Коронованные

Камзол слишком стискивал тело. Воротник жал, так что дышать невозможно, стоит лишь немного опустить голову. Еще и духота стояла попросту невозможная, так что оставалось только гадать, как можно не рухнуть в обморок, если остаться еще подольше.

Кабинет принц не любил. Искренне считал его не рабочим, а чем-то вроде камеры пыток, где каждое утро положено отбыть срок, прежде чем можно двинуться дальше.

- Ваше высочество?..

Канцлер вежливо приподнял брови, как бы намекая, что задает вопрос принцу не в первый раз.

Он отвлекся. Опять.

Принц Диналис Некагил расправил плечи и сфокусировал взгляд на канцлере:

- Это всё?

- Не совсем, ваше высочество. После приема послов и урока танцев до ужина с его величеством еще чаепитие с леди Маорис. Она очень настаивала на аудиенции.

- Запланируй хотя бы перед сном ванную.

- Что, простите?

Канцлер всерьез уставился в список дел, и Диналис с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Увы, не все придворные понимали шутки. Если быть честным, то совсем никто. И не видели ничего страшного в длинных списках дел.

- Ничего. Ты свободен.

Канцлер поклонился и вышел, захлопнув за собой резные двери. Диналис немного расслабил воротник и подвинул пачку документов, на которых требовалась подпись и личная печать наследного принца. Велик был соблазн быстренько с этим разобраться и прогуляться перед встречей с послами, но Диналис заставил себя прочитать каждую бумагу, чтобы четко понимать, что он подписывает.

Сдался на последней. Стало так душно, одиноко и неуютно, что Диналис отбросил перо, поднялся и решительно зашагал в сторону дверей. Бросил беглый взгляд на окно, чтобы понять, где солнце... что ж, немного времени у него есть. Иначе он сойдет с ума.

Пока принц шагал по коридорам замка, слуги торопливо кланялись, не смея поднять глаза, пока он не пройдет. Только какая-то придворная дама дерзко вскинула голову:

- Доволен?

Он остановился и нахмурился, пытаясь понять, кто перед ним. Вздернутый нос, острый подбородок, горящие яростью темные глаза и уложенные косами волосы. Не сразу, но Диналис узнал ее – леди Медира. Кажется, она была близка с братом, пусть их разделяло его положение.

- Доволен? – повторила Медира. – Теперь ты наконец-то не в тени брата.

- Мое положение дано мне от рождения, - холодно произнес принц Диналис.

- Оно стоило смерти Элховера?

Диналис отшатнулся, сжал губы. Он не обязан отвечать на подобные слова. Даже мог бы обвинить леди в неуважении к королевской семье. Но он сказал только:

- Я его не убивал. Ты не можешь винить меня.

- Но ты рад его смерти. Она освободила тебе место.

Диналис сжал кулаки, но промолчал. Развернулся на каблуках и бросил:

- Не желаю тратить время на глупости.

Он зашагал не оборачиваясь мимо слуг, которые падали у его ног, будто палые листья. Младший принц, всегда оставленный «про запас», считающий себя в тени брата. Диналис помнил, как в детстве прибегал к отцу и плакал, заявляя, что хочет быть старшим и сидеть на красивом троне, как брат, а не на «детском стуле».

Отец мягко качал головой. Мать пыталась объяснить, что у каждого свое место. Диналис не понимал и тоже хотел почестей.

Что ж, теперь его высочество Элховер Некагил мертв, и Диналис стал наследным принцем, единственным, кто однажды унаследует корону. Закончилось время поединков и охоты, теперь у него послы и чаепития.

Несколько воинов шагали на расстоянии от принца, когда он вышел из замка и направился в сторону от главных ворот. К тихому уголку, где располагались истертые надгробия и усыпальница королевской семьи.

Динарис окончательно расстегнул несколько верхних крючков камзола. Уселся на выщербленные временем ступеньки склепа и прислонился лбом к прохладному камню запертой двери. Здесь, на кладбище, Динарис не держал осанку, не отвечал холодно и мог хоть ненадолго расслабиться.

- Это ты должен быть на моем месте, - прошептал Динарис одними губами. – Это твое место.

Отец считал, он бежит от ответственности. Мать говорила, он привыкнет. Динарис думал, что и с ними должен сохранять лицо.

Это он мог только здесь. Отпустить себя.

О! Как бы ему хотелось честно сказать этой леди Медире, что ему не сдалось место наследника! Пусть он считал себя в тени брата, но вообще-то искренне любил его. И никогда всерьез не помышлял о троне с тех пор, как вырос.

Элховер держался сдержанно на людях, но с братом лихо гонял наперегонки верхом, громко смеялся и не стеснялся закатывать глаза. Иногда, когда у старшего находилось время, они устраивали пикники на берегу реки. Вымазывались соком фруктов, не вспоминали о делах и делились ничего не значащими тайнами.

В последнее время такие пикники случались всё реже, и даже на них Элховер почти не улыбался. Когда Динарис спрашивал, в чем дело, тот улыбался печально:

- Просто устал.

И переводил тему, спрашивая об успехах брата в учебе или с жаром обсуждая военную кампанию Баланира Красивого из учебника.

- Я же не знал, - прошептал Динарис равнодушному камню. – Почему ты не рассказал, как ощущал себя?

Он понимал. Теперь понимал. Потому что маска королевской учтивости накрепко прирастает к лицу и ты уже не умеешь разговаривать нормально, не можешь облечь мысли в слова, рассказать о своей боли – и остается только убить себя, медленно истечь кровью, чтобы позже тебя с почестями внесли в королевскую усыпальницу, закрыли и забыли, водрузив корону на следующего принца.

Динарис сидел в тени склепа, где покоился старший брат, и шептал, пока никто не слышит:

- Я скучаю.