27. Горячие танцы.
На сцене появился актер с микрофоном, который снова призывал гостей поднять бокалы «за прекрасную пару — Мелиссу и Вильяма». И с самым задорным видом кричал: «Горько!», — заставляя их целоваться. А еще то и дело обращался к гостям и смешно шутил. Видимо, сценарий предполагал, что ведущий будет знать имена самых важных гостей, и таким образом я узнала, что на свадьбе мамы и Уилла присутствовала почти вся местная политическая верхушка и бизнесмены, о которых раньше я только слышала. Наверное, именно поэтому Уилл выкупил всю территорию бутик-отеля, и охраны вокруг было просто немерено.
После очередных поздравлений и тостов гости переместились на улицу, на которую медленно опускались сумерки. Там прошло яркое и динамичного шоу барменов, а затем — эффектное огненное и пиротехническое шоу, которое буквально заворожило меня. Потом были танцы, появление многоярусного торта, фейерверк, разрывающий небо разноцветными пылающими огнями. А потом за новобрачными на специальную площадку прибыл вертолет. Он должен был увезти их на частный аэропорт, откуда мама и Уилл на частном самолете должны были лететь на море. Их ждало несколько дней самого настоящего медового месяца. Гости же могли оставаться на территории бутик-отеля до завтрашнего вечера — Вильям позаботился о том, чтобы все желающие могли переночевать в номерах, позавтракать, развлечься в бассейне, сауне или яхтах, и только потом ехать домой.
Перед тем как улететь, мама простилась со мной и Ханной, наказала мне постоянно быть на связи, а подруге велела присматривать за мной, после чего под аплодисменты они с Уиллом сели отправились на вертолетную площадку, и спустя четверть часа над нашими головами появился вертолет. Он легко поднимался в небо, словно птица, и я с радостью и непонятной тоской провожала его до тех пор, пока вертолет не превратился в крошечную сияющую точку во тьме. Надеюсь, эти дни мама будет счастлива.
Наверное, мне нужно было уехать домой, и я даже заикнулась об этом Ханне, но та только у виска покрутила.
— Ты чего, как старушенция? Тусуйся и веселись! Завтра вместе уедем. И вообще, я видела тебя с пареньком, когда успела подцепить? — спросила она с заговорщицким видом.
— Я его не цепляла, мы просто общались, — нахмурилась я.
— А вот просто общаться не надо, девочка моя. Надо, чтобы мужик от тебя поплыл. А если хочешь, чтобы он поплыл, веди его к себе в номер и сделай приятное, — подмигнула Ханна, у которой общение между мужчинами и женщинами всенепременно сводилось к сексу. — Ладно, ты развлекайся, а я пойду — одного мужичка-депутата заприметила. А ты же знаешь, у меня к депутатам слабость. К их мандатам, — захохотав, подруга мамы удалилась.
Хоть молодожены и уехали, веселье продолжалось, снова начались танцы. Более взрослые гости вернулись в ресторан, а молодежь осталась на уличном танцполе. Рядом с ним на небольшой сцене располагалась установка, за которой стоял диджей с татуировками на лице — довольно известный клубный музыкант, который сегодня должен был развлекать гостей. Он пританцовывал за установкой и, кажется, сам ловил кайф от мощных битов.
Вместе с Биллом я осталась на улице. Мне хотелось драйва, громких звуков, оглушительного сердцебиения. Хотелось выплеснуть эмоции, хотелось зажигать, хотелось наслаждаться движениями... И я, подчиняясь ритму, танцевала рядом с Биллом, который пил шампанское и общался с кем-то из знакомых. Я выпила еще несколько бокалов коктейлей, которые казались необычной газировкой, и это раззадорило меня еще сильнее.
Том и Алекса тоже танцевали неподалеку. Сначала все выглядело очень прилично, однако девушка распалялась все сильнее и сильнее. Она извивалась всем телом, откидывала голову, крутила бедрами — надо признать, получалось у нее это соблазнительно. Том тоже хорошо двигался — он чувствовал музыку. И в какой-то момент я поймала себя на мысли, что просто пялюсь на то, как он танцует. Он снял пиджак, оставшись в одной рубашке, закатал рукава и расстегнул несколько верхних пуговиц. Если Алекса танцевала для него, то Том танцевал для себя. Он отлично ловил ритм и знал качовые движения. У него была какая-то особенная энергетика, которая буквально притягивала взгляд — не только мой, но и многих других девушек и женщин, которые находились на уличном танцполе. Иногда Том останавливался, перехватывал бокал на барной стойке неподалеку, пил, смеялся и возвращался на танцпол. И каждый раз Алекса, будто напоминая ему о себе, вилась вокруг, обнимала, клала его руки к себе на бедра.
