Пастушок
Мне казалось, я уже видел это поле сверху: с высоты птичьего полёта, когда вокруг щебечут мои дорогие ласточки. Сердцу не прикажешь, и теперь я люблю ласточек, синичек, люблю воробушков и зябликов. Всех люблю, когда с меня наконец-то сошли страдания и боль. Однако; а ведь они были со мной так долго. Ещё один такой день, и я мог бы окончательно привыкнуть.
Всё телесное ушло к небу – а любовь моя осталась на земле.
Если меня любят, значит обязательно вернутся за мной. Я знал и видел это во взгляде родных мне зверей. Каждый день, широко открывая глаза, я видел так много того, что было ото всех навечно сокрыто.
Я надеялся чувствовать каждое неуловимое движение жизни вокруг меня. Но вместо этого я каждый божий день чувствовал жгучую боль в области груди; любя целый мир своим маленьким сердцем, я подверг себя смертельной опасности. Да и не только себя, теперь я уже знаю. Скоро я встречусь с мамой, мне нужно будет извиниться. Почему же она осталась там так надолго? Она всё ещё любит меня?
Прекрасно понимаю, что это вовсе не привычный сон. Там, где-то наверху – моё солнце; это наши с ним золотые лучи совсем недавно падали мягко, стелились осторожно и нежно по травинкам, вспотевшим на рассвете сладкой росой. Чем больше прозрачных капелек свисало с тростинок, тем душнее оказывалось утро, тем жарче день и ласковее приходилась для меня ночь.
С щенячьей жадностью я глазами глотал любой отблеск, любую игру света в бусинках росы, старался не пропустить мимо себя ни один шорох в кустах. Кажется, это мой самый прекрасный сон из всех моих наивных снов, что мне доводилось видеть.
Я плыл в этих плотных ароматах трав, и, тем временем, вокруг меня словно догорали сотни парафиновых свечей. Откуда мне было знать, как они пахнут, если я никогда их не нюхал? Просто я верю, что вы узнаете, как они пахнут – и потом расскажете об этом мне. Надеюсь, я когда-нибудь услышу их запах! Их запах и ваш голос; последний будет доноситься до ушей моих снизу, поэтому кричите громче и выше!
Подушечки лап слабо укололись о тонкую траву, когда я сделал последний ровный шаг. Я ничего не почувствовал, просто до сих пор помнил, что трава острая и колется. Земля пока ещё тёплая. Не успела остыть, пока вместе со мной спускалось и моё солнце. Вспоминаю, насколько важно – просто вовремя начать дышать. Это слова того, кто был мне очень дорог. Кто-то только что был мне дороже жизни.
Я сделал свои уверенные пару шагов вперёд, петляя хвостиком между высокими и низкими стеблями с цветочками и цепляя шерстью их колючки. Раньше это было больнее, но теперь я чувствую всю их другую сторону, что-то.. трепетное? Что-то свободное? Больше никогда не будет боли, неужели это правда?
Вспоминаю нечто о том, что я больше не почувствую боли. Кое-кто мне об этом рассказал. Да уж, теперь я-то понимаю, понимаю что она имела в виду. Я уже долго не разговаривал с мамой. Надеюсь, увижу её наверху.
Она ласково поцеловала меня между ушами. Шерсть очистилась; безболезненный вдох – невероятное блаженство, коим я всегда пренебрегал. Какое счастье.
— Это твой лучший исход, — корова мотнула рогатой головой кверху; меня до сих пор это внутренне пугало, — просто прими это. Ступай, и добро пожаловать домой.
— И что же будет дальше? — с последней надеждой я привстал перед ней и был уже готов сдаться, не пытаться даже понять весь наш разговор. Странное чувство.
— Поверь мне, я знаю, что случилось. Тебе просто ещё рано об этом думать. — она опустилась к земле, схватила пучок травинок и с хрустом зажевала сочную зелень. — Ты напуган, но боль и страдания за весь мир в твоём сердечке закончились. Доверься мне. Я не первый год рождаю на свет «не таких» телят, что пойдут той же тропой, что в скором будущем предстоит и тебе. Не бойся, малыш, ступай смело.
— Внутри ужасно. Я так и не понял, что это было. Я ничего не понял, и мне страшно. Грызёт изнутри. — я сел на прохладную землю и несколько сжался в комочек. — Я чувствую себя потерянным, лишним, холодным. Холодным, как не прогретая солнцем земля. Лишним, как упавший с цветочка лепесточек. Потерянным, потому что совсем не знаю, куда мне теперь идти. И нужно ли вообще куда-либо сейчас?
