Коронованные

- Ведьмы должны гореть!

- Нет! Пустите! Вы не можете...

- Огонь очистит всё. Даже ведьмовское отродье.

Мара билась в руках крепких мужчин, тщетно пытаясь высвободиться. Конечно, у нее не было ни единого шанса, поэтому оставалось только тянуть руки к собственному дому, который с одной стороны уже начал заниматься от факела главаря. Тот потрясал им, будто оружием, выкрикивал «ведьмы должны гореть» и тыкал в старое дерево, которое охотно разгоралось.

- Нет! – голос Мары начинал хрипнуть. – Там мой брат!

Главарь глянул на нее и осклабился. Он прекрасно об этом знал. Сам же первым нырнул в дом, а едва вышел – поджег. Наверняка оглушил Энтони. Может, очередь огня Мары еще не наступила, а вот ее брата точно. Так считал этот человек.

Они пришли ночью. В самую темную пору, когда по земле свободно ходят призраки, а всё живое вязнет в чернильном мраке. Эти люди несли факелы и свою злобу, поэтому ничего не боялись. Они размалевали лица и потрясали четками, громко крича, что ведьмы творят небогоугодные дела. Хотя их бог не имел к этому никакого отношения.

Энтони поздно вернулся и крепко спал. Когда обеспокоенная Мара заглянула к нему, он только пробормотал что-то невнятное и натянул одеяло на голову. Мара сама пошла посмотреть, что за шум – и угодила прямо в руки пришедших.

Теперь она раненой птицей билась, пытаясь спасти дом и брата. Задохнуться дымом – ужасная смерть.

В сарае громко блеяли овцы, раздалось мычание коровы. Животные чуяли огонь, волновались и не зря.

Мара понадеялась, на соседней ферме заметят огонь, не настолько она далеко... но в следующий миг поняла, что один из тех, кто ее держит – это Мэтт Ростер, как раз сосед. В его бороде уже проглядывали седые волосы, а взгляд этой ночью казался совершенно безумным. Его жена и их слабовольный сын слова поперек не скажут.

Никакой надежды, что они хоть что-то сделают. Позвонят пожарным, позовут помощь.

- Моя мать помогала вам зачать ребенка! – выплюнула слова Мара. – А ты хочешь убить нас!

Мэтт глянул на нее с презрением:

- Поэтому мой сын такой слабый! Ваше семейство прокляло его!

- И твою корову? В прошлом месяце я ее выходила!

Мэтт отвел глаза, но слова звучали уверенно:

- Это доказывает, что ты ведьма. Ворожей не оставляй в живых.

Когда в ближайшем городке объявился фанатичный священник, Энтони говорил, что это не к добру. Мара отмахнулась от опасений брата. В конце концов, пусть они живут в захолустье, но в современном просвещенном мире. Очередной священник или секта ничего не сделают их ферме.

Теперь дом горел, а Энтони наверняка задыхался в дыму внутри. Стоило его послушать!

Мара еще разок попыталась вырваться, и тут в дверях дома мелькнул силуэт.

- Энтони!

Он вывалился в штанах и футболке, в которых спал. Испачканный, на лбу запекшаяся кровь. Упал на колени, упираясь в землю и отчаянно кашляя.

- Энтони! – Мара дергалась, стремясь к брату, но держали ее крепко.

Тут же пара детин подхватила Энтони. Он помотал головой, пытаясь прийти в себя, но его уже подхватили и потащили к стене фермы. Распевая псалмы и потрясая факелом, главарь, тот самый, назвавшийся священником, кинул веревку. Энтони связали руки над головой и закинули конец веревки на балку, привязав в стороне. Теперь он оказался прижат к стене со вздернутыми руками.

- Этот проклятый дом станет вашим костром! – провозгласил священник.

Дыма было много, Энтони отчаянно кашлял, пытался опустить голову к плечу, чтобы вытереть лицо, но не доставал.

- Прекратите! Отпустите его!

- Ведьмы должны гореть, - почти спокойно сказал главарь, возвращаясь к Маре. – Мы очистим эту землю и заберем ее, чтобы она снова стала угодна богу.

Мару осенило, что он попросту хотел этот клочок земли. Плодородный, обширный. Она судорожно думала, что предложить, чтобы их отпустили, и в это время раздался оглушительный треск и грохот.

- Энтони!

Вопль Мары потонул в шуме, когда крыша дома наконец-то не выдержала и провалилась внутрь, а за ней и стена, у которой был привязан Энтони. Всё там поглотил огонь.

Мара забилась в руках державших, а те дрогнули. То ли отвлеклись, то ли настоящая смерть оказалась совсем не такой, как они думали, сидя в домах.

Мара подбежала к тому месту, где была стена, но отшатнулась из-за ужасного жара. Она прикрыла голову рукой, кашляла и звала брата.

Это Мара всегда ходила с матерью, собирала для нее травы и лечила животных. Энтони отучился в колледже и только иногда воскуривал травы на чужих фермах и шептал заговоры.

Они оба считались ведьмами, но звали обычно Мару. Энтони больше занимался фермой.

Никто не знал, что из них двоих основная сила была именно у Энтони. Именно поэтому он уезжал: пока учился в колледже днем, вечером впитывал знания от отца, который давно развелся с матерью.

Энтони здесь на самом деле был колдуном.

Мара упала на колени, по щекам катились слезы, и ей казалось, даже они горячие. Но она вздохнула с облегчением, когда из дыма выступил силуэт.

Волосы Энтони обгорели, от одежды остались лоскуты, но кожа казалась не тронутой, только на груди будто пепельный круг – амулет, который когда-то дал отец. У Мары был такой же. Похоже, его магия смогла защитить Энтони. Сам он теперь не был оглушенным юношей, дом которого подожгли. Он шагал как колдун, наследник многих поколений, спрятанный в глуши, пока не войдет в полную силу. Что ж, этот день, похоже, настал.

Он не дал никому из нападавших убежать или вымолить прощение. Они пришли уничтожать его дом и семью, и он вернул им огонь. Коснулся каждого, оставляя ужасные ожоги и заставляя корчиться от боли.

Священник попробовал защититься, беспорядочно размахивая факелом. Энтони с легкостью от него увернулся, перехватил и вырвал.

- Ты разрушил мой дом, - тихо сказал Энтони. – Ты посчитал, что увидел ведьм. Больше ты ничего не увидишь.

Он зашептал слова, которых Мара не могла расслышать, но видела, как священник завопил от боли, хватаясь за глаза. От них повалил дым, и Мара понадеялась, человек не умрет от болевого шока.

Она еще сидела на траве и кашляла, когда Энтони вернулся к ней. Опустился рядом и обнял, баюкая, как ребенка. Как когда-то в детстве, когда она была совсем маленькой.

- Всё хорошо, Мара, - мягко сказал он, и за его спиной слышались крики боли пришедших этой ночью. Он гладил ее по волосам и, кажется, поднял голову, смотря на ферму. – Жалко дом. Хоть животных не тронули. Но мы уедем отсюда. Здесь нам больше делать нечего.