Не знаю, как так вышло, что мы начали танцевать рядом — я с Биллом и Том с Алексой. Она будто бы изо всех пыталась показать, что танцует куда лучше, чем остальные. Ее движения становились все более откровенными. Алекса не просто двигалась в ритм музыке, она выгибала спину, терлась об Каулитца, провокационно раздвигая ноги — и это уже было на грани дозволенного. В каждом ее повороте и взмахе руки чувствовалась сексуальность. Она постоянно трогала Тома — словно свою собственность, и это раздражало меня.
Я не хотела отставать, и хотя мой танец был не таким откровенным, как у Алексы, но двигалась я свободно, даже расслаблено, и женственно. Да, я не училась танцам, не часто ходила по клубам, но танцевать обожала — дома, как многие девчонки, пока никто не видит, представляя, что снимаюсь в клипе или танцую на крутой вечеринке. В зависимости от музыки я то плавно вела плечами, взмахивала волосами, покачивала бедрами, то начинала вспоминать связки из обучающих видео и повторяла их, испытывая удовольствие от каждого движения и перестав чувствовать усталость в ногах.
Мы с Томом танцевали так близко, что изредка касались друг друга. И когда наши предплечья или бедра соприкасались, мне казалось, что по телу пробегает крошечная искра. Этих искр становилось все больше и больше, и я, двигаясь под зажигательные биты, отстраненно подумала, что еще немного — и во мне снова разгорится пожар желания. Хочу ли я этого? Страшно было признаться, что да, хочу.
Мы смотрели друг на друга с жадностью. Каулитц не отводил взгляда от моих губ, будто представлял, что целует их, а меня буквально преследовало настойчивое желание обнять его — прижаться своим разгоряченным от танцев телом к его телу. Ощутить биение сердца под рубашкой, почувствовать его запах, оставить влажный от губ след на его шее. Танцы и эти мысли ужасно возбуждали и мерзкий внутренний голос шептал, что я должна соблазнить Каулитца. Только для того, чтобы самой получить удовольствие — я будто бы точно знала, что это может у меня получиться.
Мне проще было обвинить во всем алкоголь, чем признаться себе, что Том мне нравится. Поэтому я остановилась — нашла в себе силы. Сказала Биллу, что хочу подышать воздухом и пошла к реке, на берегу которой стояли беседки. Мне нужно было остыть и прийти в себя. Выбросить из головы все неприличные мысли. Билл понял, что мне нужно одиночество, и не стал настаивать в своей компании.
Я спустилась к реке, от которой тянуло прохладой. Хотя внутри сейчас пылал такой жар, что никакая прохлада не способна была его потушить. Это место было умиротворенным. Воду серебрила луна, где-то в темно-черничном небе перемигивались звезды, высокая трава слегка шумела от ночного ветерка, где-то неподалеку раздавалась трель сверчков. Идеально для задушевных разговоров с другом или ночных поцелуев с любимым человеком. Даже для одиночества идеально. Я направилась к одной из беседок, но оказалось, что она не пуста — внутри находились те самые рыжеволосые сестры, их спутники и еще несколько ребят из местной золотой молодежи. Они курили кальян, хотя кто-то, как я заметила, при моем появлении спрятал со стола маленькие разноцветные бумажки, напоминающие марки, что меня несколько испугало.
Я и не собиралась присоединяться к компании — хотела развернуться и уйти, однако мне не дали.
— Эй, а мы думали, твоя мамаша будет помоложе, — сказал один из парней.
— В смысле? — нахмурилась я, чувствуя новую волну негатива, которая исходила от этой компании. Им хотелось задеть меня, унизить, и они выбрали верную стратегию — стали говорить о моей маме.