— Какие чувства у тебя в душе? — рогатая корова подошла ко мне ещё ближе, и я подпрыгнул от ещё большего испуга, когда увидел её рога. Но она лишь слизала с меня остатки крови своим большим шершавым языком.
— Ой! Простите, — я прижал голову к земле и накрыл её лапками, — Я не в очень приличном облике, чтобы разговаривать с незнакомцами. Да, там были ужасные звуки, мерзкий и неприятный вид, моё оцепенение до костей. Я здесь замёрз. И я слышал безумный хруст.
— Малыш, что-то ещё случилось? — она снова обратилась ко мне и медленно подошла ближе. Её осторожность всё равно меня испугала.
— Спасибо, что вы всё это время были рядом, вы же видели? Видели? — я поднял голову и увидел пасущуюся близ меня корову на привязи. Однако, меня всего трясло, я до тошноты неприятно ощущал в груди бешеное сердце. С шерсти капало то самое – тёплое и пахнущее железом. Но моё ли?
— Подойди сюда, маленький, — над головой раздалось тёплое «муу». — не бойся. Это должно было случиться в мире, но точно не сегодня и не с тобой. Наверху что-то напутали, прости, малыш. Подойди, не бойся.
Неужели без «даже»? Больно, и больно мне критически сильно. Почти шок. Шея, живот, да и лапы еле идут. Плетусь как больной и худой оленёнок-отброс. Из меня что-то вытекает. Вытекает быстро, красит всю дорожку за мной, уносит мои силы стремительно в землю. Силы заканчиваются.
Я решил бежать. Дальше, дальше! Пока не начал замечать, что темп мой скорый замедляется. С каждым шагом мне одновременно и легче, и тяжелее. Тяжелее физически, легче душевно. Что-то случилось, явно нехорошее. Я не успел понять. Я помню только слова моей павшей на землю мамы. Надеюсь помнить их всегда, даже если они для меня последние.
Она закрыла глаза. В груди дыра. Я не хотел. По краям жгучая боль. Это страдания, кто-нибудь, меня и маму мою от них спасите! Меня задело, вероятно, тоже, но она больше не поднимает головы. Значит, всё?
Что-то происходило, и запахи вокруг резко поменялись. Вместо сонного умиротворения – страстная и яростная игра адреналина в крови, что почти испарялся с кожи овечек. Помимо свечей, которые я никогда не нюхал, сегодня я бы хотел услышать ещё и свою маму. Помню, как мы с ней только что разговаривали на поляне. Она объясняла, насколько сильно важно не забывать дышать. Постараюсь воспроизвести для вас наш диалог, прислушайтесь!..
— О нет!
— Сынок, мне кажется мы с тобой кое-что упустили. Где все наши овцы?
— Запомнил. — я старательно закивал головой. — Я буду очень стараться и никогда тебя не подведу, мама!
— Помню-помню, неугомонный ты мой! Подветренная сторона – всегда твой друг. Чтобы оценить ситуацию, тебе достаточно глубоко вдохнуть воздух и закрыть глаза. — тёплое сахарное молоко её слов вылилось на меня и проникло в уши, в костные лабиринты моих височных – и так вплоть до самого мозга. Кто бы тогда знал, что это был последний наш с ней секрет.
— Кстати! Ты хотела рассказать мне секрет! Ты вчера ещё обещала. Как быть такой же крутой пастушьей собакой, как ты?
Мы с мамой не заметили, как наше стадо притихло и насторожилось. Овцы в тревоге сбились в сторону от нас двоих. Я дёрнул маму за хвост.
Я любил всё, что окружало меня от рождения и до самой смерти. Души не чаял в овечках моего будущего стада, в моей маме, что так гордо поднимала голову из сухих зарослей овсянки, осматривая целостность всех и вся. Обожал бездумно вдыхать воздух, чтобы он ласкал и нежил мой слабый юный нос. Я любил мир, и меня всегда изнутри разрывало от того, что я не мог погрузиться в него целиком.
Ах да, и ещё. Я никогда не нюхал парафиновых свеч и не видел мир с высоты птичьего полёта. Мне бы очень хотелось. Но сейчас мы с мамой уходим на важный разговор. Она тонко намекнула мне, что поделится со мной чем-то ценным для меня с практической точки зрения.
Наше стадо вышло из-за ограждений ещё до того, как солнце показало свой первый лучик. Холодная земля притягивала лечь и не просыпаться до самого вечера. Стук копыт и мамины шлепки по хвосту слегка помогали мне проснуться.
Мы с мамой просыпались задолго до зари. Обычно обыденно проходило каждое наше с ней утро, сколько я жил и помнил себя.
И было бы и дальше, если бы не один инцидент.