своих мест и как можно скорее бежать. Второй щелчок — и тело Лилиан Фос разделилось пополам. Третий щелчок — и голова Хейз Ивинг взорвалась. Четвёртый щелчок — и сердце Траэрна Ивинга было вырезано из груди.

И последний, пятый, щелчок — и кровь всех зрителей окрасила шатёр сумасшедшего клоуна.

— Никто не покинет шоу.