— Все думали, что Каулитц нашел молодую оторву, какую-нибудь модельку, а эта оказалась милфа в возрасте, — пропела одна из рыжеволосых сестер, с усмешкой глядя на меня. — С такой взрослой дочуркой, как ты.
— Может, он их двоих будет?.. — предположил кто-то из парней, брюнет с сигаретой во рту, и компания грохнула, а у меня от ярости потемнело перед глазами.
— Кто это сказал? — спросила я громко. — Выйди, поговорим.
— Разговаривает, как типичная оффница с района! — захохотал другой парень. Ему тотчас ответил кто-то из друзей:
— А ты думал, кто это? Камон, она не из нашего круга. Какая-то нищебродка.
— Дочурка любовницы, которая соблазнила Каулитца. Интересно, такая же шалава, как и мать?
— Эй, может быть, обслужишь нас по-быстрому? — снова открыл рот тот самый мерзкий брюнет с сигаретой, кто сказал гадость про «двоих».
— А может быть, ты все-таки выйдешь? — повторила я, сжимая кулаки от бессильной ярости. — Или ты боишься меня?
— Да ты сама зайди к нам, золотко, — лениво отозвался парень. — Если обслужишь хорошо, получишь награду. Я умею быть благодарным. Кстати, вы слышали про ген шлюхи? Он передается от матери к дочурке?
— Давайте проверим!
— Сасная девка — я бы прямо сейчас ее разложил на столе!
Снова противный издевательский смех. И целая волна презрения, от которой становилось душно даже в ночную прохладу.
— Ну же, давай, заходи, раз такая смелая! Пацаны, притащите ее, что ли? Повеселимся.
Из беседки вышло двое парней, и я испуганно сжалась — поняла, чем может закончиться эта стычка. Наверное, мне нужно было бежать, но я застыла на месте и наблюдала, как парни приближаются ко мне под смех и ободряющие выкрики остальных. Страх и ярость переплелись воедино, заставляя меня глубоко дышать — так, что грудь высоко поднималась и опускалась.
— Только троньте меня, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие. Я не жертва, не жертва, не жертва... Они не посмеют меня тронуть. Иначе я...
— Что происходит? — раздался вдруг голос Тома, и парни, что надвигались на меня, замерли в недоумении.
Каулитц вышел из темноты и встал чуть впереди меня, словно закрывая плечом. Повисла тишина, и были слышны только звуки сверчков да музыка вдалеке.
Странно, но я вдруг почувствовала, как страх отступает. Остался только гнев, который сдавливал мое горло, словно удавкой.
— Я спросил — что происходит? — повторил Каулитц.
Вроде бы голос его звучал спокойно, но было в нем что-то опасное, хищное. Мне вдруг показалось, что он словно зверь, готовый к атаке. Остальные, кажется, тоже это понимали. И боялись говорить.
— Да так, Том, знакомимся с твоей сестренкой, — пропела одна из рыжеволосых сестер.
— Знакомитесь? — переспросил Каулитц. — И без меня? Непорядок.
Не поворачиваясь, Том нашел в темноте мою руку и крепко взял ее, заставив меня вздрогнуть. Я снова чувствовала тепло его пальцев. И снова сердце стучала, как ненормальное.
— Идем.
Том потянул меня за собой, и я послушно пошла за ним в беседку. Сидящие там парни и девушки напряженно наблюдали за нами. Никто больше не говорил гадости, не смеялся и не улыбался. Все напряженно притихли и смотрели на Каулитца с опаской.
— Выбирай, малышка, — сказал он мне, все так же не поворачиваясь, но не отпуская моей руки.
— Что выбирать? — тихо спросила я, ничего не понимая.
Малышка? Зачем он меня так называет?
— Не что, а кого. Того, кто сильнее всех обидел тебя.
— Зачем? — непонимающе прошептала я.
Том чуть сильнее сжал мою ладонь, словно настаивая на том, что я должна дать ответ.
— Ну же. Не люблю ждать. Просто покажи мне того, кто сильнее тебя обидел. Твой старший брат разберется с этим мусором.
Старший брат.
От двух этих слов меня будто холодной водой окатило.
