Л - ЛЮБОВЬ
Кровь была повсюду.
Она текла по ступенькам, скапливаясь в огромные алые лужи, впитывалась в мягкие сидения, звонко капала со стен, окрашивала одежду взорвавшихся людей в красный цвет, в том числе и их волосы.
От некогда весёлой, общительной Хейз Ивинг осталось только порванное платье уже красного цвета от крови вместо золотого и светлые волосы, с которых капали алые капли крови. А от доброго, заботливого Траэрна Ивинга остался некогда прекрасный королевский костюм, который бы идеально подошёл к платью Эми, и короткие рассыпавшиеся в луже крови волосы.
Внутренние органы людей свисали со спинок кресел, украшали стены, придавали помещению ещё больший ужасающий вид. Но Эмию не это пугало. Её уже ничем и никем не напугаешь. Никем, кроме Луки Конелли.
— Кто ты такой? — холодным настороженным голосом спросила девушка, отходя от сумасшедшего клоуна на пару шагов и слыша, как туфли наступили на чей-то орган.
— Ты только сейчас задалась этим вопросом? — усмехнулся парень, сверкая ядовито-зелёными глазами, которые внимательно смотрели на девушку из-под кудрявых чёрных волос.
— Ты монстр, — твёрдо сказала Эми, не желая отвечать на его вопрос.
— А я этого и не отрицаю, — Лука растянул в безумной улыбке накрашенные губы и захихикал. — Не все монстры злые, как думают многие люди. Бывают монстры даже добрее, чем они сами. Поверь мне.
— Я не желаю тебе верить, — холодно отрезала Роккель, пытаясь придумать план побега. Но зачем убегать, если её так и манило к этому сумасшедшему клоуну, словно ей и самой хотелось вкусить безумие? — Я даже не знаю, кто ты такой и что тебе нужно от меня.
— А ты до сих пор не поняла? — рассмеялся парень и поправил свой ядовито-зелёный, как и его глаза, галстук. — Я проклятый. Тот, в честь которого и устроен этот карнавал.
— Проклятый? — тихо спросила девушка, во все глаза смотря на Луку.
Тот, казалось бы, от этого получал неимоверное удовольствие:
— Я самый первый проклятый человек, который из-за своего же проклятия перестал быть человеком. Я могу всё: от воскрешения человека до убийства его силой мысли.
— Но... Кто же тебя проклял? Зачем? За что? — Эмия пыталась остановить поток своих вопросов, который в эту ночь никак не отпускал её.
— Человеческая глупость не знает границ, — усмехнулся Лука, пожимая плечами. — Именно из-за неё люди много-много лет назад в Ренхайне привязали меня к стволу дуба, растущем одиноко в поле, и оставили меня одного там на три дня. «Бог любит троицу. Если ты выживёшь, значит, Он тебя любит и ты Его посланник с Небес. Если же ты умрёшь — ты будешь проклят», — вот что мне тогда сказал главный этого города. Видимо, Бог и вправду меня не любил, раз я умер в последние часы третьего дня, получив при этом шрам от стервятников, — он указал пальцем на почти незаметный в белой краске шрам через правый глаз. — Но Бога нет, если только естественный процесс жизни и смерти. И моему изголодавшему окровавленому буду ничего не оставалось кроме как умереть. И воскреснуть уже проклятым.
Эми было жаль Луку. Точнее она сочувствовала ему, его ужасной истории жизни, которая прекратилась из-за человеческой глупости, которая и вправду порой не имела границ.
— Но за что тебя привязали к дубу? — девушке стало даже интересно. Никогда её ничего не интересовало, кроме судьбы этого странного парня.
— Я был клоуном, который влюбился в дочку священника, — голос Луки на мгновение сделался печальным, но уже в следующую секунду он привычно усмехался. — А когда священник од этом узнал, он запер свою дочь, чтобы она не могла видеться с «чёртом», то есть со мной, и впервые за свою жизнь посетил моё шоу, но не для того, чтобы повеселиться, а чтобы его испортить. Он наговорил про меня несусветных глупостей и пакостей за что меня и решили так жестоко наказать. Но я об не жалею. Я стал тем, кто я есть. Демоном веселья, безумия, проклятого карнавала.
— Но а тогда зачем ты пришёл пятнадцать лет назад ко мне? Что ты хочешь от меня? — холодно спросила Эмия, чувствуя, как внутри всё таяло.
Таяло от жаркой любви к Луке.
