Коронованные

Софи приезжает в клинику каждую субботу.

Ее еженедельный ритуал. Пройти по неровной каменной дорожке мимо никогда не цветущих кустов роз, расписаться в книге посетителей. Кивнуть охраннику - Софи уже знает их всех. Как и они ее.

Провожатый в комнату отдыха ей не нужен. Так называют в клинике помещение, где посетители могут побыть с пациентами.

Софи предпочитает голубой диван. Старенький, продавленный в середине, зато точно под окном. В хорошую погоду Софи даже позволяют немного погулять с Калебом по территории клиники – она частная, за городом, Софи верит, что это влияет благотворно.

В этот раз всё иначе. Ее встречает доктор Эббот.

- Вашему брату стало хуже.

Такого раньше не происходило, Софи беспокоится и спешит за доктором. Он шагает к палате Калеба.

- Что случилось? – успевает спросить Софи.

Доктор неопределенно поводит плечами. В другое время это заставило бы Софию злиться – она терпеть не может привычку не рассказывать сразу четко и по делу. Сейчас Софи слишком обеспокоена.

Когда доктор Эббот открывает дверь палаты, он пропускает внутрь Софи, но сам остается стоять на пороге.

Калеб лежит на кровати, он сжался и закрыл глаза. Одна рука у него плотно забинтована, от кисти почти до плеча.

- Наша вина, - сухо говорит доктор Эббот. – Он всегда был таким спокойным, и мы потеряли бдительность. Внезапно стал буянить, попытался вырваться и случайно поранился. Виновные уже наказаны.

Софи плевать, кто там не уследил. Она присаживается на кровать, но Калеб даже не вздрагивает.

- Пришлось дать успокоительные, - поясняет доктор Эббот. – Скоро должен проснуться.

- Могу я побыть тут?

Доктор колеблется. Такого не положено, Софи прекрасно осведомлена о правилах: визиты в строго оговоренное время и только в специальной комнате. Но за время лечения брата Софи успела хорошенько узнать доктора. Если привел сюда, значит, всерьез обеспокоен и может позволить.

- Хорошо, - наконец, кивает он. – Хорошо, если вы будете здесь, когда он проснется. В коридоре есть персонал, если что-то нужно.

В палате ничего лишнего, кровать узкая, но Калеб свернулся калачиком, так что места достаточно. Софи несмело касается ноги брата, он даже не вздрагивает. Она убирает руку и начинает ждать.

Софи терпелива.

Научилась терпению, когда поняла, что не существует волшебных таблеток, которые смогут примирить с внутренними демонами и сделать «в порядке». Если в голове что-то категорически не контачит, то может помочь только долгое и сложное лечение – или не помочь.

Когда Калебу становится лучше, он возвращается домой к Софи. Смеется, пьет с ней чай вечерами, рисует, и его картины активно раскупают. В последний раз он начал строить планы и искать квартиру, чтобы переехать от Софи. Она, правда, говорила, что эта досталась от родителей, принадлежит им обоим, а если Калеб хочет разъехаться, можно продать... вскоре разговоры потеряли смысл, Калеб снова вернулся в клинику.

После времени просветления, когда Софи верит, что всё хорошо, снова и снова случается «кризис», как называет доктор Эббот. Другие говорили «обострение», и это звучало куда хуже. Обреченнее.

Софи думала, скоро Калеб вернется домой. В этот раз он оставался в клинике дольше, чем когда-либо, доктор Эббот осторожно говорил, что Калеб совсем плохо отличал реальность от фантазий и мог навредить сам себе. Софи видела это, но верила, что улучшение вот-вот наступит.

И вот он, Калеб, израненный и под успокоительными.

Их никто не тревожит, Софи кажется, солнце начинает клониться к горизонту, когда Калеб наконец-то шевелится. Неловко садится на кровати, у него наверняка всё тело затекло. Но бледное лицо походит на мордочку встревоженного зверька, готового к любой опасности – он наверняка почувствовал кого-то в палате.

- Софи?