Я так мечтала о старшем брате, который будет защищать меня. Неужели я обрела его или это очередная игра Каулитца? Я не знала, что сказать — просто смотрела в пустоту, крепко сжимая его руку. Словно понимая мое состояние, Том вдруг несколько раз провел большим пальцем по моему запястью. А потом прижал наши руки к себе — так, что тыльная сторона моей ладони касалась его бедра.
— Говори, — настойчивее повторил Том.
— Он.
Я резко перевела взгляд на брюнета, который так сильно хотел «разложить меня на столе». Он побледнел и кинул в пепельницу сигарету, которую до этого держал в руках. Апломб исчез с его лица, в глазах появился страх — они забегали из стороны в сторону.
Каулитц сел рядом с ним за столик, а меня усадил к себе на колени. Одна его рука покоилась на моей талии, вторую он положил на столешницу. Чувствуя спиной тепло его груди, я окаменела, и казалось, что в теле напряглась каждая мышца. Я сидела так прямо, словно стрелу проглотила.
— Моя сестра сказала, что ты обидел ее, — ласково произнес Каулитц, постукивая пальцами по столу.
— Я...я не хотел, Том, — тихо ответил брюнет.
— Ты еще скажи, что просто шутил.
— Нет, я... Мы думали, она тебе не нравится! Вы же ругались за столом! Мы думали, тебе будет приятно.
Том чуть сильнее сжал мою талию, заставив меня напрячься еще сильнее. Он почувствовал это и тут же ослабил хватку.
— Том, это же дочь шалавы, которая охмурила твоего отца! — почти с отчаянием воскликнул брюнет.
— Заткнись, —велел Каулитц.
— Но...
— Тихо, я сказал. Ты влез в дела моей семьи, — голос Тома стал вкрадчивым. — И мне неприятно, что ты обидел члена моей семьи. Мою сестренку. Как думаешь, что должен сделать старший брат, когда его сестру обижают?
Он молчал. Они все молчали.
— Старший брат должен наказать ее обидчика. Все согласны? Не слышу. Все?
Послышались вялые «да», и я в который раз поразилась тому, как они относятся к Тому — может быть, без особого уважения, но с опаской и даже страхом. Одно его присутствие способно заставить замолчать любого из них.
— Ты больше не в тусовке. Меня не будет там, где есть ты. Для меня ты нерукопожатый. — продолжал Том, обнимая меня и второй рукой. — У моего отца сегодня свадьба, и я не хочу портить себе настроение. Парни, врежьте ему за меня.
Случилось странное. Девушки первыми покинули беседки, словно понимая, что сейчас будет. Парни начали вставать, переглядываясь между собой. Кто-то остался в стороне, а кто-то вдруг подошел к брюнету и, схватив его, потащил вон. Он отбивался, кричал что-то, но ему закрыли рот. Самое поразительное было то, что ему собирались вмазать и те двое придурков, которым он велел меня поймать. Они очень старались перед Томом, словно боясь, что могут оказаться на месте брюнета. Перед Каулитцем — вернее, перед деньгами и властью его отца — выслуживались, как могли, и это поразило меня так сильно, что я большими глазами наблюдала за тем, как брюнета волокут прочь те, кто только что поддакивал ему и издевался надо мной вместе с ним.
Мы остались одни. Я и Том — мое наваждение и проклятие в одном лице. Я с трудом заставила себя встать с его колен. Получилось это не сразу — Том будто задумался о чем-то, и когда я попыталась подняться, он не дал мне сделать этого. Прижал к себе еще сильнее, словно инстинктивно. А потом, наконец, поняв, что я хочу уйти, резко разжал руки. Я все-таки оказалась на ногах.
— Почему ты поступил так? — спросила я тихо, стараясь скрыть волнение в голосе.
— Отец всегда говорит, что в стае больше всего боятся одного — изгнания. В одиночку могут выживать лишь сильнейшие, — задумчиво ответил Том.
— Нет, почему ты спас меня?.. Я благодарна тебе, но... Не понимаю.
— Думаешь, я сделал это ради тебя? — спросил Каулитц, откинувшись на спинку скамьи. — Нет, малышка, не будь такой высокомерной. Я сделал это ради отца. Никто не имеет права так говорить о нем, поняла? О моей семье ни одна сука не может говорить так.
— Что, я теперь твоя семья? — спросила я, сглотнув. Но получила жесткий ответ:
— Ты? В их глазах — да. Но для меня ты навсегда чужая. Не строй иллюзий. Я не твой старший брат.