— Как двадцать лет не было карнавалов, что было очень печально для проклятых, ведь именно в этот праздник они могли выйти из тени кладбища и проучить людей за их глупость и пустые души, — парень покачал головой, после чего, медленно её поднимая, рассмеялся, отчего его маска клоуна выглядела ужасающе. — А всё знаешь почему? Мне, как первому и главному из проклятых, можно было сделать всё, что угодно. Всё, кроме убийства мною же проклятого человека. А я многих проклинал, очень многих. И их имена, точно также как и внешность, забывались с течением моей бессмертной жизни. И уж точно я забыл то, что проклял твоего отца, когда убил его.
Роккель вся замерла и не двигалась, только её грудь тяжело поднималась в такт замедляющего дыхания. Она никогда не знала своего отца: какой у него характер, какая внешность, что у него была за жизнь? Что он за человек был? А теперь она узнала, что он не был вовсе человеком. Он был один из тех, в честь которых проводились карнавалы. Он был проклятым.
Но от этого девушка не почувствовала какой-либо боли или сожаления. Она наоборот гордилась тем, кем был её отец. Не один из жалких людишек, а проклятым. Тем, кто знал, что такое жизнь и смерть. Кто знал всё.
— За что ты его убил? — задала очевидный вопрос Эми, понимая, что Лука так и не ответил на её главный вопрос — причём тут она?
— Он нарушил наши правила, правила проклятых, — голос клоуна звучал мрачно, отстранённо. — Он вступил в контакт с обычной девушкой, от которой родилась ты, Эмия Роккель. А проклятым запрещено иметь вообще детей. Им можно играться с любовью и с людьми, но не всерьёз.
— Так значит... — девушку озарила догадка, которую она никак не могла произнести вслух.
— Ты пролукровка, — зловеще подсказал Лука. — Единственная в своём роде. В тебе течёт обычная человеческая кровь и кровь проклятого. Ты можешь видеть то, чего не видят другие. Ты можешь быть другой. Поэтому я тогда пришёл к тебе. Я хотел посмотреть на ту девочку, из-за которой я понёс наказание. Наказание в виде того, что карнавалы не будут проводиться двадцать лет, потому что именно двадцать лет назад я убил твоего отца и мать в том числе, чтобы она не рассказала ничего о нашем мире, мире проклятых. Это была трагедия для города Ренхайна — я тогда был так в ярости, что убил почти половину населения. Конечно, после такого никакие карнавалы не могут вернуть оставшихся в прежнюю жизнь.
— Теперь я всё поняла, — Эми чувствовала, как спокойствие разливалось по её телу, как на душе становилось хорошо, а в сердце появилось тепло. Впервые за всю её жизнь.
Ей не было обидно за то, что Лука убил её родителей. Она ведь их не знала и, по сути, не любила. У неё не было даже их фотографий, и она никогда не видела их могилы. Так зачем же из-за этого обижаться или грустить? Вот именно, что не надо. В этом не было никакого смысла.
— Ты можешь жить в двух мирах одновременно, — заметил Лука и, подойдя к девушке, нежно взял её за руки. Так даже покойный Траэрн не мог сделать. — И эта мысль не даёт мне покоя. Ты не такая как все, и от этого меня тянет в тебе. Ты не проклятая и не человек, ты — нечто. Нечто, которое я очень люблю. Я напомнил людям о карнвалах, смог вернуть былое величие проклятым, вернуть им жизнь и веселье, вернуть самого себя. И теперь я хочу вернуть себе чувство любви.
Сердце в груди Эми замерло. Душа трепетала, наполняясь сладким чувством нежности, тело словно опьянело, а разум отказывался верить во всю сложившуюся ситуацию. В том числе и в слова парня.
— «А ты знаешь, что у неё бесчувственное сердце? Его только дьявол и может оживить!», — так ты сказал Траэрну о моей сущности, — девушка внимательно рассматривала блестящие ядовито-зелёные глаза клоуна. — И знаешь что?
— Что? — Лука, казалось бы, был взволновал впервые за очень долгое время.
Эми улыбнулась. Но не холодно, как всегда это делала, не равнодушно, как от неё требовалось, чтобы люди вокруг отстали от неё или не сочли бесчувстченной. Нет, она улыбнулась искренне тепло. Потому что её чувства наконец пробудились. Пробудились из-за любви.
— Дьявол смог растопить моё сердце.
Мгновение — и их губы сошлись в поцелуе. И даже кровь и внутренние органы взорвавшихся людей не испортили эта картину.
Картину истинной любви.