Настороженность сменяется удивлением, а потом искренней радостью. Сестру Калеб узнает всегда.

- Софи!

Он порывисто обнимает, потом шипит от боли и, отпрянув, трет забинтованную руку. Софи не успевает спросить, что случилось, как Калеб внезапно придвигается к ней и шепчет:

- Они здесь! Они хотят меня убить! Здесь, здесь...

Он еще что-то лихорадочно шепчет, отодвигается, уже не очень обращая внимание на Софи. Его глаза блестят, а пальцы нервно двигаются, будто перебирают воздух.

Секунду назад Калеб казался абсолютно нормальным, просто уставшим. Теперь похож на безумца.

- Калеб, - голос Софи дрожит, она касается плеча брата. – Пожалуйста, послушай... никто не хочет тебя убить. Никто тебя не преследует.

Он трясет головой:

- Ты не понимаешь!

Софи еще некоторое время сидит с братом, пытается его разговорить, но Калеб нашептывает обычный параноидальный бред, и сердце Софи сжимается. Она хочет помочь брату, но не в силах поправить то, что разъединилось у него в голове.

В детстве он таким не был. Да, конечно, Софи помнит, как еще маленьким он рассказывал о воображаемых друзьях – но у кого их не было? Потом были голоса и другие странности. Ничего опасного. Ничего такого, что мешало бы Калебу жить. Врачи говорили, достаточно периодически пропивать курс таблеток.

Всё было хорошо до смерти родителей.

Софи тогда не было в городе. Она уезжала учиться, переживала разрыв с бойфрендом и пыталась подготовиться к итоговым экзаменам в колледже.

Родителей нашел Калеб. Вернулся из школы и обнаружил два трупа с полиэтиленовыми пакетами на головах. Они отравились газом, оставив записку, что смерть – это не конец, а всего лишь переход на более совершенный уровень бытия, и они отправляются туда.

Много позже, когда они вдвоем с сестрой напились в пустой квартире, Калеб заявил, хорошо хоть, родители не посчитали нужным помогать окружающим «переходить на новый уровень».

Сомнений в самоубийстве не было. Более того, оказалось, что «книжный клуб», в который родители исправно ходили по воскресеньям, был прикрытием для секты, которую они же организовали. Собирались в библиотеке, чтобы обсудить «новые истины».

С участниками общества говорили психологи, как и с Софи и с Калебом. Но на него эти события повлияли слишком сильно, окончательно замкнули что-то в голове.

Вскоре после этого случился первый «кризис». А теперь Калеб сидит в частной клинике и судорожно шепчет сестре о голосах и о том, как его хотят убить.

- Ты их не слышишь, Софи, - с грустью говорит Калеб напоследок. – Я раньше не слышал, когда рисовал, но теперь не работает. Тогда они уходили, потому что не в силах докричаться. Мы их дети, Софи, они хотят нас забрать.

Она уходит, когда Калеб перестает говорить хоть что-то внятное. Находит доктора Эббота и долго слушает о планах касательно лечения. Почти весь разговор Софи смотрит в окно. Когда Калеб в этот раз попал в клинику, трава была еще жухлой прошлогодней, а теперь на деревьях уже летняя листва.

- Можно дать ему рисовать? – Софи наконец-то смотрит на доктора.

Он умолкает на середине фразы. Хмурится:

- Он постоянно это делает. У нас есть занятия, акварель...

- Нет-нет, он говорил, что уже не то. Он рисует на компьютере.

- У нас нет...

- Я привезу. Если я всё привезу, можно будет, чтобы у себя в плате он рисовал?

Доктор Эббот хмурится. Наверняка такое не положено. Но он слишком мягок для доктора, а Софи щедро платит за лечение деньгами с оставленного родителями счета – они всю жизнь ничего толком не тратили, явно готовясь к следующему существованию.

Доктор задумчиво кивает:

- Думаю, смогу организовать.

Софи снова смотрит в окно и позволяет себе улыбнуться. Она уверена, что скоро сможет погулять вместе с Калебом на улице.