— А я не твоя младшая сестра. Не называй меня так. И малышкой тоже не называй. Спасибо, что спас. Я отплачу тебе тем же. Даже если тебе это не нужно, — ответила я, чувствуя себя идиоткой. — Ненавижу быть должной.
— Тогда отплати, — вдруг сказал Том и поднялся на ноги.
Он встал так близко от меня, что я невольно сделала шаг назад. Но Каулитц снова подошел почти вплотную. Еще шаг и моя поясница уперлась в перила беседки. Отступать дальше было некуда — если только перелетать через перила и оказаться внизу, но эта перспектива меня не прельщала.
— Отплати, — повторил Том.
— Как? — прошептала я, теряясь от такой близости с ним. Ноги стали слабыми, а в пальцах появилось нестерпимое желание коснуться этого человека.
— Поцелуй меня, — хрипло сказал Том.
— Что? — подумав, что ослышалась, спросила я.
— Поцелуй меня. Сейчас. Так же, как целовала в тот раз.
Теперь меня снова будто окатило водой — на этот раз кипятком. Он с ума сошел? Снова играет со мной! Как в библиотеке, когда я поддалась наваждению, той смеси страсти и нежности, которая опьянила меня за мгновение.
— Ты так легко собрался изменить своей девушке. Как жаль, — сказала я, отводя взгляд в сторону. — А ведь этим ты меня попрекал не так давно. Помнишь? А может быть, я тебе нравлюсь?
Парень склонился ко мне, его косы почти касались моих ключиц.
— Не обольщайся. Я тебя ненавижу, — прошептал он, касаясь губами моих волос — я чувствовала его горячее дыхание, и от этого внизу живота появилась слабая волна тепла. Смутно знакомый тонкий аромат его дорогого одеколона — хвоя и кашемир — вскружили мне голову. Господи, почему мое тело так реагирует на этого человека?
— Эта ненависть взаимна.
— Ненавидь меня так сильно, как только можешь, девочка. Иначе тебе будет плохо.
С этими словами Том вдруг поцеловал меня в щеку — несколько раз, оставляя на коже чуть влажный след. У меня перехватило дыхание, еще немного — и я сорвусь. Слишком сильно тянет меня к нему — хочется прижаться к нему всем телом, обнять и никогда не отпускать. То легкое возбуждение, которое я чувствовала, готово было перерасти в страстное желание.
Том склонился ко мне так, что наши лбы соприкоснулись. А потом наши губы почти встретились — между ними оставался сантиметр, не больше. И я вдруг поняла — если Каулитц начнет целовать меня, я отвечу. Потеряю рассудок и буду целоваться с ним, пока не опухнут губы. Но он не делал этого — ждал, когда я сдамся первой. Однако, когда я готова была сделать это, почему-то вспомнила Алексу. Ее руку на его брюках, то, как они встали и ушли — понятно, для чего. И тогда я начала приходить в себя. Искушение отступило. Я справилась.
— Ты ведь пьян? — спросила я.
— Может быть. Ты тоже пила, — прошептал Том.
— А что же твоя подружка? Не удовлетворила тебя? — поинтересовалась я.
Эта фраза привела в чувство не только меня, но и его. Том резко отшатнулся от меня.
— Держись подальше от моего друга, — вдруг сказал он и вышел из беседки, сунув руки в карманы брюк. Подождав пару минут, я тоже ушла, мысленно ругая сама себя — я ведь едва не поддалась на его провокацию.
Когда я проходила мимо кустов сирени, что росла рядом с беседкой, послышался странный шорох, который заставил меня напрячься — я вдруг решила, что в кустах могут находиться те парни и девушки, которые хотели поиздеваться надо мной. Кто знает, что у них в голове? Однако никто так и не появился. И я направилась по хорошо освещенной, но пустой дорожке к отелю, намереваясь завалиться в свой номер и заснуть.
Когда я добралась до отеля, то, почувствовав на себе взгляд, обернулась. Так и есть — Каулитц. Он шел позади, и если бы не смотрел на меня со злостью, я бы решила, что он заботливо провожал меня до самого отеля. Но скорее всего, это было простое совпадение.